С. В. Куликов Государственноправовой дискурс, императорское правительство и думская оппозиция в начале ХХ в

121 Точку зрения царя разделяли министр Императорского двора барон В.Б. Фредерикс, генерал-адъютант О.Б. Рихтер и «многие лица из служилого класса и высшего общества» (Епанчин Н.А. На службе трех императоров. М., 1996. С. 332).

122 Как сообщил А.А. Половцову 13 октября 1905 г. член Государственного совета адмирал Н.М. Чихачев, Николай заявил ему, что «готов дать конституцию» (Дневник А.А. Половцова [Публ. В.В. Максакова]. // Красный архив. Т. 4. М. – Пг., 1923. С. 76). «Да, - писал император 16 октября генералу Д.Ф. Трепову. – России даруется конституция» (Черменский Е.Д. Буржуазия и царизм в Первой русской революции. М., 1970. С. 144). В письме матери, подразумевая имевшееся в манифесте 17 октября «обязательство проводить всякий законопроект через Государственную думу», царь отмечал, что «это, в сущности, и есть конституция» (Николай II – Марии Федоровне. 19 октября 1905 г. // Российский императорский дом… С. 75).

123 В начале 1906 г., намекая на распространенное среди столичной общественности отождествление конституции с парламентаризмом, Николай заявил могилевскому губернатору Н.М. Клингенбергу, что «понимает манифест 17 октября и конституцию совсем иначе, как здесь их понимают» (Богданович А.В. Указ. соч. С. 405).

124 На Особом журнале Совета министров, в котором говорилось о том, что манифестом 17 октября Россия направлена «по стезе государственного развития западноевропейских народов», Николай 12 марта 1907 г. наложил резолюцию: «Согласен» (Особый журнал Совета министров 3 и 17 февраля 1907 г. «По законопроектам, касающимся осуществления свободы совести». // Особые журналы Совета министров царской России. 1907 г. Ч. 1. М., 1984. С. 457).

125 На соединенном совещании Петербургского и Московского отделений октябристского ЦК 8 января 1906 г. барон П.Л. Корф заявил, что «государь манифестом ограничил свою власть, но должен сохранить титул самодержца». А.Я. Брафман высказался «против исключения слова “самодержавный”, признавая за этим термином историческое значение. Титул этот в представлении народа связан с понятием о монархе, а не о неограниченной власти». Ю.Н. Милютин указал на то, что «слово “самодержавие” понимается весьма различно. Первым самодержцем объявил себя Иоанн III, свергнув татарское иго. Иоанн IV также был представителем самодержавия, но понимал его по-своему; самодержавным же царем именовался и Михаил Федорович, который, однако, в значительной мере был государем с ограниченной властью и управлял страной при участии народного представительства». Ю.Н. Милютин высказался «за сохранение титула “самодержавный”, отвергнув неограниченность». «После манифеста 17 октября, - говорил Ф.Н. Плевако, - слово “неограниченный” должно быть из закона исключено, а титул “самодержавный” следует сохранить. Исключение этого титула, например, при богослужении, может смутить многих и вызвать раскол». После дальнейшего обмена мнений ЦК остановился на заключении, что «сохранение титула “самодержавный” не противоречит манифесту 17 октября, которым отменяется лишь неограниченность власти монарха, и в этом смысле должно быть внесено изменение в Основной закон» (Журнал соединенного совещания С.-Петербургского и Московского отделений ЦК «Союза 17 октября», происходившего в Москве 8 и 9 января 1906 г. // Партия «Союз 17 октября»… Т. 1. 1905 – 1907 гг. М., 1996. С. 49, 50). По результатам совещания ЦК выступил со следующим заявлением: «Согласно нашему Основному закону, император именуется монархом самодержавным и неограниченным. Помещение этих двух слов рядом свидетельствует, что они по мысли нашего законодательства не синонимы. Первым самодержавным государем был Иоанн III, свергнувший татарское иго. Самодержавным царем именовался Михаил Феодорович, который, однако, был государем с ограниченной в значительной мере властью и управлял страною при участии выборных от народа людей. Титул “самодержавный” является нашим историческим достоянием и в представлении народа связан с понятием о монархе, а не неограниченной власти» (Лыщинский Л.В. О значении слова самодержавие (Историческая справка). СПб., 1906. С. 3). Впоследствии, 8 февраля 1906 г., на Первом всероссийском съезде делегатов Союза 17 октября, мнение графа П.А. Гейдена, что «титул самодержца не означает неограниченности и потому не противоречит конституционным началам», было одобрено делегатами (Первый всероссийский съезд делегатов «Союза 17 октября». 8 – 12 февраля 1906 г. // Партия «Союз 17 октября»… Т. 1. 1905 – 1907 гг. М., 1996. С. 112).

126 «Отчего могли думать, что я буду либералом? – говорил Николай П.Д. Святополк-Мирскому в ноябре 1904 г. - Я терпеть не могу этого слова». Тем не менее, когда П.Д. Святополк-Мирский заметил, что «вы в душе либеральны», Николай «ничего определенного не ответил», т.е. молчаливо согласился с министром (Дневник княгини Е.А. Святополк-Мирской. // Исторические записки. Т. 77. М., 1966. С. 259).

127 Во время состоявшейся 10 января 1909 г. встречи Николая с Л.А. Тихомировым царь «одобрил» собеседника за то, что тот не входит «в организации и партии» (Из дневника Льва Тихомирова (Период столыпинщины). // Красный архив. Т. 75. М., 1936. С. 163). Мотивируя свое неприятие партийности, Николай говорил одному из депутатов 3-й Думы, что «партийные перегородки всегда чрезвычайно искажают простые, искренние человеческие взаимоотношения» (Винберг Ф.В. Крестный путь. Ч. 1. Корни зла. Мюнхен, 1922. С. 198).

128 «Монархия, по существу своему, - подчеркивал А.Д. Градовский, - предполагает независимость главы государства от какой бы то ни было партии; только при этом условии он может действовать с пользою» (Градовский А.Д. Собр. соч. в 9-ти тт. Т. 7. Начала русского государственного права. Ч. 1. О государственном устройстве. СПб., 1907. С. 149). Конституционный монарх, полагал Б.Н. Чичерин, «должен быть примирителем, а не вожатаем партии. Как глава государства, он стоит выше всех партий, ибо он является представителем всех интересов». Подразумевая конституционную монархию, Б.Н. Чичерин отмечал, что в ней монарх «не должен являться главою или опорою партии, а должен быть представителем всех общественных интересов, которые в его глазах имеют одинакое право на внимание и справедливое удовлетворение» (Чичерин Б.Н. Курс государственной науки. В 3-х чч. Ч. 3. Политика. М., 1898. С. 246, 248).

129 По мнению В.И. Герье, «партии большею частью односторонни, ослеплены, несправедливы, упрямы, склонны ставить партийный интерес выше разума и общего блага» (Герье В.И. Указ. соч. С. 31).

130 Николай полагал, что царь находится «вне сословий» (Мосолов А.А. Указ. соч. С. 173). «Когда, - вспоминал С.Ю. Витте, - император Николай II вступил на престол, то от него светлыми лучами исходил, если можно так выразиться, дух благожелательности; он сердечно и искренне желал России в ее целом, всем национальностям, составляющим Россию, всем его подданным, счастия и мирного жития» (Витте С.Ю. Указ. соч. Т. 2. С. 15). В феврале 1906 г. Николай заявил депутации владимирского дворянства, что «благо всех сословий государства» ему «одинаково дорого» (Полное собрание речей императора Николая II… С. 72). Примечательно, что уже впоследствии американский исследователь пришел к выводу, что в России монарх находился «вне и над классами», а с дворянством «не имел иной связи, кроме службы» (Walkin J. Op. cit. P. 29).

131 Николай полагал, что царь находится не только «вне сословий», но и вне «политических партий и личных соревнований» (Мосолов А.А. Указ. соч. С. 173). «К партийному началу, - вспоминал Н.А. Павлов, - государь был безразличен и беспристрастен» (Павлов Н.А. Указ. соч. С. 96).

132 Выступая перед законодателями в мае 1909 г., П.А. Столыпин заявил, что «наше правительство не может уклоняться то влево, то вправо», «наше правительство может идти только одним путем, путем прямым, указанным государем» (Столыпин П.А. Указ. соч. С. 218). На заседаниях кабинета 19 и 24 августа 1915 г. фактический премьер А.В. Кривошеин назвал позицию своего суверена «золотой серединкой» (Тяжелые дни (Секретные заседания Совета министров 16 июля – 2 сентября 1915 г.). Сост. А.Н. Яхонтовым, б[ывшим] помощником управляющего делами Совета министров, на основании его записей в заседаниях по секретным вопросам. // Архив русской революции. Т. 18. Берлин, 1926. С. 84, 86, 104). «Россия, - писал уже в эмиграции кузен П.А. Столыпина октябрист барон А.Ф. Мейендорф, - была страной причудливых мечтаний, в которой императорская власть была наименее эксцентричным центром» (Ольденбург С.С. Указ. соч. С. 512).

133 Согласно Б.Н. Чичерину, в конституционной монархии «над общественными силами стоит высший умеритель, который представляет государственное единство и держит весы между обеими сторонами» (Чичерин Б.Н. Указ. соч. С. 235).

134 О создании Основных законов 1906 г. см.: Ганелин Р.Ш. Реформа Государственного совета и принятие Основных законов. // Кризис самодержавия… С. 283 – 298. Куликов С.В. 1) Новые материалы к истории создания Основных государственных законов 1906 г. [Вступительная статья к публикации документов и комментарии к ним] // Русское прошлое. Кн. 8. СПб., 1998. С. 91 – 97, 144 – 164; 2) Граф С.Ю. Витте и П.А. Харитонов: эпизод из истории создания Основных государственных законов 1906 г. // С.Ю. Витте – выдающийся государственный деятель России. Мат. науч. конф. СПб., 1999; 3) Власть науки и наука власти в России нач. ХХ в. // Россия XXI. № 6. М., 2001. С. 45 – 62. См., также: Szeftel M. The Russian Constitution of April 23, 1906: Political Institution of the Duma Monarchy. Brussels, 1976.

135 В 1905 г. П.А. Харитонов выступил в роли «решительного сторонника парламентарного строя» (Гурко В.И. Указ. соч. С. 117). См. о нем: Куликов С.В. Граф С.Ю. Витте и П.А. Харитонов: эпизод из истории создания Основных государственных законов 1906 г. // С.Ю. Витте – выдающийся государственный деятель России. Мат. науч. конф. СПб., 1999.

136 Воспоминания П.А. Харитонова см.: Новые материалы к истории создания Основных государственных законов 1906 г. Вступ. ст., подг. текста и комм. С.В. Куликова. // Русское прошлое. Кн. 8. СПб., 1998. С. 98 – 101. Эти воспоминания были найдены нами в 1994 г. Их сокращенный вариант опубликован в 1996 г. См. Час Пик. № 93 (598). СПб., 1996. С. 14.

137 Тексты проектов «Союза Освобождения», С.А. Муромцева и программы Конституционно-демократической партии см.: Конституционализм: исторический путь России к либеральной демократии. Сост. А.В. Гоголевский, Б.Н. Ковалев. М., 2000. С. 529 – 562, 586 – 594.

138 Новые материалы к истории создания Основных государственных законов… // Русское прошлое. Кн. 8. СПб., 1998. С. 98.

139 Современные конституции. Т. 1. Конституционные монархии. СПб., 1905. Второй том – «Федерации и республики» – вышел в 1907 г.

140 Текст проекта П.А. Харитонова см.: Новые материалы к истории создания Основных государственных законов… // Русское прошлое. Кн. 8. СПб., 1998. С. 101 – 109.

141 Совещание состоялось 14 января 1906 г. на квартире государственного секретаря барона Ю.А. Икскуля фон Гильденбандта под его председательством. Участниками совещания были: товарищ государственного секретаря П.А. Харитонов, статс-секретари Государственного совета Н.Ф. Дерюжинский, барон Р.А. Дистерло, А.И. Кобеляцкий, Д.А. Коптев, С.Ф. Раселли и А.Г. Тимрот, помощник статс-секретаря Государственного совета А.Ф. Трепов и сенатор Н.П. Гарин (Куликов С.В. Власть науки и наука власти в России нач. ХХ в. // Россия XXI. № 6. М., 2001. С. 47).

142 Новые материалы к истории создания Основных государственных законов… // Русское прошлое. Кн. 8. СПб., 1998. С. 157.

143 По мнению Б.Б. Глинского, в «новой, высшей степени либеральной кодификации, прерогативы верховной власти подверглись значительному умалению» и, поэтому, новая редакция Основных законов «могла до известной степени удовлетворить требованиям даже Партии народной свободы (к.д.)» (Глинский Б.Б. К вопросу о титуле «самодержец» (Из истории кодификации Основных законов в 1906 г.). // Исторический вестник. Февраль, 1913. С. 577).

144 О роли С.Ю. Витте в подготовке новых Основных законов см.: Ананьич Б.В., Ганелин Р.Ш. Сергей Юльевич Витте и его время. СПб., 1999. С. 304 – 311.

145 Уточняя характер изменений, которым, по его мнению, должен был подвергнуться проект, С.Ю. Витте писал Э.Ю. Нольде 20 февраля 1906 г.: «Будьте любезны, прочтите, продумайте, а затем прошу переговорить. Я бы очень просил Вас посравнить с консервативными конституциями (прусской, австрийской, японской, английской) и заимствовать оттуда полезные консервативные начала» (Таганцев Н.С. Пережитое. Пг., 1919. С. 157). Показательно, что три из четырех конституций, к которым С.Ю. Витте рекомендовал обратиться, декларировали начала конституционно-дуалистической монархии (при том, что никакой писаной английской конституции как основного закона никогда не существовало, а неписаная конституция Англии была не консервативной, а либеральной – данное обстоятельство характеризует степень компетентности С.Ю. Витте в вопросах государственного права). Беседуя с Э.Ю. Нольде 4 марта, С.Ю. Витте заявил: «Все дело теперь в том, чтобы получше разграничить указ и закон: побольше места оставить указу, то есть царю, и поменьше закону, то есть Думе. Спросите у знающих, какая из европейских конституций шире всего ставит права монарха. Я-то, впрочем, думаю, что лучше всего взять побольше не из европейских конституций, а из японской. Там у них есть парламент, но микадо остался – богом. Достаньте мне текст японской конституции» (Тхоржевский И.И. Воспоминания В.А. Маклакова. // Возрождение. № 4071. Париж, 1937).

146 В декабре 1905 г. автор одного из проектов Основных законов, директор Александровского лицея А.П. Саломон, имея в виду намерения монарха, во вступлении к своему проекту подчеркивал: «Наименование “Парламент” автором решительно отвергается, как не русское, во-первых, а, во-вторых, как заключающее в себе намек на парламентарную систему, вводить которую, очевидно, не предполагается» (Новые материалы к истории создания Основных государственных законов… // Русское прошлое. Кн. 8. СПб., 1998. С. 114).

147 Передавая через Э.Ю. Нольде инструкции И.И. Тхоржевскому, С.Ю. Витте заметил: «Пусть он возьмет побольше из японской конституции, там права микадо наиболее широкие. И у нас должно быть так же» (Тхоржевский И.И. Последний Петербург. Воспоминания камергера. СПб., 1999. С. 72). О роли И.И. Тхоржевского при подготовке новых Основных законов см.: Куликов С.В. Указ. соч. С. 50 – 52.

148 Показательно, что И.И. Тхоржевский вспоминал про свои «ученические тетрадки» с «русскими конспектами немецких фолиантов юридической премудрости», носителями которой были для него Лабанд, Еллинек, Блюнчли (Тхоржевский И.И. Указ. соч. С. 41). По наблюдениям С.А. Котляревского, «в качестве важнейшей предпосылки Основных законов выясняется концепция власти монарха, которая представляет много сходства с так называемым монархическим принципом, занимающим столь видное место в немецкой литературе по государственному праву и получившим выражение в многочисленных октроированных конституциях». «В монархическом принципе немецкой юриспруденции и конституционной практики, - подчеркивал С.А. Котляревский, - есть, несомненно, много точек соприкосновения с предпосылками наших Основных законов. Применяются тождественные или весьма близкие отвлеченные понятия» (Котляревский С.А. Указ. соч. С. 162, 194).

149 Новые материалы к истории создания Основных государственных законов… // Русское прошлое. Кн. 8. СПб., 1998. С. 161.

150 Об этом Особом совещании см.: Ганелин Р.Ш. Указ. соч. С. 288 – 296.

151 Новые материалы к истории создания Основных государственных законов… // Русское прошлое. Кн. 8. СПб., 1998. С. 162.

152 Манифест 17 октября 1905 г., отмечал В.В. Ивановский, – это «акт монархической власти, знаменующий ее отречение от начал неограниченности» (Ивановский В.В. Указ. соч. С. 311). С издания манифеста 17 октября, полагал Л.А. Шалланд, «Россия становится ограниченной монархией» (Шалланд Л.А. Указ. соч. С. 19). По мнению Б.А. Кистяковского, Основные законы, вместе с учреждениями Думы и Государственного совета и Положением о выборах в них, «вводят новый у нас принцип ограничения монархической власти» (Кистяковский Б.А. Указ. соч. С. 524). «Император Николай II, - писал В.М. Грибовский, - добровольно ограничил власть российских монархов в области общего законодательства соучастием народного представительства, в области же общего управления – обусловлением непротиворечия императорских указов закону. Эти ограничения ясно выражены в пункте 3 манифеста 17 октября и в соответственных статьях Основных законов 23 апреля». Для В.М. Грибовского «ограничительный характер» этих статей «в отношении порядка издания новых законов не оставляет сомнения». Император, согласно В.М. Грибовскому, являлся «ограниченным в области общего законодательства и по отношению к прочим подданным», а потому «существование в России в настоящее время ограниченной монархии не подлежит сомнению» (Грибовский В.М. Указ. соч. С. 22, 23, 27, 31). Н.О. Куплеваский объяснял устранение из Основных законов слова «неограниченный» тем, что они «для издания новых законов признают необходимым согласие Государственной думы и Государственного совета – учреждений, в которых принимают участие народные представители» (Куплеваский Н.О. Исторический очерк преобразования государственного строя в царствование императора Николая II. Вып. 1. СПб., 1912. С. 65). По сделанным в 1913 г. наблюдениям П.Е. Казанского, «большинство» современных ему государствоведов находило, что «законодательная власть государя императора вообще ограничена» (Казанский П.Е. Власть всероссийского императора. М., 1999. С. 136).

153 По мнению Н.И. Палиенко, основы российского государственного строя после 1906 г. – это «основы дуалистического конституционного государства, ограниченной, конституционной представительной монархии с весьма ярко при том выраженным преобладанием монарха и открытым признанием монархического суверенитета; но суверенитет этот признан не в смысле абсолютизма власти монарха, а относительно верховенства монарха среди других органов власти» (Палиенко Н.И. Указ. соч. С. 70). С.А. Котляревский полагал, что «русский государственный строй является совершенно дуалистическим в смысле противоположности парламентаризму и вообще недопущения в какой бы то ни было степени начал политической ответственности. Дуалистический отпечаток в нем выражен явственнее, чем в таком классическом образце этого типа, как прусская конституция – не говоря уже об австрийской» (Котляревский С.А. Указ. соч. С. 110). Как указывал С.А. Корф, «наш государственный строй должен быть характеризован как дуалистическая монархия» (Корф С.А. Указ. соч. С. 303). Мнение об отсутствии в России после 1906 г. дуалистической системы существовало в дореволюционной историографии только как исключение. В качестве примера подобного мнения см.: Захаров Н.А. Система русской государственной власти. Новочеркасск, 1912. С. 197.

154 «Так как понятие неограниченности есть понятие абсолютное, не допускающее степеней, - подчеркивал Н.И. Лазаревский, - то власть, ограниченная в одном каком-либо отношении (в делах законодательства), уже не может признаваться вообще неограниченною» (Лазаревский Н.И. Указ. соч. С. 166).

155 Манифест 17 октября 1905 г., отмечал В.В. Ивановский, ознаменовал «введение в России конституционной монархии» (Ивановский В.В. Указ. соч. С. 311). С издания манифеста 17 октября, по мнению Л.А. Шалланда, «Россия становится конституционной монархией» (Шалланд Л.А. Указ. соч. С. 19). Акты 1905 – 1906 гг., полагал Б.А. Кистяковский, «преобразовали наш государственный строй, превратив его из абсолютно-монархического в конституционный». По его мнению, «не подлежит сомнению, что конституционный государственный строй у нас установлен и у нас существует конституция» (Кистяковский Б.А. Указ. соч. С. 522, 530). «Россия, - констатировал С.А. Котляревский, - есть, без сомнения, государство конституционное». Воззрение некоторых западных государствоведов, которые после 1906 г., как и ранее, причисляли Россию к автократиям, он находил «совершенно непонятным» (Котляревский С.А. Указ. соч. С. 7). Как указывал П.Е. Казанский, «большинство исследователей отвечают», что «новый строй» России – «строй конституционный» (Казанский П.Е. Указ. соч. С. 484). По наблюдениям С.А. Корфа, «в науке государственного права» начала ХХ в. господствовало «большое единодушие и почти все наши государствоведы формально признают русскую конституцию» (Корф С.А. Указ. соч. 54).

156 Основные законы В.В. Ивановский считал конституцией, хотя и подчеркивал, что некоторые их статьи придают «государственному устройству двойственный характер, свидетельствующий о недостаточном развитии в нем истинных конституционных начал» (Ивановский В.В. Указ. соч. С. 319). «Как бы велики ни были прерогативы монарха и ограничены полномочия народного представительства по силе наших Основных законов, - отмечал Н.И. Палиенко, - остается все-таки несомненным, что по смыслу этих законов Россия, получившая народное представительство с законодательными полномочиями, теперь является конституционным государством, хотя и наименее развитого типа» (Палиенко Н.И. Указ. соч. С. 75).