Книга рассчитана на юристов работников суда

Вид материалаКнига
§ 2 «конкуренция» мотивов и квалификацияпреступлений
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   14

§ 2 «КОНКУРЕНЦИЯ» МОТИВОВ И КВАЛИФИКАЦИЯ
ПРЕСТУПЛЕНИЙ


При рассмотрении проблемы квалификации преступлений по мотиву их совершения нельзя не остановиться
также на вопросе о «конкуренции» мотивов.

Вопрос ставится так. Всегда ли человек, совершая
преступление, руководствуется каким-либо определением, но каждый раз единственным мотивом? Могут ли к
одних и тех же общественно опасных действиях человека совмещаться одновременно несколько разных мотивов? И если такое совмещение возможно, то как должна
определяться оценка и квалификация совершенного преступления?

Анализ судебной практики показывает, что нередко
единственной побудительной причиной совершения преступления выступает какое-либо одно строго определенное, если можно так выразиться, автономное побуждение
(например, корысть, хулиганский мотив, месть, ревность
и т. д.), не связанное с какими-либо привходящими обстоятельствами, которые бы усиливали значение общей
решимости совершить преступление и выступали как дополнительные мотивы. Чаще всего это наблюдается в
гех случаях, когда намерение совершить преступление
возникает быстро и тут же приводится в исполнение. Наиболее ярким в этом отношении примером является
убийство в состоянии внезапно возникшего сильного душевного волнения, вызванного насилием или тяжким, оскорблением либо иными противозаконными действиями потерпевшего (ст. 104). Аналогичное положение может быть и при других обстоятельствах, способных и конкретных случаях вызвать внезапное намерение совершить преступление (например, виновный, заметив у потерпевшего крупную сумму денег, решает его убить и завладеть деньгами; муж решается на убийство жены, застигнутой с любовником в ситуации, не вызывающей сомнений и т. д.).

Психологическая предпосылка образования умысла
и принятия решения здесь несколько своеобразнее, чем
в случаях убийства с заранее обдуманным намерением
В этом случае мотив действия, как правило, не получает
всестороннего обсуждения, которое бы давало возможность сопоставить его с нравственными запросами виновного, другими побуждениями и чувствами, как


противодействующими этому мотиву, так и усиливающими
его значение. Внезапность решения и отсутствие контромотивов придают поведению виновного особую силу и стремительность.

Следует отметить, что в судебной практике квалификация рассматриваемых случаев, как правило, не вызывает особых затруднений. Отсутствие дополнительных побуждений делает основной мотив совершения преступления более четко выраженным и в значительной мере облегчает оценку и квалификацию совершенного преступления.

Вместе с тем, судебная практика свидетельствует,
что в содеянном мотив не всегда выступает как автономная побудительная сила, так сказать, в «чистом» виде, н
качестве единственного побуждения совершения преступления. Нередко основной мотив, толкнувший лицо ни
противоправное поведение, Дополняется и осложняется
иными чувствами, побуждениями и личными отношениями, не одинаковыми как по своему значению, так и по той роли, которую они играют в укреплении решимости
совершить преступление. Так, спутниками хулиганских
побуждений при совершении действий, грубо нарушающих общественный порядок (ст. 206 УК РСФСР), могут
быть мотивы, порожденные сугубо личными отношениями (например, совершение виновным исключительного
по цинизму действия в отношении потерпевшего, к которому он питает чувство ненависти или мести, или даже
ревности). С другой стороны, мотивы, характерные для
преступлений против личности, могут дополняться хулиганскими и другими побуждениями, не связанными с
личными отношениями между виновным и потерпевшим1.

Нередко оценка мотивов и цели сопровождается тяжелой внутренней борьбой, в процессе которой формируется


1 Иначе этот вопрос решает Б В Хараэишвили Он пишет что «когда убийство, помимо корысти, совершается и с другими мотивами, психологически образуется различное поведение. (Б.В.Xаразишвили. Вопросы мотива поведения преступника в советском праве. Тбилиси, 1963, стр. 112). Такое положение было бы возможно в том случае, если бы лицо в своем поведении могло руководствоваться сразу не одним, а несколькими мотивами. В действительности лицо всегда подчиняет свое поведение какому-либо одному мотиву,
который и определяет смысл и содержание как цели, так и совершенных действий


одно доминирующее побуждение и осуществляется
выбор поведения. Причем, чем дальше по времени состоит возникшее намерение совершить преступление от
непосредственного момента его исполнения, тем, по общему правилу, больше появляется дополнительных обстоятельств, с которыми связывает лицо свои действия. Наглядным подтверждением этого может служить поведение Позднышева из повести Л. Н. Толстого «Крейцерова соната». Позднышев говорит следующее о мотивах убийства своей жены: «На суде было представлено дело так, что все случилось из ревности. Ничуть не бывало, то есть не то, что ничуть не бывало, а то, да не то». Эти слова очень характерно оттеняют смысл поведения Позднышева. Автор убедительно показывает, что не только ревность — этот опасный мотив подгонял Позднышева, когда он спешил расправиться со своей жертвой. К этому чувству примешивались и «страшная злоба к ней», вызванная постоянными ссорами, и сознание своего унижения, и возрастающая ненависть за поруганную честь. «Нельзя покончить с собой, — рассуждал перед самым убийством Позднышев, — и оставить ее; надо, чтоб она пострадала хоть сколько-нибудь, хоть поняла бы, что я страдал»2.

Об этом же сложном комплексе психологических переживаний, о том, насколько разнообразными могут
быть побудительные причины, способствующие совершению преступления, свидетельствуют также произведения
Ф. М. Достоевского «Преступление и наказание» и «Братья Карамазовы».

Не только тяжелые материальные условия и чужда
двигали рукой Раскольникова, убившего старуху - процентщицу и ее сестру. Не последнее место здесь занимало и своеобразное стремление как-то проявить себя, переступить существующий порядок, попрать установленные в обществе законы. «И не деньги, главное, нужны мне были, — признавался Раскольников Соне, — как другое... другое толкало меня под руки: мне надо было узнать тогда, и поскорей узнать, вошь ли я, как все, или человек? Смогу ли я переступить или не смогу?


1Л.Н.Толстой.Собр. соч., т. 12, 1964, стр. 179

2 Там же, стр. 190.


Осмелюсь ли нагнуться и взять, или нет? Тварь ли я дрожащая, или право имею»... 1.

Данные мотивы, несомненно, свидетельствуют об извращенности психики Раскольникова в результате тяжелых обстоятельств, с которыми ему пришлось бороться, но это не исключает вывода о том, что корысть не была единственным внутренним побуждением его действий, о чем, в частности, говорит и поведение Раскольникова после убийства. Спрятав под камень вынесенные с места преступления деньги, он и не думает воспользоваться ими и не помышляет об этом.

Даже Смердяков из «Братьев Карамазовых» — это,
по словам автора, существо «решительно злобное, непомерно, честолюбивое, мстительное и знойно завистливое»2, даже он не руководствовался только жаждой «наживы, убивая старика Карамазова. Была у него и злоба на старика-развратника, которому он был обязан своим унизительным происхождением, и стремление выбиться в люди и ненависть к тем, «кому всю жизнь завидовал».

Вывод о том, что преступление есть деяние, которое
часто вызывается не одним, а несколькими мотивами,
заключает в себе, помимо теоретического интереса, большой практический смысл. Предостерегая от односторонности расследования дел об убийствах, он может оказать
существенную помощь органам следствия в поисках истинных движущих сил преступления, в построении правильной следственной версии, в полном раскрытии объективной истины по делу, в расследовании преступления. Следователь Порфирий Петрович из «Преступления и наказания» Ф. М. Достоевского, не располагая ни одним фактом виновности Раскольникова в совершенном убийстве, на основе глубокого психологического анализа личности Раскольникова, поняв мотивы его поведения, приходит к правильному выводу о его причастности
к убийству. Совершенно очевидно, что к этому выводу
Порфирий Петрович не мог бы придти, если бы в основу
версии он положил только мотив, который так наглядно
подтверждался образом жизни потерпевшей и всей обстановкой совершения преступления: голый, мотив корысти никак не вяжется ни с личностью Раскольникова, ни с его поведением.


1 Ф.М. Достоевский.Собр. соч. т. 5, М., 1957, стр. 437.

2 Ф М. Достоевский. Собр. Соч., т 10, М., 1958, стр. 292.

Вместе с тем, именно смешанные мотивы и затрудняют возможность правильно судить о направленности
общественно опасных действий; они вызывают наибольшую сложность в определении характера совершенного деяния и в квалификации преступления.

При оценке и квалификации преступлений, вызванных смешанными мотивами, решающее значение имеет
правильное соотношение мотивов преступления. Роль
разных по содержанию и значению мотивов в одном и
том же действии никогда не бывает одинаковой. Среди
них следует прежде всего различать мотивы главные,
основные, решающим образом воздействующие на волю
виновного и определяющие психологическую природу и
субъективный смысл его поведения, и мотивы второстепенные, неглавные, как бы подталкивающие к выполнению уже готового намерения1.

В каждом конкретном случае задача будет сводиться к тому, чтобы установить, какой мотив имел доминирующее значение, являлся главным, основным мотивом преступной деятельности, и в соответствии с этим определить квалификацию действий виновного.
Признание тех или иных побуждений основным мотивом преступной деятельности не связано, разумеется,
с тем, когда этот мотив возник, до или после непосредственного повода, ускорившего решимость совершить преступление; важно, чтобы он определял основное содержание и направленность общественно опасных действии виновного.

Следует, однако, отметить, что в судебной практике
не всегда учитывается отмеченная особенность в мотивации противоправного проступка. Имеются случаи,
когда вследствие неправильного определения соотношения мотивов преступной деятельности виновного допускаются ошибки в квалификаций совершенных им действий.

Мишин2 был привлечен к уголовной ответственности
за угрозу убийством и хулиганские действия (ст. ст. 207
и 206, ч. II УК РСФСР), допущенные в отношении А.


1 «Среди различных мотивов, побуждающих сложную деятельность, всегда выделяются мотивы, играющие ведущую роль». Психология, Учебник для педагогических институтов. М., 1962, стр. 372.

2 В примерах, заимствованных из неопубликованной практики, фамилии обвиняемых изменены.


Преступление было совершено при следующих обстоятельствах.

Виновный и потерпевший хорошо знали друг друга.
В день совершения преступления потерпевший распивал
спиртные напитки в квартире, расположенной рядом с
квартирой Мишина. Последний, узнав об этом и находясь
в нетрезвом состоянии, вызвал А. и потребовал, чтобы тот
купил ему литр водки. Когда же А. заявил, что у него
нет денег, виновный предложил потерпевшему продать
свой пиджак и даже пытался снять его с А. Последний
оказал сопротивление. Тогда Мишин стал наносить А. удары головой в лицо, говоря ему, что он сейчас принесет нож
и «закусит его кишками», а чтобы потерпевший не убежал, велел закрыть входную дверь. А., опасаясь за свою
жизнь, выпрыгнул в окно со второго этажа; при падении получил перелом поясничного позвоночника.

Народный суд переквалифицировал в этой части
действия Мишина на ст. 112ч. II, мотивируя свое решение
тем, что преступление было совершено на почве личных
неприязненных отношений1. Судебная коллегия по уголовным делам Верховного суда ТАССР не согласилась с
мнением народного суда. Отменяя приговор, она отметила, что по делу не доказано, что преступление было обусловлено исключительно личными отношениями между виновным и потерпевшим; обстановка и в особенности
характер совершенных действий свидетельствует, что основой побудительной причиной, определявшей поведение виновного, являлись не личные отношения, а хулиганские побуждения.

Наибольшая сложность в решении рассматриваемого вопроса возникает в тех случаях, когда в числе конкурирующих оказываются мотивы, каждый из которых требует самостоятельной квалификации. Конкретно, вопрос здесь сводится к следующему. Могут ли в качестве основных мотивов быть совместимыми мотивы, с которыми закон связывает квалификацию преступления, например мотивы, перечисленные в ст. 102 УК РСФСР. Иначе
говоря, можно ли квалифицировать совершенное убийство одновременно по двум пунктам ст. 102 УК РСФСР,
например по п. п. «а» и «е», «а» и «в», «б» и «в», «в» и
«е» и т. д.


1 Архив народного суда Ленинского района г. Казани за1965 г.


В советской юридической литературе эги вопросы не
получили надлежащего освещения, а имеющиеся отдельные высказывания связаны главным образом с характеристикой хулиганских побуждений убийства и носят
противоречивый характер1.

Неодинаково этот вопрос решается и в судебной практике. Так, например, случаи, когда виновный убивает
потерпевшего за то, что тот помешал совершить ему хулиганские действия, в судебной практике квалифицируются по-разному —либо по совокупности п. п. «б» и «в»
ст. 102 УК РСФСР, либо по одному из указанных пунктов этой статьи.

Федоров, будучи нетрезв и находясь в клубе, мешал
танцевать, приставал к гражданам, на предупреждения
не реагировал. Работник милиции Г. вывел виновного из
клуба и предложил ему идти домой. Однако последний
вернулся к клубу, стал размахивать ножом и пытался им
ударить Г. На помощь Г. подбежал дружинник Л., но,
споткнувшись о камень, упал. В этот момент виновный
нанес ему ножом удар в левую часть груди, что повлекло за собой опасное для жизни телесное повреждение.

Судебной коллегией по уголовным делам Верховного Суда РСФСР действия виновного были квалифицированы


1 С.В.Бородин утверждал, что «хулиганские побуждения, месть по своему характеру не совместимы». (См. Квалификация убийств по советскому уголовному праву, М., 1963, стр. 46). Во втором издании этой работы автор изменил свою точку зрения по этому вопросу. Он пишет: «Нельзя считать, что хулиганские побуждения и месть несовместимы». Однако автор оставляет открытым вопрос о том, как это должно отразиться на квалификации преступления.

Э. Ф. Побегайло, решая этот вопрос применительно к конкретному случаю, считает вполне допустимой квалификацию убийства по совокупности п. п. «б» и «в» ст. 102 УК РСФСР (Э. Ф. Побегайло, указ. работы, стр. 75).

Неодинаково этот вопрос решался и в русской дореволюционной литературе.

П. Сергеич в книге «Искусство речи на суде» (Изд. М., 1960.стр. 133), указывая на нецелесообразность особенно распространяться в уголовном процессе о мотивах преступления, обосновывал это тем, что «обвинитель и защитник могут быть оба правы, потому что и преступник и окружающие его люди подчинялись в своих поступках не одному и не двум, а множеству разнообразных побуждений, и никто, и сами они не знают, с которым дольше боролся человек». Напротив, В. Д. Спасович полагал, что в одном человеке не могут одновременно совмещаться разные намерения (там же).


по ст. ст. 15, 102 п. п. «б» и «в» и 206 ч. II УК РСФСР1.

Другой пример. Павлов, находясь в нетрезвом виде,
совершил хулиганские действия, в частности, без всяких
оснований ударил С., причинив ему легкое телесное повреждение. Проходивший мимо К. сделал Павлову замечание; в ответ на это виновный ударил К. ножом в левую
часть груди, что повлекло за собой опасное для жизни
ранение. Павлов был осужден Верховным Судом Татарской АССР за покушение на убийство из хулиганских
побуждений 2.

Такое противоречие в квалификации приведенных cлучаев, на наш взгляд, ничем не оправдано.

Несомненно, между убийствами, предусмотренными
п. п. «б» и «в» ст. 102 У К РСФСР, имеется большое сходство. Как при убийстве из хулиганских побуждений, так
и в случаях, предусмотренных п. «в» ст. 102 УК РСФСР,
виновный своим поведением бросает вызов обществу, игнорирует законы и правила общежития. Это сходство
усиливается также одинаковой, в большинстве случаев,
обстановкой, в которой совершаются общественно опасные деяния — оба эти преступления обычно сопровождаются грубым нарушением общественного порядка и вырастают из предшествовавших убийству хулиганских действий.

Вместе с тем хулиганские мотивы убийства и мотивы,
побуждающие к совершению преступления, предусмотренного п. «в» ст. 102 УК РСФСР, существенно отличаются друг от друга. Это различие обусловлено главным образом различием целей, намерений и причин, которые вызывают эти мотивы.

Намерение совершить убийство з случаях, предусмотренных п. «в» ст. 102 УК РСФСР, возникает на почве выполнения потерпевшим своего служебного или общественного долга и преследует цель либо причинить из мести смерть потерпевшему, либо избежать задержания, ответственности. Этим целям соответствуют и свои собственные мотивы. Мотивом убийства, предусмотренного п. «в» ст. 102 УК РСФСР, может выступать месть за служебную или общественную деятельность, стремление


1 Архив Верховного Суда РСФСР. Определение Коллегии от 11 октября 1966 г.

2 Архив Верховного суда Татарской АССР за 1963 г.


воспрепятствовать законной деятельности потерпевшего, оказать ему сопротивление и т. д. Хулиганский же мотив убийства имеет иное содержание. Он целиком и полностью покоится на показном пренебрежении законами и правилами общежития и обусловлен исключительно стремлением показать себя, выразить в нарочито вызывающей форме свое неуважение к обществу, другим людям. В соответствии с этим виновный в убийстве из хулиганских побуждений избирает такой способ совершения преступления, который бы нагляднее всего выражал эти мотивы.

Следовательно, указанные побуждения лежат в разных плоскостях человеческих отношений, они не могут
быть в качестве основных мотивов соединены в одном
преступлении. И поэтому одно и то же убийство не должно одновременно квалифицироваться по п. «б» и п. «в»
ст. 102 УК РСФСР. В каждом конкретном случае, когда
потерпевшим при убийстве оказывается лицо, выполняющее свой служебный или общественный долг, нужно установить основной мотив, которым руководствовался виновный, совершая преступление, и в соответствии с этим дать оценку и квалификацию содеянного.

Аналогично, нам думается, должен быть решен вопрос о совокупности побуждений, предусмотренных п. н. «а» и «в» ст. 102 УК РСФСР. И в данном случае совершенное убийство не может быть одновременно квалифицировано по обоим указанным пунктам названной статьи.

Определенный интерес в этом отношении представляет определение Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда РСФСР по делу Глухова1. Глухов работал инструктором-методистом производственной гимнастики завода. Будучи психопатической личностью, болезненно реагировал на критические замечания, постоянно конфликтовал с работниками облспортсоюза, в частности с председателем этого союза П. Подозревая П. в том, что он якобы сообщил в Ленинградский институт физической культуры о том, что Глучов незаконно получил диплом об окончании института, виновный решил с ним расправиться. Вооружившись


1 Архив Верховного Суда РСФСР Определение Судебной коллегии от 26 августа 1966 г.



пистолетом, Глухов подъехал на такси к зданию облспоргсоюза, попросил шофера подождать его, а сам направился в здание; подождав, когда П. остался один в кабинете, вошел к нему и спросил его, писал ли он письмо в
институт. Получив утвердительный ответ, виновный выхватил из кармана пистолет, направил его на П., предложил ему выложить деньги на стол и поднять руки вверх,
говоря при этом, что убьет пока его одного. Услышав от
П., что денег у него нет, Глухов нажал на спусковой крючок, но выстрела не последовало, так как произошла
осечка. П. с помощью других сотрудников учреждения
обезоружил нападавшего.

Глухов был признан виновным в покушении на убийство из корыстных побуждений и в связи с выполнением
потерпевшим своего служебного долга, в совершении
разбойного нападения, а также в незаконном хранении
огнестрельного оружия. В соответствие с этим его действия как судом первой инстанции, так и Коллегией были квалифицированы по ст. ст. 15, 102, п. п. «а» и «в».
146, ч. II., п. «б» и 218, ч. I УК РСФСР.

С такой оценкой действий осужденного трудно согласиться. Она противоречит психологической структуре волевого процесса и избирательному характеру поведения
Психическая деятельность человека детерминируется
каждый раз многочисленными факторами, имеющими
различное побуждающее значение. Принятие решения,
как правило, сопровождается внутренней борьбой, во
время которой происходит сличение и оценка мотивов и
выбор цели. В процессе выбора целей «побеждает» какое-то одно побуждение, в пользу которого и принимается решение действовать и которое больше всего соответствует желанию человека. Иначе говоря, роль мотива как основного доминирующего побудителя сводится к тому, что он «заменяет одно поведение другим, менее приемлемое более приемлемым, и этим путем создает возможность определенной деятельности»1.

В данном случае основным мотивом преступной деятельности виновного являлась месть в связи с выполнением потерпевшим своего общественного долга. Корыстный же мотив выступал как мотив второстепенный,
побочный, неглавный; он не имел решающего значения


1Д. Н Узнадзе Психологические исследования. М., 1966, стр. 403

в поведении осужденного. Поэтому его действия, связанные с посягательством на жизнь потерпевшего, должны
быть квалифицированы по ст. ст. 15 и 102 п. «в» УК РСФСР.

Несколько сложнее вопрос о конкуренции мотивов
решается в случаях, когда речь идет о возможности совмещения корыстных побуждений убийства и мотивов
преступления, предусмотренного п. «е» ст. 102 У К РСФСР. Чаще всего этот вопрос возникает при квалификации убийства, совершенного при разбойном нападении.

На первый взгляд может показаться, что в этом случае виновный, лишая жизни потерпевшего, нередко руководствуется одновременно разными мотивами — корыстными побуждениями и стремлением избежать ответственности, скрыть совершенное преступление. Однако это совпадение только кажущееся. И здесь решающую роль играет какое-то одно побуждение, с которым связано возникновение умысла на лишение жизни потерпевшего.

Несовместимость указанных мотивов обусловлена их
различным предметным содержанием и неодинаковой

направленностью.

Корыстному мотиву в составе ст. 102 УК РСФСР соответствует строго определенная, только этому мотиву
присущая цель — цель получения какой-то имущественной выгоды, пользы, в то время как убийство с целью
скрыть другое преступление или облегчить ею совершение вызывается иными, прямо противоположными побуждениями, в частности, боязнью быть разоблаченным стремлением избежать ответственности и наказания за совершенное преступление.

В этой связи нам представляется не совсем удачным
положение, содержащееся в постановлении Пленума
Верховного Суда СССР от 3 июля 1963 г., согласно которому умышленное убийство, совершенное при разбое,
помимо ст. ст. 91 и 146 УК РСФСР, «надлежит квалифицировать по п. «а», а в случае, если оно совершено с
целью скрыть преступление или облегчить его совершение— также и по п. «е» ст. 102 УК РСФСР и соответствующим нормам УК других союзных республик»1.


1 Сборник постановлений Пленума Верховного Суда СССР 1924— 1963, М, 1964, стр. 282.


Убийство при разбое по мотиву преступной деятельности не всегда носит корыстный характер. Оно может
выступать как сопутствующее обстоятельство и обуславливаться иными, отличными от разбоя, мотивами.

Квалификация и оценка убийства при разбое должны
определяться в зависимости от содержания мотива и цели, с которыми связывает виновный совершение преступления. Если убийство при разбое являлось средством завладения имуществом потерпевшего, то по мотиву совершения оно должно рассматриваться как корыстное и квалифицироваться, помимо разбоя, по п. «а» ст. 102 УК РСФСР. Если же разбой был связан с применением других форм насилия и виновный уже завладел имуществом потерпевшего, но затем у него появилось намерение лишить жизни потерпевшего с целью скрыть совершенное преступление, то в этом случае должен быть применен п. «е» ст. 102 УК РСФСР.

Следовательно, одно и то же убийство по мотиву его
совершения не может быть квалифицировано одновременно по двум и более пунктам ст. 102 УК РСФСР. Квалификация по совокупности указанных пунктов будет оправдана лишь в тех случаях, когда посягательство на жизнь потерпевшего совершается не одновременно и по разным мотивам или когда виновный, руководствуясь каждый раз особенными мотивами, совершает два и более убийства.

Мелихов, встретив на пути гр-н Б. и 3., ехавших на
тракторе, предложил им заглушить мотор и выпить г
ним водки. 3. запротестовал. Тогда Мелихов сбил 3. с
ног, а когда последний поднялся и пошел домой, виновный догнал его и нанес ему ломиком (весом более 3 кг.)
два удара по голове. Когда потерпевший упал, виновный
нанес ему еще три удара. 3. потерял сознание. После
этого Мелихов и Б. пили водку и Мелихов предложил Б.
совершить на 3. наезд трактором и создать таким образом видимость автотранспортного происшествия, на что
Б. согласился. Увидев лежащего на дороге 3., переехал
по нему тракторными санями; потом остановил трактор,
положил потерпевшего на сани и привез его домой.
Вскоре 3. скончался в больнице.

Судебная коллегия по уголовным делам Верховного
Суда РСФСР совершенно правильно, на наш взгляд,


квалифицировала совершенное Мелиховым преступление
по п. п. «б» и «е» ст. 102 У К РСФСР 1.

Таким образтэм, мотивы, с которыми закон связывает
квалификацию преступления, — это по своему содержанию всегда разные побуждения, которые в качестве основных мотивов не могут быть соединены в одном преступлении. Человек не может положить в основу своего поведения сразу несколько разных по содержанию и значению мотивов. Намерение совершить преступление обычно связывается с каким-либо одним мотивом, который и является главным, основным мотивом преступной
деятельности. Всегда «перевешивает» тот мотив, в пользу которого избран волевой акт и который положен в основу решения. Другие же побуждения хотя и действуют, так сказать, в унисон, изменяют или усиливают значение обшей решимости совершить преступление, но в совершенном деянии играют подчиненную, второстепенную
роль. В этой иерархической соподчиненности мотивов и
выражается логика любого волевого процесса.


1 Архив Верховного Суда РСФСР. Определение Судебной коллегии от 23 мая 1966 г.