Программы билингвального обучения в США в 90-е годы ХХ века (на материале английского и испанского языков) 7 Саунина Д. В

Вид материала

Документы

Содержание Некоторые подходы к пониманию Дискурс=подъязык + текст + контекст. Библиографический список Модальность как компонент

Подобный материал:

• Пособие построено на материале переводов с немецкого, английского, французского, отчасти, 5817.76kb.
• Модальность научно-педагогического текста (на материале английского и русского языков), 294.51kb.
• Формирование и развитие музыкальной терминологии исполнительского искусства (на материале, 353.77kb.
• Концепт «странный» в ментальности различных народов (на материале русского и английского, 1215.49kb.
• Прагмалингвистический аспект перевода общественно-политических текстов (на материале, 488.66kb.
• Методические Указания По грамматике испанского языка Для студентов 1 курса, 345.17kb.
• Отображение универсальных и этноспецифических черт языковой картины мира в фразеологических, 272.51kb.
• Фразеологическая репрезентация религиозного мира человека (на материале русского, английского, 445.82kb.
• Темпоральные метафоры в языковых картинах мира носителей русского и испанского языков, 299.39kb.
• Формирование лексических навыков у младших школьников с помощью компьютерной программы, 290.3kb.

НЕКОТОРЫЕ ПОДХОДЫ К ПОНИМАНИЮ

ИНСТИТУЦИОНАЛЬНОГО ДИСКУРСА

И АКТУАЛЬНОСТЬ ЕГО ИССЛЕДОВАНИЯ


Е.А. Макарихина, И.Ю. Саяпина


Саратовский государственный университет

Кафедра английского языка и межкультурной коммуникации


Возникновение и развитие теории дискурса и практики его анализа отвечают следующим тенденциям в лингвистике XX в.: стремлению вывести синтаксис за пределы предложения, разработке прагматики речи, подходу к речи как к социальному действию, интересу к речевому употреблению и субъективному аспекту речи, общей тенденции к интеграции гуманитарных исследований.

Истоки теории дискурса и методов его анализа следует видеть в исследованиях языкового употребления (немецкая школа П. Хармана,
П. Вундерллиха и др.), в социолингвистическом анализе коммуникации (американская школа Э. Щеглова, Г. Загса и др.), в логико-семиотическом описании разных видов текста – политического, дидактического, повествовательного – французский постструктурализм (семиотические исследования в лингвистике А. Греймас, Е. Ландовского и др.), в моделировании порождения речи в когнитивной психологии, в описании этнографии коммуникации и антропологических исследованиях. Более отдаленные корни теории дискурса можно видеть в работах М. М. Бахтина [цит. по: 1, 137].

В России в первую очередь представлена лингвистика текста (в работах В.Г. Гака, С.И. Гиндика, Т.М. Николаевой, Е.В. Бадухевой и других ученых) [2].

Речевая деятельность, являющаяся центральным объектом лингвистики, допускает множество аспектов изучения. Дискурсивный аспект представляет собой освещение общения с учетом всех характеристик культурно-исторического, социально-ситуативного планов [3]. Существует ряд определений термина «дискурс». В коллоквиалистике под дискурсом может пониматься устно-разговорное произведение, не имеющее отчетливо выраженной текстовой организации [4, 50–57; 5]. Иную позицию занимает М.Л. Макаров, который предлагает употреблять термины «текст» и «дискурс» как синонимы, оставляя за последним «подчеркнутую процессуальность» [6, 75–87]. Н.Д. Арутюновой дискурс определяется как «связный текст в совокупности с экстралингвистическими – прагматическими, социокультурными, психологическими и другими факторами» [1, 137].

Исходя из вышесказанного, признаками дискурса большинство лингвистов считает его текстовую сущность в сочетании с экстралингвистическими моментами, существенными для его адекватного понимания. Для специалистов в области риторики значимыми оказываются иные признаки дискурса: его звучащий характер и отчетливо выраженная процессуальность. Так, в «Основах риторики» А.К. Михальской находим: «Звучащее слово – живую речь, произносимую в процессе развертывания речевого события, – в современной лингвистике называют дискурсом (от лат. discurro, discursum – рассказывать, излагать, а также бегать туда-сюда); второе значение латинского слова тоже входит в значение современного лингвистического термина “дискурс”, который обозначает не только повествовательную, но и диалогическую речь» [7, 416].

Семантическая многогранность термина «дискурс» привела к необходимости использования при нем атрибутивных уточнителей (монологический дискурс, диалогический дискурс, разговорный дискурс, институциональный дискурс).

С позиций участников общения (социолингвистический подход) все виды дискурса распадаются на личностно-ориентированный и статусно-ориентированный дискурс. Личностно-ориентированный дискурс проявляется в двух основных сферах общения – бытовой и бытийной. Статусно-ориентированный дискурс сводится к образцам вербального поведения, сложившимся в обществе применительно к закреплённым сферам общения. Статусно-ориентированный дискурс может носить институциональный и неинституциональный характер, в зависимости от того, какие общественные институты функционируют в социуме в конкретный исторический промежуток времени [8, 477]. Всякий институциональный дискурс использует определенную систему профессионально-ориентированных знаков или, другими словами, обладает собственным подъязыком (специальной лексикой, фразеологией) [9, 368]. Человек вступает в то или иное дискурсное пространство не только в определенной социальной роли (включающей или подразумевающей и фактор сферы общения или тип социального института), но и с определенными целями. Институциональный дискурс оказывается предельно широким понятием, охватывающим как языковую систему (ту ее часть, которая специфически ориентирована на обслуживание данного участка коммуникаций), так и речевую деятельность (совокупности лингвистических и экстралингвистических факторов), и текст. Это можно представить в виде формулы:

ДИСКУРС=ПОДЪЯЗЫК + ТЕКСТ + КОНТЕКСТ.

Компонент «текст» означает «творимый текст + ранее созданные тексты». Компонент «контекст» включает в себя такие разновидности, как «ситуативный контекст» и «культурный контекст» [10; 11, 25–33; 9].

Выделяют политический, административный, судебный, военный, педагогический, религиозный, медицинский, деловой, рекламный, научный и другие виды дискурса. Ядром институционального дискурса является общение базовой пары участников коммуникации – учителя и ученика, ученого и коллеги, журналиста и читателя и т.д. [10].

Среди некоторых языковедов бытует мнение, что на уровне дискурса отсутствует структурная организация. Если так, то придется признать, что любой разговор состоит из беспорядочной совокупности предложений. Но ведь далеко не любое высказывание можно поместить после какого-то другого высказывания. Структура дискурса существует. Однако в дискурсе «все возможно», в отличие от структурного детерминизма в системе языковых единиц и уровней. Поэтому категория «структура» должна применяться к дискурсу с долей осторожности [6, 75–87]. Наиболее структурированными видами дискурса М.Л. Макаров считает институциональные.

Сосуществование в дискурсе единиц и структур самой разной природы, выполняющих различные функции, приводит к большой трудности описания дискурса. В потоке звучащей речи можно выделить иерархию единиц фонетико-просодического характера: звук, слово, фонетическое слово, синтагму, фразу; в цепочке языковых выражений – ряд грамматических единиц: морфему, слово, синтаксическое целое, абзац. Выделяют также социально-интерактивные единицы: действие, ход, обмен, стратегию, трансакцию, или фазу, эпизод, целое коммуникативное событие [12; 13, 34–45].

Помимо структурных характеристик дискурс имеет тонально-жанровые измерения. Говоря о тональности дискурса, мы имеем в виду такие параметры, как серьёзность либо несерьёзность, обиходность либо ритуальность, стремление к унисону либо конфликту, сокращение либо увеличение дистанции общения, открытое либо завуалированное выражение интенций, направленность на информативное либо фатическое общение. Эти параметры взаимосвязаны [10; 14; 15]. Жанровые характеристики дискурса могут рассматриваться как совокупность тех или иных признаков [16; 17; 18]. Свободный характер правил формирования речевых жанров относится к одному из наиболее важных теоретических положений М.М. Бахтина [19, 4–12].

В качестве параметров структурирования жанрового пространства отдельных видов институционального дискурса (политический дискурс) Е.И. Шейгал рассматривает степень институциональности, субъектно-адресатные отношения, социокультурную вариативность, событийную локализацию. В работе Шейгал исходит из широкого подхода к политическому дискурсу, так как политический дискурс представляет собой сложное многомерное образование, речевые жанры которого образуют сеть множественных пересечений [9].

В.И. Карасик рассматривает жанры институционального дискурса (педагогического и др.) на основании реально существующих естественно сложившихся форм общения, для которых можно выделить прототипные единицы (в педагогическом дискурсе: урок, лекция семинар и т.д.). Наиболее важные жанры дискурса распадаются на виды [10].

Понятие «жанр» в социолингвистике рассматривается в тесной связи с понятием «речевое событие»; жанр определяется как форма речи, являющаяся частью того или иного речевого события. Например, жанр проповеди относится к службе в церкви, но не исчерпывает данного события, в которое также входят молитвы, пение псалмов и т.д. [9].

В.Е. Гольдин выявляет отличие сложных речевых событий от простых по следующим параметрам: это события, маркированные как явления общественного характера, обычно планируемые, контролируемые, специально организуемые, назначаемые на определённое время. Строение таких событий имеет институционализированный, ритуализированный характер [4]. Например, слушание дела в суде – сложное коммуникативное событие, поскольку оно поддаётся членению на более мелкие коммуникативные акты. Ритуализация сориентирована на некоторое действие в его сюжетной целостности; участники ритуала разыгрывают это действие вновь, осознавая свою принадлежность к исходному началу. «Ритуализация» процесса судебного разбирательства выражается, прежде всего, в том, что «диалоговое взаимодействие позиций обвинения и защиты регулируется третьим собеседником – законодателем, воля которого закреплена в правовых нормах. Судья выступает в роли “дирижера”, контролирующего ход речевой интеракции участников события, которая состоит в основном из “обменных” структур. Судья “регламентирует”, осуществляет мониторинг смены коммуникативных ролей» [21, 22–31].

Институциональный дискурс ещё предстоит исследовать и описать, используя разные подходы. В настоящее время основные направления изучения институционального дискурса сводятся к определению признаков дискурса как культурно-ситуативной сущности, моделированию его структуры, освещению лингвокультурных особенностей дискурса в межъязыковом сопоставлении, к установлению его типов. В центре внимания – организация жанрового пространства институционального дискурса, определение функциональной иерархии его жанров, описание жанров.

Сегодня на передний план интересов ученых выходит воздействие, влияние или же эффективность различных типов дискурса [22, 106–112]. Наука о речевом воздействии – интегральная наука, объединяющая представителей целого комплекса смежных наук – традиционной системной лингвистики, коммуникативной лингвистики, социолингвистики, прагмалингвистики, риторики, дискурсивной лингвистики, стилистики и культуры речи, психологии, социологии, связей с общественностью и др. [14]. Поэтому исследование институционального дискурса неизбежно предполагает обращение к его интенциональному аспекту, а именно – к изучению стратегий и тактик (интенций речевых действий в типовой ситуации социализации),

Пристальное внимание исследователей к институциональному дискурсу, несомненно, принесёт плодотворные результаты и позволит построить более мощную объяснительную теорию дискурса, а также разработать более совершенные методики изучения иноязычной культуры.


БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК


1. Арутюнова Н.Д. Дискурс // Лингв. энцикл. словарь. М., 1990.

2. Кронгауз М.А. Семантика. М., 2001.

3. Попова Е.А. Культурно-языковые характеристики политического дискурса (на материале газетных интервью). Волгоград, 1995.

4. Колокольцева Т.Н. Роль диалога и диалогичности в современном коммуникативном пространстве // Проблемы речевой коммуникации. Саратов, 2000.

5. Колокольцева Т.Н. Специфические коммуникативные единицы диалогической речи. Волгоград, 2001.

6. Макаров М.Л. Изучение структуры речевой коммуникации: От теории речевых актов к дискурс-анализу // Англистика. Тверь, 1999.

7. Михальская А.К. Основы риторики. М., 1996.

8. Карасик В.И. Языковой круг: личность, концепты, дискурс. Волгоград, 1997.

9. Шейгал Е.И. Семиотика политического дискурса. Волгоград, 2000.

10. Карасик В.И. Язык социального статуса. Волгоград, 1992.

11. Карасик В.И. Структура институционального дискурса // Проблемы речевой коммуникации // Проблемы речевой коммуникации: Межвуз. сб. науч. тр. Саратов, 2000.

12. Макаров М.Л. Языковое общение в малой группе. Опыт интерпретативного анализа дискурса. Тверь, 1998.

13. Макаров М.Л. Языковой дискурс и психология // Язык и дискурс. Тверь, 1997.

14. Стернин И.А. Введение в речевое воздействие. Воронеж, 2001.

15. Сиротинина О.Б. Современная разговорная речь и ее особенности. М., 1974.

16. Шмелева Т.В. Модель речевого жанра // Жанры речи. Саратов, 1997.

17. Advances in Spoken Discourse Analysis / Ed. by M. Coulthard. Koutledge; L., 1992.

18. Silverman D. Interpreting Qualitative Data. L., 1993.

19. Баранов А.Г. Когниотипичность текста. К проблеме уровней абстракции текстовой деятельности // Жанры речи. Саратов, 1997.

20. Гольдин В.Е., Сиротинина О.Б., Ягубова М.А. Русский язык и культура речи. Саратов, 2001.

21. Аристов С.А. Социально-когнитивные аспекты cмены коммуникативных ролей // Тверской лингвистический меридиан. Тверь, 1999. Вып. 2.

22. Иванчук И.А. Афоризм как риторическое средство публичной речи носителей элитарной речевой культуры // Проблемы речевой коммуникации: Межвуз. сб. науч. тр. Саратов, 2000.


МОДАЛЬНОСТЬ КАК КОМПОНЕНТ

КОММУНИКАТИВНОЙ ЦЕЛИ ВЫСКАЗЫВАНИЯ


С.К. Соловьева


Саратовский государственный университет

Кафедра английского языка и межкультурной коммуникации


Рассмотрение высказывания в терминах прагматики и семантики выявляет влияние на его формирование таких понятий, как «коммуникативная ситуация», «знание участников коммуникативного акта о содержании высказывания» и «цель высказывания», или «коммуникативное намерение». Понятие «коммуникативное намерение» обычно используется без определения, оно получило дальнейшее уточнение и развитие в теории речевых актов как одна из составляющих сложного понятия «иллокутивная функция», а именно – «иллокутивная цель». Для выражения некоторых наиболее существенных и частотных иллокутивных целей в языке создаются специальные грамматические и просодические маркеры, которые служат для выделения синтаксических типов предложений в соответствии с целью высказывания.

Понятие «иллокутивная функция высказывания» оказывается тесно связанным с синтаксическим типом предложения, кроме того, в зависимости от данной функции прослеживаются определенные закономерности в функционировании морфологических категориальных форм наклонения. Не вызывает у исследователей сомнения и связь между иллокутивной функцией высказывания и модальностью. Поскольку понятие «модальность» трактуется очень широко, то во многих исследованиях его объем значительно различается, и сам набор выделяемых модальных значений и их оттенков варьируется. Как указывает Дж. Хэллидей, «modality relates to expressing a role relationship between speaker and hearer (interpersonal function)» [1, 15]. Многие исследователи рассматривают модальность в тесной связи с логической категорией модальности и суждения, выделяя два типа модальных значений: объективную модальность и субъективную модальность [2], и подчеркивают, что эти типы модальности включают разные виды и оттенки модальных значений. Отношение иллокутивной семантики к сфере модальности не ограничивается, однако, областью коммуникативных установок [3]. В лингвистике модальность соотносится, прежде всего, со значениями реальности, возможности, необходимости, желательности, которые, в свою очередь, подразделяются на модальность объективную и субъективную. Понятие «объективная модальность» используется для описания отношений между высказыванием и действительностью, тогда как субъективная модальность характеризует отношение говорящего к содержанию высказывания, причем подчеркивается, что все модальные значения строятся на основе общего семантического признака – точки зрения говорящего.

В терминах грамматических категорий об объективной модальности обычно говорят при противопоставлении реальной модальности высказывания, выраженной формами индикатива, модальности нереальной. В результате анализа соотношения понятия «иллокутивная функция» с понятием «объективная модальность» исследователи выделяют набор объективно-модальных значений, что позволяет выявить общий компонент иллокутивной и модальной семантики [4]. Согласно такой дифференциации семантики объективной модальности (в англоязычной лингвистической традиции индикативной модальности) косвенный вопрос как компонент сложной синтаксической конструкции передает значение вопросительной модальности. При сопоставлении этого термина с иллокутивной функцией, которая маркируется вопросительными конструкциями, т.е. имеет целью оформление речевого факта вопроса, выясняется, что вопросительная модальность связана только с придаточным предложением, содержащим косвенный вопрос, и имеет иное оформление в плане выражения – частицу, вопросительное местоимение или наречие.

He wondered whether Steve knew or understood what had happened.

I don’t really know where the boy was standing.

Семантически косвенный вопрос и вопросительное предложение объединяет общий компонент – объективно-модальное значение, предполагающее наличие реальных альтернатив.

При рассмотрении повествовательных предложений также выявляется соответствие между иллокутивной семантикой и объективной модальностью. При этом существенным оказывается семантический параметр, уточняющий характер (качество) соответствия между высказыванием и действительностью [5]. Утвердительная модальность, как указывает Е.В. Падучева, характеризует не только самостоятельное предложение, но и любую предикативную конструкцию. Данное модальное значение соответствует не иллокутивной функции утверждения, а функции реальности, присущей утвердительным предложениям. В этой связи важно отметить, что при трактовке реальной модальности как соответствия содержания высказывания действительности, глагольные формы индикатива нельзя квалифицировать как однозначный признак данной модальности.

Продуктивным способом выражения различных оттенков субъективной модальности является использование индикативных предикативных форм пропозициональных глаголов и глаголов умственной деятельности в составе главного предложения с придаточным дополнительным.

He thinks that no values can be maintained or promoted except through solidarity with the many…

Значение «think» в данном случае передает нейтральное отношение высказывания к действительности и относится не к утвердительной, а к нейтральной модальности. Особенно высокой частотностью употребления в научных текстах характеризуется специфический лексико-синтаксический способ выражения оттенков модальных значений – сочетание индикативной глагольной формы с инфинитивом. Первый элемент конструкции, глагол в индикативе, квалифицирует действие, обозначенное инфинитивом, как возможное, вероятное, предполагаемое, желаемое и т.д., при этом в большинстве случаев модальная характеристика высказывания выражена в максимально отвлеченном виде без указания на субъект-носитель модального значения. Рассмотрение семантики предикативных словоформ показывает, что наиболее частотно употребляемые to believe, to consider, to expect соотносятся с разными иллокутивными функциями утверждения, суждения и предположения.

But he had an extreme dislike of universally valid morality, which was believed to be, as it were, the transubstantiation of wine into water.

With characteristic austerity, work is considered to be desirable and admirable, and idleness a curse.

Because chromosome 21 has been associated with Down’s syndrome, the clearer picture of its genetic contents, is expected to have great medical relevance.

Значения «to believe-to accept as true or as conveying the truth» и «to consi-ider-to be of opinion, regard as» сближают оформленные ими высказывания с нейтральной модальностью «to think», а значение «to expect – to regard as likely, assume as a future event or occurrence» классифицирует суждение как не имеющее места в действительности, т.е. относящееся к сфере нереальной модальности.

Можно предположить, что иллокутивная сила (функция высказывания) изменяется не только качественно, но и количественно. Такое изменение интенсивности иллокутивной силы прослеживается в случаях реального функционирования структур, в которых субъект-носитель модального значения имеет разное оформление. Модальное значение авторской вовлеченности, обозначенное глаголами предпочтения, желания, побуждения передается наиболее эксплицитно в сочетании с субъектами – личными местоимениями и именами собственными.

He required the «ideal» type to be capable of identifying himself with other men and of seeking a common world where free people with other men and of seeking a common world where free people can act.

As a Slavophil he wanted the peasant commune to be a safeguard against influences and as a support of paternalism and individual land-ownership by the gentry.

В случае с субъектами, выраженными местоимением it, модальное значение приобретает коннотативный оттенок обобщенности, соответствующий неопределенно-личным конструкциям.

It requires one to do what one pleases, that is to act in such a way as to

be oneself at each and every moment, even while surrending to others.

Иллокутивная функция высказывания, таким образом, изменяется, это уже не высказывание требования, а предписание или описание обязанностей или характера действий.

Разграничение по линии субъективных и объективных модальных значений позволяет объяснить существенное расхождение в частотности функционирования субъектных и объектных инфинитивных конструкций в научной прозе. Преобладание конструкций первого типа вызвано тем, что в их семантике реализуются по преимуществу значения нереальной модальности предположения, а в некоторых случаях модальности нейтральной. Значения объектных конструкций принадлежат сфере субъективной модальности, при этом интенсивность иллокутивной силы высказывания варьируется в зависимости от способов выражения субъекта модального действия, и можно проследить некоторое сближение семантики со сферой нейтральной модальности. Такое соотношение выражаемых модальных значений находится в соответствии с прагматикой текстов функционального стиля научного изложения.

Рассмотрение соотношения иллокутивной семантики высказывания и выраженной в нем модальности показывает, что выделение в сфере объективной модальности значения нейтральности в отличие от модальности утвердительной в составе повествовательного предложения позволяет точнее дифференцировать оттенки модальных значений, свойственных текстам научного изложения.

Значения субъективной модальности, выражающие общий семантический признак – точку зрения говорящего – наиболее эксплицитно, оценивают содержание высказывания с учетом разных аспектов внутреннего мира человека. При описании широкого спектра ментальной деятельности, экспрессивно-эмоциональных оценок, волитивных
актов, значения субъект ивной модальности выражаются разными языковыми средствами. Кроме пропозициональных глаголов в научной прозе для выражения субъективно-оценочных характеристик высказывания широко используются парентетические внесения разных видов.

Многие лингвисты относят парентетические внесения к разряду модальных слов, особый статус которых – неспособность выполнять функцию какого-либо члена предложения [6]. При всем разнообразии взглядов на природу подобных слов подчеркивается, что их позицию вне предикативной основы предложения могут занимать слова или словосочетания, принадлежащие разным частям речи: however, probably, evidently, in his view, in particular, above all, broadly speaking, doubtless, in a sense, of course. Функционально они подразделяются на несколько категорий: отсылки, экземплификации и делиберации.

Hence, none of these could be published in Russia before the revolution of 1905 because until then all references to Chernyshevsky in print were forbidden…

That is to say< the argument was that art imitates nature, that it is a skilled copying…

Парентезы со значением делиберации по своей семантике могут быть классифицированы на ряд групп согласно передаваемому модальному значению:

1) разная степень уверенности в достоверности высказывания:

Surely, no Russian publication, not even Shchedrin’s satire, surved so much to discredit the liberalism of the gentry…

The situation caused a shift in the dissenting attitudes which many accouts of the sixties, presumably, ignore in their concern with likeness…;

2) выражение экспрессивно-эмоциональной оценки содержания высказывания:

Througout his life he, regrettably, oscillated between a longing for the rest and passive pleasure of lying in his mother’s arms and irritable disaffection.

Fortunately, the function of the rebel was becoming significantly different by being more self-controlled less arbitrary.

His mother, not surprisingly, believed her to be utterly unworthy of her son’s love…

Strangely enough, the Siberian part of his life is fairly well documented.

Внесения такого рода способствуют не только эксплицитному выражению отношения говорящего к содержанию высказывания. В данном случае реализуется сопутствующее значение нейтральной модальности, поскольку оцениваемое содержание классифицируется еще и как имеющее место в реальности, и высказывание в целом передает уже более сложное субъективно-объективное модальное содержание;

3) указание на источник информации:

To his mind such anti-utopianism betrayed a survival from age of privilege which fitted ill into the exacting framework of his day.

According to Pypina, she was a woman of great if rather gaudy charm, with an abundant zest for life and a heart of ice.

Важно отметить, что значение авторизации пересекается со значением отсылки, при этом авторизационные внесения в некоторых случаях передают дополнительное модальное значение неполноты уверенности в достоверности содержания высказывания со стороны говорящего. На реализацию дополнительного значения, несомненно, оказывают влияние экстралингвистические факторы. При ссылках на известные авторитетные теории и мнения модальность предположения, основанная на неполноте информации или несогласии с высказывемым мнением, сменяется на модальность уверенности или категоричности.

Таким образом, значения субъективной модальности взаимосвязаны с иллокутивной функцией высказывания и влияют на ее способность оформлять определенный иллокутивный акт. Так, высказывания, в состав которых входят парентезы со значением сомнения в достоверности информации, содержат маркеры их иллокутивного предназначения. При анализе модального содержания индикатива выявляется его неоднородность и сложность. Передаваемые модальные значения обусловлены контекстом и принадлежат сферам как объективной, так и субъективной модальности. Рассмотрение функционирования модальных парентез выявляет способность данных структур гибко варьировать оттенки модальных значений и иллокутивной семантики.

БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК


1. Halliday G. Three Functions of Language: Modality, Modulation and mood. Cambridge, 1970.

2. Падучева Е.В. Высказывание и его соотнесенность с действительностью. М., 1985.

3. Исследования по иностранным языкам. 1998. № 4.

4. Падучева Е.В. О семантике синтаксиса. М., 1974.

5. Серль Дж. Р. Классификация иллокутивных актов. Новое в зарубежной лингвистике. М., 1986. Вып. 17.

6. Милославский И.Г. Модальные слова. М., 1977.