Василий Галин Запретная политэкономия Революция по-русски

Вид материала

Документы

Содержание Тенденции власти Именно в этом заключалась главная, основополагающая Четвертую тенденцию сформировали Первая мировая война и Февральская революция, которые вносили новые коррективы в политику больш

Подобный материал:

• Василий Галин Запретная политэкономия красное и белое, 10149.29kb.
• Контрольная работа №1 по дисциплине «Политэкономия», 358.97kb.
• Н. В. Рябинина читаем а. П. Чехова по-русски…, 2062.63kb.
• Протопресвитер Василий Зеньковский пять месяцев у власти (15 мая -19 октября 1918 г.), 3241.38kb.
• -, 388.72kb.
• Конспект лекций по дисциплине "политэкономия" для студентов 050107 заочной формы обучения, 908.57kb.
• Темы курсовых работ по-русски и по-английски (с указанием номера курса); фио научного, 17.99kb.
• Английская революция XVII в. Основные этапы и законодательство. Протекторат Кромвеля., 146.25kb.
• Лекция 14. Кейнсианство и его эволюция «Кейнсианская революция», 259.32kb.
• Культура Древней Руси. Литовско-московское соперничество и решение, 33.56kb.

ТЕНДЕНЦИИ ВЛАСТИ


Свергнув Временное правительство и разогнав Учредительное собрание, большевики почти без сопротивления получили всю полноту власти, но с другой стороны, они тем самым взяли на себя и всю ответственность власти. Взять власть в условиях революционного хаоса было относительно несложно, гораздо труднее было удержать ее в своих руках. А для этого революционеры должны были предложить и реализовать программу построения государства, основанную на новых принципах общественного устройства.

Какие же теоретические основы оставили большевикам в этом плане классики марксизма? — Несмотря на огромный объем их наследия. оно в принципе сводилось к нескольким основополагающим постулатам. Идейные основы давал Ф. Энгельс: «При посредстве этой теорий (Мальтуса о народонаселении) мы стали понимать глубочайшее уни-

250

жение человечества, его зависимость от условий конкуренции. Она показала нам, как в конце концов частная собственность превратила человека в товар, производство и уничтожение которого тоже зависит лишь от спроса; как вследствие этого система конкуренции убивала и ежедневно убивает миллионы людей; все это мы увидели, и все это побуждает нас покончить с этим унижением человечества путем уничтожения частной собственности, конкуренции и противоположности интересов»¹⁰²⁴. По мнению классиков: «...Новый общественный строй уничтожит конкуренцию и поставит на ее место ассоциацию... общее пользование всеми продуктами производства и распределение продуктов по общему соглашению, или так называемую общность имущества»¹⁰²⁵. То есть в основе хозяйственной идеологии социал-демократов в весьма абстрактном выражении декларировались тезисы отмены «частной собственности» и «рыночной конкуренции», а взамен выдвигались лозунги «общности имущества» и «планомерной организации».

Багаж оставленного классиками теоретического наследства в деле построения нового государства Ленин попытался обобщить в работе «Государство и революция», написанной в сентябре 1917 г. Основные результаты сводились к следующим пунктам:

Конечный постулат Маркса базировался на неизбежном отмирании государства в два этапа. Коммунистическое общество, которое только что вышло на свет божий из недр капитализма, которое носит во всех отношениях отпечаток старого общества, Маркс называет «низшей фазой коммунистического общества», или социализмом, основной принцип которого гласит: «за равное количество труда равное количество продукта». Однако это еще не устраняет «буржуазного права», которое неравным людям за (фактически неравное) количество труда дает равное количество продукта... На высшей фазе... общество сможет написать на своем знамени: «Каждый — по способностям, каждому — по потребностям». При этом Маркс совершенно четко указывал: «Право никогда не может быть выше, чем экономический строй и обусловленное им культурное развитие общества...»¹⁰²⁶

Представления Маркса о социалистическом государстве базировались на опыте Парижской коммуны: «Полная выборность, сменяемость в любое время всех без изъятия должностных лиц, сведение их жалованья к обычной «заработной плате рабочего», — по мнению Ленина, — эти простые и «само собою понятные» демократические мероприятия, объединяя вполне интересы рабочих и большинства крестьян, служат в то же время мостиком, ведущим от капитализма к социализму. Эти мероприятия касаются государственного, чисто политического переустройства общества, но они получают, разумеется, весь свой смысл и значение лишь в связи с осуществляемой или подготовляемой «экспроприацией экспроприаторов», т.е. переходом капиталистической частной собственности на средства производства в общественную собственность»¹⁰²⁷.

251

Вот, в общем-то, и все, что оставили классики в своем учении о пролетарском государстве. Остальное должны были найти эмпирическим путем потомки. «У Маркса нет ни тени попыток сочинять утопии, по-пустому гадать насчет того, чего знать нельзя. Маркс ставит вопрос о коммунизме, как естествоиспытатель поставил бы вопрос о развитии новой, скажем, биологической разновидности, раз мы знаем, что она так-то возникла и в таком-то определенном направлении видоизменяется, — констатировал в итоге В. Ленин, — Не вдаваясь в утопии, Маркс от опыта массового движения ждал ответа на вопрос о том, в какие конкретные формы эта организация пролетариата, как господствующего класса, станет выливаться, каким именно образом эта организация будет совмещена с наиболее полным и последовательным «завоеванием демократии»¹⁰²⁸. Т.е. большевики, взяв власть, за исключением некоторых весьма абстрактных теоретических предпосылок не имели никакой реальной программы построения нового государства.

Неподготовленность большевиков к реальному осуществлению власти отмечали многие современники событий. Так, военный министр Временного правительства А. Верховский 3 ноября 1917 г. записывал: «Сегодня говорил с несколькими делегатами, прибывшими только что из переизбранного армейского комитета. Все большевики. Говоря о происшедшем, я указал им на главную опасность, по моему мнению, от захвата власти большевиками — это переход управления в руки людей, совершенно незнакомых с делом. От незнания могут быть сделаны ошибки непоправимые. Не зная меня, не зная, с кем говорят, они ответили фразой, отражающей, как мне кажется, настроение широких масс: «Нас восемь месяцев водили за нос знающие, но так ничего и не сделали. Теперь попробуем сами своими рабочими руками свое дело сделать; плохо ли, хорошо, а как-нибудь выйдет». В этом сказалась вся темнота народная, с одной стороны, неумение понять происходящее, всю объективную невозможность что-либо сделать в обстановке разрухи, оставленной нам в наследство, а с другой — весь ужас потери веры народом в кого бы то ни было, если люди решаются взяться за дело, в котором, они сами чувствуют, ничего не понимают»¹⁰²⁹.

Но большевики шли еще дальше — они декларировали еще и отказ от традиционных экономических методов хозяйствования. Так, С. Витте отмечал: «Единственный серьезный теоретический обоснователь экономического социализма, Маркс, более заслуживает внимания своею теоретической логичностью и последовательностью, нежели убедительностью и жизненной явностью. Математически можно строить всякие фигуры и движения, но не так легко устраивать на нашей планете при данном физическом и моральном состоянии людей. Вообще социализм для настоящего времени очень метко и сильно указал на все слабые стороны и даже язвы общественного устройства, основанного на индивидуализме, но сколько бы то ни было разумного жизненного иного устройства не предложил. Он силен отрицанием, но ужасно слаб созиданием»¹⁰³⁰.

252

Именно в этом заключалась главная, основополагающая проблема большевиков, отказывавшихся от частной собственности, отличной материальной заинтересованности, от личного интереса. Они ничего не предлагали взамен, не давали никакой новой мотивации хозяйственной деятельности. Этот вопрос марксистами был рассмотрен меньше всего. Е. Гайдар и В. May вполне обоснованно указывают на этот ключевой недостаток марксистской теории: «Маркс и Энгельс не сформулировали основное противоречие человека, не указали на источник его (само)развития, (само)движения»¹⁰³¹. На этот источник «естественного развития» капиталистического общества его основатели указали еще в XVII веке. В современной истории о них писал Р. Нейлброн: «При всех новых свойствах индустриального общества XX века великие принципы личного интереса и конкуренции, как бы они ни были ослаблены и ограничены, все еще определяют основные правила поведения, которые ни одна экономическая организация не может позволить себе полностью игнорировать...»¹⁰³² К началу XX века альтернатив «личному интересу и конкуренции», как источникам саморазвития, человеческая мысль тем более не знала. Австрийский профессор Мизес в 1922 гг. имел все основания утверждать, что «социализм коммунистов ведет не к развитию производительных сил, а к их падению. Это происходит прежде всего потому, что коммунисты забывают о крупнейшей роли частноиндивидуалистического стимула, частной инициативы. Капитализм страдает пороками — это верно. Но капиталистическая конкуренция ведет к развитию производительных сил, которые гонятся капиталистическим развитием вперед, и в результате роста производительных сил общества больше приходится и на долю рабочего класса. Поскольку коммунисты хотят установить производство по приказу, из-под палки, постольку их политика потерпит и уже терпит неминуемый крах»¹⁰³³.

Чем объяснить такую неподготовленность большевиков к власти и основополагающим вопросам организации любой социально-экономической, государственной системы? Ортодоксальностью их взглядов? Или чем-то большим? Есть ли помимо субъективных факторов, какие- либо объективные тенденции, которые вели большевиков к власти и определяли ее характер?

История и законы развития общества дают нам возможность ответить на эти вопросы и выделить по крайней мере несколько вполне объективных тенденций, не зависевших от воли и желаний большевиков. В то же время эти тенденции настойчиво толкали и двигали большевиков к власти, одновременно формируя ее социально-экономические черты:

Первую тенденцию наиболее наглядно обозначил Питт Джордж: «Революция не начинается с атаки на государство некой новой мощной силы. Она начинается просто с внезапного понимания почти всеми пассивными и активными гражданами, что государства больше не су-

253

шествует»¹⁰³⁴. В поисках причин «исчезновения» государства практически все мыслители, двигаясь с разных сторон, приходили к одним и тем же выводам: Н. Бердяев: «Революции я считаю неизбежными, они фатальны при отсутствии или слабости творческих духовных сил, способных радикально реформировать и преобразовать общество»¹⁰³⁵. О. Бисмарк: «Сила революционеров не в идеях вождей, а в обещаниях удовлетворить хотя б небольшую долю умеренных требований, своевременно не реализованных властью». Питирим Сорокин: «Падение режима — обычно результат не столько усилий революционеров, сколько бессилия и неспособности к созидательной работе самого режима».

Паркинсон на основе русской революции сформулировал один из своих фундаментальных законов: «Любую революцию порождает само правительство, оно создает вакуум, куда бунтари засасываются, можно сказать, против своей воли... Империи рушатся потому, что гниют изнутри, а правители, на чьем счету нет никаких конкретных преступлений, приводят свой народ к катастрофе всем, чего они не удосужились сделать». На языке марксистской философии этот закон определял революционную ситуацию тем, что «верхи не могут, а низы не хотят» жить по-старому.

Но почему же к власти должны были прийти именно большевики?

За 70 лет до рассматриваемых событий П. Чаадаев в своих рассуждениях о французской революции писал: «Странное дело! В конце концов признали справедливым возмущение против привилегий рождения; между тем происхождение — в конце концов — закон природы... между тем все еще находят несправедливым возмущение против наглых притязаний капитала, в тысячу раз более стеснительных и грубых, нежели когда-либо были притязания происхождения... Социализм победит не потому, что он прав, а потому, что не правы его противники»¹⁰³⁶. Откровенная и голая неправота противников социализма выразилась в концентрированном виде во время работы буржуазно-демократического Временного правительства, приведшего страну на край катастрофы. Октябрьская революция была не победой большевиков, а поражением идей, на протяжении предыдущих восьми месяцев уничтожавших Россию. Народные массы шли не за большевиками, а против буржуазно-демократической власти, обрекавшей их на вымирание и деградацию. Большевики, пытаясь удержаться у власти, следовали за стихией и ушли гораздо дальше даже тех идей, которые сами ставили своей целью.

Вторая тенденция была предопределена уровнем социально-экономического развития России. Царский режим принудительным образом сохранял в деревне по сути феодальные, доэкономические отношения. Доля рыночных отношений крестьян составляла около 40% всей их хозяйственной деятельности. Основная часть производимой ими продукции шла на обеспечение собственного выживания в рамках натураль-

254

ного хозяйства. Кроме того, крестьяне существовали не сами по себе, а были объединены в общины, выполнявшие роль органа внутреннего самоуправления. Их целью было выполнение не столько экономических, сколько социальных функций: обеспечения выживания и социальной защиты своих членов, — что можно было осуществить только за счет относительного социального выравнивания внутри общины. Но и это не все. Право частной собственности внутри общины имело резко ограниченный характер. Собственность на основной, жизненно необходимый производственный ресурс крестьянина — землю — принадлежала общине, крестьянин только арендовал ее у общины, вернее, община бесплатно кредитовала ею крестьянина. Крестьянин не мог ни продать, ни заложить землю. То есть личный, частнохозяйственный, капиталистический интерес в мотивации труда крестьянина был сильно ограничен и не выходил за строго определенные узкие рамки. И это положение касалось почти 80% населения Российской империи, в том числе и армии, и рабочих первого поколения. Общинный менталитет имел еще более широкую социальную базу и в той или иной мере накладывал свой отпечаток практически на все русское общество. Общинно-феодальная модель сельского коммунизма во многом перекликалась с довольно абстрактными идеями левых, по крайней мере она могла быть использована на переходном этапе развития, на что, в частности, указывал Маркс¹⁰³⁷. Крестьянская стихия, разбуженная и радикализованная войной и революцией, устремилась в русло той общественной модели, которой крестьянство отчасти жило, отчасти в идеализированном виде представляло себе в мечтах, на протяжении веков.

И большевики на первом этапе революции, чтобы удержаться у власти, шли не столько за своими идеями, сколько следовали за стихийным движением масс. В. Булдаков цитирует автора, точно уловившего суть происходящего: «Ленин относился к тем редким лидерам, которые «становятся во главе стихии именно потому, что ей подчиняются»... Ленин обладал «редким чутьем к стихии», «умел улавливать все колебания стихии»¹⁰³⁸. В 1925 г. Н. Устрялов, в прошлом главный колчаковский пропагандист, в далеком Харбине уверял, что Ленин оказался «по ту сторону добра и зла», поскольку в его лице Россия столкнулась с «воплощенной стихией революции»¹⁰³⁹. Большевики шли по пути, о котором М. Либер с возмущением говорил: «Ложь, что массы идут за большевиками. Наоборот, большевики идут за массами. У них нет никакой программы, они принимают все, что массы выдвигают».

На третью тенденцию указывала марксистская теория эволюционного развития общества. Маркс утверждал: если общество попало на след естественного закона своего развития, то оно не может ни перескочить через естественные фазы развития, ни отменить последние декретами. Оно может лишь сократить и смягчить муки родов. На первом

255

этапе «социалистической революции», который должен был продлиться неизвестно сколь долго, согласно классикам марксизма, неизбежен переход к буржуазно-демократическому строю. И большевики начинали свою революцию именно как буржуазно-демократическую, а муки родов пытались снизить усилением социальной ориентацией нового общества.

Этот эволюционный путь развития был избран как стратегический на III съезде в Лондоне (первом чисто большевистском), где вместе с полной победой «демократической рабоче-крестьянской диктатуры», установленной в результате успешного вооруженного восстания, которое «низвергнет самодержавие с его дворянством и чиновничеством», целью революции выдвигалось установление буржуазно-демократической республики с объединенным социал-демократическим Временным правительством во главе. И большевики четко придерживались своей стратегической линии.

Так, в 1917 г. П. Милюков отмечал: «Теперь, как и в 1905 г., общее мнение левых было, что в России переворот должен начаться с буржуазной революции. Социалисты принципиально не хотели брать власти с самого начала, оставляя это для следующей «стадии»¹⁰⁴⁰. Меньшевики считали, что в Октябре 1917 г. «никакой социалистической революции не было, а была буржуазно-демократическая революция, лишь одетая в социалистические лозунги и осложненная... преимущественной и руководящей ролью в ней пролетариата»¹⁰⁴'. Ленин, судя по его работам начала 1918 г., после захвата власти явно склонялся к эволюционной социально-буржуазной модели дальнейшего развития.

Его идеи построения нового общества базировались на фундаментальных утверждениях Маркса, который в предисловии к «Капиталу» указывал: «Страна, промышленно более развитая, показывает менее развитой стране лишь картину ее собственного будущего»¹⁰⁴². В. Ленин в полном соответствии с теорией определял предлагаемый им путь развития тезисом: «Россия находится в таком положении, когда целый ряд из первоначальных предпосылок подобного перехода (к социализму — Н.С.) имеются налицо. С другой стороны, целый ряд подобных предпосылок отсутствует в нашей стране, но может быть заимствован ею сравнительно легко из практического опыта соседних, гораздо более передовых стран, давно уже поставленных историей и международным общением в тесную связь с Россией»¹⁰⁴³.

Трудность реализации идей классиков состояла в том, что новая система не может быть просто скопирована с аналогичных систем других передовых государств, каждая страна имеет свои исторические, географические и прочие особенности, и поэтому чужая система должна быть по крайней мере адаптирована к реалиям конкретной страны. Кроме этого русская революция неожиданно увела большевиков гораздо дальше их теоретических построений. Копировать, по большему счету,

256

было некого и нечего. Этот факт беспристрастно констатировал Е. Преображенский: «Увы, и на европейском континенте и на американском материке мы имеем страны, промышленно гораздо больше развитые, чем Россия, но, к сожалению, ни одна из этих стран не в состоянии показать промышленно отсталой советской России картину ее ближайшего будущего. Тот неожиданный зигзаг, который проделала история фактом победы в результате установления диктатуры пролетариата как раз в одной из отсталых, аграрных стран Европы, как Россия, при наличии капиталистических отношений в экономически более передовых странах, этот зигзаг сделал ситуацию... несравненно более сложной (в смысле обучения отсталых стран у передовых), чем та, в обстановке которой писались... слова Маркса»¹⁰⁴⁴.

В результате большевикам пришлось строить новое общество эмпирическим путем фактически с нуля. Е. Преображенский по этому поводу писал: «Человеческое общество именно в том прорыве капиталистической оболочки, который образовался благодаря пролетарской революции в России..., нащупывает «естественный закон своего развития» на ближайшую эпоху. В этом главное и самое существенное для понимания основного процесса, происходящего теперь на территории советской России»¹⁰⁴⁵.

Четвертую тенденцию сформировали Первая мировая война и Февральская революция, которые вносили новые коррективы в политику большевиков. Они ставили выбор: либо хаос и анархия, либо немедленная жесткая мобилизация власти ради спасения государства. Мало того, неожиданное саморазрушение всей политэкономической системы капитализма приводило к ситуации, когда эволюционный переход от капитализма к социально-ориентированному буржуазному обществу оказался невозможным. Лозунги кадетов, октябристов, меньшевиков и эсеров превращались в пустой звук, который больше провоцировал массы, чем вел их за собой. Ни у одной партии, ни у одной политической силы, не было ни одной идеи, ни одной мысли, способной консолидировать стихию масс и направить ее в созидательное русло.

Именно в это время появляется работа В. Ленина «Апрельские тезисы», написанная в апреле 1917 г. по дороге из эмиграции в Петроград. «Всего один рабочий день попался мне в поезде... Мои рассуждения буду г несколько теоретичными, но, полагаю, в общем и целом правильными, соответствующими всей политической обстановке страны»¹⁰⁴⁶ — писал Ленин, который, за исключением нескольких дней в 1905 г., семнадцать лет с 1900 г. не был в России»¹⁰⁴⁷. «Апрельские тезисы» фактически отвергали переходный буржуазно-демократический этап развития:

«5. Не парламентарная республика, — возвращение к ней от С.Р.Д. было бы шагом назад, — а республика Советов рабочих, батрацких

257

и крестьянских депутатов... Устранение полиции, армии, чиновничества. Плата всем чиновникам, при выборности и сменяемости всех их в любое время, не выше средней платы хорошего рабочего.

6. В аграрной программе... Национализация всех земель в стране, распоряжение землею местными Советами батрацких и крестьянских депутатов. Выделение Советов депутатов от беднейших крестьян...

7. Слияние немедленное всех банков страны в один общенациональный банк и введение контроля над ним со стороны С.Р.Д.

8. Пока — не введение социализма, а только переход к контролю со стороны Совета рабочих депутатов за общественным производством и распределением продуктов.

9. Требование государства-коммуны и перемена названия партии социал-демократов большевиков на коммунистическую партию.

1) свержение правительства и разложение армии;

2) возбуждение классовой борьбы в стране и даже внутриклассовой в деревне;

3) отрицание демократических форм государственного строя и переход власти к меньшинству (к партии социал-демократов большевиков)— меньшинству хорошо организованному, вооруженному и централизованному»¹⁰⁴⁸.

Г. Плеханов обозвал тезисы В.И. Ленина «бредом», представляющим собой «безумную и крайне вредную попытку посеять анархическую смуту на русской земле»¹⁰⁴⁹. На другой день после опубликования тезисов, 8 апреля, на заседании Петроградского комитета большевиков Ленин оказался в полной изоляции. Богданов заявлял: «Ведь это бред, это бред сумасшедшего!», его поддержали видный большевик Гольденберг и редактор «Известий» Стеклов (Нахамкес). Н. Суханов назвал эту программу «разудалой левизной, бесшабашным радикализмом, примитивной демагогией, не сдерживаемой ни наукой, ни здравым смыслом»¹⁰⁵⁰. Отпор был такой, что Ленин покинул зал, даже не использовав свое право на ответ¹⁰⁵¹. Против тезисов было подано 13 голосов, за — 2, воздержался — 1. Однако состоявшаяся 18 апреля Петроградская городская и VII Всероссийская конференция большевиков приняли резолюции, в основе которых лежали положения «Апрельских тезисов».

В мае в России появляется меньшевик Троцкий, который, несмотря на свои разногласия с Лениным, сразу встает на его сторону. От этого Троцкий идейно не стал большевиком, но, очевидно, он увидел в Ленине, тогда еще «аутсайдере революции», ту единственную силу, которая могла организовать массы и повести их за собой. Впрочем, не он один. Сторонники Ленина разглядели в «Апрельских тезисах», помимо «бесшабашного радикализма», программу мобилизации власти на самой широкой социальной основе в стремительно разваливающемся государстве. Это не была программа построения социализма, как утверждают многие. Сам Ленин полгода спустя напишет про свои «Апрельские тезисы»: «Заметьте, что это писано при Керенском, что речь идет здесь

258

не о диктатуре пролетариата, не о социалистическом государстве, а о "революционно-демократическом"... Неужели не ясно, что в материальном, экономическом, производственном смысле мы еще в преддверии социализма не находимся? И что иначе, как через это не достигнутое еще нами "преддверие", в дверь социализма не войдешь?»¹⁰⁵²

«Апрельские тезисы» были интуитивной попыткой найти формы мобилизации власти, пригодные для страны, уже потерпевшей поражение в войне и пребывающей в революционном хаосе и анархии. Свои представления о новой мобилизационной политике В. Ленин основывал в работе «Главная задача наших дней» (11 марта 1918 г.). В ней он пытался перенять опыт мобилизационной политики кайзеровской Германии: «Победа над беспорядком, разрухой, расхлябанностью важнее всего, ибо продолжение мелкособственнической анархии есть самая большая, самая грозная опасность, которая погубит нас (если мы не победим ее) безусловно, тогда как уплата большей дани государственному капитализму не только не погубит нас, а выведет вернейшим путем к социализму»... «Чтобы еще более разъяснить вопрос, приведем прежде всего конкретнейший пример государственного капитализма. Всем известно, каков этот пример: Германия. Здесь мы имеем последнее слово современной крупнокапиталистической техники и планомерной организации, подчиненной юнкерско-буржуазному империализму. Откиньте подчеркнутые слова, поставьте на место государства военного, юнкерского, буржуазного, империалистского — тоже государство, но государство иного социального типа, иного классового содержания, государство советское, т.е. пролетарское, и вы получите всю ту сумму условий, которую дает социализм»¹⁰⁵³. «Социализм, — утверждал в другой своей статье В. Ленин, — есть не что иное, как ближайший шаг вперед от государственно-капиталистической монополии. Или иначе: социализм есть не что иное, как государственно-капиталистическая монополия, обращенная на пользу всего народа и постольку переставшая быть капиталистической монополией»¹⁰⁵⁴. Данная политика являлась не чем иным, как формой мобилизации власти во время войны и революции, получившая название «военный коммунизм» в противовес кайзеровскому «военному социализму».

Политика «военного коммунизма» неоднократно критиковалась другими социалистами именно за ее несоответствие идеологии. Левые коммунисты уже в 1918 году резко отрицательно воспринимали ленинскую концепцию государственного капитализма, протестовали против механического применения опыта кайзеровской Германии или дореволюционной России, утверждая, что это является отказом от типа управляющего с низов «государства-коммуны»¹⁰⁵⁵. При этом часть близких к большевикам социалистов— В.Базаров, А.Богданов и другие — заявляли о полной противоположности идеологии «военного коммунизма» задачам построения планомерного социалистического общества¹⁰⁵⁶.

259

Но Ленин был непреклонен: «Германия и Россия воплотили в себе в 1918 году всего нагляднее материальное осуществление экономических производственных, общественно-хозяйственных, с одной стороны, и политических условий социализма — с другой стороны. Если в Германии революция еще медлит «разродиться», наша задача — учиться государственному капитализму немцев, всеми силами перенимать его, не