Оргкомітет IV міжнародної науково-практичної конференції
| Вид материала | Документы |
- Програма Міжнародної науково-практичної конференції 24-25 вересня 2009 р. Київ 2009, 256.8kb.
- Всеукраїнська федерація «спас» запорізька облдержадміністрація запорізька обласна рада, 3474.89kb.
- До сторіччя з часу написання роботи В.І. Леніна «Матеріалізм І емпіріокритицизм» Матеріали, 4497.2kb.
- Вах європейського вибору матеріали IIІ міжнародної науково-практичної конференції 25-27, 2505.29kb.
- Оргкомітет IV міжнародної науково-практичної конференції, 5682.7kb.
- Людина, культура, техніка у новому тисячолітті”, 232.98kb.
- Програма ІІ міжнародної науково-практичної інтернет-конференції Аграрна наука ХХІ століття, 297.6kb.
- З доповідей I міжнародної науково-практичної конференції «Удосконалення обліково-аналітичного, 4445.02kb.
- Програма X міжнародної науково-технічної конференції " авіа-2011" 19-21 квітня київ, 1105.86kb.
- Матеріали ХVII міжнародної науково-практичної конференції удвох частинах Ч. II харків, 5512.68kb.
РЕАЛИЗАЦИЯ КОНСТИТУЦИОННОГО ПРАВА НА ОБРАЩЕНИЕ В УГОЛОВНОМ СУДОПРОИЗВОДСТВЕ УКРАИНЫ
Р.В. Єдин
Реформирование системы уголовной юстиции в Украине, главным образом, обусловлено демократизацией общественных отношений в целом, в том числе и в сфере уголовно-процессуальной деятельности и, в качестве концептуальных направлений, предусматривает усиление принципа состязательности, повышение гарантий прав личности в уголовном процессе. Состязательность предусматривает, прежде всего, активность субъектов уголовно-процессуальной деятельности, имеющих и отстаивающих свой интерес, выполняя функции обвинения и защиты.
Необходимым средством реализации принципа состязательности является предоставление и обеспечение заинтересованным в деле лицам права письменно или лично обращаться к государственным органам, их должностным лицам, которые обязаны рассмотреть эти обращения и дать обоснованный ответ в установленный законом срок. Это право гарантировано ст. 40 Конституции Украины, и находит свое отображение в Законе Украины «Об обращениях граждан», других законах и в соответствующих положениях действующего УПК Украины.
Для уголовно-процессуальной деятельности характерны такие виды обращений как заявления (сообщения), жалобы и ходатайства. Чаще всего, с ними обращаются заинтересованные в деле участники процесса, но также и иные, прямо не заинтересованные в результатах его расследования и рассмотрения лица. К примеру, гражданин адресует в милицию заявление о преступлении, совершенное в отношении другого лица. Реализация этими субъектами указанного права с одной стороны направлена на защиту личных интересов, а с другой – на установление обстоятельств, имеющих значение для правильного разрешения уголовного дела.
1. Действующая в Украине смешанная (континентальная) форма (модель) уголовного судопроизводства содержит в себе элементы как розыскного процесса, характерного, прежде всего, для досудебных стадий, так и состязательного, который ярко проявляется в судебном разбирательстве. Это в значительной степени ограничивает реализацию принципа состязательности в досудебном производстве.
Национальное законодательство в части регулирования правоотношений, касающихся направления теми или иными субъектами уголовно-процессуальной деятельности заявлений, жалоб и ходатайств и их разрешения государственными органами и должностными лицами, ведущими процесс, имеет пробелы. Ни один из субъектов, участвующих в доследственном уголовном процессе, вопреки Конституции, действующим Уголовно-процессуальным кодексом, указанным правом не наделен. Это влечет за собой нарушение ст. 64 Основного Закона, закрепляющей, что «конституционные права и свободы человека и гражданина не могут быть ограничены, кроме случаев, предусмотренных Конституцией Украины». В правоприменительной деятельности такое положение приводит к злоупотреблениям со стороны лиц, осуществляющих доследственную проверку, давая им формальный повод для отказа в принятии обращений от таких субъектов как заявитель; лицо, от которого отбирается объяснение; лицо, которому преступлением причинен ущерб; правонарушитель (в протокольной форме досудебной подготовке материалов) и других. Должностные лица мотивируют это тем, что УПК не предоставляет названным субъектам права обращаться с заявлениями, жалобами либо ходатайствами.
Данная ситуация, в определенной мере, является наследием системы судопроизводства, сложившейся во времена советской власти, когда она была средством защиты, главным образом, самого тоталитарного государства, в котором человек был в большей степени объектом, нежели субъектом судопроизводства.
Изложенное позволяет прийти к выводу о том, что на сегодня возникла острая необходимость в дальнейшей научной разработке уголовно-процессуального института заявлений, жалоб и ходатайств и в реформировании национального законодательства в этой сфере с целью приведения его в соответствие Конституции Украины и общепринятым международно-правовым нормам и стандартам.
С учетом этого, считаем необходимым расширить в Уголовно-процессуальном кодексе перечень субъектов судопроизводства, которым предоставляется право обращаться с жалобами, заявлениями и ходатайствами к государственным органам, ведущим процесс.
2.Возникают вопросы и касательно формы обращений физических лиц. По общему правилу форма для такого рода обращений законом не определена, т.е. является свободной. Однако существуют исключения. Так ст. 251 УПК Украины определяет, что жалоба потерпевшего должна соответствовать требованиям, которые устанавливаются в отношении обвинительного заключения и отсылает к ст.ст. 223, 224 Кодекса. А в случае, если она не соответствует указанным требованиям, судья оставляет жалобу без рассмотрения, и возвращает ее подавшему лицу. На практике встречаются сопроводительные письма, в которых судьи советуют лицу обратиться для написания жалобы к адвокату. Существующий порядок противоречит принципу доступности правосудия, препятствует решению задач уголовного процесса, выполнению его воспитательной роли и реальной возможности осуществления лицом своих прав и защите законных интересов.
Ст. 350 УПК Украины также выдвигает конкретные требования к содержанию апелляции, а как мера реагирования на неисполнение лицом, подавшим апелляцию, ч. 1 ст. 352 УПК Украины понуждает председательствующего своим постановлением оставить апелляцию без движения и сообщить о необходимости выполнения указанных требований на протяжении 7 суток с момента получения сообщения.
Последний подход к разрешению указанной проблемы представляется более демократичным, хотя, по нашему мнению, существуют и другие более эффективные возможности. Например, направление несоответствующей жалобы частного обвинения органу дознания, который составляет протокол устного заявления о совершенном преступлении со слов заявителя, а апелляция может быть составлена самим судьей в присутствии лица, которое являлось инициатором апелляционного производства.
Это будет способствовать сокращению сроков судопроизводства, повышению авторитета органов судебной и исполнительной власти.
3.Кроме того, в развитие конституционной нормы о том, что каждый имеет право защищать свои права и законные интересы любыми незапрещенными законом способами, закрепленной в ст. 55 Основного Закона, предлагаем включить в новый УПК Украины положение об обязательности принятия обращений граждан следующего содержания; «Прокурор, следователь, лицо, производящее дознание и судья обязаны принимать обращения, касающиеся возбуждения, расследования или рассмотрения уголовных дел, в том числе и такие, которые не подлежат их разрешению. В этом случае они не позже суток направляют обращение в тот орган или должностному лицу, которые по закону должны его разрешить».
РОЗМЕЖУВАННЯ ОЗНАК ФІЗИЧНОГО АБО ПСИХІЧНОГО ПРИМУСУ ТА КРАЙНЬОЇ НЕОБХІДНОСТІ
І.Є. Жданова
У розділі VIII Загальної частини КК України представлена система обставин, що виключають злочинність діяння. На відміну від попереднього кримінального законодавства в КК України 2001 р. до системи вказаних обставин віднесена така обставина, як фізичний або психічний примус (ст. 40 ).
Дослідженню обставин, що виключають злочинність діяння, присвятили свої наукові праці чимало вітчизняних та зарубіжних вчених: Н.В. Лісова, П.П. Андрушко, М.І. Бажанов, Ю.В. Баулін, Г.В. Бушуєв, В.П. Діденко, С.Г. Келіна та інші. Водночас наукові проблеми фізичного або психічного примусу як обставини, що виключає злочинність діяння, у кримінально-правовій доктрині висвітлені не повною мірою, комплексних досліджень майже не проводилося. Певною мірою таке становище пов’язано із поширеністю в юридичній літературі думки про те, що фізичний або психічний примус є різновидом іншої обставини – крайньої необхідності. Сприяють існуванню такої позиції і окремі положення законодавства, зокрема, наявність в ст. 40 КК України (фізичний або психічний примус) посилання на ст. 39 КК (крайня необхідність).
Насправді, важко не погодитися із вченими, які стверджують, що фізичний або психічний примус за своїм змістом наближені до різних варіантів прояву поведінки особи в стані крайньої необхідності. Однак, вважаємо, що хоча зміст аналізованих обставин багато в чому і збігається, ці обставини мають і низку специфічних ознак. Інакше вони не були б виділені законодавцем в самостійні норми в яких передбачені ці обставини, що виключають злочинність діяння.
Метою нашої наукової праці є встановлення схожих і відмінних ознак, які характеризують крайню необхідність та фізичний або психічний примус з метою їх відмежування. Таке дослідження дозволить не лише розкрити правову природу аналізованих обставини, а й певною мірою внести ясність у рішення законодавця щодо доцільності їх закріплення в окремих кримінально-правових нормах.
Насамперед визначимо схожі ознаки, які об’єднують фізичний примус з крайньою необхідністю. Першою такою ознакою є зовнішня схожість видимих, об’єктивних ознак свідомого та вольового вчинку і відповідного злочину. Об’єднує ці дві обставини і характер вчинків, які можуть бути як у формі дії, так і у формі бездіяльності. Схожий фізичний або психічний примус із крайньою необхідністю за своєю соціально-юридичною природою. Зазначені обставини визнані такими, що виключають злочинність діяння внаслідок своєї суспільної допустимості (прийнятності). Більшість інших обставин, що виключають злочинність діяння визнаються такими внаслідок своєї соціальної корисності. Підставою для заподіяння шкоди в стані крайньої необхідності, і при фізичному або психічному примусі є небезпека, що загрожує певним охоронюваним законом інтересам, і неможливість усунення цієї небезпеки без заподіяння шкоди іншим охоронюваним законом інтересам. При цьому як при фізичному або психічному примусі, так і при крайній необхідності особа має обирати: якому саме охоронюваному інтересу, яку шкоду і в якому розмірі вона як крайній захід має спричинити. Схожі ці обставини і за метою діяння, яка полягає у прагненні усунути небезпеку, що загрожує особі. Можна встановити схожі риси між аналізованими обставинами і за об’єктом заподіяння шкоди. За обох обставин шкода може бути заподіяна будь-яким об’єктам кримінально-правової охорони: правам та інтересам особи, суспільства, держави. При цьому шкода як при фізичному або психічному примусі, так і при крайній необхідності завдається правам та інтересам третіх осіб.
Водночас фізичний або психічний примус та крайня необхідність мають і відмінні ознаки, що дозволяє стверджувати про їх різну правову природу. Аналізовані обставини відрізняються одна від іншої за джерелом небезпеки, що загрожує. Джерело фізичного або психічного примусу чітко визначено в законі. Ним є неправомірні (злочинні) дії інших осіб. Джерела виникнення стану крайньої необхідності в законі не описані. Ними можуть бути природні явища; технічні фактори; поведінка тварин, хвороба тварин чи рослин; фізіологічний стан інших людей. Джерелом небезпеки може бути і колізія обов’язків, коли особа не може виконати одночасно покладені на неї обов’язки. Варто погодитися і з М.Й. Коржанським в тому, що до джерел небезпеки при крайній необхідності можуть належати патологічні і фізіологічні процеси, що відбуваються в організмі людини та суспільно небезпечна поведінка інших людей.
Видається, що примус і крайню необхідність можна розрізняти за характером вчинюваних дій. При крайній необхідності особа, чинить опір ситуації, що виникла і застосовує заходи для її подолання, хоча в результаті страждають інші правоохоронні інтереси. Іншими словами, у стані крайньої необхідності, як правило, відбувається зіткнення двох охоронюваних законом інтересів, у результаті якого шкода заподіюється третім особам, а при примусі відбувається зіткнення особи, стосовно якої застосовується примус, з інтересами третьої особи, що свідчить про різну юридичну природу конфлікту інтересів.
Не можна не враховувати і того факту, що особа, яка діє під впливом непереборного фізичного примусу, повністю позбавлена можливості вибору того чи іншого варіанту поведінки. ЇЇ воля паралізована. На відміну від неї, особа, яка перебуває в стані переборного фізичного або психічного примусу та крайній необхідності, певною мірою зберігає можливість вибору варіантів поведінки.
В юридичній літературі зазначається, що специфіка примусу порівняно з крайньою необхідністю полягає в тому, що заподіяння шкоди при примусі можливо як у формі дії, так і у формі бездіяльності, тоді як крайня необхідність передбачає лише активні дії. З такою думкою важко погодитися, оскільки стан крайньої необхідності може виникнути, наприклад, при ненаданні допомоги медичним працівником, якщо мала місце небезпека для іншої особи.
Наведене дозволяє зробити висновок про те, що фізичний або психічний примус як обставина, що виключає злочинність діяння, має свою індивідуальну правову природу. Тому рішення законодавця щодо доцільності закріплення цієї обставини в окремій кримінально-правовій нормі видається цілком обґрунтованим.
РОССИЙСКИЙ МЕНТАЛИТЕТ И ЕГО ВЛИЯНИЕ НА УГОЛОВНОЕ ПРАВО
Н.Ю. Жиліна, Р.Н. Щуров
За более чем десять лет, прошедших после распада Советского Союза, Российская Федерация трансформировалась в государство с новым экономическим укладом, новыми социальными отношениями и существенно реформированной правовой системой. Изменения затронули и сферу отношений, регулируемых уголовным правом, что нашло отражение в принятии в 1996 году нового Уголовного кодекса РФ, в котором получили законодательное воплощение многие идеи, исследованные ранее на теоретическом уровне. Однако по разным причинам за пределами внимания ученых остались достаточно серьезные проблемы, разработка которых может иметь как фундаментальное, так и прикладное значение. Одна из таких проблем связана с влиянием этнокультурных процессов на механизм уголовно правового воздействия.
В России, стране традиционно многоэтнической, разделенной ныне на субъекты Федерации по национально-территориальному принципу, проблемы взаимодействия, наложения, симбиоза или конфликтов различных типов правовых культур ни разу не являлись объектом комплексного исследования, которого представляется, такая необходимость возникла и существует достаточно долго. Наиболее парадоксальным выглядит тот факт, что юридическая наука, давно и плодотворно разрабатывающая в рамках традиционной позитивистской доктрины тематику правосознания, до недавнего времени практически игнорировала этнокультурные аспекты правового менталитета России. Не уделялось им должного внимания ни в теории уголовного права, ни в криминологии, между тем как в Западной Европе и США со второй половины двадцатого века активно развиваются такие дисциплины, как юридическая этнология и юридическая антропология [1].
Развитие этих дисциплин напрямую связано с процессами, получившими в науке название этнического парадокса современности. Эти процессы принимают самые различные формы, от возрождения старинных обычаев и обрядов до стремления создать или восстановить свою национальную государственность. Негативной стороной этих процессов явился рост межэтнической напряженности, в том числе преступлений, совершаемых на почве этнического и религиозного экстремизма. Достаточно вспомнить серию локальных войн на территории бывшей Югославии или продолжающуюся контртеррористическую операцию в Чеченской Республике, чтобы понять конечную цену, которую приходится платить за предшествующую недооценку этнокультурных факторов во внешней и внутренней в том числе уголовно-правовой политике.
Можно выделить, по меньшей мере, две причины, сочетание которых привело к образованию своеобразного вакуума в научных исследованиях проблем влияния: у первых, это слабое развитие в бывшем СССР таких отраслей знания, как этнопсихология, историческая этнология, культурология [2]. Между тем, именно в рамках этих дисциплин происходит сейчас накопление и систематизация информации о механизме образования культурной традиции, формирующей стандарты и стереотипы нормативного поведения. Вторая же причина видится в том, что со времени дискредитации исторической школы права во второй половине девятнадцатого века ссылки на "народный дух" как правообразующий фактор можно встретить разве что в литературе по истории права.
Однако с позиций тех данных, которыми располагают гуманитарные науки в настоящее время, представляется, что есть необходимость переосмысления ряда традиционных положений о сущности и механизме уголовно-правового воздействия, соотношении объективного и субъективных начал в уголовном праве, влиянии этнокультурных факторов на процессы законотворчества и правореализации. Последнее выглядит крайне актуально на фоне состояния борьбы с преступностью в России, которую государство, несмотря на все усилия, пока, следует признать, проигрывает.
В этом плане есть все основания считать, что эффективность реализации уголовно-правовых запретов и предписаний зависит не столько от таких очевидных факторов, как численность работников правоохранительных органов, уровень их профессиональной подготовки и технической оснащенности, сколько от адекватности этих запретов и предписаний, имеющих архетипичную природу, стандартам поведения, формирующимся в определенной этнокультурной среде на протяжении исторически длительного периода времени.
Однако, этот момент пока не находит отражения в теории уголовного права, а, за отсутствием научной разработки, не учитывается на практике. Степень разработанности темы. Влияние этнокультурных процессов на становление и развитие отечественного уголовного права, роль уголовно-правовой ментальности населения и правоприменителя в механизме реализации уголовно-правовых норм до настоящего времени не подвергались комплексному всестороннему исследованию в науке уголовного права.
Однако, рассматривая юридическое мышление в рамках предметного поля сравнительного правоведения и юридической антропологии, следует отметить, что компонентом любой правовой системы (семьи), архитектоническим элементом национального правового менталитета является не само юридическое мышление как способ создания системы логических по природе и юридических по содержанию и социальным функциям категорий, понятий и иных результатов аналитической деятельности, а, прежде всего, его неповторимый стиль, манера мышления индивидов в правовой плоскости общественных отношений. Когда различные мыслительные структуры юридической науки и практики особым образом встраиваются в совокупность исторически сложившихся в определенном социуме образов, представлений, чувств (юридико-антропологический «портрет»), преломляются через реалии национального политико-правового развития.
Право возникает в обществе как элемент культуры, как психосоциокультурная подсистема. Культура имеет знаковый (текстуальный), ценностный и деятельный аспекты. Сама культура, с позиций семиотики, выступает как коммуникативная деятельность по созданию, воспроизводству и сохранению ценностно-значимых текстов. В этом смысле – право явление интерсубъективное, результат непрерывной человеческой коммуникации, получающей правовое значение при интерпретации институционализированных правовых текстов как устанавливающих права и обязанности субъектов социального взаимодействия. Поэтому право невозможно понять, как в целом, так и в теоретических формах его выражения, вне социокультурного контекста, а, следовательно, вне истории.
Структурным элементом культуры является ее «центральная зона», где аккумулируются основные ценности, верования, убеждения общества, являющиеся «психоэнергетическим» источником развития права и основным эталоном, по которому сверяются все культурные инновации, в том числе и правовые [3, с.9]. «Центру» противостоит «периферия», в границах которой могут локализоваться оппозиционные и вообще второстепенные, групповые и частные ценности. Далеко не все правовые ценности переводятся на рациональный язык правовой идеологии. Многие ценности существуют и оказывают влияние на процессы социально-правовой легитимации на уровне коллективного бессознательного и продолжают его оказывать даже тогда, когда «официальные» идеологически рационализированные правовые ценности меняют свое значение или вовсе перестают действовать.
Актуальные для современной правовой науки и практики проблемы, несомненно, стимулируют обсуждение различных аспектов юридического мышления. «Методологическая позиция задается через рефлексию юридического мышления, направленную, с одной стороны, на выявление различных проблем и противоречий, возникающих в юридическом мышлении, а с другой – на способы их разрешения. Обе эти установки, в конечном счете, должны способствовать развитию юридического мышления.
В период смены правовой системы России проблема воздействия российского менталитета, как на генезис всей системы права, так и на отдельные его отрасли стала особенно актуальной. Без учета этого фактора невозможно выработать оптимальную правовую систему. Законодатель, обращаясь к нормотворчеству, должен, наряду с другими факторами, учитывать влияние менталитета, а точнее, исходить из менталитета как отправного, первостепенного фактора.
Значение менталитета заключается в том, что он объединяет общество, «являясь важнейшим компонентом культурной традиции, осуществляет в рамках культуры "связь времен", благодаря чему этническая общность способна идентифицировать себя» [4, с.45].
Менталитет оказывает прямое влияние не только на форму уголовного судопроизводства, но и на другой важнейший его компонент: это метод разрешения уголовно-правовой ситуации, то движущее начало, которое придает производству динамику, превращает его в процесс. Таким двигателем уголовного судопроизводства являются публичность и диспозитивность, точнее соотношение публичного и диспозитивного. Если импульс в движении уголовного дела исходит от государственного органа, обязанного в силу своего служебного положения действовать так, а не иначе, то это публичность; если же инициатива, активность в развитии ситуации отдана законом не органу государства, а тому или иному участнику процесса, то это диспозитивность.
Для создания качественно нового, перспективного и долговременного законодательства нужен глубоко продуманный методологический подход, учитывающий все факторы и условия и позволяющий разработать не только конституционный, но и дееспособный, т. е. эффективно работающий в нынешних и обозримых будущих условиях, Кодекс. Для этого необходимо в первую очередь обратиться к основе основ — российскому менталитету, чтобы на его базе выявить историческую обусловленность современного отечественного уголовного судопроизводства.
Литература:
1. Берман Г. Дж. Западная традиция права: эпоха формирования. - М., 1998. - С. 523.
2. Марача В.Г. Социокультурный анализ политико-правового пространства // Научные труды «Эдилет» - Алмата. - 1999. - № 1 (5).
3. Козлихин И.Ю. Позитивизм и естественное право // Государство и право. - 2000. - № 3. – С. 9.
4. Горбунова М. Г. Диалектика язычества и православия в структуре русского менталитета: Дисс. ... канд. филол. наук. - Н. Новгород, 2001. - С. 45.