Geum.ru

Записки полярного летчика

Вид материалаДокументы

Содержание


Секретная миссия
Подобный материал:
1   ...   4   5   6   7   8   9   10   11   ...   16
СЕКРЕТНАЯ МИССИЯ


В бесконечных полетах над океаном и тундрой прошло несколько лет. На календаре была ранняя полярная весна, но по-прежнему на дворе стояла полярная ночь, завывали на разные голоса метели. Но люди по невидимым непосвященному приметам в погоде чувствовали, что скоро наступит рассвет.

Дикунова пригласил командир эскадрильи. Когда он вошел в кабинет, увидел незнакомого мужчину. Медведев его представил:

– Знакомься, Валерий Викторович, это Сергей Борисович Губкин, доктор наук из Москвы. У нас к тебе есть деловое предложение, Сергей Борисович расскажет подробнее.

– Нашим закрытым институтом разработано оборудование для сканирования морского дна. До настоящего времени нет надежных карт глубин бассейна Карского моря и моря Лаптевых. На ваш самолет, если вы дадите согласие, мы установим оборудование для такого сканирования. Сложность заключается в том, что вы должны будете совершать посадки на дрейфующие льдины, мои помощники будут бурить в них лунки, опускать под лед заряды взрывчатого вещества и подрывать их. Для этого нам нужен экипаж, который сможет садиться на дрейфующий лед. Иван Васильевич рекомендовал мне обратиться к вам, как командиру одного из лучших полярных экипажей. Я понимаю, вы скажете, что посадка на дрейфующий лед без разведки очень опасна, но институт готов нести материальную ответственность за сохранность самолета и жизни каждого члена экспедиции. Соответственно эта работа будет выше оплачиваться.

– Где будет базироваться экспедиция? – спросил Дикунов.

– Нам предстоит работать над всей акваторией Карского моря и моря Лаптевых, от побережья до Северного Ледовитого океана. Будем создавать промежуточные базы для заправки самолета на дрейфующих льдинах. Пользоваться взлетными полосами на островах Визе, Уединения, Ушакова, Шмидта, островах архипелага Северная Земля. На материке будем базироваться на порт Диксон, при обследовании Карского моря, при обследовании моря Лаптевых – на порт Мыс Челюскин.

Но должен предупредить, что никаких радиомаяков на них устанавливаться не будет. Повторяю, что наша основная миссия будет носить секретный характер. Официально наша экспедиция называется гидрографической и занимается съемкой рельефа морского дна, члены экипажа должны знать только это.

– Я согласен, но надо спросить мнение экипажа, – сказал командир.

– Конечно, ведь им придется рисковать жизнью, все лето кочевать по дрейфующим льдам, но только не разглашайте то, что услышали, – согласился с ним Губкин.

– Мы подождем, пока ты обсудишь с экипажем это заманчивое предложение, не забудь ребятам сказать о надбавках в размере половины заработка ежемесячно, – улыбаясь, сказал Медведев.

Летчиков не пришлось долго уговаривать.

– Так или иначе, но постоянно садимся на дрейфующий лед, а здесь еще приличная доплата будет капать! Я согласен! Какая разница, где работать, лишь бы хорошо платили, – сказал Рыбаков. Молчаливый Яшин только кивнул головой в знак согласия. Дикунов вернулся в кабинет Медведева, было видно, что его возвращения ожидали с нетерпением.

– Я говорил с ребятами, они согласны. Мы хотели бы знать, что надо делать?

– Я в вас не сомневался! Молодцы, думаю, с таким экипажем сработаемся. Пока темно, мы на посадочные полосы островов забросим топливо и оборудование, устроим промежуточные склады, с которых будем работать летом во льдах, а с рассветом будем планомерно квадрат за квадратом обследовать морское дно.

Остаток полярной ночи экипаж совершал полеты из порта Диксон на острова Карского моря, делая на них склады горючего и необходимого для работы экспедиции снаряжения. Крайней точкой был мыс Арктический острова Комсомолец, самого северного острова на пути к Северному полюсу в архипелаге Северная Земля.

С наступлением весны, когда полярная ночь сменилась сумерками, в слабом свете которых можно было выбрать льдину для посадки, на самолете была установлена научная аппаратура. На борт взяли меховую арктическую палатку, меховые спальные мешки, неприкосновенный запас продуктов, ящик с аварийной радиостанцией и питанием для нее на случай аварии или ночевок на дрейфующем льду.

Возглавлял экспедицию, в которой был задействован экипаж Дикунова, генерал-майор Крутой Василий Львович. Вручая ему самозарядный карабин Симонова и несколько пачек патронов, генерал сказал:

– Это оружие закреплено за вашим экипажем для защиты участников экспедиции от белых медведей, следите за его чистотой, возможно, оно спасет ваши жизни.

– Спасибо, товарищ генерал, оправдаем доверие, будем беречь себя и ученых как зеницу ока! – ответил Валерий.

«С таким оружием нам никакие медведи не страшны!» – подумал он, с любовью поглаживая отливающее глянцем лака ложе боевого карабина.

«В надежные руки передал оружие, как он его любовно гладит, теперь буду знать, что карабин всегда будет почищен», – думал генерал, глядя, как бережно с ним обращается летчик. Но не только он смотрел на Валерия, чуть дальше стоял полярный экипаж во главе с командиром Мязиным Николаем. Когда генерал отошел, летчики подошли к Дикунову, глаза их блестели завистью.

– Поздравляю с получением оружия! – здороваясь, и протягивая руку для приветствия, сказал Мязин.

– Хорошее оружие десять патронов, шьет как швейная машинка, – сказал второй пилот Соложенкин.

– Дай подержать, армию вспомнить, тебе он еще успеет надоесть, поверь мне! – забирая СКС, – сказал Цветков. – Смотри, как работает, – он ловко нажал кнопку предохранителя, передернул затвор, щелкнул им, притопив пружину подающую из магазина патроны, и бросил приклад к плечу. – Два года такой в армии носил, потом автоматы Калашникова выдали.

– Валера, запомни, что настоящие охотники напильником спиливают острую головку пули, делают срез плоским, – сказал Соложенкин.

– Это еще для чего, Александр?

– Считают, что пуля с острой головкой прошивает ткани зверя, проходя по ним, раздвигает волокна, не повреждая их. Пуля с тупой головкой рвет мышцы на своем пути, дробит встретившиеся кости, причиняет тяжкие повреждения, от которых зверь погибает.

– Хорошо, я учту, но неужели мало десяти патронов в обойме, чтобы уложить одного медведя?

– Надо знать убойные места. Никогда не стреляй в голову, он ею вертит, трудно попасть, да и череп у медведя крепкий, если пуля прилетит по касательной, отскочит, уйдет рикошетом. Стреляй по лопаткам, если зверь стоит боком, или в грудь по линии лопаток, это убойные места. Еще охотники отбивают задние лапы, чтобы лишить зверя возможности приблизиться, сделать прыжок, потом добирают. Убив медведя, помни, что надо проверить не болен ли он трихинилезом. Это делается просто, – ошкуриваешь и делаешь несколько глубоких надрезов, затем обушком или лезвием ножа придавливаешь стенки надрезов и внимательно смотришь, не выдавятся ли куколки или едва видимые червячки. Если их нет, мясо можно кушать, если есть, лучше сжечь, чтобы зараза не распространялась.

– Ты где такую школу прошел? Говоришь, как заправский охотник! – удивился еще больше Дикунов.

– Ты еще молодой, слушай, что старожил Арктики бает! Он и есть охотник, четыре медведя и три нерпы добыл! С наше повоюй, с наше покочуй, сам научишься! – смеясь, сказал Мязин. – Ну, извини нам пора, генерал к самолету идет, до свидания, Валера, даст Бог, еще свидимся, Арктика такая маленькая! – засмеявшись, он подал руку.

Летчики распрощались и разошлись до новой случайной встречи, надеясь, что она обязательно случится. Но никто из них не мог сказать, где и когда, да и случится ли вообще! Но летчики народ суеверный, они стараются не думать о катастрофах и смерти, всегда в безвыходных ситуациях вспоминают имя Господа, просят у Него помощи! И Он помогает, спасая в ситуациях, где, казалось, невозможно было спасти машину, экипаж и пассажиров. Они помнили, что все под Богом не только ходят, но и летают!

С появлением человека на Севере белые медведи стали постоянными спутниками полярных станций, совершая набеги на помойки, лагеря и полярные станции, питаясь отбросами, могли задрать человека или собаку и съесть их. Это вечный закон Севера, здесь выживал сильнейший. Полярники знали, что белый медведь находится в «Красной книге», но когда стоял вопрос о сохранении собственной жизни, с болью в сердце отстреливали наиболее агрессивных. Мясо их редко использовалось в пищу, каждый второй медведь болел трихинилезом, это смертельное для человека заболевание передавалось через употребление мяса.

За окраиной аэродрома Валера пристрелял карабин и на триста метров навскидку сбивал консервную банку, откровенно радовался, что у него появилось персональное нарезное оружие. Экипаж начал полеты на дрейфующий лед Карского моря, базируясь на острове Визе, куда весной завезли ГСМ и продукты с Диксона. Ученые составили карту маршрутов, в соответствии с которой с воздуха выбиралась большая льдина многолетнего пакового льда, не имевшая торосов на своей поверхности. После облета выбранной льдины на малой высоте и согласия ученых на посадку на ней Дикунов выводил самолет на посадочный курс. Самолет не садился, он опирался лыжами о льдину, пробегал по льду, пробуя на прочность, готовый взлететь в любую секунду. Бортмеханик ложился на пол у нижнего блистера и докладывал командиру сведения о следе лыж на снегу. Если выступала вода, о посадке не могло быть и речи, подо льдом находились глубины до полукилометра, заполненные ледяной водой Карского моря.

В том случае, когда бортмеханик докладывал, что след от начала до конца сухой и поверхность была относительно ровной, экипаж разворачивал самолет и вновь заходил на посадку, стараясь сесть на след своих лыж. После остановки мотор не глушился, на лед спускался портативный буровой станок, оснащенный собственным двигателем, срочно бурилась лунка и определялась толщина льда. Когда замеры показывали, что льдина надежная, работы продолжались. Если замер был отрицательным, быстро втаскивался буровой станок, и самолет незамедлительно взлетал по своему следу.

Иногда не требовалось сгружать станок, когда самолет после пробежки останавливался, ученые выпрыгивали на лед и прислушивались. Если льдина была предательски тонкой, они сквозь шум мотора слышали треск разрушающегося льда и видели лучи трещин, разбегающихся в разные стороны из-под лыж самолета. Тогда все быстро прыгали в салон, самолет разворачивался и взлетал. Если льдина держала, станок перетаскивался по ее поверхности в нужную точку, бурилась еще одна лунка, через нее под лед опускали заряд взрывчатки. В лунку, пробуренную ранее на другом конце льдины, опускалась гидроакустическая приемная антенна, после чего подрывали заряд взрывчатого вещества, и приборы записывали отраженные от дна эхограммы. Если эхограммы не устраивали, бурили дополнительные лунки в других части льдины, перетаскивая туда буровой станок. Все работы проводились с участием экипажа, единственный, кто не покидал самолет, был командир, он находился в постоянной готовности к взлету, если возникала такая необходимость, прогревал мотор, быстро остывающий на холодном ветру.

Температура воздуха летом не поднималась выше минус 10 – 15 градусов, при постоянном пронизывающем до костей ветре до 20 метров в секунду. На льдинах, где проводилось бурение, оставляли бочки с горючим, так как на них приходилось возвращаться неоднократно. Лед дрейфовал в одном направлении, льдины перемещались над дном, были опробованы, и посадка на них была более безопасной. Так из мозаики отдельных эхограмм постепенно складывалась картина дна Карского моря.

Прошел месяц полетов. На острове Визе экспедиция базировалась в старинной просторной избе с кирпичной печкой, кто и когда ее срубил, никто не помнил. Избу было трудно увидеть, так как за века вокруг вырос слой обледеневшего снега, над которым торчали крыша и металлическая труба, которой для лучшей тяги жившие в ней полярники, или охотники нарастили кирпичную трубу. К дверям вела спускающаяся вниз тропинка с вырубленными во льду ступенями. Перед двумя небольшими окнами были вырублены в обледенелом снегу колодцы, через которые проникал свет полярного дня. Даже летом в ней стоял полумрак и постоянно горел фонарь «Летучая мышь», освещая комнату и кухню, в которой стояла кирпичная печь. В них из толстых плах были сколочены столы, вдоль стен прибиты широкие лавки, которые с успехом можно было использовать как нары для сна людей. Плахи стола и лавок были изрезаны надписями, свидетельствовавшими о том, что изба уже два века исправно служила свою службу, давая ночлег и приют арктическим экспедициям, потерпевшим крушение, охотникам-зверобоям, и другим людям, волею судьбы заброшенным в бескрайние просторы ледяного безмолвия.

В пристройке, прирубленной к избе, был оборудован угольник, через люк в крыше засыпался и хранился доставленный в мешках с материка каменный уголь. Кроме того, льды и течения выносили на берег стволы деревьев и бревна, спиленные в сибирской тайге. Участники экспедиции пилили их бензопилой «Дружба» и использовали для топки печи. Вечером, когда летчики и ученые находились на отдыхе, неожиданно ожила рация, настроенная на прием, на связь вышел генерал Крутой:

– Сергей Борисович, здравствуйте, как продвигаются исследования? Здоровы ли члены экспедиции, пилоты? – спросил он.

– Здравствуйте, Василий Львович, слава Богу, у нас все в порядке, все здоровы, исследования проводим по плану, происшествий нет.

– Хорошо, приятно слышать, что у вас все в порядке. Вам необходимо составить отчет о проделанной работе, послезавтра, если будет летная погода, прилечу к вам, доложите положение дел.

– Хорошо, Василий Львович, мы готовы, – ответил Губкин. Два дня он готовил отчет, не принимая участия в исследованиях, которые проводили другие участники экспедиции. Раньше у него не было времени для глубокого анализа полученных результатов. А они оказались очень интересными, на отдельных эхограммах вырисовывался нечеткий контур какого-то подводного объекта огромных размеров. «Что это может быть? Китов здесь не водится, моржи и тюлени не могут давать такое эхо, что еще может находиться под водой, какой двигающийся с большой скоростью огромный предмет?». После долгих раздумий Губкин решил расположить необычные эхограммы, привязав их к сетке координат на карте. Результат ошеломил ученого – эхограммы, полученные в разное время на разных льдинах с отраженным сигналом большого подводного объекта выстраивались в цепочки, которые тянулись в одном направлении через акваторию Карского моря. Смутные догадки родились в его голове, но он боялся поделиться с товарищами. Когда ему на стол положили эхограммы последних двух дней, он изучил их, сомнения рассеялись окончательно. Собрав в избе участников экспедиции, сообщил:

– Друзья, мы добились выполнения поставленной задачи по обследованию глубин в Карском море. Нам теперь есть о чем доложить генералу, – помня наказ Крутого о секретности полученных работ, умолчал о своих открытиях.

Неожиданно на остров обрушилась пурга, участники экспедиции получили возможность отдохнуть и отоспаться, вытащив часть хранившегося в мешках каменного угля, освободили чулан. В нем поставили старую арктическую палатку, вывернув наизнанку, мехом наружу, натаскали со скал, окружающих ледник, крупных камней, раскалили их в избе докрасна, нагрели воды. В палатке поставили два примуса «Шмель», прогрев ее, водрузили на них большое оцинкованное ведро с раскаленными камнями. Пламя «Шмелей» грело камни, парная баня удалась на славу. Вернее, ее надо было назвать не баня, а сауна, так как у них не было веника, пилоты, стоя вокруг ведра с камнями, сдавали на них горячую воду, впитывая в себя каждой клеточкой поднимавшийся пар, обильно потели. Кто не испытал на себе, что значит месяцами не снимать с себя верхней одежды, жить, умываясь над тазиком в лучшем случае, а то и снегом, тот не может понять чувства блаженства парной бани среди вечных льдов. Пропотев, помылись, распаренные, в чистом белье, побритые, как большой праздник встретили прибытие генерала. С удивлением глядя на них, он спросил:

– Вы что, летали на Диксон мыться в бане?

– Мы свою парную баню устроили, жаль, что веников нет! – улыбаясь, сказал Губкин и рассказал о технологии сооружения полярной бани.

– Молодцы, благодарю за смекалку, не откажусь и сам помыться в вашей баньке, чтобы другим полярникам было что рассказать.

Летчики и ученые пошли готовить баню для генерала и его экипажа, а Губкин приступил к докладу.

– Василий Львович, экспедиция выполнила часть поставленной перед ней задачи. Проведено сканирование большей части акватории Карского моря, составлена рабочая карта глубин. Разработанный нашим отделом сканер в ходе научно-производственных испытаний показал хорошие результаты. Полагаю, что его можно рекомендовать для промышленного производства. В ходе испытаний мной проведена некоторая доработка электронной схемы приема отраженного сигнала, которая позволила этим же прибором фиксировать находящиеся под водой объекты.

– Что вы имеете в виду? – настороженно спросил генерал.

– Я имею в виду любые подводные объекты – от тюленей и полярных китов до подводных лодок вероятного противника!

– Вы отдаете отчет своим словам, Сергей Борисович?! – насторожился генерал.

– Да, отдаю. Посмотрите вот эти сейсмограммы, они зафиксировали отраженное эхо от находящегося под полярными льдами предмета, который передвигается в двухстах метрах от дна. Судя по контурам и размерам, это подводная лодка крейсерского типа.

Генерал схватил сейсмограмму, ученый объяснил ему, почему он сделал такие выводы. Ошеломленный услышанным, спросил:

– А много таких сейсмограмм?

– Много, Василий Львович! И они выстраиваются цепочками, которые свидетельствуют, что в этих местах пролегает путь подводных объектов через Карское море.

«Губкин совершил открытие, имеющее государственное значение. Доказательством тому полученные на испытаниях прибора сейсмограммы, это прорыв в науке, имеющий колоссальное оборонное значение! Кроме того, мы перевыполнили поставленную задачу, присутствие ударных подводных лодок у наших северных берегов подтверждено документально! Агента можно дезинформировать, прибор невозможно обмануть!» – восхищенно думал генерал. С трудом сохраняя спокойствие, продолжал внимательно слушать доклад ученого, стараясь ничего не упустить. Губкин продолжал:

– Обследования морского дна с достоверностью показали, что американские субмарины, приплывая из Атлантики, проходят Белое море, на глубинах не менее 300 метров проходят мелководье Карской и Центрально-Карской возвышенности дна. Используя глубоководный желоб дна в 50 километрах севернее острова Большой Арктический, с глубинами 129 – 180 метров, выходят на глубины 310 – 450 метров в 200 километрах от острова Пионер, ложатся курсом на север. Огибая острова архипелага Северная Земля с северо-западной стороны, выходят в глубины моря Лаптевых. Маршруты движения подводных лодок в Карском море на обследованных участках перед вами, – ученый развернул контурную карту. Генерал склонился над ней и увидел пунктирные линии, местами сливающиеся в одну толстую линию, пересекающую Карское море с запада на восток, обрывающую у острова Пионер.

– Нами прослежено движение 8 подводных объектов, они все прошли по указанному на карте маршруту. Ближе к материку их движению препятствует мелководье Центрально-Карской возвышенности, наличие множества островов, являющихся естественными препятствиями, кроме того, на них могут быть размещены базы по контролю за их передвижением и уничтожением.

– Сергей Борисович, вы уверены, что они проходят здесь регулярно? – уточнил Крутой.

– Да, совершенно уверен. Мы с научными сотрудниками нашего института, Бояровым и Ивановым, участвующих в испытаниях, неоднократно повторяли эксперименты на точках, где проводили эхолокацию раньше, вывод один – это фарватеры движения американских подводных лодок под дрейфующими льдами!

Более того, мной определена приблизительная скорость хода этих субмарин до 25 узов, примерно 45 километров в час. С учетом скорости хода, периодичности их прохождения можно сделать вывод, что каждый день одна подводная лодка находится у наших северных берегов, готовая всплыть во льдах и нанести ракетный удар!

– То, что вы мне сейчас доложили, является государственной тайной! Вам удалось разгадать неизвестный разведке стратегический план нападения США на СССР! Хорошо поработали, результат, прямо скажу, неожиданный! Благодарю за службу! Все материалы исследований передайте мне, они подлежат немедленному засекречиванию. Кроме того, следует немедленно довести до сведения Министерства обороны и других государственных органов результаты ваших открытий! Пусть они подумают, что можно противопоставить рейдам подводных лодок, разработать средства противодействия и уничтожения их до пуска баллистических ракет. Членам экспедиции и экипажу мной будет подписан приказ о премии, вы ее заработали. Как вы считаете, могли американцы догадаться о ваших работах?

– Могли, на лодках установлены сонары, работающие в автоматическом режиме. При подрыве заряда взрывчатого вещества ударная волна настигает лодку, и они обязательно фиксируют этот гидродинамический удар. Когда мы нащупали пути передвижения подводных лодок, начали работать целенаправленно, на их фарватерах такие воздействия стали регулярными. Это не могли не заметить экипажи подводных лодок, – ответил Губкин.

– Хорошо. Пусть ученые подумают, что надо сделать для камуфлирования целей вашей экспедиции. Сегодня я прилетел для того, чтобы обсудить, где вы намерены базироваться при исследованиях в море Лаптевых. Кстати, смена вашей базы пойдет на пользу для маскировки целей экспедиции. Еще один вопрос: где ваши записи по доработкам сканера?

– Они здесь, в избе, но вряд ли кто поймет, что записано, я полагаю, что база должна быть на небольшом расстоянии от места проведения работ. Нам необходимо в оставшиеся дни лета и осени отсканировать большую часть дна моря Лаптевых. Считаю, что идеальным местом базирования на первое время будет мыс Арктический острова Комсомолец, самого северного в группе островов архипелага Северная Земля. Он покрыт ледником, будем садиться на лыжах, там есть такая же просторная изба. Мы приземлялись на нем, там есть склад ГСМ и, что самое главное, до места работ недалеко.

– Хорошо. Я прикажу забросить на мыс Арктический топливо, ГСМ, продукты. Готовьтесь, работать придется долго, до глубокой полярной ночи. Необходимо продолжить работу по сканированию дна, но наряду с этой задачей вы должны продолжить выявление маршрутов движения подводных лодок вероятного противника в море Лаптевых. Когда собираетесь перебазироваться?

– Можем завтра, нас здесь уже ничего не держит, продуктов у нас дня на четыре, топливом заправимся из оставленных на льдинах бочек, дня на три полетов хватит, – ответил Губкин.

– Хорошо, я прикажу немедленно начать заброску снаряжения экспедиции, дня через четыре все будет завезено. Помните, что все, что вы мне рассказали, является государственной тайной, членам экспедиции незачем об этом знать. Надеюсь, вы не поставили их в известность?

– Нет, не успел, сам пришел к таким выводам перед вашим прибытием.

– Считайте, что я вас официально предупредил о необходимости сохранения государственной тайны. Кроме того, прошу вас передать мне ваши записи и схемы, они также подлежат засекречиванию.

– Вот они, Василий Львович, я совершенно с вами согласен, у вас они будут сохраннее, – передавая тетрадь, сказал Губкин.

Генерал, напарившись в бане вместе со своими пилотами, отужинал, отказавшись ночевать, собрался улетать.

– Ребята, особая благодарность за баню, порадовали старика, закажу интенданту березовых веников. Буду на Диксоне, обязательно вам привезу, теперь всем буду рассказывать о вашей парной полярной баньке! – улыбаясь и прощаясь с участниками экспедиции, сказал он.

Все пошли его провожать. Дикунов подошел попрощаться к летчикам генеральского экипажа:

– Вам с такой работой не позавидуешь, ребята! – сказал он.

– Это не то слово, замотались по островам и экспедициям, редко приходится спать больше четырех часов, только уснул, будит, пора лететь! Когда угомонится? – возмутился Мязин.

– Хоть пиши заявление о переводе на материк! – поддержал его Соложенкин.

– Ишь, какие умные! Губы раскатали! На материке острая нехватка машин АН-2, их больше не выпускают, так что терпите, ребята, материтесь только в тряпочку, мы у генерала не первый экипаж! Я это достоверно знаю, летчики не выдержали, взбунтовались, он всех отправил попутным самолетом на материк, взял нас. Платят хорошо, жить можно, придет зима, на СП отоспимся, говорят, что там зимой все от скуки пухнут! – сказал под общий смех Цветков.

Генерал улетел, довольный итогами работы экспедиции, особенно радовали его выводы Губкина о том, что в результате их исследований раскрыли стратегический план американцев. «Ловко сработали американцы, допустили утечку информации по плану «Северное копье» в части регулярных полетов стратегических бомбардировщиков с ядерными бомбами над акваторией Северного Ледовитого океана у наших берегов. Вторую часть плана глубоко засекретили. Никто не может увидеть подводный ракетоносец подо льдами. Даже спутники здесь бессильны. Он может всплыть в любой точке, пробив лед корпусом, и произвести ракетный залп по нашей территории с севера, откуда никто не ожидает. Надо немедленно сообщить командованию об этих открытиях!» – подумал он и спросил командира самолета:

– У нас хватит топлива для полета в порт Диксон?

– Хватит, товарищ генерал, – ответил Мязин.

– Меняйте курс, летим на Диксон. На станцию передайте телеграмму: – «При взлете повредил стойку правого шасси, необходим ремонт в заводских условиях. Следую в аэропорт Диксон».

– Сейчас Валера свяжется, все передадим. Генерал устало кивнул головой и откинулся в кресле, самолет изменил курс и полетел на материк. Через три часа полета Крутой из поселка Диксон по высокочастотной связи докладывал о результатах полученных экспедицией Губкина по сейсмическому обследованию дна Карского моря от полуострова Ямал до островов Ушакова и Шмидта.

– Мы все поняли, направляем к вам группу специалистов по изучению результатов работы экспедиции, ожидайте,– ответил ему.

На следующий день в аэропорту Диксона приземлился самолет АН-24, из него вышла группа штатских. Она направилась к двум автомобилям «Волга», стоявшим у трапа самолета. Из первой машины вылез генерал Крутой, вскинув руку к виску, отдавая честь, он начал доклад:

– Товарищ генерал-лейтенант…

– Вольно, Василий Львович! Я здесь инкогнито, садимся в машины, в гостинице войсковой части обсудим все вопросы, связанные с поступившей от вас информацией, – сказал генерал-лейтенант Вилькицкий, пожимая руку Крутому. – Товарищи, вы садитесь в ту машину, а мы с хозяином прокатимся на этой, – сказал он, обращаясь к приехавшим с ним мужчинам.

Через час было собрано совещание. Вилькицкий представил участников:

– На нашем совещании присутствуют Звонарев Герман Титович – представитель военно-морских сил, Солдатов Владимир Алексеевич – полковник, заместитель начальника Московского территориального управления КГБ, Гусаров Альберт Климович – представитель океанографического института. Группу возглавляет ваш покорный слуга Вилькицкий Алексей Гаврилович – генерал-лейтенант, начальник отдела Генерального штаба.

– Товарищ генерал, извините, но полагаю, что совещание следует провести за закрытыми дверями, – обращаясь к хозяину, генералу Крутому, сказал Солдатов.

– Что вы имеете в виду, полковник?

– Режим секретности. Прошу дать команду закрыть ставни на окнах конференц-зала, где мы с вами находимся.

– Вы что, серьезно? Здесь, на краю земли, кто может услышать наши разговоры, да еще на охраняемой территории войсковой части? – удивился тот.

– Береженого Бог бережет, говорила моя бабушка. А если серьезно – нашу встречу могут записать с помощью лазерного дешифратора с орбиты искусственного спутника земли. Прошу всех это учитывать впредь. Наука идет вперед, мы располагаем агентурными сведениями о наличии у вероятного противника, в частности американцев, такой техники.

– Этого не может быть, – усомнился генерал Крутой, но спорить не стал, приказал закрыть ставни на окнах.


Вилькицкий начал совещание:

– Хочу сразу обратить внимание собравшихся на важность открытия экспедиции. С докладом выступит куратор экспедиции генерал-майор Крутой. Разложив на столе карту Карского моря Крутой начал доклад:

– Экспедицией проведено изучение глубин и дна акватории Карского моря в границах от 70 меридиана до западных берегов архипелага Северная Земля, и от 76 параллели до островов Ушакова, Шмидта. Подробно результаты исследований изложены в докладе начальника экспедиции, доктора наук Губкина, который лежит перед вами. Хочу обратить внимание, что экспедиции удалось невозможное, одновременно со сканированием морского дна она выявила маршруты движения американских подводных лодок в Карском море. За время работы экспедицией отслежено прохождение по этому маршруту 8 подводных лодок! За полтора месяца! Это говорит о том, что американцами используются нейтральные воды Северного Ледовитого океана для осуществления своих милитаристских планов. Об этих секретных фарватерах нашей разведке до настоящего времени не было известно, отсюда мы не ожидали нанесения ракетно-ядерного удара по нашей территории. – Далее в своем кратком докладе генерал остановился на вопросах материально-технического снабжения экспедиции. – Полярное лето перевалило за свою середину, проведены обследования большей части акватории Карского моря. До наступления зимы экспедиции предстоит обследовать часть акватории моря Лаптевых. Как воздух нужен еще один комплект оборудования и два самолета АН-2 для обеспечения бесперебойной работы экспедиции. Даже при немедленном удовлетворении наших запросов в этом сезоне о полном обследовании дна моря Лаптевых не может быть и речи. Необходимо готовить экипажи к работе на дрейфующих льдах в условиях полярной ночи и нулевой видимости.

– Вопрос о снабжении экспедиции мы с вами обсудим отдельно. Мне хотелось бы услышать мнение каждого участника совещания, а также точку зрения о необходимости засекречивания полученных сведений и дезориентации противника, – сказал Вилькицкий. – Чтобы не терять напрасно время, я объявляю перерыв до 16 часов с тем, чтобы каждый изучил сведения, полученные экспедицией, разработал проект плана мероприятий по своему профилю.

В 16 часов совещание продолжилось.

– Хотелось бы услышать мнение Германа Титовича, – предложил генерал-лейтенант.

– Считаю, что получены сверхсекретные и весьма важные сведения, касающиеся обороноспособности России. В ближайшее время на разведанных группой доктора Губкина секретных фарватерах разведкой ВМС России будут установлены донные гидрофоны для контроля за движением подводных лодок по шуму винтов. Полученная информация позволит принять меры по нейтрализации находящихся на боевом дежурстве американских субмарин. Сведения следует строго засекретить, разработать план мероприятий по дезориентации американцев. Если станет известно, что мы нащупали фарватеры, они изменят их, уйдут в сторону полюса. Установка гидрофонов, фиксирующих по шумам, издаваемым лодкой, ее местонахождение, позволит держать их в постоянном поле зрения. Для уничтожения могут быть использованы мобильные ракеты с ядерными зарядами небольшой мощности, способные проламывать лед при падении и разрываться на заданной глубине океана. Гарантированная эффективность поражения подводной цели такой ракетой в радиусе двух километров.

– Слушаем представителя КГБ, пожалуйста товарищ полковник, – сказал Вилькицкий, обращаясь к Солдатову.

– Я согласен с выводами представителя ВМС. В свою очередь предлагаю провести компанию по дезориентации нашего вероятного противника относительно результатов исследований. То, что мы их проводим, американцы уже знают, более того, обеспокоены ими. Это следует из того, что они перегнали и подвесили над архипелагом Северная Земля свой разведывательный спутник, который работает в режиме постоянной разведки. Все передвижения самолетов и кораблей фиксируются. Следует продолжить работы в море Лаптевых, но придать им планомерный характер. Обследовать все дно подряд, тогда нам могут поверить, что проводятся планомерные гидрографические работы по сканированию морского дна, и они никак не связаны с разведкой секретных фарватеров. Считаю, что следует согласиться с предложением генерала Крутого расширить фронт работ по сканированию морского дна прибрежной части Северного Ледовитого океана от Белого моря до Берингова пролива. Со стороны института гидрографии, полагаю, что в ближайшее время следует провести пресс-конференцию, семинар или какое-то другое научное собрание с приглашением зарубежных ученых, на котором поделиться опытом сканирования морского дна с помощью сканера Губкина. По нашим данным, ученые Канады, США близки к созданию таких приборов, им скоро не понадобятся наши секреты, которыми мы поспешим с ними поделиться. С нашей стороны будут приняты меры по дезориентации агентуры вероятного противника как в России, так и за ее пределами.

– Что нам скажет Альберт Климович?

– Я разделяю точку зрения всех участников совещания относительно важности сведений, добытых экспедицией Губкина. Но наш институт так же, как и другие научные учреждения, испытывает катастрофическую нехватку финансирования. Изготовлен один экземпляр подводного сканера! Стыдно сказать, а если с изобретателем или самолетом, на котором установлено оборудование, не дай Бог, что случится? Губкин за время испытаний экспериментального образца аппаратуры внес ряд серьезных доработок в его схему, но институт не располагает ими, они могут быть утрачены! Все упирается в деньги. Если будет финансирование, мы в течение месяца сможем изготовить несколько комплектов оборудования, пока оно, к сожалению, существует в единственном экземпляре.

Что касается гласности. В октябре у нас запланирована научная конференция по проблемам картографирования морского дна. Можно включить в число докладчиков доктора Губкина, расширить круг участников, пригласить иностранных ученых продемонстрировать результаты съема информации его изобретением. Слушая выступающих Вилькитский подумал: «Хорошо, что собрались и высказали свое мнение представители разных структур. По крайне мери сейчас все будут знать, что надо делать дальше, какие шаги принимать по сохранению секретности данных полученных арктической экспедицией, по активизации работ по промышленному освоению выпуска сканеров доктора Губкина!»

– Товарищи! Все участники высказали свое мнения, наметили для себя круг необходимых мероприятий, надо подводить черту. Я думаю, что территориальное управление КГБ Москвы подскажет вам, кого следует обязательно пригласить на конференцию, подправит полученные данные с учетом разумного искажения, внесет изменения в чертежи, но месяц на изготовление комплекта оборудования – это слишком большой срок. Полагаю, что через полмесяца должен быть изготовлен еще один комплект оборудования для второго самолета. Деньги у вас для этого будут. Я думаю, что участники совещания доложат руководству о принятых здесь решениях, желаю плодотворной работы. Все свободны, за исключением генерала Крутого. Вылетаем в восемнадцать часов, всем быть готовыми, – закончил Вилькицкий.

– Разрешите высказать свою точку зрения на проблему изготовления второго образца сканера Губкина, – поднялся со своего места полковник Солдатов.

– Да, пожалуйста, мы вас слушаем! – разрешил председательствующий.

– Товарищи, считаю крайне нецелесообразным размещать заказы на московских заводах, с которыми сотрудничает Институт океанографии. Именно на них, как и на сам институт, спецслужбы вероятного противника направят свои усилия для получения достоверной информации о приборе. Если они получат сведения, что заказан второй экземпляр, им сразу станет ясно, что конструкция перспективная, и их вводят в заблуждение. Мы предлагаем организовать промышленное производство сканеров Губкина где-то в другом месте, далеком от Москвы.

– Замечательная мысль! Совершенно с вами согласен, с целью успешного проведения операции по дезориентации следует подыскать закрытый город, обладающий промышленным потенциалом для производства усовершенствованного образца сканера Губкина, – сказал Вилькицкий, и все одобрили такое решение вопроса. Отпустив участников совещания, оставшись с Крутым, он сказал:

– Василий Львович, я рад, что мы плодотворно поработали. У вас целый час для того, чтобы составить перечень необходимого оборудования, продуктов, материалов для работы экспедиции. Кстати, хотелось бы слышать ваше мнение об их работе.

– У меня за них постоянно болит душа. Летают над дрейфующими льдами на стареньком АН-2, который уже месяц назад надо было поставить на профилактический ремонт. А они летают, как в той песне с пробитым баком и на одном крыле. Садиться приходится в любую погоду на дрейфующие льды, которые во время дрейфа в теплом течении Гольфстрим потеряли свою прочность. Спать часто приходится в старых арктических палатках, прямо на льдинах. Надо срочно изготовить несколько образцов оборудования, не дай Бог, что случится!

– Не надо о грустном, твердо обещаю свою помощь. Все, что в моих силах, обещаю сделать. Дня через три перегоним гражданский борт АН-2, установите аппаратуру, посадишь на него старый экипаж. На старом самолете будет летать экипаж, совершивший перегон, они будут обслуживать экспедицию. Обещаю обновить одежду и палатки, нормализовать снабжение продуктами и ГСМ. Командование благодарит вас за службу!

Встав и вытянув руки по швам, генерал Крутой ответил:

– Служу Советскому Союзу!

Через час после отлета гостей Крутой вылетел в лагерь дрейфующей полярной станции. В душе он был доволен, что на совещании пришли к единодушному мнению – данные следует засекретить, это позволит в ближайшее время создать средства противодействия американским субмаринам в нейтральных водах полярных морей, активизировать работу по установлению секретных фарватеров в других морях.


Вернувшись на Лубянку, полковник Солдатов докладывал начальнику территориального управления Государственной безопасности города Москвы генерал-лейтенанту Голубкову:

– Владимир Иванович, я привез копию доклада генерала Крутого о результатах работы экспедиции, возглавляемой доктором технических наук Сергеем Борисовичем Губкиным. Он изобрел прибор, с помощью которого сканируется морское дно и определяется глубина моря под толщей полярных льдов. Проводя плановые работы, обратил внимание на эхо, отражающееся от огромного подводного объекта, каким не могли быть кит, морж, тюлень. Со временем сделал вывод о том, что непонятные подводные объекты передвигаются по одному и тому же маршруту. Своими наблюдениями поделился с генералом Крутым, куратором экспедиции. Они пришли к выводу, что подо льдами Карского моря с запада на восток регулярно проплывают американские ударные подводные лодки. Причем за полтора месяца был зарегистрирован проход восьми подводных лодок. Как вы помните, из Внешней разведки поступала информация о совершенно секретной базе американских подводных лодок на побережье Исландии. Они выходят из фиорда, огибают южный берег Исландии и, скрываясь под дрейфующими льдами Северного Ледовитого океана, держат курс на базу на территории США на Аляске. Считаю, что добыто недостающее звено в цепи секретного плана «Северное сияние», о котором поступали отрывочные агентурные сведения. В соответствии с ним наряду со стратегическими бомбардировщиками Б-52, облетающими наши северные границы с ядерными бомбами, американские ударные ракетоносцы несут боевое дежурство у северных берегов России, под надежным прикрытием полярных льдов!

– Как далеко продвинулись исследования? – заинтересованно спросил Голубков.

– Им удалось нащупать секретные фарватеры лодок в Карском море, надеются до наступления полярной зимы сделать то же самое в море Лаптевых.

– Необходимо со своей стороны немедленно разработать и осуществить план мероприятий по прикрытию результатов работы экспедиции Губкина. Раз вы были на совещании, займитесь решением этой задачи, подключите оперативный отдел полковника Верстакова, – приказал генерал.

– Товарищ генерал-лейтенант, это еще не все. Оказывается, оборудование, позволяющее сканировать морские глубины, существует в единственном экземпляре!

– Что вы говорите?! Этого не может быть! Надо немедленно заняться этой проблемой!

– На совещании я предложил организовать производство сканеров Губкина в одном из закрытых режимных городов далеко от океанографического института и Москвы. Мне кажется, мы так дольше сможем сохранить от чужих разведок, что нам известны секретные фарватеры!

– Это хорошая мысль, под Красноярском есть такой закрытый город, Железногорск, там работает производственное объединение по проектированию и изготовлению спутников. Думаю, они смогут разобраться и с производством сканеров. Я займусь этой проблемой, за вами организация противодействия иностранным разведслужбам, – сказал генерал.


Губкин объявил выходной день, достал из своих неприкосновенных запасов две бутылки спирта, копченой колбасы, соленого сала, селедки, устроил праздник для летчиков и ученых. Быстро прошел полярный день, наступил вечер. Полярное солнце не уходит за горизонт в течение лета, ночью оно лишь склоняется к горизонту и ненадолго прячется за него. Его свет тускнеет, но ночь не наступает до начала зимы.

Утром началась погрузка в самолет имущества для перебазирования. Губкин послал Рыбакова и Яшина в пристройку к дому, служившую кладовой. Неожиданно все услышали истошные крики о помощи. Дикунов, заряжая на ходу карабин, побежал первым, то, что он увидел, озадачило его не на шутку. Радист и механик, какими-то палками пытались отмахнуться от белого медведя, который с остервенением лез через сорванную с петель дверь в пристройку, где хранились экспедиционные продукты. Стрелять было опасно, пуля могла пройти через медведя и свалить кого-то из экипажа. Зверь осатанел и настойчиво лез на людей, оружием защиты которых были палки от разбитой его лапами двери. Дикунов закричал, но это не произвело на медведя никакого впечатления, он видел, что у механика был разорван рукав меховой куртки, сквозь разрыв сочилась кровь.

«Видно, занюхал кровь, теперь его не остановишь!» – подумал Валерий, соображая, как можно помочь товарищам. Наконец он решился, выхватил нож, подбежал сзади и с силой всадил его в зад медведю. Тот заревел от боли, встав на задние лапы, повернулся в сторону человека, причинившего ему боль.

«Хорошо! Это то, что нужно, теперь я их не смогу зацепить! Получай, разбойник!» – думал он, прицеливаясь в голову. Сухо треснул выстрел, эхо, отражаясь от торосов, покатилось окрест, пробуждая вековую тишину. Медведь рухнул как подкошенный, выстрел оказался удачным, пуля попала в голову, чуть выше левого глаза, зверь умер сразу.

– Вы живы? Выходите, я его убил! – кричал Валера, но напуганные до смерти летчики боялись приблизиться к поверженному великану. Спустя некоторое время Рыбаков и Яшин с опаской показались в дверях пристройки.

– Медведь порвал мешки с мукой, покусали банки со сгущенным молоком и тушенкой, учинил полный разгром в продуктовом складе, – сказал Рыбаков, с опаской озираясь по сторонам.

– Он напал на нас, порвал мне рукав меховой куртки, пытался подмять и сломать, – жаловался Яшин.

– Ребята, кончайте ныть, все, что сохранилось, быстро перенести со склада в самолет. Я пока разберусь с медвежьим мясом, – сказал командир. Он достал охотничий нож, отрезал лопатку у медведя, снял часть шкуры, после чего сделал несколько параллельных надрезов на мышцах. Надавив на стенки срезов, он увидел крохотных, едва различимых глазом куколок трихинел, маленьких, едва заметных червячков, которые без устали поедали плоть медведя.

– Трихинелез, – с сожалением сказал он.

– Так хотелось свежего мяса попробовать, два месяца одни консервы. Неужели ничего нельзя сделать? – спросил Яшин, глядя на командира.

– Нет, ничего нельзя сделать, даже длительная тепловая обработка не дает гарантии, что все личинки трихинеллы погибнут, – ответил Дикунов и рассказал о случае с участниками шведской экспедиции к Северному полюсу:

– В 1909 году шведы организовали экспедицию из двух человек для полета на Северный полюс на воздушном шаре. Продуктов в гондоле шара у них было на полтора года, кроме того, были два ружья, много боеприпасов и другая охотничья снасть. Стартовав с одного из самых северных островов архипелага Шпицберген, воздушный шар устремился на север, к полюсу. Он скрылся в морозном тумане, больше его никто не видел, экспедиция пропала, шведы не могли поверить в ее гибель. Полностью обеспеченная на полтора года автономного существования экспедиция пропала при загадочных обстоятельствах в ледяной пустыни Северного Ледовитого океана. Поисковые мероприятия, длившиеся два года, предпринятые правительством Швеции, результатов не дали. Никто не мог предположить, что шар упал в трехстах километрах от точки старта. Двум воздухоплавателям удалось выбраться на маленький остров архипелага Шпицберген, затерянный в Северном Ледовитом океане, покрытый вечными льдами. Гондолу при ударе о лед оторвало от шара, освободившись от груза, оболочка, наполненная газом, улетела, а гондола с продуктами и снаряжением осталась на дрейфующем льду, на расстоянии одного перехода от острова. Воздухоплаватели перенесли все запасы продуктов, топливо, боеприпасы на остров, кусочек суши среди дрейфующих льдов, надеясь, что их спасут. Но никто из спасателей не мог даже подумать, что шар упал так близко от старта. Их долго искали, но в других секторах Арктики.

В 1947 году русский самолет полярной авиации, совершая облет острова, обнаружил палатку и признаки пребывания человека, о чем сообщили Шведскому правительству. К острову прилетел самолет вооруженных сил Швеции. Они увидели, что трупы полярных исследователей находились в застегнутой изнутри палатке, что сразу отметало убийство или другие насильственные действия в их смерти. В лагере находились пригодные к употреблению, спустя почти четыре десятка лет, мясные и овощные консервы, сухари в герметичной упаковке, керосин для примуса. В палатке лежали три шкуры белых медведей, мясом которых питались путешественники после падения шара. Никто не мог понять, от чего умерли участники первой в мире экспедиции, пытавшиеся покорить Северный полюс на воздушном шаре. Только через месяц судебные эксперты установили причину их гибели. При исследовании шкур оказалось, что из трех белых медведей, убитых и съеденных участниками экспедиции, два болели трихинеллезом. От них заразились полярные исследователи, употреблявшие в пищу зараженное мясо, они погибли в страшных мучениях. И это при запасе продуктов, керосина для керогаза на полтора года, которые им удалось перенести к месту зимовки из гондолы потерпевшего аварию воздушного шара.

– А если здоровый медведь съест зараженное мясо? – спросил Яшин.

– Он немедленно заболеет, – ответил командир.

– Тогда пусть он горит чадным пламенем, – сказал Рыбаков без сожаления.

Экипаж общими усилиями оттащил убитого медведя от избы, Яшин облил его авиационным бензином, зажег три спички и поднес к шерсти поверженного хозяина Арктики. Толстая, длинная шерсть, облитая горючим, быстро вспыхнула. Над белым безмолвием в небо поднялся столб маслянисто-черного дыма, который подхватил ветер и понес к горизонту. И эта чернота уносимого ветром дыма дисгармонировала с девственно белым снегом, который летчики видели каждый день на протяжении двух месяцев. Сразу нахлынули мысли о том, что где-то на материке шумят зеленой листвой карликовые березки и ивы, стоят лиственницы, лежит зеленая от мха и болотных трав тундра, а по ней, как драгоценные камни, рассыпаны сотни голубых озер, в которых отражается блеклое северное небо. Всем стало грустно, но командир первым сумел сбросить с себя воспоминания, громко сказал:

– Кончай хандрить, братва, надо собираться в путь!

Собрав нехитрые пожитки, быстро загрузили в самолет. Экипаж совершил две посадки на точках, где был оставлен запас горючего, перекачал его в баки самолета. После чего взяли курс на мыс Арктический острова Комсомолец, никто не знал, как их встретит море Лаптевых.

Когда они пролетели один из островов Демьяна Бедного, Рыбаков сказал:

– Командир, слева тридцать на льдине медведь пытается добыть нерпу.

Валера довернул штурвал и увидел, как медведь на молодом льду, который недавно стянул разлом на паковой льдине, образовавшийся от очередной подвижки льда, высоко подпрыгивал вверх, падал на лед передними лапами, пытаясь его проломить и оглушить находящуюся под ним нерпу, или тюленя.

– Ребята, медведи оставили нас без продуктов, неплохо было бы добыть свежего мяса, тушенка изрядно надоела, – мечтательно сказал Яшин, все откликнулись одобрительным гулом.

– Сейчас мы ему испортим охоту, приготовиться к посадке, – сказал командир. Самолет описал круг над льдиной, она выглядела крепкой, из многолетнего пакового льда, без больших торосов. – Подсаживаемся, экипажу смотреть в оба глаза, – приказал Дикунов. Яшин распластался на днище самолета, глядя в нижний блистер, докладывал:

– След сухой, командир, можно садиться.

– Сейчас конкурента отгоним, а то он нам всю охоту испортит!

Летчики развернули машину, снизились до нескольких метров и на бреющем полете направили самолет в сторону медведя. Тот, глянув на приближающуюся с ревом огромную птицу, бросился бежать, перепрыгивая через торосы.

– Теперь будем садиться, – сказал командир, и экипаж посадил самолет на лыжню, оставленную при подсадке на льдине. Механик смотрел вниз и докладывал, что на следе воды нет.

– Валера, дай карабин, я схожу на охоту, – попросил Рыбаков, когда самолет остановился.

– Пойдем втроем, Андрей возьми топор, – не согласился командир. Выглянув из-за тороса, охотники увидели, как из лунки показалась усатая морда нерпы. Она долго пробыла подо льдом, куда ее загнал медведь, теперь осматривалась, не веря, что тот ушел. Летчики присели за торос и стали ждать, когда они выглянули в очередной раз, увидели, что нерпа выползла на лед. Рыбаков прицелился в голову, нажал на спусковой крючок. Сухо треснул выстрел, но его заглушил другой, более мощный грохот. Обернувшись, они увидели, что небольшой айсберг, который сотни лет наращивал лед на леднике какого-то острова полярного архипелага, увлекаемый подводными течениями, как ледокол, не встречающий сопротивления, раскалывая льдину, полз наперерез, отрезая охотников от самолета.

– Ребята, скорей к самолету, взлетаем, бросай нерпу, все погибнем! – крикнул Валера.

– Командир, беги, запускай мотор, подруливай к линии разлома, мы ее сейчас подтащим! – крикнул Яшин.

Дикунов бросился к самолету, запустил еще не остывший мотор, прибавив оборотов, стал подруливать к линии разлома, идущего от айсберга, вспарывающего льдину, пытаясь обогнать его. Когда ему удалось это сделать, он направил машину параллельно разлому, ожидая своих друзей. В это время Яшин и Рыбаков, схватив нерпу под плавники, бежали к самолету, пытаясь опередить айсберг, но тот входил в лед, как нож в масло, не останавливаясь ни на секунду.

– Держись, Костя, поднажми немного, сейчас мы его обрежем! – крикнул штурман. Им почти удалось пробежать мимо ледовой глыбы, неотвратимо надвигающейся на них. Но Яшин поскользнулся и распластался на льду, не выпуская из рук добычи, это и спасло его. Рыбаков, продолжая спасать нерпу, по инерции протащил друга перед самой кромкой айсберга, оттащил в сторону от разлома. Константин вскочил, рядом с ними с пушечным шумом ломался и крошился лед, во все стороны позли трещины, в которых блестела вода.

– Чего стал, бежим, иначе уйдем под лед! – крикнул Рыбаков. Опомнившись от шока, механик подхватил добычу, и они с удвоенной энергией бросились к самолету, который, не останавливаясь, подкатывался к ним.

Когда охотники, подбежав, закинули добычу и следом за ней ввалились в самолет, командир до упора отжал сектор газа, мотор заревел, сотрясая самолет, набирая скорость, побежал прочь от края льдины.

– Командир, прибавь газ, след мокрый, – крикнул Яшин, лежащий на полу у блистера. – Газу добавь, газу, лыжи тонут! – кричал он. Командир включил форсаж, самолет трясся мелкой дрожью, лыжи его катились по битому льду, но он продолжал увеличивать скорость разбега.

– Добавь, добавь оборотов, самолет проваливается! – кричал штурман.

«Все, отлетались! Вот и поохотились! Здесь нас никто не найдет!» – обреченно подумал Дикунов. Ученые с белыми как мел лицами вжались в сиденья и боялись шевелиться.

– Яшин, открой бортовую дверь, если машина начнет тонуть, немедленно прыгайте на лед! Не забудь выбросить неприкосновенный запас! – закричал командир. Бортмеханик бросился к двери выполнять приказ, но самолет сильно ударился лыжами о край льдины, подпрыгнул и облегченно побежал по твердому льду. Яшин от удара лыж не устоял на ногах, повалился на пол салона.

Валера с облегчением перевел дух, но, подняв глаза, замер от страха – самолет катился к большому торосу на краю льдины, делать что-либо было поздно.

«Пятьдесят, сорок тридцать, двадцать, пятнадцать, десять», – мысленно, прощаясь с жизнью, он считал метры, оставшиеся до столкновения с торосом. Бросив взгляд на прибор скорости, увидел, что стрелка приближается к заветной скорости отрыва. «Была не была. Все равно помирать!» – подумал он, с криком: «Андрей, помогай, взлетаем!» – потянул штурвал на себя. Он чувствовал, как второй пилот синхронно выполняет его команды. Машина нехотя оторвалась от льдины, прыгнула через торос. «Все, сейчас рухнет!» – сжался в комок командир, но самолет совершил невозможное, продолжал висеть в воздухе и набирать скорость. Никто из участников экспедиции не мог поверить в спасение, самолет, завывая мотором, набирал высоту.

Неожиданно Губкин начал судорожно хохотать. Все посмотрели на него как на ненормального, но потом переглянулись и залились заразительным смехом. Все поняли, что Провидение подарило им Жизнь!

Приземлившись на мысе Арктический, экипаж закрепил самолет, пробурив во льду метровые лунки и ввернув в них шнеки. Их опасения не были напрасными, с полюса подул резкий порывистый ветер, это означало только одно начало пурги. Сидя в теплой избе, слушая завывания вьюги, члены экспедиции пили спирт, который щедро выставил Губкин, обмывая второе рождение, и закусывали его поджаренным нежным мясом молодой нерпы.

– Сергей Борисович, объясни, как случаются такие катаклизмы? – спросил Валерий у Губкина.

– Вы о чем, Валерий Викторович?

– Почему вдруг дрейфующий вместе с льдами айсберг набирает скорость и начинает крушить все на своем пути. Мне и раньше приходилось слышать об этом, но увидел первый раз.

– Все ледники по суше островов медленно текут к океану. Намороженный ими за сотни лет лед, толщиной в десятки метров, рано или поздно обрывается в океан. Его подхватывают течения и он включается в бесконечное плавание дрейфующих льдов по кругу, вокруг Северного полюса. Но лед тяжелей воды и три четверти айсберга находятся под водой, в отличие от другого полярного льда, который имеет несоизмеримо меньшую толщину, следовательно дрейфует в поверхностном слое. Однажды дрейф выносит айсберг на подводное течение, которое идет в другую сторону, чем слои поверхностного течения. Глубинное течение увлекает айсберг за собой, сообщает ему колоссальное усилие, которым он режет, как нож масло, встречающиеся льды.

– И что, он так, будет вечно плавать? – спросил удивленный Яшин.

– Нет, что ты, – рассмеялся Губкин. – Подводный слой имеет более высокую температуру, поэтому, омывая айсберг, он постепенно разрушает лед. Другой конец такого путешественника, когда течение выносит его на мелководье, он садится на мель, там также идет процесс разрушения.

– А почему вчера он так быстро двигался? – спросил Рыбаков.

– Течение понесло его против дрейфа полярных льдов, поэтому его скорость была большой, – ответил ученый.

Сытые и довольные тем, что завтра не надо рано вставать, люди заснули в тепле протопленной избы, растянувшись на просторных нарах, подложив под бок меховые спальные мешки.

Командира разбудил настойчивый писк радиостанции, которую сняли с самолета и подключили к антенне, натянутой на высокой мачте возле избы.

– Борт 03 слушает, – сказал он в микрофон.

– На связи борт 01, доложите погоду, лечу к вам. – Зная, что это позывной генерала Крутого, Дикунов сообщил о пурге и силе северного ветра – 45 метров в секунду.

– Готовьте место стоянки, направление посадки укажите зелеными ракетами, конец полосы – красными. Часа через два буду у вас.

– 01, у нас пурга! – крикнул в микрофон командир.

– Я слышал, выполняйте приказ! – ответил генерал.

– Что они, там совсем с ума сошли! – выругался Яшин. – Куда он садиться собрался в такую круговерть.

– Меньше лирики, механик, делай, как я, одевайся теплей и на посадочную полосу бурить лунки для шнеков крепления самолета. Поступит сигнал о подлете самолета, пойдешь на край полосы, обозначишь конец красными ракетами, – сказал командир. – И запомни золотое правило – с начальством не спорят, генералы этого не любят!

Недовольно ворча, Яшин застегнул на одежде все пуговицы и вышел в белую круговерть. Температура воздуха держалась на отметке минус пятнадцать градусов, при скорости ветра в 45 метров мороз пробирал до костей, не спасали меховые одежды.

– Мы подходим, до цели пять километров, высота двести, скорость ветра 45, ветер северный, видимость 10 метров. Придется садиться вслепую, против ветра, – сказал штурман Соложенкин.

– Понял, приготовиться к посадке, – скомандовал Мязин и включил фары на самолете. Но их свет упирался в белое молоко поднятого ветром снега.

– Командир, справа пять, зеленые ракеты, по радиовысотомеру до земли десять метров, восемь шесть, четыре, два, внимание, садимся! Есть касание, – докладывал лежащий у нижнего блистера бортмеханик Цветков. Довернув самолет, летчики с облегчением увидели зеленую ракету, подогнав его к месту стоянки, быстро и надежно притянули ко льду. Когда работа была закончена, все хватились, что нет Яшина. Вновь в небо полетели ракеты, только через полчаса насквозь промерзший, едва передвигающий ноги механик вышел из снежного месива, щеки и нос у него были обморожены.

– Не ракеты, наверное, не вышел бы. А вы видели мои красные ракеты во время посадки? – спросил он.

– Нет, не видели, в такой пурге и концов крыльев видно не было, – смеясь ответил Соложенкин.

Отведав мяса нерпы, генерал похвалил кулинарные способности Рыбакова, приказал:

– Теперь всем, за исключением Губкина и Дикунова, спать. А мы с вами немного поговорим, покурим на кухне. – Понизив голос, он рассказал о прошедшем совещании, нескрываемом интересе американцев к исследованиям их группы. – Должен вас предупредить, что они пойдут на все, чтобы сохранить в тайне свои секретные фарватеры. Я подчеркиваю, на все, в том числе на физическое уничтожение! Будьте предельно осторожны. Руководство института готовит научную конференцию, на которой запланирована презентация ваших приборов. Сергей Борисович, что можно сделать для того, чтобы успокоить американцев. Для нас важное значение имеет то обстоятельство, чтобы они пользовались как можно дольше разведанными фарватерами. Мы сможем с помощью мобильных ракет держать на прицеле каждую подлодку. Это самые большие подводные ударные ракетоносцы, они представляют реальную угрозу для нашей обороны.

– Что от меня требуется? – спросил Губкин.

– С целью оперативной игры с американскими спецслужбами необходимо изменить характеристики прибора, чтобы убедить их, что прибор не «видит» подводные объекты, предназначен только для сканирования морского дна. – Губкин, слушая генерала, улыбался.

– Что с вами? – удивленно спросил его Крутой.

– Я улыбаюсь потому, что в соответствии с чертежами и техдокументацией, хранящихся в институте, изобретен и изготовлен именно такой прибор, о котором вы говорите, Василий Львович.

– Как такой? – еще больше удивился генерал, – вы докладываете о сканировании передвижения подводных лодок!

– Уже в ходе полевых испытаний я внес изменения, которые расширили площадь сканирования дна в два раза, улучшили разрешающую способность аппаратуры, что и позволило ей «видеть» подводные объекты. Такие задачи изначально перед нами не ставились. Полевые доработки «научили» прибор видеть американские подводные лодки «боковым зрением»!

– Фантастика! Вы понимаете, что вы изобрели?! У нас две трети границ проходят по морям и океанам. Вашему прибору в армии цены не будет! Дайте, я вас обниму! – генерал обнял растерявшегося ученого.

Утром шифротелеграмма по закрытому спутниковому каналу связи ушла на Лубянку, в территориальное управление КГБ города Москвы.

Другая радиограмма открытым текстом была направлена в аэропорт Диксона, для пересылки в Институт океанографии. В ней говорилось о согласии участвовать в работе международной научной конференции по вопросам эхолокации морского дна доктора технических наук Сергея Борисовича Губкина.


Начальник морской разведки США адмирал Гарисман беседовал со своим заместителем полковником Зольцманом, который возглавлял оперативный отдел. В кабинет, спросив разрешения, вошел начальник аналитического отдела полковник Кроссман.

– Сэр! Разрешите доложить? – спросил он.

– Да, пожалуйста, я слушаю!

– Аналитическим отделом сделан анализ донесений, поступивших от капитанов атомных ударных субмарин типа «Огайо», несущих боевое дежурство под панцирем Северного Ледовитого океана, по плану «Северное копье». Как вы знаете, они базируются на нашей военно-морской базе в Исландии, используя в качестве прикрытия полярные льды, совершают боевое патрулирование у берегов Советского Союза, начиная от западной границы, проходят вдоль северного побережья до острова Новая Земля, обходят его с севера, входят в Карское море. С севера огибают остров Комсомолец, самый северный из архипелага Северной Земли, выходят в море Лаптевых, следуют вдоль побережья Советов до базы на Аляске.

Каждая лодка несет 24 баллистических ракеты «Трайдент-2» по восемь боеголовок мощностью 475 килотонн каждая. 192 стратегически важных объектов русских находятся под прицелом этих ракет как в Европе, так и в Азиатской части. Программа совершенно секретная, русские не знали о ней до настоящего времени.

– Почему вы говорите «не знали» в прошедшем времени? – перебил его адмирал.

– К такому выводу пришли аналитики нашего отдела на основании докладных записок капитанов субмарин, несущих боевое дежурство по плану «Северное копье». Также были обработаны записи сонаров на электронно-вычислительной машине. Капитаны докладывают, что в Карском море, при проходе между островом Уединения и островом Визе, сонары лодок фиксируют взрывы небольшой мощности, которые носят целенаправленный характер и проводятся в том числе на пути следования подводных лодок. Об этом же свидетельствует данные спутниковой разведки.

– Вы хотите сказать, что русские с помощью этих взрывов пытаются нащупать пути наших субмарин?

– Да, сэр! Аналитики пришли к такому выводу.

– Но как они догадались? Эта программа абсолютно секретна!

– Этого я не знаю, сэр!

– Немедленно примите меры для агентурной проверки этой версии. Кроме того, необходимо оставить в район архипелага Северная Земля наш разведывательный спутник, поставить его на гелиоцентрическую орбиту. Понаблюдаем, возможно, русские проводят сейсморазведку дна Карского моря, и их работы не представляют опасности для Штатов. Обязательно следует проверить действия русских через агентурную сеть. Держите меня в курсе всех событий, это очень важно! – обращаясь к заместителю, приказал адмирал.

– Слушаюсь, сэр! Будет исполнено, – ответил Зольцман.

Зольцман немедленно связался со штаб-квартирой ЦРУ, куда по закрытой от прослушивания линии связи направил телеграмму.