С. В. Куликов Государственноправовой дискурс, императорское правительство и думская оппозиция в начале ХХ в

1   ...   10   11   12   13   14   15   16   17   18

381 Согласно Б.А. Кистяковскому, Дума и Государственный совет, «по точному тексту наших Основных законов, только законодательствуют и непосредственно не участвуют в управлении» (Кистяковский Б.А. Указ. соч. С. 526).

382 О назначении Б.В. Штюрмера см.: Ганелин Р.Ш., Флоринский М.Ф. От И.Л. Горемыкина к Б.В. Штюрмеру: верховная власть и Совет министров (сентябрь 1915 – январь 1916 гг.). // Россия и Первая мировая война (Мат. межд. науч. кол.). СПб., 1999; Куликов С.В. Назначение Бориса Штюрмера председателем Совета министров: предыстория и механизм. // Источник. Историк. История. Сб. науч. раб. Вып. 1. СПб., 2001.

383 О посещении царем Думы см.: Куликов С.В. Император Николай II в годы Первой мировой войны. // Английская набережная, 4. Ежегодник С.-Петербургского научного общества историков и архивистов. СПб., 2000. С. 302 – 307; Витенберг Б.М. 9 февраля 1916 г.: Николай II в Государственной думе. // На пути к революционным потрясениям. Из истории России вт. пол. XIX – нач. XX в. СПб. – Кишинев, 2001.

384 Близкий к эсерам В.Л. Бурцев так охарактеризовал речь лидера кадетов: «Историческая речь, но она вся построена на лжи» (Мельгунов С.П. На путях к дворцовому перевороту. Заговоры перед революцией 1917 г. Париж, 1931. С. 72).

385 «За моей речью, - вспоминал сам П.Н. Милюков, - установилась репутация штурмового сигнала к революции» (Милюков П.Н. Указ. соч. Т. 2. С. 238).

386 Преобразования, предпринятые властью в соответствии с пожеланиями оппозиции, составляют весьма внушительный список: реформирование Сената, упразднение административной гарантии, введение подоходного налога, Устав о ревизии, частичная политическая амнистия, снятие правовых ограничений с поляков, разработка конституции автономной Польши, отмена процентной нормы для евреев, поступающих в вузы и в адвокатуру, ликвидация черты еврейской оседлости, улучшение материального положения почтово-телеграфных служащих, установление трезвости. Пожеланиям оппозиции соответствовала подготовка законопроектов о крестьянском равноправии, создании волостного земства, демократизации Городового и Земского положений, распространении земских учреждений и кооперативах.

387 Куликов С.В. IV Государственная дума и формирование высшей исполнительной власти в годы Первой мировой войны (июль 1914 – февраль 1917). // Россия в XIX – XX вв. СПб., 1998. С. 259.

388 Подробнее о «министерской чехарде» см.: Куликов С.В. 1) «Министерская чехарда» в России периода Первой мировой войны. Хроника событий (июль 1914 – февраль 1917). // Из глубины времен. Вып. 3. СПб., 1994; 2) Николай II и его министры в годы Первой мировой войны: механизмы назначения и увольнения. // Личность и власть в истории России XIX – XX вв. Мат. науч. конф. СПб., 1997; 3) IV Государственная дума и формирование высшей исполнительной власти в годы Первой мировой войны (июль 1914 – февраль 1917). // Россия в XIX – XX вв. СПб., 1998.

389 Именно эту переходную форму имел в виду С.А. Котляревский, когда, доказывая, что «согласие с правительственной политикой большинства палат есть необходимость и для конституционно-дуалистических государств», отмечал: «Получается, конечно, не парламентаризм, но и не тот абсолютный дуализм, изображаемый в немецкой юриспруденции, который есть плод отчасти отвлеченной теории, отчасти политического испуга и партийного доктринерства и который мыслим лишь при режиме с представительством совещательным» (Котляревский С.А. Указ. соч. С. 213).

390 «Власть Думы должна прогрессировать потихоньку, - говорил самодержец в январе 1916 г. английскому генералу Д. Хэнбёри-Вильямсу, - ввиду трудности скорого развития воспитания широких масс его подданных» (Hanbury-Williams J. The Emperer Nicholas II. As I knew him. London, 1922. P. 76).

391 «В конце декабря 1916 г., - вспоминал А.Д. Протопопов, - кроме мер экономического характера, мне казалось полезным в известной мере развить существовавшую русскую конституцию». А.Д. Протопопов составил записку о предоставлении Думе права привлечения министров к суду. «Эту записку, - вспоминал А.Д. Протопопов, - я передал государю при одном из своих докладов, перечисляя меры, которые, по моему мнению, стояли на очереди; в их числе и было издание манифеста с изложением вышеозначенного права, даруемого законодательным учреждениям. Государю, видимо, понравилась моя мысль и он подробно на ней остановился» (Протопопов А.Д. Предсмертная записка [Публ. П.Я. Рысса]. // Голос минувшего на чужой стороне. № 2. Париж, 1926. С. 186, 187). Указ «об ответственном кабинете», т.е. о судебной ответственности кабинета, был подписан императором и находился у министра юстиции Н.А. Добровольского в письменном столе. Его предполагалось обнародовать «через Сенат, на Пасху», т.е. 2 апреля 1917 г. (Глобачев К.И. Правда о русской революции. Воспоминания бывшего начальника Петроградского охранного отделения [Публ. Д. Дейли и З.И. Перегудовой]. // Вопросы истории. № 8. М., 2002. С. 60) Но этому помешала Февральская революция.

392 «Постепенно, - подчеркивал С.А. Котляревский, - судебная ответственность уступает место политической и сама становится достоянием скорее конституционной археологии, чем конституционного действующего права: само собой разумеется, этот процесс связан со степенью проникновения начал политической ответственности в данный строй вообще. Тем не менее, право возбуждать судебное преследование против министров остается для парламентов некоторой ultima ratio, гарантией, не безразличной особенно там, где политическая ответственность лишь в зародыше» (Котляревский С.А. Указ. соч. С. 101 – 102). Введение судебной ответственности соответствовало взглядам умеренных оппозиционеров. Характерно, что член Прогрессивного блока Б.И. Кринский (Фракция центра) заявил 20 октября 1916 г. на заседании Бюро Блока: «“Требуйте ответственного министерства” – мы можем только путем революционным. Но сложившиеся обстоятельства дают возможность сделать первый шаг. Если мы категорически потребуем судебной ответственности – право Думы предавать суду министров. Существует везде. Этот первый шаг будет иметь такую колоссальную популярность, в которой не откажут. Первоначальная ответственность была судебная» (Прогрессивный блок в 1915 – 1917 гг. // Красный архив. Т. 56. М. – Л., 1932. С. 90).

393 Накануне революции Николай сопротивлялся не столько парламентаризму, сколько именно введению его во время войны, считая, что это ухудшит внутриполитическую ситуацию, а потому пагубно отразится на боевых действиях. Показательно, что в ноябре 1916 г. царь несколько раз говорил А.А. Вырубовой «о будущих переменах конституционного характера», не раз повторяя: «Выгоним немца, тогда примусь за внутренние дела!» Из бесед с императором А.А. Вырубова сделала вывод о том, что «государь все хотел дать, что требовали, но – после победоносного конца войны». «Почему, - говорил Николай, - не хотят понять, что нельзя проводить внутренние государственные реформы, пока враг на русской земле? Сперва надо выгнать врага!» ([Вырубова А.А.] Фрейлина ее величества. «Дневник» и воспоминания Анны Вырубовой. М., 1990. С. 170) Тогда же Николай, подразумевая «министерство доверия», заметил А.Д. Протопопову, что «уступки Думе в это время вряд ли своевременны» и «надо предвидеть необходимость реформ к концу войны» (Показания А.Д. Протопопова. // Падение царского режима… Т. 4. Л., 1925. С. 17). В начале января 1917 г. Николай признался лейб-дантисту С.С. Кострицкому, что «ответственное министерство» «было бы очень выгодно для него лично, так как сняло бы с него много ответственности». Однако тут же Николай заметил, что «даровать во время войны ответственное министерство он не находит возможным». «Сейчас, - отметил император, - это неблагоприятно отразится на фронте. А вот через три, четыре месяца, когда мы победим, когда окончится война, тогда это будет возможно. Тогда народ примет реформу с благодарностью… Сейчас же все должно делаться только для фронта» (Спиридович А.И. Великая война и Февральская революция. 1914 – 1917 гг. В 3-х тт. Нью-Йорк, 1960 – 1962. Т. 3. Нью-Йорк, 1962. С. 24). «Из-за того, что государь пытался охранять основы самодержавия, - писал в 1928 г. близкий к царской семье С.В. Марков, внук одного из сподвижников С.Ю. Витте, - совершенно не следует, что он не считался с необходимостью для России конституционных реформ». Даровать полную конституцию царь находил для себя невозможным «как в силу присяги на верность самодержавию, так и под влиянием революционного насилия». По окончании войны Николай хотел «создать Особую комиссию по разработке широкой конституции, принимая во внимание все особенности русского уклада и быта» и, в день совершеннолетия цесаревича Алексея, т.е. в 1922 г., «отречься от престола в его пользу с тем, чтобы начало его царствования ознаменовалось дарованием этой реформы, дабы он в день своего коронования был первым русским царем, присягнувшим на верность конституции». Николай полагал, что «народные массы, оздоровленные победоносной войной, проникнутые упоением победы и искренним патриотизмом, лучше, чем когда-либо, воспримут дарованные им права» (Марков С.В. Покинутая царская семья. М., 2002. С. 43 – 44).