Geum.ru

М. П. Горчакова-Сибирская (отв ред., Спбгиэу), д-р философ наук, проф

Вид материалаДокументы
Глобальная культура: миф или реальность? (русские мыслители об особенностях формирования культуры народа)
Ислам и христианство: диалог культур и цивилизаций
Г.Ф. Сейфи
Подобный материал:
1   ...   16   17   18   19   20   21   22   23   ...   80

ГЛОБАЛЬНАЯ КУЛЬТУРА: МИФ ИЛИ РЕАЛЬНОСТЬ?

(РУССКИЕ МЫСЛИТЕЛИ ОБ ОСОБЕННОСТЯХ ФОРМИРОВАНИЯ КУЛЬТУРЫ НАРОДА)


Проблемы глобализации сегодня на устах многих учёных, политиков, журналистов, военных. Они охватывают вопросы экономики, политики, спорта, окружающей среды, искусства, культуры в целом. Возможно, в этом есть своя логика: от того, как будет продвигаться глобализация, зависит будущее человечества. В «Словаре русского языка» С.И. Ожегова понятие «глобальный» определяется как «охватывающий весь земной шар, всеобщий». В современной интерпретации понятие «глобализм» появился в конце 70-х гг. и означал распространение во всепланетном масштабе постиндустриальной цивилизации, которую обычно называют цивилизацией «третьей волны». Причём, определять ход этого процесса будет, прежде всего, уровень развития экономики, её интеграция.

В процессе глобализации управление мировой экономикой окажется в руках транснациональных корпораций и технократов, а национальные государства потеряют свой суверенитет. При этом, некоторые современные политологи и социологи называют К.Маркса пророком глобализма, ссылаясь при этом на «Коммунистический манифест», где сказано: «Буржуазия путём эксплуатации всемирного рынка сделала производство и потребление всех стран космополитическим, к великому огорчению реакционеров, вырвала из-под ног промышленности национальную почву, Исконные национальные отрасли промышленности уничтожены или продолжают уничтожаться с каждым днём» [1]. В действительности же глобальные идеи реализуются сегодня не столько за счёт международных концернов, сколько усилиями одной сверхдержавы - Соединённых Штатов Америки. Не случайно известный американский философ Ф. Фукуяма называет наше время «эпохой американского экономического глобализма». Именно США сейчас являются основным идеологом «крестового похода» во имя глобализма, стремясь создать мир по собственному образцу и подобию.

В политической сфере глобализация не исключает создания Мирового правительства (вроде Римского клуба или «Комитета 300» в рамках этого клуба), которое и будет определять судьбу всех народов и государств. Причём, кураторами этого правительства будут одна или несколько наиболее крупных держав, решая многие международные проблемы не бескорыстно для себя. Как подчёркивают многие учёные и политики, глобализация экономических, политических и социальных отношений осуществляется в интересах меньшинства против большинства.

Если в области глобализации экономики и политики и есть определённые объективные предпосылки и определённая логика, то «упаковывать» культуру в понятие «глобализм» практически невозможно. Пишущие о глобальной культуре опять-таки ссылаются на того же К.Маркса, который утверждал, что в результате космополитического производства происходит «всесторонняя зависимость наций друг от друга», что ведёт к вытеснению национальных культур единой всемирной культурой, духовная культура отдельных наций становится общим достоянием [2]. С точки зрения материалиста К.Маркса резон в этом есть. Культура, по Марксу, является «надстройкой» над экономическим базисом, а поскольку этот базис становится наднациональным, то он уничтожит и национальную культуру.

Сегодня глобалисты предлагают нивелировать большинство национальных культурных ценностей и традиций, что означало бы исчезновение национальных государств, либо их подчинение одной супердержаве и наднациональным корпорациям. Хозяином в таком мире будет рынок. Рыночные отношения охватят весь «вещный» мир и заявят претензии на мир духовный. При современном религиозном фундаментализме, примитивном «ковбойском» патриотизме и великодержавности, радикальном этнонационализме и эгоцентризме в обозримом будущем вряд ли это осуществимо. Причём, существующие межнациональные проблемы сопровождается неприкрытым культом насилия – во имя веры, державы, нации, национальных культурных ценностей и традиций. Ради сохранения этих национальных ценностей воевали между собой православные сербы, католики - хорваты и мусульмане-босняки, ради них убивали и убивают друг друга арабы и евреи, осуществляются систематические террористические акции мусульманских фанатиков. Сегодня существуют и серьёзные противоречия между богатыми и бедными странами («Севером» и «Югом»), между США и Евросоюзом, растёт оппозиция геополитическим амбициям США.

Безусловно, в культурном наследии многовекового прошлого человечества существуют и универсальные общечеловеческие ценности: добро, гуманизм, толерантность и др. Но это отнюдь не означает отказа от собственных национальных традиций, собственной национальной культуры, которая выражает сущность той или иной нации, её отличие от других наций, её менталитет. Не случайно сегодня на государственном уровне звучит призыв настойчивого изучения, сохранения и поддержки ценностей и традиций национальной культуры народов России.

В этой связи не безынтересна идейная борьба 30-50-х гг. XIX в. западников и славянофилов о путях дальнейшего развития России, о её местев мировом историческом процессе. Западники решительно выступали против европеизации страны и безоглядного усвоения западноевропейской политической, общественной и культурной жизни. Выработанная славянофилами на основе единственно истинной (в их понимании) православной веры категория «соборности», привела их к пониманию роли общинного строя как глубинной этнопсихологической основы России. Осознав же особость России в мире, они осознали и её родство со всем славянством, и неизбежность её противостояния Западу.

В 50-60-е гг. XIX вв. в России окончательно сложилась идеология панславизма. Её яркими представителями являлись такие общественные деятели и публицисты как Н.Я. Данилевский, Н.Н. Страхов, К.Н. Бестужев-Рюмин, А.И. Кошелев. В основе этой идеологии лежала концепция о культурно-исторических типах народов, одним из которых и являлось славянство, отличающееся от т.н. европейского романо-германского типа и обязанное сохранять свою самобытность.

Наиболее энергично и последовательно идеологию панславизма разрабатывал выдающийся русский социолог Н.Я. Данилевский (1822-1885 гг.), во многом предвосхитивший идеи немецкого философа и историка О. Шпенглера (1880-1936 гг.). Его философские сочинения являлись публицистическим откликом на общеполитические и международные проблемы исторической роли славянства вообще, России, в частности [3]. Теоретические посылки о самобытности исторического развития славянства служили основой для политических выводов о необходимости союза всех славянских народов во главе с Россией, но без Польши, которая в силу своей исторической судьбы якобы утратила славянский характер и принадлежит к «Западу». В славянстве Данилевский видел задатки полного развития всех четырех видов исторической деятельности (религиозной, культурной, политической и социально-экономической) и нравственно-политическое превосходство над европейской («западнической») цивилизацией.

В основе социологической доктрины Данилевского лежала идея обособленности локальных «культурно-исторических типов» (цивилизаций). Общечеловеческой культуры и цивилизации, по мнению Данилевского, никогда не было и не может существовать в будущем. Имеется лишь «всечеловеческое», которое есть не что иное, как только совокупность культуры отдельных народов. Данилевский выделяет десять «культурно-исторических типов” или, по современной терминологии, локальных цивилизаций: египетскую, китайскую, ассиро-вавилоно-финикийскую, индийскую, иранскую, иудейскую (еврейскую), греческую, римскую, новосемитскую (аравийскую), германо - романскую (европейскую). Исходя из своего тезиса о плодотворности многообразия народов–государств в составе определённого культурно-исторического типа, Данилевский обосновывал необходимость объединения славянских народов в единое политическое целое как высшую стадию развития.

Локальные цивилизации, по мысли Данилевского, находятся в непрерывной борьбе друг с другом и с внешней средой. Так же, как и биологические виды, они проходят определённые стадии: рождения, возмужания, дряхления и неизбежной гибели. Ход истории выражается в смене вытесняющих друг друга культурно-исторических типов (цивилизаций). Данилевский выделяет 10 таких цивилизаций, целиком или частично исчерпавших возможности своего дальнейшего развития. Качественно новым, перспективным с точки зрения истории типом цивилизации он считает «славянский тип», наиболее полно выраженный в русском народе.

По Данилевскому, важнейшим условием существования и развития локальных цивилизаций является незыблемое соблюдение закона: заимствованию из других локальных цивилизаций подлежит только то, что находится «вне сферы народности» (достижения в области науки, техники, усовершенствование в искусстве и промышленности), т.е. вне того главного, что определяет данный народ, его «дух», его сущность. Общество же, принявшее чужие начала культурно-исторического типа, из самостоятельного исторического деятеля превращается в этнографический материал. Чтобы этого не случилось с российским народом, Данилевский выдвинул проект создания всеславянской федерации с центром в Константинополе и с большим или меньшим преобладанием в этой федерации России. Однако его проект не получил должной поддержки славянофилов, многие из которых считали, что славяне безвозвратно подпали под «тлетворное влияние Запада. Извечная борьба католической и православной церквей, напряжённость этого противостояния определялись различной ценностной их ориентацией. Для Украины, например, турки и татары несли сравнительно меньшую опасность, нежели поляки и ксёнзы с их политикой духовного закабаления и окатоличивания.

Как политическое движение, панславизм в России носил верхушечный характер и захватывал только часть бюрократического государственного аппарата (граф Н.П. Игнатьев, князь В.А. Черкасский и др.), военных кругов (генералы М.Г. Черняев, М.Д. Скобелев, Р.А. Фадеев) и интеллигенции (писатель И.С. Аксаков, учёные-слависты В.И. Ламанский, О.Ф. Миллер и др.). Существенное политическое влияние панславизм имел в 60-70-е гг., особенно в период русско - турецкой войны 1877-1878 гг., когда он подталкивал правительство к более активным внешнеполитическим действиям. Некоторое оживление панславизма произошло накануне 1-й мировой войны 19914-1918 гг. Оно было связано с т.н. неославянским движением, возникшим в первое десятилетие XX в. как реакция определённых социальных слоёв России и других славянских народов на усиление германской экспансии на востоке и юго-востоке Европы и деятельность Пангерманского союза.

Панславизм сошёл с исторической арены в 1917 г. после прихода к власти большевиков.

Под влиянием идей Н.Я. Данилевского сформировались культурно-исторические взгляды на перспективы российской государственности К.Н. Леонтьева, одного из видных представителей новой плеяды славянофилов. Однако он стоял на противоположных панславистам геополитических позициях. В сборнике статей «Восток, Россия и славянство» [5] Леонтьев проповедовал в качестве организующего принципа государственной и общественной жизни «византизм» - твёрдую монархическую власть, строгую церковность, сохранение крестьянской общины, жёсткое сословно-иерархическое деление общества. В отличие от панславистов, он развивал идею об исторической «особости» «великороссов», не сводимой ни к религиозной, ни к этнической славянской сущности. В основе этой идеи лежал важнейший тезис - «славянство есть, славизма нет», т.е. «этническая и лингвистическая близость славянских народов не является достаточным основанием, чтобы говорить об их культурном и характерном единстве».

По мысли Леонтьева, геополитические и культурно-нравственные интересы России должны быть направлены, прежде всего, на Восток. Союз России с Востоком (мусульманскими странами, Индией, Тибетом, Китаем) и политическая экспансия на Ближнем Востоке явились бы важнейшим средством превращения России в новый исторический центр христианского мира. В то же время Леонтьев полагал, что эти меры затормозили бы процесс «буржуазной либерализации» России и уберегли бы её от тлетворного влияния Запада и надвигавшейся революции. «Русская идея» представлялась К. Леонтьеву в виде некой «высшей цели»– «оригинальной славяно - азиатской цивилизации», к которой, однако, «мы, русские, вовсе и не думаем сознательно стремиться, но к которой фатально влечёт нас история» [6]. Леонтьев не уточняет, является ли эта фатальность предначертанием Провидения, или же «высшая цель» выступает как внутренняя предопределённость исторического организма - России.

Диаметрально противоположные славянофилам позиции занимали западники. Идеи западничества выражали и пропагандировали литераторы и публицисты – П.Я. Чаадаев, И.С. Тургенев, Н.А. Мельгунов, В.П. Боткин, П.В. Анненков, Н.М. Катков, и др.; профессора истории, права и политической экономии – Т.Н. Грановский, С.М. Соловьев, К.Д. Кавелин, П.Н. Кудрявцев, Б.Н. Чичерин, И.В. Вернадский и др. Они предлагали рассматривать Россию как составную часть Европы и, следовательно, в качестве неотъемлемого составного элемента западной культуры. Западники полагали, что Россия, хотя и с некоторым отставанием, развивалась в русле западной цивилизации.

Свои утверждения они аргументировали тем, что абсолютное большинство населения России исповедует христианство и, следовательно, привержено тем ценностям и социально - психологическим установкам, которые лежат в основе западной цивилизации. Западники утверждали, что реформаторская деятельность многих отечественных государственных деятелей (князя Владимира Святого, Петра Великого, Екатерины II, Александра II) были направлены на включение России в русло западной цивилизации. Особенно высоко они ценили усилия Петра I по европеизации России. В Петре I западники видели образец смелого монарха – реформатора, открывшего новые пути для исторического развития России, как одной из великих европейских держав.

Западники отождествляли цивилизацию человечества только с западноевропейской цивилизацией. Признавая единство исторического процесса, они считали невозможным приписывать России какие-либо особенные законы общественного развития. Отмечая некоторую специфику в исторической судьбе России, западники выступали за скорейшее её слияние с Западной Европой. П.Я. Чаадаев, например, полагал, что русский народ не одушевлён никакой всемирно-исторической идеей. Его прошлое - белый лист бумаги; его будущее будет таким же, если он не проникнется единственно возможной всемирной идеей - социальным идеалом христианства, осуществимым только посредством вселенской церкви в её западной католической организации. Для западников смысл российского исторического процесса заключался не в постоянстве основного начала национальной жизни, а, наоборот, в постоянном развитии. Причём, П. Чаадаев, а вместе с ним и В. Одоевский, И. Киреевский, идею «русскости» рассматривали как дополнительный, завершающий компонент общеевропейской цивилизации, в которой России принадлежит цивилизаторская функция в Азии [7].

Не обошёл проблему исторической миссии России и один из самых известных русских религиозных философов В.С. Соловьев (1853-1900). В своих религиозно-философских трудах он обобщает весь опыт русской общественной мысли XIX в. и излагает свою теократическую концепцию исторического призвания России. Соловьев подчёркивал, что русскому народу действительно есть, что сказать миру, ибо Россия у него (в отличие от Чаадаева) оказывается не в финале подлинной истории, а в самом её начале. Если Чаадаев видел бесперспективность российской истории, поскольку она заключает в себе две данности (обречённости) – «огромность» России и мощную неограниченную власть императора - самодержца над постоянно расширяющимся пространством, то Соловьев, наоборот, именно в этом феномене - могущественнейшем земном царстве - усмотрел смысл бытия русского народа и через подчинение этого царства Христу – осуществление «русской идеи».

«Миссия России быть Востоко - Западом, соединительницей двух миров»,- утверждал Соловьев. Именно с России, с её собственного теократического преображения только и может быть начато преодоление розни в мире, враждебного противостояния христианских конфессий, да и “Востока” с “Западом” как таковых. При этом Соловьев подчёркивал, что национальное в России может существовать и осуществить себя только как христианское. Соответственно он выдвигал своего рода альтернативу: либо полная и окончательная христианизация России (на базе слияния католической и православной церквей), либо гибельный национализм. Таким образом, Соловьев предлагал русскому народу акт национального самоотречения во имя воплощения христианского идеала. Анализируя эту религиозно-философскую концепцию Соловьева, А.П. Ланщиков писал: «Русский народ, по мысли В. Соловьева, должен был пойти на планетарную Голгофу и во имя вселенского обновления и единения принести, по примеру Христа, искупительную жертву». Для этого, подчёркивал он, - «России необходимо двойное отречение: национальное и религиозное, т.е. отречение от христианства в его восточной интерпретации» [8].

Заслуживает внимания историософская концепция «русской идеи» религиозного русского мыслителя Н.Ф. Федорова (1828-1903). В отдельных компонентах своего учения он предвосхитил мысли западноевропейских геополитиков (Ратцеля, Мэхэна, Макиндера и др.) о традиционном противостоянии морских и континентальных государств. Рассматривая реальный ход мирового исторического процесса, Федоров утверждал, что существует фундаментальный раздел мира на «Восток» и «Запад». Для него - история есть «восточный вопрос», вопрос об ополчении Востока на Запад или Запада на Восток, есть борьба между Востоком и Западом не на живот, а на смерть» [9]. При этом Федоров имел в виду как конфессиональную, так природно - ландшафтную разделенность и противопоставленность Востока и Запада.

По мысли Федорова, в истории действуют три типа народов – «океанические» («островные»), создающие городскую цивилизацию (Древняя Греция и Западная Европа); «континентальные» кочевые (Дальний Восток) и «континентальные» оседлые (византийско - славянский регион). Каждый из этих народов религиозно самоопределяется в соответствии со своей «природой». И далее Федоров резюмирует: «Как кочевники по природе – магометане, так горожане по природе – язычники, и только земледельцы (византийско - славянский мир – А.Р.) – природные христиане» - констатирует Федоров [10]. В контексте такой историософской конструкции и раскрывается Федоровым призвание России. Будучи правопреемницей христианской Византии, она берет на себя вселенское дело последней – «дело внутреннего и внешнего примирения Запада с Востоком (ибо и ислам не был совершенно чужд Византии)» [11]. Не становясь «третьим Римом» в буквальном смысле, Москва воспринимает наместничество Константинополя и, таким образом, смещает ось мировой истории, расположенную между Памиром (местом погребения праотца землян) и Константинополем. Византия, не знавшая «общего дела», пала, не выдержав объединённого западно-восточного (языческо-исламского) натиска. Её может и обязана заменить Россия: «Усвояя себе значение третьего Рима, мы признаем долг глубочайшего родственного объединения, отрицая же всякую нужду в четвёртом, признаем, верим, что цель объединения будет достигнута и достигнута будет нами – это значит, что мы не признаем за собою права слагать труд достижения цели на других» [12].

Осуществлению этого исторического призвания России, считал Федоров, мешают препятствия со стороны Запада. Описывая возможные трагические последствия враждебного отношения Западной Европы к России, он предупреждал в 1892 г.: «Запад, употребляя исламизм как орудие, силится нанести удар славянству, которое своею грудью защищало тот же Запад; и как только будет разбита эта грудь, исламизм, не опасаясь более России, сбросит с себя оковы Запада … затем по трупу России исламизм шагнёт к самому Западу» [13]. Сегодня, когда исламские экстремисты пытаются установить «новый мировой порядок» (естественно, исламский), это страстное предупреждение русского философа, сделанное более ста лет назад, звучит особенно актуально.

Проблемы исторического места России в развитии мировой цивилизации интенсивно разрабатывались и в интеллектуальных кругах русской эмиграции. Наиболее самобытным и заслуживающим внимания течением русской общественно - политической и философской мысли за рубежом являлось движение евразийства, оформившееся в начале 20-х гг. XX в. Его возглавили экономист и мыслитель П.Н. Савицкий и известный русский филолог князь Н.С. Трубецкой. Интеллектуальным ядром этого движения являлись правоведы В.Н. Ильин и Н.Н. Алексеев, философы Л.П. Карсавин и Н.О. Лосский, богословы Г.В. Флоровский и Г.П. Федотов, географ и историк Г.В. Вернадский (сын В.И. Вернадского), историк М.В. Шахматов и др.

Мировоззрение евразийцев складывалось под влиянием идеологии славянофилов, а также К.Н. Леонтьева. По своим концептуальным взглядам евразийцы стремились сочетать верность историческим истокам славянофильства и панславизма с творческим порывом в будущее, с социальным, политическим и геополитическим модернизмом. Основу геополитической концепции евразийцев составляла идея о том, что Россия - Евразия - это особый социокультурный мир. В силу своего географического положения Россия, лежащая на границе двух миров - восточного и западного, - исторически и геополитически выполняет миссию некоего культурного синтеза, объединяющего эти два начала. "Евразия - особый географический и культурный мир. Весь смысл и пафос наших утверждений сводится к тому, что мы осознаем и провозглашаем существование особой евразийско - русской культуры и особого её субъекта как симфонической личности" [14].

Этот синтез двух культур, по утверждению евразийцев, коренится, прежде всего, в том, что Россия исторически находится на пересечении и столкновении двух колонизационных волн, идущих одна на Восток, другая на Запад. «Нам надо осознать факт: мы не славяне и не туранцы [15], а русские. Нам уже недостаточно того смутного культурного самосознания, которое было у славянофилов, хотя мы и чтим их как наиболее близких нам по духу. Но мы решительно отвергаем существо западничества, т.е. отрицание самобытности и самого существования нашей культуры» [16].

Исторически сложившаяся самобытность России, по мысли евразийцев, заключалась в том, что это был третий путь - не сугубо восточный и не чисто западный. Русские не есть чистые славяне; в этом огромном континентальном субэтносе мощнейшим образом представлен туранский элемент. Он врос в русскую государственность, органически став частицей русского этнопсихического сознания. Поэтому недооценка этих начал евразийского географического и культурно-исторического пространства, насильственный перекос в сторону Запада или Востока ведёт к искусственной самоизоляции России. Азия близка России напряжённостью своего религиозного чувства, утверждали Н. Трубецкой, П. Савицкий и другие евразийцы, подчёркивая при этом духовно-мистическую и этническую близость России к Востоку. Запад же породил социальные институты, секуляризировавшие духовную и религиозную жизнь от светской. Поэтому тотальная «атеизация» российского общества, осуществляемая большевиками, воспринималась евразийцами как внедрение чисто западнического безбожия.

Анализируя культурно-исторические основы российской государственности, евразийцы отнюдь не смещали акценты в сторону Востока или Запада, а именно синтезировали эти два равноопределяющих начала русской жизни, коренящиеся уже в самом географическом положении России, лежащей в центре евразийского материка. В своей концепции географического детерминизма, обосновывающей сущность России - Евразии, генерирующую роль евразийцы отводили взаимодействию различных культурных комплексов. Их геополитическая концепция преодолевала абстрактную большевистскую идею "классового" единства и вместе с тем стремилась к преодолению национального сепаратизма через строительство наднационального евразийского государства. Для того, чтобы национализм данной этнической группы не выродился в чистый сепаратизм, писал Н. Трубецкой, он должен сочетаться с утверждением суперобщности, в которую он входит как субкультура [17]. Чтобы культура народа, воспринимающего чужую культуру, сохраняла собственную автономность и самобытность, она не должна быть смесью культур, что происходит при механическом заимствовании. Во избежание этого, культура любого народа должна руководствоваться стремлением к самопознанию: «Только истинное самопознание укажет человеку (или народу) его настоящее место в мире. Только вполне самобытная национальная культура есть подлинная, и только она отвечает этическим, эстетическим и утилитарным требованиям, которые ставятся любой культуре. Стремление к общечеловеческой культуре с этой точки зрения оказывается несостоятельным: при пестром многообразии национальных характеров и психологических типов такая "общечеловеческая культура" свелась бы либо к удовлетворению чисто материальных потребностей при полном игнорировании духовных, либо навязала бы всем народам формы жизни, выработанные из национального характера какой-нибудь одной этнографической особы»,- писал Трубецкой [18].

Евразийская концепция культуры исходила из принципа взаимодействия этнических и национальных культур и наличия пограничных территориальных зон культурной диффузии. Культурное единство Евразии, обеспечивалось, наряду с географической и территориально - континентальной этнографической целостностью, наличием особых этнических типов, сближающихся на своей периферии с азиатским и европейским типами, но являющихся как бы промежуточными между ними.

Евразийцы хоть и называли себя продолжателями славянофильской традиции, их концепция принципиально отличалась от славянофильской. Они отмечали, что евразийский этнический и культурогенный тип существенно отличается и от славянского, и от тюрского этнических образований. Единственным звеном, связывающим славянскую и русскую культуры, является, по сути, лишь язык. Другие факторы призрачны, включая и такой мощный фактор, как религия. В общеславянском мире Россия оказалась едва ли не единственной хранительницей православия по восточному, греческому, образцу. Историческая роль русской культуры не в осуществлении панславянской идеи, а, прежде всего, в преодолении пространства - русская культурно-историческая модель уже своей географической и геополитической детерминированностью призвана осуществлять великий культурно-исторический синтез, быть уравновешивающим началом двух культурно-исторических векторов.

Евразийцы утверждали, что в формировании российской культуры ведущая роль принадлежала не славянскому, а туранскому элементу. Имевшая место в отдельные периоды отечественной истории общекультурная переориентация на Запад охватывала лишь «верхи» российского общества. Основополагающую же роль в развитии российской культуры всегда играл, как подчеркивал Н. Трубецкой, туранский элемент [19]. Он внёс решающий вклад в формирование характерных черт русского этнопсихического сознания, важнейшей из которых является присущий русскому народу «материковый размах» («степь» как знаковый символ культуры, воплощающий в себе ценностную модель - «русскую широту»).

Этот степной кочевнический инстинкт ощущался даже в сложившихся типах личностной ориентации русского народа (тип «странника», «калик перехожих», «вольных гулящих людишек», «татей», вольного казачества и т.д.). «Дух степи» толкал русский люд без особой экономической надобности за Урал, в таёжную Сибирь, к берегам Северного Ледовитого океана, на Камчатку, Сахалин, Курильские острова и даже на западное побережье Северной Америки. Характеризуя особенности русской культуры, Г. Флоровский отмечал, что дух «степи все время витает над ней» [20].

Особенности евразийской культуры осмысливались евразийцами как черты материковой, континентальной культуры, в противовес океанской, британско - атлантической культуре Европы и Америки. Тонко ощущая обусловленность культуры конкретными географическими особенностями, они подчёркивали, что культурные символы России - Евразии несут на себе явный отпечаток ощущения континента в противовес европейскому ощущению моря. Россия - Евразия, территориальное пространство которой с севера ограничено тундрой, а с юга труднодоступной цепью гор, мало соприкасалась с Мировым океаном, а, следовательно, и не принимала активного участия в океаническом региональном хозяйстве, что характерно для Европы, в особенности для «царицы морей» - Британии.

Выявление евразийцами особенностей евразийской культуры как континентальной, побуждали их искать истоки культурного единства России - Евразии не в Киевской Руси, которая была лишь колыбелью будущего ведущего народа Евразии, и даже не в Руси Северо-Восточной. Основоположники евразийства очерчивали более широкую культурную зону, естественным образом совпадающую геополитически с расплывчатой границей на Востоке и постепенным переходом и размыванием этой геокультурной границы на Западе. Западноевропейской и русской западнической концепции «дуэли Запада и Востока» евразийцы противопоставили модель: «периферия - центр», «периферия - смежно-пограничные зоны». В равновесии и укреплении «срединной земли» мыслилась им историческая геополитическая и культурная задача России. Евразийская культура, полагали отцы евразийства, могла раскрыться только на собственных путях «особого мира» - разворачиваясь на срединной Средней Азии в приморские области старого Света, стремясь к окончательному завершению огромного континентального объединения [21].

Основополагающие принципы евразийской теории впервые были изложены в книге языковеда князя Н.С. Трубецкого (1890-1938) «Европа и Человечество». Фундаментальной основой евразийского мировоззрения Трубецкого является его учение о радикальном дуализме цивилизаций — романо - германской («Европы») и остальной части - «человечества». Никакого единого общецивилизационного развития человечества не существует, подчеркивал Трубецкой; за такой претензией скрывается лишь стремление одной агрессивной формы цивилизации, а именно, романо-германской, к универсальности, единственности, абсолютности и гегемонизму. Именно гегемонистские претензии романо - германского мира, его стремление быть мерилом человеческой культуры и прогресса побудили Трубецкого разделить весь мир на Европу, с одной стороны, и человечество, с другой.

По мнению Трубецкого, плох не сам романо - германский мир со своей специфической культурой. В качестве одного из множества миров он был бы, напротив, крайне интересен и содержателен. Неприемлемым являются его высокомерное и агрессивное отношение к остальным культурным типам, его сатанинские претензии на то, что он и есть концептуальное целое. Поэтому человечество, полагал Трубецкой, должно осознать свое единство через отрицание современной ему тоталитарной модели Запада, объединив все народы и его культуры в единый лагерь антизападной планетарной освободительной борьбы. Центром такого объединения должна стать Россия - Евразия, наследница Московской Руси, принявшей «духовное послание от степных туранцев Чингисхана» [22].

Трубецкой, да и все евразийцы, в своих конструкциях будущего человечества основные надежды возлагали на Россию - их горячо любимую Родину. Именно в России они видели парадоксальное сочетание двух начал - архаической укорененности в традиции и стремления к авангардному культурно - технологическому рывку. В евразийской концепции Россия - Евразия воспринималась как форпост человечества в его противостоянии романо - германской Европе. Какие бы аспекты своей теории не развивали евразийцы, изначальным и основополагающим постулатом их учения являлся цивилизационный дуализм (выявленный Трубецким), противостояние между романо - германской Европой и остальным человечеством во главе с Россией - Евразией.

Наиболее полно географическая, геополитическая и культурнологическая доктрина евразийства нашла свое отражение в работах П.Н. Савицкого (1895-1968) «Географические особенности России», «Особый географический мир», (Париж, 1927) и в статье «Географические и геополитические основы евразийства» (Париж, 1933). Петр Савицкий по праву считался главным идеологом евразийского движения, идеологом «Великой Евразии». Его основными учителями были, историк и публицист, теоретик «легального марксизма», а в последующем - один из лидеров кадетской партии П.Б. Струве и известный русский экономист, философ, всемирно известный ученый В.И. Вернадский.

Познакомившись в Праге в начале 20-х гг. с Н. Трубецким и его трудами, Савицкий предложил ему учредить евразийское движение и выпустить научно - теоретический сборник, в котором в сжатой форме изложить основные принципы учения. Такой сборник под названием «Исход к Востоку: предчувствия и свершения. Утверждение евразийцев» вышел в свет в Праге в 1921 г. В 1922 г. последовал второй сборник под названием: «На путях. Утверждение евразийцев». Затем вышло несколько номеров «Евразийского временника», а в 1926 г. - программный документ - «Евразийство. Опыт систематического изложения». Кроме того, периодически появлялись отдельные выпуски «Евразийской хроники». Русские эмигранты, положительно относившиеся к евразийской концепции, составили объединение т.н. «Третьего Пути».

В основе геополитических взглядов Савицкого лежит идея о том, что Россия представляет собой особую цивилизацию, определяемую её «срединным» положением между Востоком и Западом. «Россия, - писал он,- имеет гораздо больше оснований, чем Китай, называться «Срединным Государством» [23]. Если «срединность» Германии, подчёркивал далее Савицкий, ограничивается европейским континентом, а сама Европа есть лишь «западный мыс» Евразии, то Россия занимает центральную позицию в рамках всего континента. «Срединность» России, по мысли Савицкого, является основой её исторической идентичности - она не часть Европы и не продолжение Азии. Она - самостоятельный мир, самостоятельная и особая духовно - историческая геополитическая реальность - Евразия. Уже самим своим географическим положением между Западом и Востоком Россия исторически призвана уравновешивать эти два мира, два исторических антагониста, органично совмещая в себе оба начала.

Евразия, подчёркивал Савицкий, это не материк, и не континент, это - идея, отражающая в русском пространстве и русской культуре историческую парадигму, особую цивилизацию. Россия - Евразия, утверждал далее он, есть синтез мировой культуры и мировой истории, развёрнутый в пространстве и времени. Занимая «срединное» положение, являясь географической осью евразийского континента, Россия логикой исторического развития должна стать объединяющим центром евразийских государств в силу закона «пространственной прогрессии» (сформулированного Жаном Тириаром: «от государств - городов через государства - территории к государствам - континентам»).

Таким образом, Россию Савицкий понимал не как национальное государство, а как особый тип цивилизации, сложившейся на основе трех основных составляющих: арийско - славянской культуры, тюркского кочевничества, православной традиции. Эти компоненты создают некое уникальное, «срединное» образование, представляющее собой синтез мировой истории. В пространственном плане эта геополитическая модель на редкость устойчива, так как целостность коренится в срединном центроазийском месторасположении.

В геополитической и культурологической концепции Савицкого важную роль играет учение о «месторазвитии» («политической географии»). «Социально-политическая среда и её территория, - утверждал он, - должны слиться для нас в единое целое, в географический индивидуум или ландшафт" [24]. По мысли Савицкого, Россия - Евразия есть «месторазвитие», единое целое, «географический индивидуум» - одновременно географический, этнический, хозяйственный, исторический и т.д. ландшафт, интегрирующий многие более мелкие «месторазвития» [25].

В учении Савицкого, как и других евразийцев, в геополитическом единстве России - Евразии проявилась их преемственность русской социокультурной традиции, издавна тяготевшей к соборности и вселенскости. Представление о России - Евразии как о самодостаточном и самосоздающемся этносе и особом типе культуры, замкнутой в себе, но и одновременно перманентно открытой для внешнего мира, стало отправным пунктом евразийского учения. Соответственным образом решался вопрос о культурном поле этой исходной геополитической модели.

Исторически сложившееся территориальное единство Российской империи обладало, по мнению евразийцев, естественностью и устойчивостью своих границ, так как государство, возникшее в самом центре материка, стало естественным объединителем евразийского материкового пространства. Поэтому большинство евразийцев положительно относились к собиранию большевиками распавшегося пространства Российской империи (пусть даже и под эгидой «коммунистической империи»), видя в этом победу «евразийской идеи».

Вместе с тем, большевистская власть, по мнению евразийцев, придерживалась сугубо западнической ориентации. Космополитические большевистские диктаторы расчленили единое евразийское территориальное целое России в духовном плане. Воинствующий атеизм западнического прагматического мышления варварски разрушал духовные основы русской бытовой, социальной и государственной жизни. Неумение большевиков осознать, понять и увидеть свой, самобытный путь России обернулось величайшей трагедией для российского народа. Н. Трубецкой неоднократно подчеркивал, что, защищая и поддерживая европейские коммунистические партии, большевистские правители втягивают Россию в ненужные ей конфликты.

П.Н. Савицкий косвенно оправдывал татаро-монгольское иго, благодаря которому, «Россия обрела свою геополитическую самостоятельность и сохранила свою духовную независимость от агрессивного романо - германского мира». Его тезис (сформулированный в статье «Степь и оседлость») о том, что «Без татарщины не было бы России» [26] являлся одним из ключевых в концепции евразийства.

Многие концептуальные положения Савицкого не только в свое время вызывали гнев русских националистов, но и сегодня шокируют отечественного обывателя. С содроганием он узнает о том, что «Россия - наследница Великих Ханов, продолжательница дела Чингиза и Тимура, объединительница Азии». [27]. Раскрывая содержание этого тезиса, Савицкий переходит к конструированию российской геополитической концепции: "на пространстве всемирной истории западноевропейскому ощущению моря, как равноправное, хотя и полярное, противостоит единственно монгольское ощущение континента; между тем в русских "землепроходцах", в размахе русских завоеваний и освоений - тот же дух, то же ощущение континента".

У Савицкого Россия-Евразия - это синтез двух начал, двух реалий: исторической оседлости и степной стихии, европейского Леса и азиатской Степи. Причем, этот синтез не есть простое соединение двух географических пространств в единое целое; это нечто цельное, неразделимое, обладающее своей ментальностью и своей методологией оценок.

Небезынтересны и мыли крупнейшего философа русской послереволюционной эмиграции Николая Александровича Бердяева о месте России в истории мировой цивилизации. «Россия, - писал А.Н. Бердяев,- есть великий и цельный Востоко - Запад по замыслу Божьему, и она есть неудавшийся и смешанный Востоко - Запад по фактическому своему состоянию, по эмпирическому своему состоянию» [28]. В одной из своих самых известных книг “Истоки и смысл русского коммунизма” (М., 1990) философ подчёркивает духовно - историческую самобытность России. В противовес односторонне западнической точке зрения, рассматривавшей все не похожие на «Европу», элементы русской жизни как признак её отсталости, он утверждает, что русский народ не «догоняет» Запад, а идёт своим собственным путём.

Излагая свою точку зрения на роль России в мировой истории, Бердяев подчёркивал, что эта роль носит, прежде всего, духовный характер и не связана прямо с внешним государственным могуществом. Более того, по его мнению, гипертрофия государственного начала препятствует выполнению русским народом его великой исторической миссии. Мистическое призвание России состоит не в осуществлении плана великой империи, подобной Римской империи или государству Александра Македонского, а в религиозном путеводительстве. Ей предстоит соединить распавшиеся ветви общечеловеческого прогресса, выработать модель их будущего синтеза, в котором религиозное мировоззрение будет сочетаться с активным творческим началом, а высокое развитие материальной цивилизации соединится не с «американской безличностью», а с глубочайшей духовностью богочеловечества. И именно Россия, писал в этой связи философ, «может соединить восточное созерцание божества и охранение божественной святыни православия с западной человеческой активностью и исторической динамикой культуры» [29].

Многие концептуальные положения русских мыслителей XIX – первой половины XX вв. не лишены оснований; некоторые - являются спорными. Но, не подлежит сомнению их утверждение о том, что «местоположение», географическая среда, природные условия играют решающую роль в формировании культуры того или иного народа, его менталитета, образа мыслей и действий людей. На это обстоятельство обращал внимание и известный русский историк В.О. Ключевский в вводной лекции своего учебного курса по русской истории: «Внешняя природа нигде и никогда не действует на всё человечество одинаково, всей совокупностью своих средств и влияний. Её действие подчинено многообразным изменениям: разным частям человечества по его размещению на земном шаре она отпускает неодинаковое количество света, тепла, воды, миазмов, болезней — даров и бедствий, от этой неравномерности зависят местные особенности людей … я разумею те преимущественно бытовые условия и духовные особенности, какие вырабатываются в людских массах под очевидным влиянием окружающей природы совокупность которых составляет то, что мы называем народным темпераментом» [30]. Внешняя природа, по Кючевскому, влияет на быт и духовный склад людей, особенности их духовной культуры — религии, науки, искусства, нравственных чувств и идеалов.

Современное человечество – это 6 миллиардов землян, тысячи больших и малых народов, около двухсот государств. Они представляют многообразие экономических укладов, форм политической, социальной и культурной жизни. И одна из основных причин многообразия мира – различие природных условий, физической среды обитания людей. Эти условия влияют на многие условия общественной жизни, и, в первую очередь, на хозяйственную деятельность человека, характер его жилища стиле одежды, домашней утвари, его миропонимания.

Второй вывод, который можно извлечь из методологических концепций русских мыслителей гласит: глобальной общечеловеческой цивилизации т.е. единой по своему образу и подобию культуры нет и не может быть. Важнейшим условием существования и развития локальных цивилизаций является незыблемое соблюдение закона: заимствованию из других локальных цивилизаций подлежит только то, что находится «вне сферы народности» (достижения в области науки, техники, усовершенствование в искусстве и промышленности), т.е. вне того главного, что определяет данный народ, его «дух», его сущность. Общество же, принявшее чужие начала культурно-исторического типа, из самостоятельного исторического деятеля превращается в этнографический материал. История России показала, что с утратой духовной суверенности все теряет свой смысл, даже военная и экономическая мощь не может спасти страну от саморазрушения. Само по себе заимствование чужого опыта ничего плохого не несёт, но простая «пересадка» экспортированных институтов и структур невозможна, они могут прижиться, только органично вписавшись в местный культурный контекст.

Современное человеческое сообщество учёные делят на две мегацивилизации: восточную (традиционную) и западную (либеральную). Некоторые из них выделяют и третью цивилизацию – евразийскую, т.е. Российскую. Для восточной цивилизации характерна приверженность к древним формам общественной организации.

В заключение не могу не привести мнение Д.С. Лихачева по данной проблеме, изложенное в «Письмах к молодым читателям»: «…культура - это огромное целостное явление, которое делает людей, населяющих определенное пространство, из просто населения - народом, нацией. В понятие культуры должны входить и всегда входили религия, наука, образование, нравственные и моральные нормы поведения людей и государства». И далее: «В материальном мире большое не уместишь в малом. В сфере же духовных ценностей не так: в малом может уместиться гораздо большее, а если в большом попытаться уместить малое, то большое просто перестанет существовать» [31].

Таким образом, на поставленный в заголовке данной статьи вопрос, можно с уверенностью ответить: глобальная культура — это миф. Чтобы она реально стала таковой, во - первых, необходимо изменить в планетарном масштабе климат, сделать климатические, природные условия абсолютно одинаковыми для всего населения планеты. Во - вторых, уничтожить все религиозные конфессии или создать единую религию для всех народов земного шара, ибо религиозные верования и сегодня для многих народов являются базовой основой их культуры. Осуществить это, по определению, невозможно.

Литература

1. Маркс К, Энгельс Ф. Избранные сочинения. Т. 3. М., 1985. С. 145.

2. Там же.

3. См.: Россия и Европа. Взгляд на культурные и политические отношения Славянского мира к Германо -Романскому. СПб. 1871; Cборник политических и экономических статей Н.Я. Данилевского. СПб. 1890.

4. Пангерманский союз был создан в 1891 г. До 1894 г. – Всеобщий германский союз. Он являлся шовинистической организацией наиболее агрессивных элементов буржуазии и юнкерства Германии. Его сторонники разработали программу присоединения австрийских областей к Германии, добивались установления мировой гегемонии Германии путём максимального территориального расширения Германской империи, коренного передела колоний, покорения славянских народов.

5. Леонтьев К.Н. Восток, Россия и славянство. М. 1885-1886. Т. 1-2.

6. Там же. С. 311.

7. Чаадаев П.Я. Полное собрание сочинений и избранных статей. Т. 2. М. 1991.

8. Ланщиков А.П. Национальный вопрос в России. М., 1989. С. 4.

9. Федоров Н.Ф. Сочинения. М., 1982. С. 216

10. Там же. С. 264.

11. Там же. С. 252.

12. Там же. С. 218.

13. Там же. С. 294.

14. См.: Общественные науки и современность. 1994. № 1. С. 47.

15. Туранцы - жители Турана - так в прежние времена именовались северо-восточные области евразийского континента, степные просторы Евразии. От этого названия произошли существующие сегодня географические названия: река Тур в Западной Сибири, левый приток Тобола; поселок Тура в Красноярском крае; город Туран - центр Тий-Хемского района в Туве; Турано-Уюкская котловина в Западных Саянах (Тува); Туранская низменность - в Средней Азии и Южном Казахстане.

16. См.: Общественные науки и современность. 1994. № 1. С. 47.

17. Там же. С. 49-50.

18. Там же. С. 50.

19. Там же. С. 51.

20. Там же.

21. Там же. С. 53.

22. См.: Дугин А. Основы геополитики. Геополитическое будущее России. Мыслить Пространством” (Изд. 3-е, доп. М., “АРКОГЕЯ-центр”, 1999. С. 632.

23. Общественные науки и современность. 1994. № 1. С. 8.

24. Там же. С. 86.

25. Там же.

26. Там же. С. 84-85.

27. Там же. С. 85.

28. Русское зарубежье. Из истории социальной и правовой мысли. Л., 1991. С. 18-19.

29. Бердяев Н.А. Философия свободы. М., 1911. С. 201-202.

30. Василий Ключевский. Полный курс русской истории. СПб.:Астерия, 2110.

31. http//yandex.ru/yandsear? text


В.Л. Санин


Правительство Ленинградской области


ИСЛАМ И ХРИСТИАНСТВО: ДИАЛОГ КУЛЬТУР И ЦИВИЛИЗАЦИЙ


В последнее время в России, да и в Европе, очень популярна тема влияния ислама на людей, выросших в немусульманской среде. Особенно красноречиво на это намекает появление среди исламистов, так называемых ваххабитов, славян. Действительно ли такая тенденция существует? Может ли ислам стать конкурентом православию среди русских?

Вместе с тем, относительно свежая статистика середины 2000-х годов свидетельствует о том, что число людей немусульманской культуры, принимающих ислам, не растет. И даже можно говорить об обратных процессах: за последние 20 лет не меньше трети аджарцев, до четверти адыгов и татар и до 10% казахов, проживающих в России, стали исповедовать неисламские религии, в первую очередь — христианство. В частности, эти данные приводит известный исламовед Роман Силантьев.

Говоря об исламской угрозе, люди зачастую находятся в плену двух мифологем. Первая — русские принимают ислам. Вторая — преувеличение числа мусульман в России. Некоторые считают, что объективная цифра — порядка 20 миллионов последователей ислама в нашей стране, хотя самые радикальные оценки — 40-45 миллионов, но это нереальные цифры. Проверить их трудно, поскольку в переписи населения графы о вероисповедании нет. По официальным оценкам в России 14 миллионов мусульман.

Можно попытаться объяснить факт перехода людей из мусульманской культуры в другие религии. Основные носители ислама в России — татары и башкиры — вполне инкультурированы в российское общество. За период советской власти исповедовать мусульманство активно не удавалось, сознание секуляризировалось, а потом, когда появилась возможность, люди выбирали веру уже заново. Вот одна из причин. Правда, это относится и к тем, кто по рождению мусульманин, и к тем, кто по рождению христианин. Так что в данном случае, речь не идет о тех, кто активно и сознательно исповедовал одну веру и перешел в другую.

Однако Россию населяют не только поволжские мусульмане, но и достаточно пассионарные кавказские. Народы Северного Кавказа демографически начинают догонять татар. В Чечне, например, после Великой Отечественной войны произошел рост рождаемости, и сейчас у нас 1,3 миллиона чеченцев. Но крупнейший мусульманский этнос по-прежнему татары, 5,5 миллионов человек, потом башкиры — 1,6 миллиона, на третьем месте теперь чеченцы, за ними идут аварцы, казахи и азербайджанцы.

Что касается конкуренции православию среди русских со стороны ислама, то это, скорее надуманная постановка вопроса. Вряд ли большое количество русских начнет принимать ислам. С одной стороны, ислам — универсальная религия, открытая для всех национальностей, как и православие. Но в нашем обществе существуют стереотипы (не будем сейчас говорить, верные они или нет) в отношении ислама, в целом, которые не делают его очень привлекательным. К тому же мусульманским народам (при всем их гостеприимстве) свойственен некий культурный корпоративизм и закрытость. Есть понятие «шариат» — законы ислама, а есть «адат» — местные традиции. Соотношение шариата и адата может быть разным в разных этно-мусульманских сообществах. Но и шариат, и адат – своеобразные фильтры. Стороннему человеку трудно вжиться в эту среду.

Конечно, случаи принятия ислама людьми немусульманской культуры будут иметь место, но это не станет массовой тенденцией. К тому же в сообществе традиционных конфессий России существует свой статус-кво, давние дружеские связи, добрые отношения, никто не совершает, как таковых, миссионерских походов на мусульман или на христиан. Другое дело возможности роста численности мусульман за счет рождаемости (у мусульман аборты не практикуются) или притока мигрантов из мусульманских регионов бывшего Советского Союза. Но это отдельная тема.

Вот ислам агрессивного толка, или исламизм, как принято говорить, может и должен вызывать опасения. Но опять же, не потому, что, скажем, пресловутые ваххабиты обратят в ислам всех русских. Скорее, возможен процесс конвертации российских мусульман или существенной их части, в это течение ислама. На Кавказе далеко не все сводится к ваххабизму (правильнее называть его последователей салафиитами), но он, не будучи традиционным для этой территории и для России, в целом, приживается местами и дает свои плоды.

Большинство мусульман России (и бывшего СССР) — это сунниты, которые относятся к ханафитской правовой школе. Существуют два основных течения ислама: суннитский, самый распространенный, к которому принадлежат 90% всех мусульман, и шиитский. Есть еще суфии, они могут быть выходцами из шиитов или суннитов, это мистическое направление. Внутри суннитского ислама есть четыре основные традиционные правовые школы и еще одна школа — шиитская. Ислам ханафитского толка, например, более приспособлен к контактам с внешним миром: в частности, он проявляет гибкость в отношениях с иноверцами, разрешает браки с христианами и иудеями и др. А ханбалитский ислам более ригористичен. К этой ригористической школе принадлежат и салафииты или мувахиддины, то есть «единобожники», как они сами себя называют. Это течение обозначилось в начале XVIII века в Саудовской Аравии, его родоначальником был Мухаммад ибн Абдель-Ваххаб, отсюда название «ваххабиты». Они провозгласили очищение религии, причем, не только внешнее, за пределами ислама, но и внутри ислама. Например, они выступают против суфиев, поскольку у тех много, по мнению ваххабитов, чуждых исламу практик: почитание святых, авторитет шейха и другое. Ваххабиты не признают никаких посредников между Богом и человеком, а у суфиев, если хочешь достигнуть просветления надо подчиняться шейху.

Дело в том, что ваххабитская ветвь ислама достаточно пассионарна, она вошла в тот вакуум, который образовался в России после краха СССР, пока традиционные для России мусульманские течения еще не успели окрепнуть. Хотя на Кавказе условия для сохранения религиозности были более благоприятными, чем в Поволжье.

Конечно, депортации чеченцев и ингушей, в свое время, были трагическим событием в жизни этих народов. Вместе с тем, по имеющимся данным на Кавказе существовала масса подпольных мечетей, были широко распространены суфийские братства. Хотя местные коммунисты докладывали наверх, что у них пять мечетей и нет ни одного шейха, на самом деле в каждом ауле был шейх, существовало более 2000 братств, и многие отправляли суфийские ритуалы, соблюдали традиции. Но в начале 1990-х обнаружились лазейки в сознании, особенно среди молодых, и пришли ваххабиты с деньгами, с возможностью обучения в арабских странах, с романтикой борьбы. А власти эту ситуацию упустили. В России тогда было смутное время.

Многим в российском обществе кажется, что у мусульман больше религиозности, чем у христиан. Но вернее поставить вопрос по-другому. Просто, мусульманское общество более традиционное, нежели христианское. Можно найти различные объяснения этому. Одно из них – из основ веры. Вера – не абстракция, она выражается в менталитете, воплощается в дела, общественные структуры. В христианстве больше свободы, в исламе – закона. Можно привести пример. В христианстве связь между небом и землей осуществляет Богочеловек, Иисус, а в исламе — шариат, закон. Так, за отречение от ислама по шариату полагалась смерть. И хотя эта мера не практикуется в большинстве мусульманских стран в настоящее время, тем не менее, это как-то могло отложиться в сознании. Плюс цивилизационные факторы, если говорить не только о России, а об общемировой ситуации. Мусульманский юг менее технологически развит, чем христианский север. В Европе постоянно совершались какие-то научные открытия, это взрывало умы. В сознании происходило деление на духовное и мирское. В мусульманских странах этого не было. Христианская цивилизация подверглась большей секуляризации, разрушению традиций.

Некоторые скажут, что в средневековье мусульманский мир был технологически более развитым, чем Европа. Мусульмане дали миру арабские цифры, астрономию, математику, медицину, географию…Однако дело обстоит не совсем так.

В результате великих арабских завоеваний, арабы, принесли многим народам ислам. Но они пришли в культурно и интеллектуально развитые регионы, населенные греками, сирийцами, персами, другими народами, которые исповедовали христианство, зороастризм, и уже создали великие цивилизации. Просто арабы оказались хорошими учениками. Кстати, те же арабские цифры — индийское изобретение. Зачастую арабы были передатчиками знаний и культуры. Да и многие народы, принявшие ислам, например, персы стали творить науку и культуру от имени мусульманской цивилизации. Интересно, что Аристотеля на арабский перевели христианские переводчики. Как это ни парадоксально, европейцы в средние века узнали про Аристотеля от арабов, после чего вспомнили, что он у них давно на книжных полках пылится.

Вместе с тем, нельзя конечно, говорить, что арабы вообще ничего не изобрели нового, но очень многое взяли из античной традиции и других культур завоеванных территорий. В результате творческого взаимодействия культур была, действительно, создана уникальная и оригинальная мусульманская цивилизация, которая дала миру много достижений. А вот почему потом наступил упадок, вопрос открыт. По мнению некоторых специалистов, в какой-то момент закрылись врата «иджтихада», как принято говорить, то есть прекратилось религиозное творчество.

«Иджтихад» - слово, которое связано с более широко известным понятием «джихад», что значит «усилие, усердие в вере». Это не столько военная операция, как принято считать, а более широкое понятие, подразумевающее, в том числе, богословско-правовое творчество. Пока оно продолжалось, были импульсы для развития науки, культуры. Как только эта работа авторитетом видных законоучителей была завершена, всякое новшество стало считаться недопустимым. Поскольку религия, общество и государство в мусульманской культуре были спаяны, никакого пространства для творческого маневра не оставалось. Ислам по своей сути номократическая (законническая) религия, и ему не свойственно было исследовать глубины творения, хотя в Коране Бог прославляется, как Творец, и мусульмане тоже восхищаются звездным небом и синим морем.

В Европе же христианство давало иной подход к восприятию мира, и Европа пошла по пути научно-технического прогресса, но вместе с тем, и по пути секуляризации.

И все же, «что день грядущий нам готовит»? Вопрос остается открытым. У истории свои пути, своя мудрость (историософия), но творят ее люди через свой свободный выбор. Мы видим политическое и демографическое усиление мусульманского фактора и внутри мусульманского мира, и в немусульманских регионах. В свое время, в средневековье, как отмечают медиевисты, Европа осознала себя христианской именно в культурном соприкосновении и военном столкновении с мусульманской цивилизацией… У России, которая по принадлежности к христианской культуре и отчасти по географическому признаку, является частью Европы, несколько иная история взаимоотношений с исламом и мусульманскими народами. Но и мы не в стороне от процесса осознания своей исторической судьбы и будущих путей развитии.

Г.Ф. Сейфи


Санкт-Петербургский государственный

инженерно- экономический университет