М. П. Горчакова-Сибирская (отв ред., Спбгиэу), д-р философ наук, проф
| Вид материала | Документы |
| Методология гуманитарного образования: проблема авторства |
- Учебник, 5069.09kb.
- Ю. Ф. Воробьев, д-р экон наук, проф. (отв редактор), 2350.82kb.
- Программа вступительного экзамена по специальности 08. 00. 05 Экономика и управление, 100.68kb.
- М. А. Рыбалко (отв редактор), проф, 973.68kb.
- А. В. Карпов (отв ред.), Л. Ю. Субботина (зам отв ред.), А. Л. Журавлев, М. М. Кашапов,, 10249.24kb.
- Выпуск 48 Э. Ф. Шарафутдинова чеченский конфликт: этноконфессиональный аспект отв редактор, 3024.85kb.
- Тезисы докладов научно-практической, 6653.64kb.
- Центр системных региональных исследований и прогнозирования иппк ргу и испи ран, 3282.27kb.
- Інформаційні технології в журналістиці: вітчизняний І світовий досвід Київ 2002, 8272.38kb.
- Міжнародна журналістика – 2002 київ 2002, 2743.9kb.
МЕТОДОЛОГИЯ ГУМАНИТАРНОГО ОБРАЗОВАНИЯ: ПРОБЛЕМА АВТОРСТВА
Понятие автора основано на принципе индивидуализации. Как утверждал М. Фуко за вопросом об авторстве всегда стоит «знание того, может ли один человек думать и чувствовать иначе, чем другой». Ценность новизны и свободы индивидуального творческого самовыражения появилась в мире модерна в противовес дискурсу творчества анонимного или боговдохновенного, характерного для общества традиционного. Специфика философии заключается в том, что она «начинается раздвоением между личным мышлением как разумом и общенародною верою как авторитетом» [1,7]. Безличности и общезначимости научных законов можно противопоставить личный и бесконечно разнообразный мир философских истин. «Субъект философии есть по преимуществу единичное я как познающее» [1,6], поэтому философия, по словам В. Виндельбанда, является «царством индивидуальности». С одной стороны, именно философское творчество когда-то поставило проблему личного авторства ментального содержания, а с другой — философия же декларировала смерть автора, принципиальное изменение подхода к художественным, научным и философским произведениям.
Выражение «автор-функция» указывает не на эмпирическое лицо, создавшее тот или иной интеллектуальный продукт, а означает функциональный принцип, задающий условия мысли определенной исторической эпохи, способ дифференцировать тексты. Как и всякая функция принцип авторства изменчив. Для нас научное (и медицинское) знание анонимно и объективно. А когда-то таким безличным характером обладали литературные произведения фольклора, сказки, легенды, баллады, эпопеи, т.е. та сфера художественной культуры, которая ныне немыслима вне процедур авторизации. Научные положения медицины, астрономии, географии и математики, напротив, приобретали в прошлом статус признанности, только если были помечены именем автора этих положений.
С одной стороны, философию можно излагать максимально персонифицированно, тесно увязывая характер философских воззрений с фактами биографии философа. Например, реализуя тезис Ницше: «Своей философией я обязан своей болезни». С другой стороны, парадигмальный подход к изучению философии предполагает овладение сутью таких ее направлений, как материализм и идеализм, феноменология и герменевтика, рационализм и эмпиризм, экзистенциализм и структурализм. Недаром, когда М. Фуко получил право самостоятельно обозначить свою должность в Коллеж де Франс, он назвался «профессором истории систем мышления». Интерес к эпистемам, определяющим не абсолютную или объективную истину, а предпосылки и границы знания той или иной эпохи, а также историческая трансформация дискурсивных пластов, задающих концепты «богатства», «природы», «болезни» предполагают совсем иную структуру и интерпретацию материала истории философии, чем филиация имен крупных мыслителей. Именно в этом методологическом ракурсе произведение А.С. Пушкина может рассматриваться как «энциклопедия русской жизни», а творчество Л.Н. Толстого — как «зеркало русской революции».
Проблема авторства под определенным углом зрения становится проблемой имени автора. Имена собственные в принципе имеют иную природу, чем имена вещей, причем, как справедливо заметил М. Фуко, «имя автора не есть такое же имя собственное, как все другие». Имя автора не является номиналистическим «не имеющим объема точечным понятием» [2,38]. При этом авторское имя не совпадает ни с дескрипцией, ни с десигнацией реального индивида в его гражданских состояниях, ни с воображаемым Я рассказчика, от лица которого ведется речь. Автор существует в расщеплении, в множественности эго. «Отрицаемая Юмом и Махом субстанция Я не является той же самой, что и субстанция имени», - утверждали авторы «Диалектики Просвещения» [2, 39]. Все мы помним Пушкинские строки: «Пока не требует поэта к священной жертве Аполлон, в заботах суетного света он малодушно погружен». В этих словах уже зафиксирована мысль о том, что эмпирическое Я индивида, носящего одно и то же имя с автором великих произведений, не тождественно авторской функции в культуре.
Имя автора вполне может быть и псевдонимом, т.к., с одной стороны, один человек может подписывать свои творения разными именами, а с другой — одним именем могут подписываться разные люди или более или менее многочисленные авторские коллективы. Таково, например, бытование известного на данный момент литературного российского имени «Андрей Тургенев», за которым стоят два человека — Вячеслав Курицын и Константин Богомолов. Никакой эмпирической, внетворческой биографии у Андрея Тургенева нет, в отличие от скрывающихся за этим брэндом арт критика и театрального режиссера. Так автор постепенно превращается в аватар — собственное условное обозначение, олицетворение или в персонаж виртуальной реальности.
Одним из самых древних страхов считается страх утраты собственного имени, а стало быть, себя, самости, идентичности. «Только не спутайте меня с кем-нибудь другим!», — в этих словах Ницше воплощен самый страшный ночной кошмар модерно ориентированного автора. Однако, при решении вопросов об атрибуции литературных или философских текстов тому или иному автору с целью правильного изучения персонифицированной, а не парадигмальной истории философии или литературы, нужно учитывать, что далеко не все исторические эпохи мыслили функцию автора одинаковым образом. Ряд средневековых теологов намеренно подписывали собственные тексты именами своих крупных предшественников, повышая тем самым ценность произведений не за счет авторской инновации, а за счет инкорпорирования своего творения в древнюю традицию. Из этих анонимных «фальсификаций» родилось, например, имя Псевдо Дионисия или Псевдо Ареопагита, поскольку историческая наука дифференцировала произведения основателей интеллектуальных течений и их позднейших подражателей. Однако как противоположна эта тенденция заимствовать чужое авторитетное имя и ставить его под собственным текстом феномену плагиата, при котором крадутся как раз чужие мысли и тексты и наделаются при этом новым именем и новым авторским Я. Как видим, можно приписывать своим текстам чужое имя или, наоборот, чужим текстам приписывать свое авторство. Впрочем, открытый недавно феномен интертекстуальности и множественности авторов любого духовного продукта позволяет в известной мере согласиться с тезисом Ницше: «Все имена истории — это я!».
С одной стороны, философия рассматривает процесс замещения автора-субъекта как центра иррадиации смысла сверхличными анонимными структурами и механизмами языка, бессознательного, экономических детерминаций, гносеологических эпистем. С другой стороны, отражая эту тенденцию в практиках и методологии преподавания социально-гуманитарного знания, приходится сталкиваться и с контр тенденцией, заключающейся в том, что масскультовые коммуникации современной социальности пронизаны идеей личной популярности. Современный мир болен звездной болезнью. Пушкинское восклицание «что в имени тебе моем?» не находит сочувствия в том типе общественного взаимодействия, в котором авторское имя приобретает форму брэнда, имиджа или рейтинга. И дело даже не в том, что «автор и поныне царит в учебниках истории литературы, в биографиях писателей, в журнальных интервью и в сознании самих литераторов, пытающихся соединить свою личность и творчество в форме интимного дневника» [3, 385]. Сохранение модерного принципа порождающей индивидуальности субъекта в современной культуре, как видим, признавал и Р. Барт — один из самых радикальных адептов идеи смерти автора. Но речь идет о другом, о том, что в эпоху ажиотажа институтов рекламы и пиара любой интеллектуальный продукт продвигается под брэндом его автора таким образом, что вопрос о том, «Кто говорит?» становится актуальнее вопроса о том, «Что говорится?». Науке и образованию бывает непросто включаться в эти стратегии и технологии. Интеллектуалы редко становятся популярнее медийных лиц. Однако весь этот популизм брэндинга культуры не противоречит тенденции смерти автора, ибо превращает его имя в нечто подобное гоголевскому персонажу-носу, живущему жизнью, автономной по отношению к его обладателю и носителю.
Литература
- Соловьев В.С. Соч. В 2-х т. Т. 2. М.: 1988.
- Хоркхаймер М., Адорно Т. Диалектика Просвещения. М.-СПб.: 1997.
- Барт Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика. М.: 1994.