Geum.ru

Л. Н. Гумилева удк 340. 116: 347. 9 (574) на правах рукописи сарсенов айдар маратович судейское усмотрение в современных правовых системах 12. 00. 00 юридические науки Диссертация

Вид материалаДиссертация
4 Теория и практика судейского усмотрения в континентальной правовой системе
Подобный материал:
1   ...   7   8   9   10   11   12   13   14   15

4 Теория и практика судейского усмотрения в континентальной правовой системе

4.1 Особенности предмета судейского усмотрения в континентальной правовой системе



Главная особенность романо-германской правовой семьи заключается в признании нормативно-правового акта как основного и нередко единственного источника права. Провозглашая преемственность традиций римского права, страны романо-германской правовой системы все же отказались от «активной казуистики» и провозгласили верховенство закона [178, с.9]. По видимости они руководствовались следующим выводом, что если при составлении правовой нормы придерживаться принципа точности формулирования нормы, то при ее применении у судьи могут возникнуть трудности в связи с тем, что законодатель не может предусмотреть разнообразие конкретных дел, возникающих на практике. Если же, напротив, согласиться с абстрактным, общим характером правовых норм, то неизбежен при их применении процесс толкования, оставляющий, как правило, для судьи известную свободу усмотрения, оградив его лишь установлением правовых рамок и директив. По данному вопросу Гегель отмечал: «Ничего не меняет то обстоятельство, что закон сам не устанавливает требуемой действительностью окончательной определенности, а предоставляет решение судье и ограничивает его лишь максимумом и минимумом, ибо каждое из этих минимумов и максимумов есть само по себе круглое число и не противится тому, чтобы судья потом установил такое конечное, чисто положительное определение, а наоборот, признает за ним такое право, видя в последнем нечто необходимое» [109, c.235].

На современном этапе существуют важные области права, в которых в силу различных причин вообще отсутствует правовое регулирование либо оно ограничивается общей отсылкой или рамочными нормами. Это обстоятельство, а также неспособность, законодателя вовремя поспевать за меняющейся действительностью является движущей силой для развития судейского нормотворчества [96, с.403].

Вопрос о судейском нормотворчестве (правотворчестве) относится к числу наиболее проблемных в юридической науке и практике. Согласно классической теории разделения властей суд не должен творить право, его роль сводится лишь к применению установленных либо санкционированных государством правил поведения. Сторонники этого направления обосновывают невозможность и вредность судейского правотворчества тем, что в нем скрыты возможности произвола, отхода от принципа законности при вынесении конкретных решений. Во-вторых, по мнению противников судейского правотворчества само право должно представлять собой четкую определенность и ясность, без которых вообще ни о каком праве не может быть речи. Признавая наличие положительных сторон данной теории, следует все же отметить, что говорить об определенности и ясности правовых норм можно лишь с позиции относительности и условности, учитывая абстрактность правовых предписаний. Если бы они были идеально точным отражением действительности во всей ее сложности и конкретности, то они не давали бы регулирующего эффекта. Именно в силу приблизительности соответствия юридических норм объективной реальности, а значит частичного несовпадения с нею и относительной независимости от нее, они могут относиться к очень широкому кругу правоотношений и выполнять свои социальные функции. Чем абстрактнее норма прав, тем большее количество отношений и жизненных ситуаций она охватывает. В то же время такая ситуация порождает необходимость осуществления судейского усмотрения при интерпретации норм права, призванной уменьшить их абстрактность, приводить их к виду, необходимому для непосредственного их применения и реализации [179, c. 5].

Тем не менее, в ФРГ считается, что право не может быть создано посредством судебных решений, обычая, правовой науки [180, с.33]. Австрийский ГК не признает судейское право источником права [181, с.74]. Вполне обоснованно И.Ю. Богдановская полагает: «С точки зрения строгой теории права во Франции вообще отсутствует прецедентное право» [178, с.25]. Нетрудно заметить, что данная позиция объясняется тем, что в странах континентальной Европы господствовала идея верховенства закона, приоритета писаного права, имеющая корни в рецепции римского права.

В период формирования европейского кодифицированного законодательства, когда оно сосуществовало с систематизированным и обработанным юристами-учеными римским правом, государство стремилось максимально его конкретизировать, чтобы не дать возможности судьям по своему усмотрению вносить в него изменения под предлогом толкования. Так, авторы Прусского земского уложения 1774 года, преследуя цель создания беспробельного, ясного и доступного закона, придали непомерно казуистический характер уложению, детально регламентировали место «каждого» человека в государстве. Немецкий исследователь Кункель характеризовал этот закон в качестве «монстра, убивающего дух» из-за его бесконечной казуистики и норм, лишающих судей и подданных свободы действий. «Вильгельм II, давая разрешение на публикацию Прусского всеобщего земского права, строго предписывал судьям во «избежание Нашей монаршей Немилости и суровой кары ни на йоту не отступать от ясных и четких норм закона по причине мнимых философских разглагольствований или под предлогом толкования, вытекающего из его буквы и духа». В случае сомнения судьи обязаны были подавать запрос в комиссию по законодательству. Так, земское право с помощью почти 17 тысяч параграфов, благая цель которых была несомненна, но число которых вызывает усмешку с позиций сегодняшнего дня, пыталось дать точный ответ судье на каждый вопрос и тем самым сделать для него по возможности излишней проблему толкования». Если же содержание и смысл нормы вызывали у судьи сомнение, он обязан был обратиться за разъяснениями в комиссию по законодательству или к министру юстиции. Уложение также предписывало судьям при рассмотрении дел в суде не принимать во внимание мнение ученых и предыдущих судебных решений. Однако вскоре судебная практика подтвердила абсурдность таких установлений, поскольку стало ясно, что законодатель даже при буйной фантазии не сможет ни выявить, ни урегулировать все многообразие возникающих проблем, а потому должно остаться место судебной практике, которая конкретизирует применение закона в отношении непредусмотренных отдельных случаев и адаптирует его к меняющимся потребностям общества [47, с.187].

Согласно ст.4 ГК Франции содержит положение о том, что судья должен вынести решение и не может ссылаться на умолчание, нечеткость или недостаточность закона. Например, если по обсуждаемым и решаемым вопросам имеются пробелы в законодательстве, решения Кассационного суда Франции служат не только ориентиром, но и принципиальным указателем при решении конкретных дел [46, с.120].

В соответствии с ГК Испании судьи в аналогичных случаях должны обращаться последовательно к обычаю, судебному решению, общим принципам. Наконец, в последнее время в ряде своих решений Федеральный конституционный суд Германии высказал позицию, определяющую, что конституционное право не ограничено текстом Основного закона, а включает также «некоторые общие принципы, которые законодатель не конкретизировал в позитивной норме» [182, с.110].

Еще дальше по вопросу судейского усмотрения продвинулись в Швейцарии, где в ст.1 Гражданского кодекса содержится следующее положение: при отсутствии закона или обычая судья должен разрешать дело на основании того правила, которое он установил, будучи законодателем, следуя традиции и господствующей доктрине [183, с.88]. Указанные положения дают возможность формулирования новой нормы, поскольку сложно определить момент, когда судья переходит от толкования правовых норм к осуществлению дискреционных полномочий.

Действительно, опыт законодательства и правоприменительной практики показывает, что законодатель стремится более полно урегулировать те или иные общественные отношения в законе. Но там, где отдельные стороны общественных отношений объективно не допускают их жесткой и подробной регламентации, законодатель регулирует такие отношения путем установления общих абстрактных норм права. При этом он заранее рассчитывает на конкретизацию последних в процессе применения и знает, что такая конкретизация будет осуществлена в пределах исходных норм [179, c. 6] . Это положение находит подтверждение и в мысли Гегеля о том, что требование от закона, чтобы он был абсолютно законченным и не допускал дальнейших определений в форме суждений о содержании норм права, абсолютно неверно и является результатом непонимания природы таких конечных предметов как позитивное право, в которых так называемое совершенство есть непрерывное приближение [109, c. 237].

Необходимо помнить, что судьи континентальной Европы, столкнувшись с пробелом в праве, не могут непосредственно восполнить его, как это практикуют их коллеги в странах «общего права». Часто они вынуждены обращаться к закону, зачастую, давая ему расширительное толкование с тем, чтобы применять как основание для вынесенного решения. В связи с этим, в отдельных случаях сложно определить, где кончается расширительное толкование и начинается судейское усмотрение.

Примечательно по этому поводу высказывание немецкого ученого К. Энгиша, который говорит о возможности усмотрения в профессиональной деятельности правоприменителя. Так, по его мнению, «надо найти пределы своей самостоятельности и исполнять чужие решения». Выявление потребности в применении права (решение правовых ситуаций) и собственно применение права (решение правовых задач) требуют, кроме всего прочего, и уяснения тенденций развития законодательства, осознания его меняющихся целей, установление нового контекста закона, что полностью легитимируется рекомендуемыми в теории права способами толкования закона; понимания возможностей закона, условий его применения и способности норм закона к расширению. В этом случае судьи, ошибаясь относительно природы языка, воспринимая слова как нечто с фиксированным содержанием, часто сами не замечают производимой ими скрытой работы с нормами, которая заключается в ее переформулировании [179, c.6]. Аргументируя это положение, К. Левеллин писал, что даже если предположить, что законодатель создал правило в одновариантной формулировке, и, что регулируемые им обстоятельства были хорошо ему известны и не переменились с тех пор, однажды все же возникает сомнительный случай, который должен будет разрешить судья, прибегая к собственной оценке позитивного права с точки зрения соответствия его надпозитивным ценностям [184, с.10]. При этом судьи осуществляют судейское усмотрение через толкование, которое приобретает правообразующее, правокорректирующее значение.

Однако в романо-германской правовой семье судам редко разрешается использовать особую законодательную технику создания правовых норм, хотя может быть признана обязанность судьи следовать линии, установленной судебными решениями. Поэтому в любом случае судейское усмотрение в романо-германской правовой семье носит более ограниченный характер, чем в государствах, представляющих англо-американскую традицию права. Это объясняется, прежде всего, различием в организации и структуре высших судебных инстанций. Так, странам романо-германской правовой семьи присуща дихотомия в высших судебных инстанциях, т.е. разделение судов для рассмотрения апелляций по уголовным, гражданским, административным делам. Например, Франция имеет следующее деление: суд кассации (уголовные и гражданские дела) и государственный совет (административные дела). В Германии система высших судебных инстанций состоит из пяти высших судов – по гражданским, уголовным, административным, налоговым, социальным делам. Тогда как в странах общего права действует единая система судов – Верховный Суд США, Верховный Суд Канады (9 судей). Немаловажное значение при этом играет количество судей в высших судебных инстанциях. Такие страны как Россия, Франция, Италия, Германия имеют в своем составе, как правило, более ста судей. В Казахстане чуть меньше 50 судей. Кроме того, высшая судебная инстанция континентального права обычно имеет отделения, к каждому из которых относится определенное количество судей, которые меняются от дела к делу. Таким образом, дихотомия высших судов стран континентального права приводит к тому, что судебные властные полномочия распространяются как на судебные органы в целом, так и на конкретных судей. Поэтому усмотрительный компонент в процессе рассмотрения жалобы требует большего контроля и является более слабым по сравнению с усмотрением высшей судебной инстанции стран общего права. Кроме того, судебная система стран романо-германской правовой семьи предполагает возможность неоднократного пересмотра судебных решений. В странах общего права такая процедура является затруднительной. Так, в Великобритании, например, апелляционный пересмотр вынесенного решения возможен в исключительных случаях и требует получение определенного разрешения. Поэтому Палата Лордов в год рассматривает в среднем 50 жалоб по уголовным и гражданским делам. В связи с этим каждый пример применения усмотрения судом детально изучается как учеными, так и практиками стран общего права. Еще одной особенностью является то, что судьи стран континентальной правовой семьи являются «карьерными судьями», для которых характерно поступательное движение по служебной лестнице и следование выводам вышестоящего суда, что снижает уровень усмотрения судов первой инстанции [45, с.24].

Здесь также необходимо отметить, что хотя понятия судейского усмотрения и судебного прецедента связанны друг с другом, но отнюдь не являются тождественными, по той причине, что судейское усмотрение в рамках позитивистской традиции континентального права имеет достаточно мало общих признаков с судейским усмотрением в теориях, ставящих под сомнение общеобязательность нормы (для них судейское усмотрение, в сущности, способ, механизм судейского правотворчества).

Судейское правотворчество рассматривается в данном случае предельно широко: это и «создание» нормы для конкретного рассматриваемого спорного отношения, и (следующий уровень) придание такой норме свойства общеобязательности, распространение ее действия на неопределенный круг лиц [17, с.20]. К числу основных разновидностей судебного правотворчества в различных правовых системах могут быть отнесены: а) нормативные правовые акты судебных органов; б) судебные прецеденты, опубликование судебных решений; в) судебное толкование нормативных правовых актов; г) судебный конституционный контроль; д) законотворческая инициатива, участие в подготовке законопроектов; е) выбор права сторонами в международном коммерческом суде, применение им права разных стран [185, с.184].

При этом суд в результате выполнения действий правореализационного назначения выносит свой акт, в котором должны содержаться ответы на спорные (оспариваемые) притязания сторон. Как отмечает С.С. Алексеев, данное действие компетентного органа, выражается в государственно-властном велении (предписании), направленном на обеспечение реализации юридических норм, а в необходимых случаях – также и на индивидуальное поднормативное регулирование общественных отношений [57, с.278]. По этому поводу следует отметить, что результаты судебного правоприменения в юридической литературе именуются по-разному – «поднормативным регулированием», «правоположения юридической техники». Так, А.В. Малько понимает под правоположениями сформулированные в ходе разрешения юридических дел правила (образцы, примеры) наиболее целесообразного и эффективного применения норм права, которые могут и должны использовать компетентные субъекты при разрешении дел конкретного рода [186, с.246]. Вместе с тем, узость нормативных рамок, которые не всегда своевременно «раздвигаются» законодателем, в позициях отдельных авторов воспринимается как неизменная данность, по мнению других – эта ситуация определяется как основа для правотворчества особого рода – судебного правотворчества.

Некоторые современные исследователи Франции, придерживающиеся традиционных взглядов на судебную практику, вынуждены рассматривать ее почти на уровне источника права, отмечая, что «авторитет судебной практики предполагает, что решение, принятое в отношении данного обстоятельства, будет распространено и на аналогичные дела. … Здесь судебная практика выступает как средство толкования действующего права, на худой конец как способ восполнения пробелов» [187, с.187]. В Германии, Аргентине, Португалии, Швейцарии предусматривается обязанность судьи следовать определенному прецеденту или линии, установленной прецедентом. При этом следует отметить, что даже профессиональная критика закона осуществляется в рамках действующего права. При соблюдении этого основополагающего условия законность исполнения профессиональных обязанностей предполагает: а) право на толкование; б) возможность усмотрения в заданных пределах; в) механизм преодоления ошибок и правонарушений [180, с.54-55].

В Республике Казахстан все больше ученых приходят к выводу о правотворческой деятельности Верховного Суда РК. Согласно п.1 ст.4 Конституции РК нормативные постановления Верховного Суда являются действующим правом в Республике Казахстан. Суды Республики Казахстан, составляющие единую судебную систему, в процессе отправления правосудия принимают судебные правоприменительные акты, совокупность которых представляет собой судебную практику. Согласно ст.81 Конституции РК, Верховный суд РК «дает разъяснения по вопросам судебной практики». Более того, при выяснении точного смысла нормы гражданского законодательства необходимо учитывать исторические условия, при которых она вводилась в действие, и ее истолкование в судебной практике (п.2 ст. 6 ГК РК). Обобщая судебную практику, в процессе которой выявляются противоречия, пробелы и неточности в законодательстве, высший судебный орган обеспечивает его совершенствование и правильное применение. Нередко в постановлениях Верховного Суда содержатся положения, разрешающие конфликт юридических норм или предоставляющих самим судам, исходя, например, из конституционных положений решать вопрос о применимости тех или иных положений законодательства [185, с.190].

Другими словами судебная практика в Республике Казахстан как опосредованное уточнение и конкретизация правовых норм по существу является источником права. По этому поводу пишет М.А. Аленов, что судебная практика является источником права и характеризуется вспомогательным и дополнительным регулятивным назначением при процедуре применения правовых норм. Необходимость в качестве такого источника им справедливо обосновывается:

- особенностями отечественного нормотворческого процесса;

- тем, что законодатель не может предусмотреть все возможные общественные условия, в которых вводимые нормы иных источников должны применяться;

- невозможностью предвидения будущих общественных отношений, которые также потребуют нормативной регламентации [188, с.306-307].

Правотворчество Верховного суда РК имеет значительную ценность ввиду теснейшей его взаимосвязи с судебной практикой, которая проявляется в двух направлениях. В первом случае принятие нормативных постановлений основывается на анализе обширной правоприменительной практики нижестоящих судебных органов, свидетельствующей о назревшей необходимости изменения законодательства. В другом случае высший орган судебной власти, принимая решения по различным конкретным делам, выражает собственную позицию, воспринимаемую нижестоящими судами, поскольку судьи, естественно, избегают противоречить в принимаемых ими правоприменительных актах позиции судей Верховного суда, так как это может быть чревато отменой этих актов. Судья подчиняется авторитету вышестоящей инстанции, а возможная отмена его решений является тем видом принудительной санкции, который обеспечивает единообразное применение права. Таким способом Верховный суд Республики Казахстан, формируя правила профессионального поведения для судей нижестоящих судебных инстанций, которые позднее находят выражение в нормативных постановлениях высшего органа судебной власти и, соответственно, приобретают обязательный характер, обеспечивает единство судебной практики [80, с.170-171].

В этом отношении большое значение имеют решения по конкретным делам, принимаемые Верховным Судом Республики Казахстан. Принципиальные обоснования решений того или иного вопроса общей части гражданского права, данные в его постановлениях, в силу их внутренней убедительности приобретают более общее значение, как примеры правильного понимания закона и его правильного применения. В конкретном деле находят свое выражение и вопросы, общие многим аналогичным делам, с которыми встречаются судьи в своей практической работе. О роли судебных решений в Республике говорит только то, что обзоры судебной практики по гражданским и уголовным делам, которые готовят коллегии Верховного Суда РК, публикуются в печати. Сам факт публикации актуальных вопросов судебной практики, извлечений из постановлений надзорной коллегии, коллегий по гражданским и уголовным делам в «Бюллетене Верховного Суда Республики Казахстан» преследует цель определить линию поведения судей в решении аналогичных вопросов. Кроме того, фактически все постановления надзорной коллегии на данный момент доступны в системе ЕАИС (единая автоматическая информационно-аналитическая система), которая связывает непосредственно Верховный Суд и местные суды, а также через веб-сайт Верховного Суда РК. Несмотря на то, что нижестоящие суды при рассмотрении аналогичных дел напрямую не ссылаются на решения Верховного Суда по конкретным делам, трудно переоценить роль его постановлений, которые приобретают характер установленного практикой правоположения. Постановления Верховного Суда по конкретным делам способствует единообразному пониманию и толкованию законов, являясь проверкой на опыте его «жизненности», официальным велением высшего судебного органа относительно понимания и использования права в связи с возникновением определенной жизненной ситуации, подпадающей под действие закона. В этом смысле судебное решение вплотную приближается к понятию источника права с обязательностью следования его мотивировке нижестоящим судам. На наш взгляд, не следует опасаться конструкции «обязательность следования», поскольку судьи не свободно «творят» право в ходе правоприменительной практики, а скорее находят оптимальную для того или иного казуса правовую идею, которой они придают формально-определенный вид. При всей самостоятельности судей они не руководствуются своими субъективными впечатлениями, а основой их решений является дух действующего правопорядка в целом, его начал, выраженных в законе [179, с.7].

Однако по справедливому замечанию казахстанских ученых Е.Б. Абдрасулова и Г.Э. Абдрасуловой следует обратить внимание на некоторые противоречия, которые содержатся в конституционных положениях, регламентирующих компетенцию Верховного Суда РК. Так, согласно ст.81 Конституции РК известно, Верховный суд РК дает «разъяснения по вопросам судебной практики». Это должно означать, что разъяснения даются, во-первых, по всем формам реализации правовых норм: соблюдения, исполнения, использования и применения; во-вторых, по всем нормативным правовым актам, которыми руководствуется суд при рассмотрении и разрешении дел, т.е. по смыслу конституционных положений Верховному суду РК предоставлены весьма широкие полномочия. Однако, Конституционный Закон РК от 25 декабря 2000 г. «О судебной системе и статусе судей Республики Казахстан» неверно интерпретировал вышеуказанную норму, наделив Верховный суд РК полномочием принимать нормативные постановления по вопросам применения в судебной практике законодательства (пп.4 п.1 ст.20). Иначе говоря, указанный Конституционный закон ограничивает рамки нормативного постановления Верховного суда РК разъяснением только вопросов применения и только законодательства, исключив разъяснения по другим формам реализации правовых норм. Такая логика подводит нас к выводу о том, что Верховный суд РК должен обращаться только к судам и только по поводу применения законодательства, хотя высшему органу судебной власти предоставлено право давать разъяснения по вопросам судебной практики. В Конституции РК указывается, что «судебная власть распространяется на все дела и споры, возникающие на основе Конституции, законов, иных нормативных правовых актов, международных договоров Республики» (п. 2 ст.76). В тексте приведенной статьи не используется понятие «законодательство», потому что оно не отражает содержания конституционного положения и не включает международные договоры, которые не входят в национальное законодательство, а являются самостоятельным источником действующего права. К тому же международные договоры, ратифицированные республикой, имеют большую юридическую силу, чем законы, даже конституционные. Следовательно, Верховный суд, опираясь на ст.76 Конституции РК, должен давать разъяснения по вопросам реализации нормативных правовых актов, международных договоров, обычаев. Компетенция Верховного суда РК в отношении правоприменительной практики судов по гражданским делам выражается в том, что он наделен Конституцией полномочием разъяснять нормы, идеи, принципы законов и иных нормативных правовых актов, на основе которых рассматриваются гражданские дела и споры, может давать разъяснения по всем формам реализации указанных актов, вправе восполнять пробелы в гражданском праве [80, с.170-171].

Примером могут служить разъяснения в нормативном постановлении Верховного суда РК, связанные с необходимостью использования судами такой формы реализации права, как соблюдение требований правовых норм. При этом высший орган судебной власти не просто указывает, какие нормы следует соблюдать, но и дает им интерпретацию. Так, в нормативном постановлении Верховного суда РК № 9 от 20 июня 2000 года «О применении судами некоторых норм гражданского процессуального законодательства» установлено, что «важнейшим условием вынесения судами законных и обоснованных решений является точное и неуклонное соблюдение закрепленных в ст.ст.15, 65 и 66 Гражданского процессуального кодекса РК принципов диспозитивности, состязательности и равноправия сторон». В нормативном постановлении разъясняются эти принципы, т.е. раскрывается их содержание. Иначе говоря, с одной стороны, Верховный суд РК определяет форму реализации права, а с другой стороны, разъясняет, раскрывает содержание правовых принципов [189, с.24].

Вышеизложенные данные позволяют нам сделать вывод о том, что социологизированный вариант юридического позитивизма не стал господствующей теорией в пространстве романо-германской правовой семьи. Как в теоретическом, так и в практических аспектах точка зрения на проблему судейского усмотрения в романо-германской правовой семье представляет своеобразный компромисс между естественно-правовым направлением и юридическим позитивизмом и состоит в том, что судейское усмотрение существует, но имеет место при наличии относительно-определенных правовых норм, а также там, где сложно дать квалификацию спора или правильно установить обстоятельства дела, при применении аналогии. Представляется, что законодатель потому и передает на судейское усмотрение решение ряда правовых вопросов, что сам их полностью урегулировать не может, в связи с тем, что для этого требуется специальный подход в каждом конкретном случае. Абстрактность закона объективно обуславливает необходимость перевода его с высокого уровня общности и абстрактности на более низкий уровень, от меньшей конкретности к большей. Такой процесс нередко осуществляется в ходе принятия судебного решения через его мотивировку. Применяя право, судья обычно логически развивает ранее сформулированные нормы с привлечением новых понятий, определений, методов сравнения, противопоставления и т.д., т.е. такие мыслительные операции, которые вносят новизну в понимание рассматриваемого вопроса. При отсутствии этого элемента новизны всякое уяснение, комментирование и мотивировка являются бессмысленными. Поэтому применение (толкование) права всегда несет в себе элемент нового понимания действующего закона или же понимания его в связи и применительно к конкретному факту либо группе фактов, их которых складывается юридическая практика [179, c.7]. При этом приоритет отдается нормативному типу, особенности которого и сформировали правовую систему романо-германской семьи – «право там, где есть закон».

Естественное право дополняет нормативный тип путем выдвижения концепции правового закона. Использование принципов естественного права в правотворчестве и правоприменении способствует более эффективному правовому регулированию. Их не использование или недостаточное использование либо фальсификация, приспособление к существующей идеологии приводит к созданию нецелесообразного закона, лишенного свойства правового, что в конечном итоге проявится в отрицательных последствиях его действия для личности, общества, государства.

Такое понимание обуславливает подчиненное положение судебной власти как исполнителя воли законодателя. Пределы судейского усмотрения ограничиваются рамками закона. Судебные решения не рассматриваются как фиксация норм права. Вместе с тем, современное развитие научной мысли привело к увеличению влияния социологического направления в странах романо-германской правовой семьи.