Geum.ru

Записки полярного летчика

Вид материалаДокументы

Содержание


Часть вторая
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   16
ЧАСТЬ ВТОРАЯ


ЗАПИСКИ
ПОЛЯРНОГО ЛЕТЧИКА


– Валерий Викторович командование, Красноярского краевого управления ГВФ рассмотрело ваш рапорт о переводе из Кызыльского отряда в Красноярск. К сожалению, вакансий у нас в настоящее время нет, но есть интересное предложение поработать в Канском авиаотряде с дальнейшим выдвижением на должность командира экипажа. Опыт полетов у вас богатый, только стажа не хватает, но это дело наживное. Да и к родителям чаще сможете заезжать в Красноярске, – говорил начальник отдела кадров молодому пилоту.

«Канск не Кызыл, рядом с Красноярском, и перспектива роста есть», – подумал Валерий и согласился. Молодой красивый летчик в отглаженном небесного цвета мундире с золотыми пуговицами был мечтой местных девушек и молодых женщин. Но сердце его было отдано Наташе, с которой он познакомился в Красноярске. Она работала врачом в одной из поликлиник города. После перевода он предложил ей руку и сердце, чем покорил молодую красивую женщину. Они отгуляли свадьбу и счастливо прожили два года в старинном сибирском городе Канске. Неожиданно его вызвал командир отряда.

– Проходи, Валерий Викторович, садись. Из Красноярска пришла разнарядка направить в Норильск пилота на должность командира экипажа самолета АН-2. Мы посоветовались с профсоюзом и решили направить тебя. Ты должен понять, что предложение заманчивое, там северные оклады, надбавки и все прочее. Кроме того, стаж идет год за два, подумай, посоветуйся с женой, завтра утром надо дать ответ. Откажешься, предложим Захарову, он холостяк, ему проще.

Вернувшись вечером домой, Валера сел за накрытый на кухне стол, дождался, когда жена нальет ему борща и сядет рядом пить чай. Он любил жену, она отвечала ему тем же, при решении семейных вопросов, у них были равные голоса. Он был на сто процентов уверен в ее порядочности, мог много суток летать в командировках, не без основания полагая, что жена хранит ему верность. Вот и сегодня им предстояло принять очень важное решение, которое резко меняло семейную жизнь, и он не мог принять его самостоятельно без одобрения супруги.

– Наташа, а как ты смотришь, если мы уедем работать на севера, – спросил он.

– На какие севера? – удивилась она, всплеснув руками.

– Мне сегодня командир отряда сделал предложение переехать в Норильск на должность командира АН-2. Говорит, что там стаж идет год за два, северные надбавки буду получать.

– Там, наверное, холодно, Валера, полгода полярная ночь, а что я буду делать?

– Он обещал, что с трудоустройством проблем не будет, медиков в Норильске не хватает. Сразу предоставляют однокомнатную благоустроенную квартиру. Нам надо становиться на ноги, для этого нужны деньги. Давай вместе подумаем, не понравится, всегда можно вернуться, причину найдем. Квартира бронируется на все время проживания на Севере. Сдадим в аренду, а когда вернемся, будут деньги и крыша над головой.

– Все это так неожиданно, мне надо до утра подумать.

– Хорошо, давай ложиться, уже поздно. Утро вечера мудренее, как говорила моя бабушка, – засмеялся он.

Ночь оба провели неспокойно, спать мешали мысли о переезде за Полярный круг, в ледяные просторы тундры.

Проснувшись, Наташа села в постели, скрестив ноги, и разбудила мужа:

– Проснись, лежебока, утро за окном, скоро солнце взойдет. Дождавшись, когда тот окончательно проснулся, начала разговор: – Давай все разложим по полочкам. Первый плюс, что тебе предлагают должность командира экипажа, здесь ты ее в ближайшие три года не получишь. Второй плюс – это в разы вырастаит заработная плата, появится возможность откладывать деньги до возвращения на материк.

– На материк? Где ты слышала такое выражение? – смеясь, спросил Валерий.

– Это не важно, наверное, по телевизору. Ты меня не перебивай. Третий плюс, что я буду трудоустроена и получать северные надбавки. Четвертый плюс, что я тебя люблю и буду тебе вместо приятного общества друзей скрашивать наши северные будни, – смеясь и обнимая мужа, сказала Наташа.

– Ты забыла еще один плюс, – не пытаясь вырваться из объятий жены, возразил он.

– Этого просто не может быть, я все уже просчитала! – отпрянула Наташа. – Какой же?

– У нас сразу по приезду будет благоустроенная однокомнатная квартира!

– Ты невнимательно меня слушаешь, когда я говорила, что буду скрашивать твое одиночество, предполагала, что этот процесс будет происходить в благоустроенной квартире! Понял, чудак? – лукаво глядя на мужа, смеясь, сказала она, обхватила его, целуя, уронила на кровать. Когда они немного остыли от объятий, подперев щеку ладонью, не вставая с постели, сказала: – Раз ты решил, поедем, посмотрим, что там за «севера».

Через неделю молодая семья Дикуновых спускалась с трапа самолета в Норильском аэропорту Валек. Их не обманули, сразу по прибытию передали ключи от однокомнатной благоустроенной квартиры на третьем этаже. Дом стоял в Норильске, квартира понравилась Наталье. Она сразу узнала у соседей, откуда дует ветер, и осталась довольна, ветер не дул в окна их квартиры, значит она обещала быть теплой. Остальное ее мало тревожило, клеить обои и красить полы она умела с детства.

Уладив бытовые вопросы, молодой командир экипажа вышел на работу, представился командиру.

– Меня зовут Бережной Андрей Николаевич, занимаю должность командира авиаотряда. Сейчас подойдут летчики твоего экипажа, познакомитесь. – Словно услышав его слова, открылась дверь, в кабинет вошли двое пилотов. – Знакомься, это твой экипаж, – сказал Бережной, показывая на них. Дикунов встал, подошел, поздоровался за руку.

– К нам пополнение, давай знакомиться, как тебя зовут? Откуда ты? – спросил один из них.

– Зовут меня Валерий Викторович, приехал из Канска на должность командира АН-2. А ты кто?

– Зовут меня Яшин Константин. Ты знаешь, на чей самолет садишься?

– Откуда? Я только что прилетел.

– Петр Яковлевич – полярный ас, пилот с большой буквы, он первым начал летать над льдами Северного Ледовитого океана. С материка на Северную землю, Землю Франца Иосифа, острова Правды, садился на льдины, впервые в мире на одномоторном самолете сел на Северном полюсе с подлета, без разведки!

– Как садился на дрейфующем льду? На какой полюс летал? – удивился новичок.

– А ты что думал? На Северный полюс АН-2 летают спокойно!

– Ты о чем? Международные соглашения запрещают полеты одномоторных самолетов, над ледяным панцирем Северного Ледовитого океана и устьями рек, в него впадающих. В полярной авиации летают двухмоторные машины с характеристиками Ли-2, или Ил-12, Ил-14.

– «Дуглас» и наши Илы, конечно, хорошие машины, надежные и летают далеко, но на дрейфующий лед на них с подлета садиться опасно, они тяжелые. И пробежка при взлете и остановке у них в два раза больше, чем у АН-2, да нет их уже на северах, списали недавно!

– Константин, а ты какую должность занимаешь? Ты мне такие страсти рассказываешь.

– Я твой бортмеханик, командир.

– Какой бортмеханик?

– Бортмеханик Константин Иванович Яшин.

– Следовательно, ты летал с Петром Яковлевичем.

– Два года жили душа в душу!

– Константин, мы и дальше будем жить душа в душу, я надеюсь, что ты введешь меня в курс дела.

– Хорошо, все, что знаю, расскажу и покажу тебе, – подавая руку, сказал Яшин. – А это твой штурман и второй пилот, – показывая в сторону летчика среднего роста, сказал новый знакомый. Повернувшись, Валера протянул руку:

– Рад познакомиться.

– Взаимно, командир, меня зовут Андрей Рыбаков. Будем летать вместе.

– Вот и познакомились, сейчас езжай домой, устраивайся в квартире, завтра представлю летному составу, – сказал Бережной

Вернувшись с работы, Валера рассказывал своей жене о разговоре с бортмехаником своего самолета.

– Ты знаешь, Наташа, Яшин рассказал мне, что они на самолетах АН-2 летают над полярными льдами до самого Северного полюса!

– Что ты говоришь, это невозможно! Валерочка, куда мы приехали? – заплакала она.

– Успокойся, родная, – он бережно обнял жену, прижал к себе, – другие это делают, я не хуже их. Буду летать как все. Ты знаешь, со мной заключили договор на три года, отработаем, не понравится уедем на материк. А у тебя как дела складываются?

– Мне предлагают должность участкового врача в поликлинике ГОКА, это десять минут ходьбы от подъезда.

Необычные слова резанули слух:

– Какого ГОКА?

– Привыкай, милый, к здешней терминологии ГОК – это горно обогатительный комбинат. Материком здесь называют цивилизацию, которая находится вне Полярного круга, я тебе еще в Канске говорила! – оба рассмеялись.

– Наташа, ты хочешь здесь остаться? Ты хорошо подумала?

– Валера, ты же не сможешь бросить все и уехать. Там над тобой будут смеяться. Отработаем три года, тогда будем думать, что делать, как дальше жить.

– Господи! Я благодарю тебя, что ты послал мне такую умную и красивую жену! – громко сказал он, нежно целуя Наталью.

На следующий день штурман эскадрильи Василевский, познакомил нового командира экипажа с летным составом. После представления сказал:

– Пожелаем новому командиру, чтобы количество взлетов было равно количеству посадок!

Пилоты обступили новичка, знакомились, поздравляли, жали руку. Растрогавшись вниманием, он поблагодарил коллег.

– Я сделаю все, чтобы оправдать ваши пожелания!

– Замечательные слова ты сказал, дорогой! Но у нас принято вливаться в дружный коллектив! – сказал один из пилотов кавказской внешности, показав на пальцах фигуру, знакомую всем мужчинам России, под общий хохот собравшихся.

– Керемеджиди, побойся Бога! – вступился за новичка Василевский. – Он только приехал, подождем будет выставляться с первой получки.

– Неправильно говоришь, дорогой Геннадий Павлович! – не унимался летчик кавказской национальности. – У нас в Росси говорят: – «Дорога ложка к обеду!». Я думаю, все меня поддержат. А если у него финансы поют романсы, мы можем ему занять до получки. Правильно я говорю, ребята? – обратился он к летному составу. По помещению прокатился гул одобрения. Пилот продолжил: – Поглядите в окно, Геннадий Павлович! Туман над Вальком, полетов не будет! А мы так давно не видели пришельцев с материка, пусть за чашкой чая расскажет, как живется в том благодатном краю, где постоянно день сменяет ночь!

– Хорошо, хорошо, уговорили, только я ничего такого не слышал. Будет срочный вылет, полетите, как миленькие. Только послушайте, что выдумали, туман! Для полярного летчика не может быть лучшей погоды, – смеясь, сказал штурман эскадрильи. Пилоты сбросились, отправили новичка с сопровождающим в магазин. Знакомство с летным составом прошло на самом высоком уровне, все остались довольны.

Когда муж позднее обычного пришел домой, обеспокоенная долгим отсутствием Наташа спросила, подозрительно глядя на него:

– Валера, ты сегодня пил! По какому поводу?

– Не виноват я! У них такая традиция, новый пилот вливается в коллектив, и мне предложили влиться! – едва ворочая языком ответил он.

– Но у нас с переездом нет денег. На что ты угощал коллег?

– Наташенька, ты не поверишь, это такие хорошие люди! Они сбросились и заняли мне деньги на вливание!

Ответы мужа рассмешили ее:

– Ну и как? Судя по твоему виду, ты хорошо влился? – полушутя, полусерьезно спросила она.

– Можешь не сомневаться, все прошло замечательно, я приобрел много друзей, а теперь раздень меня, радость моя, и не грусти, жизнь так прекрасна, – сказал заплетающимся языком Валера. Упав на диван, он мгновенно заснул.

– Я не сомневаюсь, что все прошло на высоте! – сказала женщина и стала раздевать так и не проснувшегося мужа. «Это хорошо, что его так легко приняли в коллектив, Бог с ним, пусть спит, ругать не буду. Надо же, «навливался», хватило сил только до квартиры дойти!» – улыбаясь, она глядела на развалившегося во сне мужа

На следующий день пурга улеглась, Василевский сказал Дикунову:

– Первые дни я полетаю с тобой. Надо научиться летать в условиях полярной ночи, в слепых полетах ориентируясь на радиомаяки. Пока она не наступила, будешь тренироваться, приобретать навыки, знакомиться с особенностями маршрутов от аэродрома Валек до побережья Северного Ледовитого океана. Короче говоря, надо наработать чутье на площадки, на которые придется садиться в пору полярной ночи. Сегодня полетим в первый плановый полет.

Хмель еще не полностью выветрился из головы командира, оставив после себя нудящую головную боль. Но, к его удивлению, врач допустил до полетов.

– Молодец, первые экзамены на полярного летчика выдержал, – смеясь, сказал Василевский.

– Какие экзамены? – не понял Валерий.

– Первый – вливание в коллектив, второй – допуск к полетам после вливания, – смеясь, ответил штурман, – а теперь иди к самолету, я скоро приду, прими его у бортмеханика.

– Самолет исправен, к полетам готов, мотор прогрет! – доложил Яшин, внимательно глядя на нового командира экипажа.

«Вот шельмец, смотрит на меня, как будто купить хочет, определяет, смогу ли я летать на Севере?» – подумал командир и не ошибся. Яшин старался определить, не хлюпика ли ему прислали на место заслуженного аса.

– Какие будут указания? – спросил он.

– Ждем Василевского и в полет, – бодро ответил Дикунов.

«Кажется, свой парень, слетаемся!» – удовлетворенно подумал Яшин.

Когда на поле появился штурман эскадрильи, Валерий крикнул в открытую форточку кабины пришедшее из молодости авиации предостережение:

– От винта! Запустил мотор, прогнал его на разных режимах и остался доволен: он работал как часы. Яшин втянул стремянку, закрыв дверь, хлопнул его по плечу. Валера запросил взлет, получив разрешение диспетчера, вырулил на взлетную полосу. Взявшись за сектор газа, привычным движением стал двигать его от себя. Мотор, набирая обороты, начал сотрясать самолет мелкой дрожью, пилот отпустил тормоза. Машина сорвалась с места, набирая скорость, побежала по полосе. Внутренним чутьем угадав, что машина достигла скорости отрыва, командир плавно потянул штурвал на себя, самолет послушно оторвался от полосы, покачиваясь, перешел в набор высоты. Выйдя на двухсотметровую высоту, он заложил крутой вираж и взял курс на север.

«Молодец, хорошо взлетел! – подумали штурман эскадрильи и сидевший на пассажирском сиденье Рыбаков. Валера старался, от первого полета зависело многое в нелегкой судьбе пилота. Вскоре под крылом поплыли горы.

– Нагорье Хаыяллах, – сказал Василевский по СПУ.

– Геннадий Павлович, это целая горная страна! – сказал, пораженный горными кряжами, пилот.

– Это еще не все, здесь часто встречаются НЛО.

– Что встречается?

– Неопознанные летающие объекты.

– Вы серьезно?

Василевский поднял глаза и обомлел. Над нагорьем на большой высоте висела циклопическая сигара НЛО. По его бортам были видны цепочки подсвеченных овальных отверстий, напоминавших иллюминаторы больших самолетов.

– Подними глаза, командир! – сказал он, повернувшись к Дикунову.

«Боже мой! Этого не может быть, первый вылет и встреча с НЛО!» – подумал сраженный увиденным Валерий.

Он видел, что от сигары НЛО на землю идет узкий, очень яркий, даже при дневном свете, луч света, от которого слезились глаза. Над землей, в воздухе, луч неожиданно преломлялся, изменяя направление, и падал на землю под прямым углом, освещая огромную площадь нагорья ярким светом, видным с высоты полета даже днем.

– Внимание, кто в воздухе? Василевский просит связи!

– На связи борт 03, иду курсом на Валек, прием!

– Владимир, что наблюдаете в воздухе? – спросил он Стародубцева.

– Неопознанный летающий объект. Огромная, невообразимых размеров сигара висит высоко в воздухе, от нее идет луч яркого света на землю. Вижу проблесковые маячки в носу и хвостовой части, несколько рядов иллюминаторов овальной формы. Фантастическое зрелище, я таких больших НЛО, с маячками, еще не видел!

– Мы видим то же самое, конец связи. Василевский вызывает Валек, Валек, ответьте!

– Валек на связи, прием!

– Доложите обстановку в воздухе в северном секторе.

– Два борта – один курсом на север, другой на встречном курсе.

– Это все, других объектов локатор не видит?

– Нет, а что случилось, Геннадий Павлович?

– Над нами сигарообразное НЛО циклопических размеров, высота километров двадцать.

– На локаторе чисто, только две отметки от самолетов.

– Спасибо, конец связи.

– Видишь, локатор не может засечь НЛО, несколько раз для себя проверял! Теперь вернемся на землю, на материке и некоторых островах работают радиомаяки. Твой штурман в полярную ночь берет пеленг двух радиомаяков и вычисляет координаты самолета. Наука, кажется, нехитрая, но ее надо отработать до автоматизма. Кроме того, на каждом самолете установлены радиовысотомеры, надо постоянно смотреть их показания. Простой высотомер показывает высоту от нулевой точки, то есть от поверхности мирового океана. Но если ты летишь над горами, высотомер будет показывать два километра, а фактическая высота будет гораздо меньше, в зависимости от высоты гор. Но высотомер этого не видит, а радиовысотомер всегда скажет, сколько метров у тебя под крылом. Экипаж у тебя дружный, слетанный, они быстро научат премудростям полетов на северах. Еще одна особенность, – посадочных полос в тундре нет. Летом садимся на галечные косы рек и озер. Зимой проще, садимся на лыжах, но обязательно с облета.

– Как это – с облета?

– Выбранное для посадки место облетаешь на предельно малой высоте, обследуешь участок, на который собираешься совершить посадку. Затем, коснувшись лыжами снега, оставляешь на нем лыжню, удерживая самолет в режиме полета, придавливая к снегу, взлетаешь, и уходишь на разворот. Только после этого высвечиваешь свою лыжню фарами, приземляешься на нее. Испытанный десятилетиями и самый надежный способ. Освоишь слепые полеты на материке, получишь допуск на полеты над Скверным Ледовитым океаном.

После ознакомительного полета Валерий стал самостоятельно летать со своим экипажем, это оказались толковые ребята, имеющие опыт полетов за Полярным кругом. Они быстро научились понимать друг друга с полуслова. Летали грузовыми рейсами, перевозя грузы в разные концы необъятной тундры, набираясь опыта и оттачивая искусство пилотирования в условиях Заполярья. В работе незаметно наступила зима, солнце скрылось за горизонт, мороз крепчал, часто налетала пурга. Ветер усиливал мороз, нес с собой снег, полеты прекращались в связи с метеоусловиями. Пурга, как правило, утихала только на третьи сутки, но могла дуть неделю. В такие дни летчики сутками сидели в ожидании полетов, дожидаясь, когда синоптики дадут «добро» на вылет. Жители города благодарили погоду, пурга сдувала смог, который день и ночь висел над Норильском и состоял преимущественно из сернистого газа и других выбросов ГОКа, производящего никель и медь.

Летчики сидели в ожидании полетов. Неожиданно включился динамик диспетчера:

– Экипаж Дикунова на предполетный инструктаж. Летчики, радостно переговариваясь, прошли в комнату предполетного инструктажа, где руководитель полетов ознакомил их с заданием, кратко напомнил о необходимости соблюдения правил техники безопасности, с особенностями предстоящего полета.

– Товарищи пилоты, на излучине рек Янгода и Пясина в оленеводческом стойбище третьи сутки не может разродиться женщина. Нависла угроза как самой роженице, так и ребенку. Вы берете на борт врача-акушера и срочно вылетаете. Это совсем недалеко – 500 километров. После взлета летите на север до озера Пясино с другого его берега вытекает одноименная река, полетите над ней, до излучины с Янгодой. Там найдете стойбище. Погода на маршруте плохая, возможна метель. На месте вас будут ждать, фарами снегоходов обозначат место посадки. Остальное в рабочем порядке, распишитесь в журнале и не забудьте взять врача, ее зовут Татьяна Юрьевна, смотрите, не потеряйте! – засмеялся руководитель полетов.

Летчики взяли сумки с медикаментами и инструментами у симпатичного доктора, командир подцепил ее подмышку своей рукой.

– А это еще зачем? – с напускной строгостью спросила молодая женщина.

– Разрешите представиться, меня зовут Валерой, вы же слышали, что сказал руководитель полетов, чтобы мы вас не потеряли. На улице дует, боимся, что может унести такое хрупкое создание! – смеясь, ответил он. Мотор самолета был уже прогрет, механик доложил о готовности к полету:

– Все в порядке, материальная часть работает как часы.

Взлетели без проблем, но погода на трассе полета была скверной, самолет бросало из стороны в сторону порывами ветра, экипаж с трудом удерживал машину на курсе. Рассерженно гудя мотором, самолет упрямо летел на север сквозь ночь и встречный ветер.

– Командир, до расчетной точки посадки двадцать километров по прямой, ветер двадцать пять боковой, на земле пурга, видимость менее ста метров, – доложил Рыбаков.

– Свяжись с оленеводческим совхозом, пусть зажгут огни, обозначат створ посадки, – приказал командир.

Все припали к иллюминаторам, пытаясь в кромешной тьме бескрайней лесотундры, по которой гуляла пурга, отыскать крохотные огоньки фар снегоходов.

– Валерий Викторович, мы в расчетной точке, закладывай вираж, никаких огней на земле не вижу, связи нет, – сказал штурман.

– Снижаемся до пятидесяти метров, бортмеханику осветить землю!

Раздался хлопок выстрела, тундра осветилась призрачным ярким светом ракеты, которая, опускаясь на землю на парашюте, давала возможность экипажу осмотреться.

– Слева тридцать вижу четыре чума, снегоход, возле него людей, – доложил Рыбаков.

– Есть, – ответил командир, зажег фары на самолете и начал снижение. Ракета догорела, и непроглядный мрак опустился на землю. Доктор вжала свое хрупкое тело в сиденье: «Как они собрались садиться в кромешной тьме, в пургу, не зная даже места посадки. Это безумие!» – думала она.

Развернувшись и снизившись до предела, удерживая самолет на курсе к чумам, Валерий вслепую начал заход на посадку, но что-то насторожило его. Ему было знакомо это чувство подсознательной смертельной опасности.

– Быстро ракету! – приказал он. Когда ракета зажглась, он резко дернул на себя штурвал, переводя машину в набор высоты, и крикнул: – Тяни, Андрей, разобьемся!

Самолет несся к отвесному обрыву речного берега. Валера до конца отдал сектор газа, мотор дико заревел в форсажном режиме, всех вжала в сиденья перегрузка, возникшая от резкого перехода к набору высоты. Экипажу чудом удалось увести самолет от лобового столкновения с береговым обрывом, который мелькнул в свете самолетных фар. «Господи, слава тебе! Кажется, пронесло!» – подумала Татьяна, а самолет в это время, снижая скорость, катился на лыжах по неровной поверхности тундры, заваленной снегом, в сторону чумов. Навстречу ему бежали люди в парках. Не выключая мотора, летчики остановили машину недалеко от них.

– Андрей, узнай, как обстановка за бортом, есть ли поблизости место, где можно укрыть от пурги самолет на время стоянки, – сказал Дикунов. Второй пилот, исполнявший обязанности штурмана, выпрыгнул из фюзеляжа, принял Татьяну, ее багаж, передал его подошедшим жителям становища, вернулся с эвеном, который хорошо говорил на русском языке.

– Там метрах в двухстах есть глубокая ложбина, однако в ней можно укрыть самолет, – сказал тот рассудительно.

– А про погоду что можешь сказать, сколько дуть будет?

– Думаю, трое суток, в эту пору редко дует больше.

Самолет, как бы подтверждая слова эвена, стал содрогаться от порывов налетающего с тундры ветра.

– Показывай, куда надо рулить? – спросил Валерий.

– Немного влево, двести метров, – ответил эвен, припав к стеклу кабины. Самолет покатился с заметным наклоном на нос и оказался в пойме большого ручья или реки, берега которого выросли из снежной круговерти. – Теперь поверните вправо против ветра, вот так хорошо, теперь никуда не денется, – сказал эвен, с любопытством осматривая кабину с множеством разноцветных огоньков. Командир выключил мотор, сразу стал слышен вой ветра за бортом самолета.

– Экипажу готовить машину к стоянке, – приказал он. Это значило, что предстояла адская работа – с помощью кувалды и лома завернуть в каменную, насквозь промороженную землю на полметра три ворота, за которые самолет намертво притягивался тросами к земле. Только так можно было спасти машину, пурга могла легко поднять самолет и унести его за много километров от места стоянки, разбить бросив на промороженную землю тундры.

– Тебя как зовут? – спросил Валерий эвена.

– Иваном, однако, я бригадир оленеводов на здешнем стойбище.

– Хорошо, Иван, пойдем к чумам, что там у вас случилось?

– У оленевода Петра жена не может разродиться, третий день мучается, однако. Привозили шамана из соседнего стойбища, камлал всю ночь, однако не помогло, посинела вся, едва дышит.

– Плохо дело, придется не один день здесь сидеть, – сказал командир.

– Да, плохо дело, – горько вздохнул эвен, – шибко больная, боимся, чтобы не померла.

– А почему вы не обозначили место посадки? Был договор, что подсветите фарами снегоходов.

– Снегоход у нас один. Сломался, однако, два часа завести не могли. Сложили костер, но пурга задувает, на таком ветре не смогли зажечь, однако извини, командир.

«Знал бы ты, чего нам стоила посадка вслепую, чуть сами не погибли и машину не погубили!» – подумал тот, слушая эвена.

В чуме ярко пылал костер, над ним висел большой котел с водой. Татьяна Юрьевна надела халат, ей помогали две молодые эвенки. Она раскладывала хирургический инструмент на походном столике.

– Сколько будем здесь зимовать? – спросил Дикунов.

– Боюсь, что долго, необходима срочная операция, но больная настолько плоха, что не выдержит перелета до Норильска. Буду делать кесарево сечение здесь, в полевых условиях. Другого выхода нет!

– Как кесарево сечение? Слышал, что это серьезная операция! И в полевых условиях?

– Поживете на Севере, и не то увидите, – с улыбкой ответила доктор, – а теперь надевайте халат, мойте руки, будете мне ассистировать.

– Как?

– Больную нужно держать, чтобы она не делала резких движений, перекладывать с места на место, нужна мужская сила, – посмеиваясь над растерянностью летчика, сказала Татьяна. – Мойте руки, подходите ближе, положите больную на эту гору оленьих шкур на спину. – Она обколола живот больной обезболивающим, обмазала зеленкой и взяла в руки скальпель. – Будет больно, надо потерпеть, от этого зависит твоя жизнь и жизнь ребенка. Терпи, голубушка. Ты меня слышишь? Женщина слабо кивнула головой. – Вот это возьми в рот, чтобы не прикусить язык. – Она открыла рот больной, положила в зубы, круглую, гладко обструганную палочку, после чего бинтом накрепко подтянула нижнюю челюсть, склонилась со скальпелем в руках в свете костра и двух фонарей «летучая мышь». Раздался треск разрезаемой человеческой плоти, больная дернулась, но Валерий удержал ее. – Терпи, я тебя предупреждала, – сказала доктор, больше женщина не дергалась, только иногда испускала слабые стоны.

Прошло более получаса. Татьяна Юрьевна извлекла из разрезанного чрева роженицы большой пузырь, который изнутри изменял конфигурацию, передала его в руки ассистировавшей ей эвенке.

«Там есть что-то живое, как выпираются изнутри стенки», – подумал Валерий, с любопытством глядя на действия акушера. Татьяна скальпелем рассекла пузырь, из него хлынула жидкость. Она быстро выхватила крохотное тельце мальчика, держа за ноги, опустила головкой вниз. Изумленный летчик услышал слабый детский кашель, изо рта новорожденного вылилось немного жидкости, после чего, заглушая вой пурги, чум огласил детский крик.

– Смотри, какой крепыш эвен родился! – показав улыбающейся матери, сказала Татьяна. Она обрезала пуповину, перевязала ее, передала ребенка стоявшей рядом эвенке, после чего принялась сшивать живот лежащей на столе роженице. Чум, заглушая вой пурги, оглашал детский крик. Татьяна улыбалась одними глазами, увидеть ее губы мешала марлевая повязка. – Хороший эвен вырастет. С мальчиком тебя, голубушка! – нагнувшись к голове женщины, сказала она. Еще через час операция была закончена, доктор устало сняла с рук перчатки, бросила их в таз.

– Вот и все, еще один житель планеты Земля появился на свет с нашим участием. Мне надо будет не менее трех дней наблюдать за больной, пока окрепнет, после чего вывезти ее в Норильск.

– Значит, мы не менее трех дней будем здесь зимовать?

– Придется, здесь на сотни километров нет медицинских работников. Вам надо позаботиться о ночлеге.

– У экипажа меховые спальники, ляжем в чуме у костра, там переночуем.

– Эвены в тундре экономят каждую ветку на дрова, чтобы сварить чай. Они не могут себе позволить жечь костер всю ночь. Когда огонь костра погаснет, через отверстие вверху видны холодные звезды.

– Как же они спят?

– На ночь на шестах поднимается полость, сшитая из шкур оленя мехом внутрь и наружу, внутри которой хранятся выделанные шкуры оленя. Там тепло, местные жители даже раздеваются на ночь, скидывают с себя торбаса, малицы и парки. Спят семьями с детьми и стариками.

– Невероятно! Откуда вы это знаете?

– Третью зиму летаю, только так от холода в тундре можно спастись.

– А меховой спальник?

– Замерзнешь в нем через три часа. Если глубже в снег закопаться, можно дотянуть до утра. Не теряйте время, ищите бригадира Ивана, пусть распорядится, тут только два человека русским языком сносно владеют.

– А как же вы?

– Я буду ночевать с прооперированной женщиной и добровольной помощницей в такой же полости.

Но командир не поверил рассказу доктора, кроме того, он был брезглив. «Эвены грязные, не мылись Бог знает сколько времени, от них воняет, как я буду спать в полости, где только вчера они спали. Нет, я буду спать в меховом спальнике», – твердо решил он. Пришел Иван, отвел летчиков в другой чум, где для них была подготовлена полость для ночлега. Рыбаков и Яшин сразу нырнули в нее, командир стал развязывать свой спальный мешок.

– Что ты надумал? Замерзнешь в мешке! – предупредил его Иван.

– Не беспокойся, мне так привычнее, – бодро ответил гость, влезая в меховую полость спального мешка в верхней одежде. Ребята пробовали отговорить его, но тот был непреклонен.

– Валерий Викторович, на материке говорят: «На горячих воду возят!». Поступай, как хочешь. Но если мороз допечет ночью, залезай к нам, мы завязывать полость не будем, – сказал Рыбаков.

– Завязывайтесь, я переночую в спальнике, – стоял на своем Валера.

– Упрям наш командир, это хорошо или плохо, жизнь покажет, – располагаясь на оленьих шкурах внутри спальной полости и сбрасывая с себя верхнюю одежду, сказал Рыбаков.

– К утру здесь будет, мороз его упрямство обломает! – уверенно засмеялся Яшин.

Дикунову показалось, что он только закрыл глаза, как его кто-то стал тормошить.

– Вставай, скорей вставай, смотри, что я принес, бутылка спирта и она твоя, – показывая прекрасно выделанную шкурку песца, тихо говорил на ломаном русском языке молодой эвен.

– Отстань, нет у меня спирта, иди спать! – громко сказал летчик, но эвен и не думал отступать.

– За бутылку богдарина отдаю, бери, жена спасибо скажет, – продолжал настаивать он.

– Ты чего пристал, уходи, нет у меня водки, не нужна мне твоя шкурка! Я спать хочу, уходи, понял?!

– Понял, понял, тогда за стакан богдарина отдам. Бери, не пожалеешь, я еще принесу, – надоедливо, как муха над ухом вещал эвен. Неожиданно полог чума откинулся, в него влетел Иван. Пинками провожая из чума назойливого гостя, он, перемежая русские маты с эвенкийскими бранными словами, выгнал надоедливого аборигена. Валерию расхотелось спать, он вспомнил свою уютную, теплую квартиру в Норильске, ласковую жену, в объятиях которой привык засыпать. Он содрогнулся от одной мысли, что люди могут вот так, среди голой, как стол, тундры, без достаточного количества дров, без бани и возможности обмыть свое тело прожить всю жизнь.

Здесь было одно спасение, – олени, они давали пищу жителям тундры и их собакам, теплые шкуры для чумов, одежды и спальных полостей. Он никак не мог понять, как можно жить в таких условиях, с этой мыслью незаметно заснул. Его разбудил жуткий холод, приснилось, что он посреди тундры совсем голый, а вокруг пурга несет снег, который садится на его тело, забирая последние крупицы тепла. Встряхнув головой, прогнал кошмар, открыл глаза, он лежал в промороженном чуме, и от холода не чувствовал спины, тело промерзло до костей, за ненадежными стенами выла пурга, колючий снег, залетая в дымовое отверстие в потолке, сыпался ему на лицо. Костер давно погас, даже угли не светились в черном круге посередине чума. Когда он попытался расстегнуть молнию мешка, с удивлением обнаружил, что пальцы свело от холода и он их не чувствует.

«Не хватало замерзнуть в чуме рядом с храпящим экипажем», – подумал он и усилием воли заставил себя расстегнуть замок и выбраться из мешка. Откинув шкуры, прикрывавшие полость, в тепле которой безмятежно храпели бортмеханик и второй пилот, на ощупь нашел место между ними, подняв оленьи шкуры, которыми они были укрыты, лег в середину, укрыв себя и товарищей. Неожиданно для себя обнаружил, что в полости он вдыхает теплый воздух. Двойной слой выделанных оленьих шкур держал тепло! Лежавшие стопкой снизу шкуры оленя не пропускали в спальную полость жуткий холод вечной мерзлоты. Прошло не менее часа, пока по телу разлилось приятное тепло, и он погрузился в глубокий сон. Стенки полости приглушали вой пурги, опять ему снилась любимая жена, которая печалилась в его отсутствие.

– Не грусти, дорогая, со мной все в порядке! – сказал Валера и услышал громкий хохот.

Открыв глаза, не мог понять, где он, потом откинул клапан, увидел костер посреди чума, котелок над ним, источающий всем знакомый запах вареного мяса.

– Дорогая, может, и не грустит, но вставать пора, командир. Приходила Татьяна Юрьевна, спрашивала, не сможем ли мы улететь домой, больной стало хуже, – сказал Яшин.

– Штурман, какая погода на трассе? – сбрасывая с себя остатки сна, спросил он, с неохотой вылезая из теплой полости на стужу промороженного за ночь чума.

– Пурга на всем маршруте, но Норильск согласен принять по аварийной схеме.

Валера уже знал, что это такое, это посадка вслепую, по лучу приводного радиолокатора.

– А взлететь сможем? – спросил он.

– Если Бог даст! – ответил Рыбаков.

– Готовьте самолет к старту, надо лететь, умрет женщина, ее смерть будет на нашей совести!

– Его надо сначала откопать, – спокойно сказал Яшин.

– Как откапать, от чего?

– Я смотрел, машину наполовину задуло снегом, сами долго проковыряемся, помощь нужна, – ответил механик.

– Позовите бригадира, быстро!

Яшин исчез, вскоре вернулся с бригадиром.

– Иван, доктор говорит, что больную надо срочно увезти к врачам, иначе она помрет.

– Не надо помирать, шибко хорошая баба! – озабоченно сказал бригадир.

– Самолет занесло снегом, нужно послать весь народ быстро откапать его, олешками вытащить из котловины, поставить носом к ветру. Задача ясна?

– Понял, все понял, все сделаем, начальник! Только бабу спаси. У моей нет детей, пусть она родит мне такого же богатыря. Спаси бабу, ничего не пожалею, другом буду на всю жизнь!

– Хорошо, не теряй время, дорога каждая минута.

Иван выскочил из чума, на улице раздались гортанные крики, стойбище зашевелилось как развороченный муравейник. Выходя из чумов, люди окружили бригадира, он сказал им несколько слов, и часть жителей двинулась к самолету, другая – в сторону оленьего стада, ловить оленей.

Снег был спрессован ветром, приходилось его резать на куски и оттаскивать их в стороны. Через два часа непрерывной работы жители пробили траншею, откапали крылья и фюзеляж. Олени вытащили самолет в тундру, поставили его носом к ветру.

Яшин, отстегнув крышку люка, подвесил под капот плоский поддон с высокими бортами. Это была печка, в которой горел бензин, но пламя не могло преодолеть несколько слоев частой сетки, которой он был покрыт снаружи. Эта печка попала в Россию с американскими самолетами, которые по ленд-лизу перегонялись с Аляски на фронты Великой Отечественной. Она была пожаробезопасна и могла гореть столько, сколько в нее было налито бензина. Это было спасение для механиков, запускавших самолетные моторы, в которых масло зимой замерзало до крепости кости. Еще через час механик доложил, что самолет к полету готов. Зайдя в чум, Валера сказал доктору, чтобы начинали погрузку больной женщины и ребенка.

– А как же погода? – спросила она.

– Не волнуйтесь, Татьяна Юрьевна, долетим!

– Ваши бы слова да богу в уши, – рассмеялась она, – через пятнадцать минут больная будет готова к вылету.

Когда погрузка была закончена, командир подошел к бригадиру.

– Иван, позови мужиков, пусть они возьмутся за хвостовое оперение и держат его что есть мочи, когда моргну светом, пусть резко отпускают. Ты понял?

– Понял, все понял, бабу только сохрани, хорошая баба, она мне сына родит!

– Хорошо, сегодня она будет в Норильске, там опытные врачи спасут ее.

Перед тем как захлопнуть дверь, Яшин махнул рукой и крикнул:

– Взялись, держите крепче! Командир прибавил оборотов, выводя двигатель на режим взлета, но самолет стоял, продолжая отодвигать сектор газа до предела, Валерий услышал, как по фюзеляжу пошла непрерывная дрожь. Когда вывел сектор газа на форсаж, моргнул светом фар, эвены отпустили хвост, самолет, сорвавшись с места, подпрыгивая, побежал, набирая скорость, в сторону обрыва берега реки, навстречу пурге. Ветер неожиданно усилился, и самолет медленно наращивал скорость. Летчики затаили дыхание, все понимали, что машина с такой скоростью не взлетит, упадет с берега на речной лед и разобьется. Но командир не видел другого выхода для взлета в такую пургу. Его расчет оказался верным, – когда до берега осталось несколько метров, крылья самолета оперлись о воздух, обрели подъемную силу, он провис за обрывом, потом уверенно рванулся вперед, борясь с ветром. Оказавшись ниже пурги, в пойме реки, машина быстро набирала скорость, и экипаж уверенно перевел ее в набор высоты, после чего заложил крутой поворот. Ветер подхватил легкую машину, как игрушку, понес над тундрой. Но это было уже не страшно, самолет уверенно держался в воздухе, к скорости его полета прибавилась скорость ветра. В кромешной тьме казалось, что он стоял на месте, но это было обманчиваемое впечатление. «Аннушка», этот труженик воздушного флота, завоевавший любовь всех летчиков России, упрямо пробивался через пургу к своему аэропорту.

– Ребята, Дикунов благополучно взлетел, часа через два будет на аэродроме, – сказал Василевский, – молодец, настоящий полярный летчик! Через час пятнадцать минут неожиданно для всех раздался сигнал выхода на связь, руководитель полетов удивленно пожал плечами и посмотрел на штурмана эскадрильи. В воздухе был только один борт, Дикунова но по времени он должен быть далеко. Вновь послышался сигнал выхода на связь.

– Включай станцию, это Валера просит связи! – приказал Василевский, руководитель полетов включил радиостанцию на прием. Сквозь треск электрических разрядов все услышали голос Дикунова:

– База я борт 03, до точки посадки двадцать километров, сообщите метеоусловия! – запрашивал он.

– Но ведь ему еще лететь около часа! – удивленно сказал руководитель полетов, – они, наверное, ошиблись при ориентации.

– Немедленно зажечь посадочные огни, сообщите метеоусловия, включить посадочный радиолокатор, высотомер, – приказал Василевский, – он летит по ветру, тот их подгоняет!

– Борт 03, на аэродроме пурга, ветер западный тридцать пять метров, поземка, видимость двадцать, садитесь по приводу. Полоса высвечена, не уходите со связи, мы будем осуществлять проводку.

– Вас понял, я на связи! – раздался в динамике голос командира. Все понимали, что посадка будет сложной, ветер дул почти поперек посадочной полосы, он мог подхватить самолет и перевернуть его.

– Снижайтесь до двадцати, мы вас видим, удаление пять километров! – скомандовал диспетчер.

– Вижу посадочные огни! – прокричал динамик голосом Дикунова. – Андрей, после касания держи самолет под углом к оси посадочной полосы, помогай держать машину строго против ветра, – сказал он второму пилоту.

– Опасно, зацепится лыжа при боковом скольжении, разобьемся! – ответил тот.

– Другого выхода, чтобы выжить, у нас нет! Снизу из лыжи выступает часть покрышки колеса, полоса твердая, укатанная, Бог даст, не зацепимся, сядем! Ветер дует почти поперек полосы, если не удержим машину, разобьемся, будем рисковать! – оборвал его рассуждения Валерий.

Через несколько секунд все, кто находился в диспетчерской, сквозь вой пурги услышали шум самолетного мотора, схватив шапки и перчатки, высыпали на крыльцо. Посадочная полоса была освещена прожекторами, но плохо просматривалась из-за поднятого ветром снега, работали радиолокатор и высотомер.

– Борт 03, доверните вправо пятнадцать, высота двадцать, еще вправо пять, высота десять, до полосы двести метров, идете в створе, постарайтесь сесть с первого захода, – диспетчер отдавал команды экипажу, совершающего слепую посадку самолета.

– До полосы 100, высота десять, вы на границе аэродрома, в створе посадочной полосы, садитесь! Счастливой посадки! – услышал экипаж в наушниках.

Посадочные огни замелькали сбоку, экипаж слился с машиной, им казалось, что они физически ощущают, как тает расстояние между самолетом и посадочной полосой. Валера понимал, какая огромная ответственность лежит на нем за жизнь всех, кто находится на борту, за саму машину, но страха не было. «Пора садиться, обороты мотора не буду снижать до остановки, иначе нас сдует с полосы. Ну, Валера, с Богом!» – подумал он, крикнул: – Андрей, садимся! – и плавно отдал от себя штурвал, самолет послушно пошел вниз, все ощутили толчок от удара лыжами о земную твердь, покрытую спрессованным снегом.

– Есть касание, сели! – сказал штурман, не отрывая взгляда от полосы, по которой неестественно, боком, скользил их самолет.

– Андрей, помогай держать самолет против ветра! – работая рулями, борясь с ветром, крикнул командир, чувствуя помощь друга. Самолет боком скользил по посадочной полосе, это было очень рискованно, если лыжа зацепится за неровность, сила инерции и ураганный ветер перевернут самолет, как детскую игрушку, это понимали летчики, но у них не было выбора, садиться, направляя машину вдоль взлетной полосы, означало неизбежную смерть. Взгляд Валеры ловил мелькавшие за бортом посадочные огни, но краем глаза он видел шкалу прибора скорости, фосфоресцирующую в полумраке пилотской кабины, стрелка нехотя двигалась к нулевой отметке. «Сто, семьдесят, пора, выкатимся за полосу – угробим самолет!» – подумал он и нажал гашетку тормоза. Скорость стала быстро падать, стрелка прибора покатилась к нулевой отметке, но машину порывами ветра неотвратимо выносило на край взлетной полосы. «Будь, что будет!» – подумал он, крикнул второму пилоту:

– Сдувает, ставим машину против ветра!

Экипаж развернул машину носом к ветру, прибавил оборотов винту, который стал активно гасить скорость самолета, катившегося по полосе хвостовым оперением вперед. Такой посадки не видел никто.

Пилоты, стоя на крыльце, сквозь снег пурги старались рассмотреть, как борется за жизнь экипаж. Наконец кто-то не выдержал, закричал:

– Что он делает, воткнется в снег задняя лыжа, разобьет машину!

– А так его выбросит за аэродром, молодец, правильное решение принял! – не согласился Василевский. Опасный маневр спас жизни экипажу и пассажирам, самолет остановился у самого края посадочной полосы, дальше были сугробы снега. Летчики, с трудом преодолевая ветер, подкатили машину к зданию диспетчерской.

Когда мотор, чихнув в последний раз, заглох, в пилотскую кабину заглянул доктор. Она увидела, что по лицам Дикунова и сидевшего рядом Рыбакова течет обильный пот, они измотаны до предела, с полным безразличием смотрят сквозь стекла кабины в пургу.

– Спасибо, командир! Не надеялась, что живыми останемся! – оба пилота вздрогнули, повернули головы в ее сторону, не понимая, что им говорят. Увидев, что они не отошли от шока, Татьяна рассмеялась: – Весь экипаж приглашаю для послеполетного обследования в медчасть, постарайтесь не задерживаться, мне некогда, поеду с больной.

Вскоре подъехала карета скорой помощи. Яшин открыл дверь, холодный воздух вперемешку с колючим снегом ворвался в салон. Больную вытащили на носилках, поставили их в машину «скорой помощи».

– Ребята, я повторяю свое предложение немедленно пройти послеполетное обследование! – загадочно улыбнувшись, уходя в белую пелену снега, поднятого пургой, сказала доктор. Летчики, ничего не понимая, ввалились в медпункт. На столе стояли четыре мензурки, наполненные прозрачной жидкостью, причем было видно, что налитая на дно жидкость по цвету отличается от той, которая была налита на нее сверху. Татьяна взяла одну из них, сказала:

– За вас, рыцари полярной авиации! Два раза в одном полете вы спасли жизнь мне, роженице и ее сыну. За ваш дружный экипаж! – Она выпила содержимое мензурки, сказав на ходу: – До свидания! – растаяла в пурге, бесновавшейся за дверью.

– За нас, так за нас, – сказал командир. Они чокнулись и выпили налитый в мензурки неразведенный спирт, который был налит поверх раствора глюкозы. Вытирая выступившие слезы, Валера сказал: – Впервые пью такой приятный напиток!

– Да еще из рук такой милой женщины! – мечтательно сказал Рыбаков. Они уже забыли все неприятности полета на самой грани возможного, где малейшая ошибка, незначительный промах стоили жизни.

Полеты в темноте полярной ночи продолжались, но однажды, поднявшись на высоту четыре тысячи метров, командир уловил на востоке слабую полоску зари. Он ее не увидел, он уловил, что краешек неба на востоке изменил свой пепельно-черный цвет.

– Ребята, посмотрите на восток, там заря, отблески дня! Я не ошибаюсь? – спросил он.

– Нет, Валерий Викторович, ты не ошибся, это долгожданная заря! – подтвердил штурман, – через месяц полярная ночь уйдет.

Это известие переполошило аэродром, с бурной радостью было встречено в городе, все говорили, что летчики уже видели проблески зари на востоке. Город жил, в каком-то ожидании, предвкушении чего-то великого, что должно скоро произойти в их жизни и природе. Через месяц полярная ночь сменилась серыми сумерками, полеты участились, меньше стала свирепствовать пурга. Но чем дальше улетал самолет на север, тем плотнее сгущались сумерки, которые переходили в ночь. Выпуклость земного шара мешала солнечным лучам рассеять на этой широте тьму полярной ночи.

Прошло несколько лет жизни семьи Дикуновых в заполярном городе Норильске. В весеннем месяце мае Валеру вызвал начальник авиаотряда Бережной.

– Разрешите, Андрей Николаевич?

– Проходите, садитесь, Валерий Викторович. Как дела дома, как работа? – спросил он.

– Все хорошо, самолет на профилактическом ремонте, проводим силами экипажа. А что случилось?

– Ничего, слава Богу, не случилось. Наши ребята пришли ко мне с предложением организовать полет на Украину, в Киев. Туда увезти рыбкооповский товар – рыбу, мясо и языки оленя, обратно загрузить самолет черешней. Командование эскадрильей и профком решили тебя за добросовестный труд наградить кратковременным отпуском на материк. Ты как смотришь, чтобы слетать вторым пилотом? В экипаже Гуляева второй пилот заболел гриппом.

– Предложение лестное, но я не летал на АН-24, даже теоретически не знаком с управлением этой машиной!

– Это плохо, я не подумал, а пассажиром прокатиться до столицы Украины, пожить там несколько дней, пока закупят черешню, помочь погрузить ее?

– Это другое дело, полечу с удовольствием! А когда они собираются вылетать?

– Как только закончится профилактический ремонт АН-24.

– Спасибо, Андрей Николаевич, я обязательно полечу. Хочется посмотреть на деревья в зеленом наряде, цветы!

– Я думаю, что добросовестным трудом ты заслужил эту поездку!

Такое лестное предложение окрылило командира, он рисовал себе, как под жарким солнцем будет наслаждаться зеленой листвой деревьев, гроздьями распустившихся цветов каштанов, гуляя по главной улице Украины Крещатику.

В приподнятом настроении Валерий пришел домой, обнял и поцеловал жену, которая подозрительно посмотрела на него.

– Что с тобой? Ты так возбужден. На работе неприятности? – с тревогой спросила она.

– Совсем нет, успокойся, Наташа, мне начальник авиаотряда предложил слетать с парнями в Киев.

– Это еще зачем?

– Рыбкооп договорился, что туда они повезут свои товары, обратным рейсом хотят закупить черешни, порадовать жителей Норильска свежей ягодой. Представляешь, кратковременный оплачиваемый отпуск на материк, под ярким солнцем, цветами и каштанами!

Валера видел, как по ходу его рассказа лицо Наташи все больше мрачнело. Какое-то тягостное чувство входило в нее все больше и больше со словами мужа. «Что такое, со мной никогда такого не случалось?» – с тревогой думала она. Но чувство страха за жизнь любимого человека помимо сознания наполняло душу. Наконец она поняла – страх появился после упоминания о полете в Киев. «Этот полет в один конец!» – сказал ей внутренний голос. Вздрогнув, она осмотрелась по сторонам, но кроме мужа, с удивлением смотревшего на нее, в квартире никого не было.

– Наташенька, что с тобой? Ты вся бледная! Может, тебе принести воды? – он вскочил с дивана, ошеломленный переменами в поведении жены.

Став необычно серьезной, она твердо сказала:

– Валера, ты никуда не полетишь!

– Наташа, что ты говоришь? Почему?! Такое предложение бывает раз в жизни! – запротестовал он.

– У меня плохое предчувствие. Думаю, что этот полет плохо закончится! – твердо сказала жена.

– Но надо мной будет смеяться вся эскадрилья!

– Переживешь, пусть смеются! Но если вздумаешь лететь, я сразу улетаю в Канск и подаю заявление о расторжении брака. Так и скажи своим друзьям! – безапелляционно заявила она.

– Наташенька, радость моя! Мне предлагают на несколько дней слетать на материк, к солнцу, цветущим каштанам, почему ты против?

– Валера, миленький, я боюсь тебя потерять, – плача созналась она, – я не знаю пока почему, но подсознательно чувствую, что этот полет закончится плохо.

– Как плохо? Что ты имеешь ввиду?

– Я не знаю еще, как плохо, но ты никуда не полетишь! Подумай, я тебе не желаю зла, любимый!

«Господи, что с ней? Раньше не верила никаким предрассудкам, а тут такое заявление. Что я скажу ребятам? Засмеют черти, позора не оберешься. Надо отказываться, не терять же свою любимую жену!» – подумал он. Прижал к себе рыдающую Наташу, сказал ей на ухо:

– Успокойся, милая, я никуда не полечу, успокойся и корми мужа ужином.

– Валера, ты меня не обманываешь? Ты правда не полетишь? – вытирая слезы, еще не веря, спрашивала она.

– Скажи мне, когда я тебя обманывал?

– Какой ты молодец! – жена бросилась на шею и прижалась к нему.

Сидя за столом, хлебая наваристые щи, он спросил:

– Наташа, ты подробно можешь мне рассказать, что с тобой происходит?

– Валера, я чувствую животный страх только об упоминании об этом полете. Внутренний голос мне сказал, что это полет в один конец!

– Как в один конец?

– Так мне сказал внутренний голос, когда ты рассказал о полете.

Утром следующего дня Валерий подошел к Бережному:

– Андрей Николаевич, извините пожалуйста, но я не смогу полететь в Киев.

– Что с тобой случилось? Почему? – тот удивленно вскинул брови.

– Жена стала на дыбы, говорит, что чувствует страх перед этим полетом, что он плохо закончится.

– Когда ты стал таким суеверным? Машина надежная, обкатанная, десяток лет летает, маршрут знаком, я уже с этими ребятами летал в Киев. Больше никому не говори, почему не полетишь, засмеют ребята, – улыбнулся тот.

– А что мне им сказать?

– Скажи, что устроила сцену ревности, заявила, что будете там неделю по кабакам таскаться да с хохлушками спать. Хотя и это пойдет на пользу, надо маленько пображничать, за женщинами поволочиться, снять нервное напряжение. Подумай, командир, три-четыре дня без жены, без полярного холода. Погреться на ласковом солнышке, посмотреть на одетые зеленью и цветами деревья каштанов, полуобнаженных женщин. Это сказка. У тебя еще день, попытайся уговорить.

Когда Валера рассказал пилотам о том, что в Киев не пускает жена, они немного посмеялись над незадачливым «женатиком», но быстро забыли.

Во время регламентных работ подошел штурман Рыбаков:

– Валерий Викторович, отпусти меня слетать в Киев. Когда еще такая возможность представится.

– Не могу, командованием поставлена задача закончить работы, перегнать самолет в Дудинку. Оттуда увезти экспедицию на остров Диксон. Гуляев, Овсянников и Наседкин улетают в Киев, кроме нас некому это сделать!

– Жаль, так хотелось посмотреть на зеленые деревья, каштаны в цвету.

– Завтра посмотришь на Ледовитый океан, это тебя немного успокоит, – мрачно пошутил Яшин. Самолет с желающими отдохнуть на весеннем украинском солнце улетел. Закончив ремонт, Валера позвонил Наташе сообщил, что улетает в недельную командировку в поселок Диксон.

– Милый, ты меня не обманываешь? Я тебя умоляю, не летай в Киев! – со слезой в голосе просила она.

– Успокойся, моя хорошая, самолет в Киев уже улетел! Я тебе позвоню с Диксона. Не скучай! – он повесил трубку.

– Что с тобой, командир? – спросил Рыбаков.

– Наташа вбила себе в голову, что тех, кто полетел в Киев, поджидает опасность. Умоляла не лететь.

– Женщинам всегда что-то кажется. Жены каждую секунду за нас переживают, – успокоил его штурман.

Со спокойной душой командир полетел в Дудинку. Там на борт приняли экспедицию из четырех человек, загрузили самолет до отказа оборудованием и продуктами, благополучно приземлились на аэродроме поселка Диксон. Но в порту не оказалось свободного самолета, им предложили слетать на остров Свердрупа.

– Валера, войди в наше положение. Свободных бортов нет, все работают во льдах, только на твой экипаж надежда. Полетишь на остров Свердрупа, забросишь туда экспедицию с оборудованием, продуктами, – уговаривал его командир эскадрильи Медведев.

– Иван Васильевич, экипаж не имеет навыков полетов над морями Северного Ледовитого океана, да и самолет не приспособлен, – пробовал возразить командир.

– Вот и осваивайся, лететь здесь всего пятьсот километров в один конец, – настаивал тот.

– Хорошо, но мне нужно разрешение моего командира.

– Вот это деловой разговор, сейчас Василий свяжет нас с ним. – Валек, Валек, прошу Бережного, начальника авиаотряда, – кричал в микрофон радист.

– Валек на связи, Бережной слушает.

– Андрей Николаевич? Добрый день, Медведев тебя беспокоит из Диксонского отряда.

– Иван Васильевич, здравствуй, как здоровье, как погода? – услышал в динамике голос командира Дикунов.

– Все пока хорошо, но запарились мы, свои самолеты разлетелись по островам, весна, экспедиции на хвост сели, не на чем отправлять. Прошу полетать над морями Дикунова, говорит, что нужно разрешение на полеты над океаном.

– Правильно говорит, у него нет допуска.

– Ты дай согласие, а допуск я ему быстро сделаю. На первое время посажу классного полярного штурмана, за полмесяца натаскает экипаж. Да и у тебя один борт простаивать не будет.

– Хорошо, я согласен, – услышал Валерий.

– Спасибо, до свидания, передаю трубку командиру! – попрощался Медведев.

– Слушаю вас, Андрей Николаевич!

– Валера, надо выручить соседей, одно дело делаем, так что впрягайся. Считай, что разрешение получено. Только смотри, соблюдай правила безопасности полетов, за экипаж и материальную часть отвечаешь головой!

– Я понял, только одна просьба, сообщите жене, что меня в силу производственной необходимости задержали в командировке.

– Хорошо, обязательно передам, не беспокойся, – Бережной ушел со связи.

– С тобой полетает штурман нашего отряда Головин Захар Терентьевич, натаскает экипаж, – сказал Медведев. Поднялся молодой человек среднего роста, худощавого телосложения. Он был одет в меховые одежды, с планшетом на боку, дружелюбно глядя на Валерия, протянул ему руку.

– Не беспокойся, все когда-то начинали. Полетаем, научишься, со своим штурманом будешь летать, – улыбаясь, сказал Головин.

Посадив его на откидное кресло, между креслами командира и второго пилота, где должен был сидеть бортмеханик, Валерий стартовал в свой первый рейс над льдами морей Северного Ледовитого океана. После короткой пробежки оторвал самолет от посадочной полосы. «А этот парень летать умеет, с такой короткой пробежкой взлетел с полной загрузкой, посмотрим, может, и получится из него полярный летчик?» – наблюдая за действиями Дикунова, подумал ледовый штурман.

За стеклами кабины серел ранний полярный рассвет, но мрак был настолько силен, что землю с высоты полета не было видно. Самого льда они не видели, полет проходил так же, как и на материке, на островах стояли радиомаяки, по сигналам которых штурман прокладывал курс. Головин подробно объяснял Рыбакову хитрую науку слепых полетов и посадок на дрейфующих льдах, но не переставал выполнять штурманские обязанности:

– Мы у цели, командир, до острова десять километров, высота пятьсот, начинаем снижение. Здесь должна быть база геологов, неужели не догадаются обозначить огнями посадочную полосу? – В ответ на его слова на земле загорелись три огонька, обозначавшие створ посадочной полосы.

– Ветер в хвост, разворачиваемся влево тридцать, – командовал штурман.

– Еще немного доверни влево, хорошо, снижаемся, высота сорок, тридцать, двадцать, десять, пять, – в это время фары самолета высветили снег, лежащий на острове. Валера до боли в глазах всматривался в летящий под самолет белый ковер, желая увидеть препятствие, увести от него самолет.

– Внимание, касание, есть посадка! – доложил Рыбаков. Самолет тряхнуло, командир сразу перевел сектор газа на холостые обороты, подтянул гашетку тормоза. Самолет остановился после короткой пробежки, сбоку засветился огонек фары снегохода.

– Подруливайте к тому огоньку, – распорядился штурман. Пилоты, подогнали самолет к просторному дому, срубленному из кругляка. Яшин удивился: «Среди ледяной пустыни в сотнях километрах от материка стоит добротный рубленый дом! Откуда он здесь?» – но спросить не успел, к самолету подбежал полярник:

– Здравствуйте, дорогие гости, проходите в дом, я вас медвежатиной накормлю, целую вечность с людьми не только не разговаривал, вообще их не видел, – говорил он не переставая.

– Здравствуй, Горелкин, как ты тут перезимовал? – спросил начальник экспедиции, выпрыгивая из самолета.

– Страсть рассказывать, белые медведи одолели! Штук десять убить пришлось. Ничем не гнушаются, своих сородичей едят с аппетитом, даже в избу медведица ломилась, убил ее, а медвежонка забрал, выкормил, так и зимовали вдвоем. Сгущенку любит больше всего на свете!

– Всем быстро на разгрузку самолета, время не ждет! – приказал начальник экспедиции. На снег полетели ящики, тюки, оборудование. После них выкатили три двухсотлитровые бочки с бензином. Горючее на островах было самой большой ценностью.

– Спасибо, экипажу попутного ветра и семь футов под шасси, – смеясь сказал начальник экспедиции на прощанье, перефразировав поговорку моряков, и крепко пожимая руки. Самолет взревел мотором, подсвечивая себе фарами, прокатился по своему следу и взлетел. Участники экспедиции, прилетевшие на нем, с сожалением смотрели вслед, до глубокой осени они оставались одни на голом, обитаемом только перелетными птицами, моржами да белыми медведями полярном острове. Последняя связь с материком улетала от них, оглашая белое безмолвие ревом мотора.

Благополучно посадив самолет на посадочную полосу поселка Диксон, Валера пошел к диспетчеру и доложил о выполнении задания.

– Два часа на отдых и снова в полет. Есть груз на остров Тройной архипелага островов Известий ЦИК.

– Где это? – удивился он.

– Чуть дальше, чем летали, 750 километров в один конец, – сказал диспетчер.

Через два часа самолет вновь был в воздухе. Мотор работал ровно, дул попутный ветер, через два часа штурман предупредил:

– Подходим к острову Тройной, высота пятьсот, дальность десять километров, ветер восточный боковой 18 метров. Посадка без захода, внимание, снижаемся, створ посадочной полосы высвечен. Влево десять, так держать, высота пятьдесят, сорок, тридцать, десять, касание. Есть посадка, – докладывал штурман. Слева настойчиво моргала фара снегохода.

– Валера, подвернем к снегоходу, нас там ждут, – сказал штурман. Самолет быстро разгрузили. В обратный рейс были погружены ящики с пробами грунта с разных точек острова. Дикунов, наблюдавший за погрузкой, пробовал протестовать.

– Все, достаточно, самолет и так уже перегружен, больше не возьму!

– Командир, умоляю тебя, возьми всю партию. Это образцы для камеральной обработки в институте. Не смогли вывезти осенью, здесь зимовали, следующий самолет будет только осенью, исследования затянутся. Мы сделали потрясающее открытие! Прошу тебя, осталось шесть ящиков.

– Не могу, перегрузка большая…

– Бесполезно, Валерий Викторович, он все равно не отстанет, для него это единственный шанс, соглашайся, долетим, – сказал Головин.

– Грузите быстрей, – сдался Дикунов. – Довезите меня до конца полосы, – обратился он к начальнику экспедиции.

– Василий, свози летчика к краю обрыва, – сказал тот, обращаясь к водителю снегохода. Сев на пассажирское сиденье снегохода, летчик проехал с зимовщиком Василием до берега, обследовал взлетную полосу, которую представлял собой плоский как стол берег острова. Убедившись, что дополнительные сто метров посадочной полосы у него есть, вернулся к самолету.

– Василий, теперь ты едешь по следу, у самого обрыва отъезжаешь немного влево и поворачиваешь фару снегохода навстречу самолету. Будешь светить, пока не взлечу! Ты понял?

– Да чего тут не понять, понял.

– Только сверни обязательно влево, я по фаре буду ориентир держать.

– Не беспокойся, командир, все сделаю, – крутанув ручку газа, сказал тот, уносясь на снегоходе в темноту.

– Ну что, штурман, будем пробовать взлетать?

– Чего там пробовать, давайте взлетать, у нас только один шанс, иначе упадем на береговой припай, а там торосы, разобьемся! – сказал Головин.

– Веселую картину ты нам нарисовал, Захар Терентьевич, – с усмешкой сказал летчик. Подозвав начальника экспедиции, он попросил всех геологов держать самолет, пока он не подаст знак фарами.

– Приготовиться к взлету! – приказал он. – Андрей держи тормоз что есть мочи, отпустишь тогда, когда я скажу, – он стал плавно отодвигать от себя ручку сектора газа. Двигатель набирал обороты, наконец он заревел, работая в режиме форсажа.

– Отпускай, – громко крикнул в форточку командир, и моргнул светом фар. Самолет, освободившись от державших его людей и тормоза, резко рванулся вперед, набирая скорость. Штурман бесстрастно докладывал:

– Сорок, пятьдесят, семьдесят, сто километров, пробуй отрыв!

– Рано, крылья не держат, – ответил Валера не упуская из внимания прибор скорости.

– Сто пятьдесят, взлетай, командир, снегоход рядом! – взволнованно крикнул штурман.

– Рано, перегруз большой, будем прыгать с берега!

– Ты что, сдурел? Взлетай, разобьемся! – закричал Головин.

– Отставить панику, держи штурвал, Андрей, будем прыгать!

Самолет, продолжая набирать скорость, несся к береговому обрыву, все понимали, что у них только одна попытка, если она не удастся, разобьются. Летчики, не отрывая взгляда от кромки берега, выжимали из мотора все, на что тот был способен. Они видели, как берег мелькнул в свете фар и исчез, самолет, сорвавшись с земной, тверди начал провисать, фары выхватили верхушки торосов, искрящиеся в электрическом свете.

– Взлетаем! – крикнул Дикунов, подтянув на себя штурвал. Все с ужасом ожидали развязки, мысленно прощаясь с жизнью, один командир верил, что им удастся взлететь. Неожиданно правая лыжа ударилась о вершину тороса. «Все, сейчас начнем кувыркаться!» – подумал Яшин, лежа у нижнего блистера и втягивая голову в плечи. Но самолет только сильно вздрогнул, как камень, пущенный из пращи, он летел вперед, обретая подъемную силу. Летчики начали тихонько тянуть штурвал на себя, АН-2, еще плохо слушаясь рулей, надсадно завывая мотором, полз в набор высоты. В следующее мгновение штурман закричал:

– Командир, впереди сто метров торос!

– Вижу, идем в набор высоты! – коротко ответил тот, вытягивая на себя штурвал.

Перегруженный самолет, с трудом удерживаясь в воздухе, упрямо карабкался вверх. Экипаж слился с машиной, ожидая страшного исхода, но самолет перевалил через торос и собирался клюнуть носом, но Дикунов, каким-то чудом сумел удержать его в горизонтальном полете.

– Впереди еще один торос, не проскочим! – закричал штурман.

– Теперь мы его обойдем, – уверенно сказал Валерий, закладывая вираж ставшему послушным рулям самолету. Почти задевая лыжами вершину тороса, самолет облетал его. Наконец они вырвались из ледового плена и полетели с набором высоты.

– Ну, Валерий Викторович, ты большой спец! – подняв большой палец, закричал Головин, – другой рукой вытирая вспотевшее лицо.

«Пролетели рядом со смертью. Слава тебе, Господи!» – мысленно перекрестился Валера. – Технику осмотреть лыжи! – приказал он.

Яшин, включив фары на фюзеляже, припал к плексигласу нижнего блистера.

– Левая лыжа в норме, правая имеет повреждения корпуса в районе стойки шасси, висит неестественно, очевидно повреждена при взлете, – доложил он по внутреннему переговорному устройству.

– Андрей Трофимович, возьми управление на себя, сам взгляну, – сказал командир. Увидев поднятый вверх большой палец второго пилота, отпустил штурвал и отстегнул привязной ремень. Подойдя к нижнему блистеру, посмотрел в него и пришел в ужас. Правая лыжа едва держалась на стойке шасси, была неестественно повернута передней частью вправо. «Долетались! Мать твою!..» – выругался он.

– Передать на базу: – имею повреждения правой лыжи и стойки шасси. Наземные средства аэродромного обеспечения приготовить к аварийной посадке.

– База… вызывает борт 03. У микрофона Медведев. Доложите о повреждениях.

– При взлете произошел удар правой лыжи о вершину тороса. Визуальным осмотром установлено, что сама лыжа имеет повреждения, пробита обшивка. Кроме того нарушена ее соосность с продольной осью самолета, носок передней части повернут вправо на 15 – 20 градусов. Предполагаю возможность повреждения узла крепления лыжи к стойке шасси, – доложил Дикунов.

– Что намерен предпринять при посадке?

– Постараюсь сесть без подскока. Придавить при первом касании со снегом стойкой шасси лыжу до конца пробежки. Считаю, что крепление при такой посадке должно выдержать.

– Что намерен делать с заносом самолета вправо при посадке на лыжу, с таким углом отклонения он неизбежен?

– Постараюсь удержать на полосе за счет бокового скольжения. Буду садить не вдоль посадочной полосы, а под углом, в соответствии с положением лыжи.

– При такой посадке возможен выброс машины с посадочной полосы!

– Понимаю, Иван Васильевич, но других вариантов у нас нет. Прошу очистить полосу перед посадкой.

– План посадки одобряю. Постарайтесь во время пробега как можно дольше сохранять подъемную силу на правом крыле. Какая загрузка?

– Загрузка полная.

– Командир, до полосы десять километров, ветер попутный 20 метров, видимость двести, пора снижаться! – прервал разговор доклад штурмана.

– База, вас понял, мы на подходе, начинаю заход на посадку, связь заканчиваю, – сказал командир. – Штурман, рассчитать точку разворота против ветра со снижением до начала посадочной полосы.

– Есть! Подходим к точке, начали левый разворот.

Самолет завалился на левый борт, теряя высоту, развернулся против ветра. Андрей понял замысел командира, посадка против ветра давала возможность за счет лобового сопротивления уменьшить расстояние пробега машины. Кроме того, ветер, накатываясь на плоскости, создавал дополнительную подъемную силу.

– Правильно решил, грамотно, – стоя на улице и наблюдая за посадкой, сказал Медведев. Он видел, что самолет на предельно маленькой скорости, готовый в любую секунду сорваться в смертельный штопор и разбиться, приближался к краю посадочной полосы.

– Два, один, касание, – докладывал Яшин, глядя на землю в нижний блистер. Дикунов внутренним чутьем угадал момент касания, за долю секунды перед этим он тронул штурвал влево и самолет послушно наклонился. Касание произошло левой лыжей, она погасила силу удара машины о землю, командир вновь тронул штурвал, и хвост самолета стал уходить вправо. Только после этого он опустил машину на аварийную лыжу, надеясь на Господа Бога и Удачу. Все понимали, что в случае отрыва лыжи машину резко развернет, она ударится о грунт и на большой скорости неизбежно разрушится.

Медведев наблюдал за посадкой, внутренне соглашаясь с действиями Дикунова, особенно его порадовало приземление на левую лыжу. В это время летчики опустили машину на аварийную лыжу, самолет неестественно, боком заскользил по полосе, постепенно замедляя бег.

«Молодец, правильно действует, пытается остановиться за счет тормоза и встречного ветра». АН-2 катившийся под углом к встречному ветру, создавал парусность, которая быстро гасила скорость. На конце взлетной полосы самолет замер, мотор, чихнув, заглох. Наступила тишина, в которую вслушивался экипаж, несколько секунд назад бывший на волосок от гибели! Слушали ее и те, кто наблюдал за посадкой. Когда аэродромный «уазик» доставил летчиков на командный пункт, Медведев обнял командира, растроганно сказал:

– Молодец, сынок! Классная посадка, сами целы и машину сохранили, пойдем со мной! – Войдя в кабинет, он сел за стол, подвинул к себе бланк и быстро заполнил его, поставив свою подпись и печать.

– Валерий Викторович, командование вручает вам и вашему экипажу разрешение на работу над акваторией морей Северного Ледовитого океана. Сегодня вы доказали, что стали замечательным летчиком ледового класса! Даю сутки отпуска на обмывку! – под возгласы одобрения сказал он.

Сутки прошли быстро, самолет отремонтировали.


– Сегодня слетаете на остров Зверобой. Там стоит бригада охотников, завезете им горючее, продукты, смену. Обратно возьмете охотников и сколько сможете поднять моржового клыка, шкур. Только без перегрузок! – погрозив пальцем, предупредил Медведев.

– Где это? – спросил Валера.

– Недалеко, сначала пойдем над берегом океана, у мыса Зверобой делаем левый поворот, уходим к одноименному острову. Всего 250 километров от материка, – ответил Рыбаков.

Когда взлетели, он, сняв шлемофон, наклонился к уху Дикунова:

– Командир, давай посмотрим на солнце, девять месяцев не видел, – тот утвердительно кивнул головой

– Иду над побережьем, болтанка, принял решение выйти на высоту четыре тысячи метров. До связи! – передал на аэродром командир и переключил рацию на прием. Самолет поднимался выше и выше, с каждой сотней метров становилось светлей. Чернильная тьма растворялась, на востоке показалась алая заря. Когда поднялись на высоту четыре тысячи метров, из-за горизонта показалась ослепительно яркая полоска солнечного света.

– Спасибо, ребята! Я видел Солнце! – радостно закричал штурман. – Проходим точку, поворот влево 20 градусов, снижаемся до тысячи метров, – скомандовал он.

На Охотничьем острове из трех охотников выехать пожелали только два. Догрузив самолет клыками тюленей и моржей, их невыделанными шкурами, благополучно взлетели и взяли курс на порт Диксон. Через тридцать минут полета командир услышал в наушниках знакомый голос Медведева:

– Борт 03 вызывает база, сообщите координаты.

– Летим над мысом Охотничий, выполнил поворот на порт Диксон, высота тысяча метров.

– Поторопитесь, очень жду! – без предупреждения он ушел со связи. Дикунов пытался связаться с базой, у него этого не получалось.

– Что-то случилось серьезное, иначе бы Иван Васильевич не стал торопить, – сказал он. Всех охватило тревожное чувство, летчики согласно кивнули в ответ. Перед посадкой штурман запросил метеоусловия порта, получив ответ, спросил метеоролога:

– Что там стряслось, почему командир мрачнее тучи?

– Сами теряемся в догадках. У вас все в порядке?

– Все в порядке.

– Больше в воздухе никого нет. Что его расстроило, не знаю, – сказал метеоролог.

Совершив посадку, экипаж подогнал самолет к командному пункту и заглушил мотор. С удивлением летчики увидели, что к самолету спешит диспетчер.

– Экипажу срочно к командиру отряда! – приказал он.

Валера, шагая следом, недоумевал, что могло случиться, переступив порог и закрыв за собой дверь, доложил о прибытии экипажа.

– Садитесь, мужики, – мрачно сказал Медведев, – получена шифротелеграмма. Вчера ночью в аэропорту Валек при заходе на посадку во время пурги потерпел катастрофу самолет АН-24 рейсом из Киева, выживших нет! Отпускаю вас на похороны товарищей. Для вас это хороший урок, надо соблюдать требования инструкций и проявлять разумную инициативу. Сведения секретные, разглашению не подлежат! – предупредил он.

У всех помутилось в глазах: погибли пять человек, пять верных друзей, с которыми они готовы были идти на любое дело, в любой полет.

– Константин, найди пустяковую поломку на час, а ты, Иван, мухой слетай в поселок, возьми бутылку спирта, помянем наших погибших друзей, – сказал Валера.

Во время полета домой, поминая погибших летчиков, они выпили бутылку спирта, но успокоение и опьянение не приходили. Каждый думал об одном – как такое могло случиться? Когда самолет при заходе на посадку снизился, в свете фар экипаж увидел, что на белом снегу полосы и рядом с ней густо насыпаны красные точки.

– Что это, командир? – удивленно спросил штурман.

– Это черешня, Ваня!

– Глядите, как капли крови на снегу! – сказал Яшин.

– Да это капли крови наших друзей, пусть земля им будет пухом! – ответил командир.

Когда Валерий открыл входную дверь и вошел в квартиру, к нему подбежала Наталья, рыдая, прыгнула на шею, осыпая поцелуями, твердила одну фразу:

– Я знала, я знала, что так кончится! Какой ты молодец, что послушал меня!

Только теперь он вспомнил мрачный вид и непреклонность в словах жены, когда собирался лететь в Киев.

– Спасибо, Наташа, ты спасла мне жизнь! – сказал он, обнял и прижал к себе дорогое сердцу создание, плечи жены содрогались в рыданиях.

Несколько дней работала комиссия, летчики принимали участие в поисках останков своих друзей, узнали причину трагедии. Самолет во время пурги заходил на посадку вслепую, по командам с земли. Когда подъемная сила была минимальной, неожиданный порыв ветра снес его в сторону. Стойки шасси были выпущены, правая врезалась в сугроб, самолет резко развернуло, стойка шасси, не выдержав нагрузки, сломалась, он упал на крыло, продолжая движение, начал разрушаться. Отвалились и сломались крылья, салон разломился на несколько частей, калеча и разрывая человеческую плоть находившихся в нем летчиков и представителей Рыбкоопа, оставляя за собой ярко-красный след от разлетающейся спелой черешни. В конце полосы произошло возгорание керосина, частично обломки самолета и люди, находившиеся в них, сгорели.

Установить, кому принадлежат найденные на месте катастрофы куски человеческих тел, в большинстве своем не представлялось возможным. Поэтому все, что удалось найти, сложили поровну в шесть цинковых гробов. Командованием было принято решение похоронить погибших пилотов в одной братской могиле. Трагическая смерть уравняла командиров и простых летчиков. На кладбище города Норильска стало одной братской могилой больше, в ней покоились останки летчиков Гуляева, Овсянникова и Наседкина, и пурга им пела колыбельные песни.

Поминки затянулись, весь летный состав пил два дня прямо на аэродроме. В комнату ожидания зашел начальник авиаотряда. Шум пьяной компании постепенно стих.

– Все, ребята! Помянули, пора работать! С завтрашнего дня начинаем летать, кого увижу пьяным, уволю по статье 33 Трудового кодекса за прогул. Никого не пожалею!

Все знали, что Бережной слов на ветер не бросает.

Утром он вызвал Дикунова.

– Тебя уже заждались на Диксоне, грузи продукты для экспедиции и вылетай сегодня же. Поработаешь над океаном! Счастливого пути!