Geum.ru

Записки полярного летчика

Вид материалаДокументы
Гибель друга
Катастрофа у истока реки Мана
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   16
ГИБЕЛЬ ДРУГА


В полетах пришла зима с морозами и ветрами. Друг Валеры по училищу Золотухин Владимир летал в должности второго пилота в Красноярском авиаотряде. Другой закадычный друг Гаврилов Паша летал в Ачинском авиаотряде в такой же должности. Расставаясь, они поклялись, что будут переписываться, держать друг друга в курсе своих дел.

Особенно морозным выдался декабрь. Валера, как было принято, направил друзьям поздравительную открытку с Новым годом. Пришла открытка от Павла, но тот ничего не сообщал о Владимире, это слегка насторожило – он знал обязательность друга. Прошло полмесяца, неосознанное чувство, что с другом случилось что-то страшное, переросло в уверенность. «Что могло случиться, может быть, в командировку услали? Все равно сообщил бы о себе и поздравил с Новым годом! Надо позвонить в отряд» – думал он. На его звонок ответили туманно, что Золотухин у них не работает, о его месте проживания никто не знает и повесили трубку. «Как не работает? Куда он мог подеваться? Надо позвонить Павлу, может быть, он что-то знает» – встревожено подумал Валерий и направился на переговорный пункт. Он заказал переговоры с Ачинском, с общежитием летного состава, где ютились все не имеющие квартир пилоты. Через час его пригласили в кабинку. Закрыв за собой дверь, с предчувствием большой беды снял трубку телефона и услышал голос своего товарища:

– Валера, привет, сам тебе собирался завтра звонить!

– Здравствуй, Паша, ты что-нибудь знаешь о Владимире? У меня какое-то тревожное чувство, с ним ничего не случилось? Звонил в отряд, там сказали, что он у них не работает.

– Валера, Владимира нет!

– Как нет, в командировку улетел, надолго?!

– Он погиб! Самолет разбился в авиакатастрофе вместе с пассажирами и экипажем!

– Ты что говоришь, как погиб? Этого не может быть!

– Я сам только вчера узнал. Эти суки, командиры, от всех в секрете держат! Вчера летал в Красноярск с посадкой в поселке Новоселово, сам слышал от начальника порта Лепешкина. Погибших вывозили с этого аэропорта, поэтому он знает.

Эта весть, как удар кулака в солнечное сплетение ошеломила, Валеру. «Как же так, такой молодой! Ему жить и жить! Какая нелепость!». Его грустные мысли прервал голос телефонистки:

– Алло, три минуты истекли, вас отключать или еще будете говорить? С трудом, оторвавшись от свалившихся на него грустных известий о гибели друга, он закричал в трубку:

– Не разъединяйте, еще три минуты, я доплачу!

– Паша, расскажи подробнее, как это случилось.

– Прилетели с пассажирами из Красноярска по правому берег водохранилища в поселок Кома. Оттуда летели в поселок Анаш, попали в зону морозного тумана и ударились о гребень невысокого хребта, спускающегося к водохранилищу. Больше ничего не знаю.

– Где его похоронили?

– В Красноярске. Давай слетаем на место катастрофы, помянем Владимира! Ты сможешь взять отгулы или отпуск без содержания? – спросил Павел.

– Конечно смогу, через неделю встретимся в Ачинске, я прилечу.

– Хорошо, а от Ачинска до Анаша найдем на чем улететь, до встречи!

По пути домой молодой пилот впервые задумался о жизни летчиков, которая связана с постоянным риском. Когда кто-то рассказывал ему о смерти неизвестного человека, это воспринималось не так болезненно, как смерть близкого друга, с которым учились столько лет, делились последним куском хлеба.

Возвращаясь домой, он зашел в магазин, купил три бутылки водки, рыбных консервов, колбасы, хлеба. В этом же общежитии жил его командир. Увидев в руках второго пилота сетку с покупками, тот удивился:

– Валера, что я вижу, а говорил, что не пьешь!

– Борис Михайлович, друг по училищу Владимир разбился! Пойдем, помянем!

– Извини, не знал! Царство небесное твоему другу! А помянуть погибшего пилота святое дело!

Впервые в жизни Валера в этот вечер напился, поминая своего друга Золотухина Володю, молодого, еще не видевшего жизни летчика, трагически погибшего при выполнении полета.

Владимир летал вторым пилотом в Красноярском авиаотряде с опытным командиром Григорием Максимовичем Терентьевым, которому до пенсии оставалось отлетать шесть месяцев. Всю жизнь он летал на самолетах малой авиации, начинал на деревянных, обтянутых перкалем ПО-2. Эти двухместные бипланы с очень коротким пробегом при взлете и посадке были незаменимы для снабжения геологических партий, топографов и других экспедиций, устремившихся в сороковые годы в неизученную тайгу Красноярского края. Потом грянула война, Терентьева призвали в армию, там он попал в полк легких ночных бомбардировщиков. На вооружении полка находились такие же легкомоторные бипланы У-2, «Уточки», как любовно их называли летчики. Командование, узнав, что он имеет богатый опыт полетов в тайгу, с посадками на поляны, галечные косы рек, часто направляло в тыл противника, к партизанам. За войну его сбивали дважды огнем фашистской зенитной артиллерии при перелете через линию фронта, но летчик оба раза чудом уцелел. Планируя на подбитом зенитным огнем самолете, с остановившемся двигателем, ему каким-то чудом удавалось пересечь линию фронта. Там в ближнем тылу наших войск совершал вынужденные посадки. Самолет оттаскивали от линии фронта, техники латали его на скорую руку, и он опять летал на задания, ночное бомбометание или в немецкий тыл, к партизанам.

Однажды он предупредил командование, что полетит вдоль линии фронта, над нашими войсками, попытается сбить с толку наблюдателей противника, потом выключит мотор, планируя, попробует пересечь линию фронта и ближние тылы немецких войск, где были сосредоточены средства противовоздушной обороны. Обычно при подлете к линии фронта его обнаруживали наблюдатели, и встречал плотный зенитный огонь, который долго провожал тяжело груженую тихоходную машину. На этот раз на максимальной высоте он полетел вдоль линии фронта за спиной наших войск, затем, выключив двигатель, довернул самолет к линии фронта и начал планировать. Сбитые с толку немецкие наблюдатели потеряли его из поля зрения. Благополучно проскочив над передовой и ближайшим тылом немецких войск, над самой землей он запустил мотор, и в бреющем полете устремился в тыл противника. Точно так же он обманул бдительного врага, возвращаясь из партизанского отряда, вывозя трех тяжело раненых партизан. Его тактикой стали пользоваться летчики полка, потери значительно снизились. Вскоре эту тактику применяли целые дивизии ночных бомбардировщиков. За это он получил орден Красной Звезды. Смерть обошла его стороной, после победы с наградами вернулся в родной авиаотряд, позднее один из первых переучился на самолет АН-2, на котором отлетал более тридцати лет. Любой маршрут по Красноярскому краю знал на память, быстро слетался с молодым летчиком Золотухиным Владимиром и был очень доволен толковым вторым пилотом. Владимир в, свою очередь, боготворил своего командира, как губка впитывал получаемые от него навыки управления самолетом.

В начале декабря Дикунов получил уведомление о том, что его вызывают на переговоры с Красноярском. Теряясь в догадках, он пришел на переговорный пункт. Был безмерно рад, услышав в трубке знакомый голос друга:

– Привет, Валера, как жизнь, работа, не женился еще?

– Володя, здравствуй! Рад тебя слышать, у меня все в порядке, летаю с хорошим опытным командиром. У нас здесь настоящая горная страна, красота неземная. Приезжай летом, заберемся в тайгу, отдохнем, порыбачим.

– Спасибо, обязательно воспользуюсь твоим приглашением. Рыбалка, да еще на таежной реке, уха из ленков и хариусов, это моя давняя мечта. У меня тоже все хорошо, командир настоящий воздушный ас, воевал, до пенсии осталось полгода. Рад был тебя слышать. До свидания, время заканчивается.

– До свидания, обязательно пиши! – короткие гудки отбоя известили, что время переговоров закончилось. Теплое чувство встречи с близким человеком долго не покидало Валерия.

Утром следующего дня Терентьев пришел из диспетчерской на стоянку, Владимир доложил, что самолет заправлен, технически исправен, к полету готов.

– Сегодня до обеда полетим в Новоселовский район, доставим пассажиров с посадками в Коме и Анаше. Оттуда довернем в аэропорт Новоселово, возьмем пассажиров и вернемся в Красноярск, получим у диспетчера новое задание. Одно плохо – на поверхности минус тридцать пять, местами минус сорок, возможен морозный туман по маршруту полета. Нам не привыкать, садись, порулим на посадку.

Пассажиры, кутаясь в одежды, подошли к самолету, второй пилот рассадил их, проверил полетную ведомость, пять человек летели до поселка Кома, шесть до поселка Анаш. Оба поселка были расположены на правом берегу Красноярского водохранилища, который вздыбился прибрежными горами, обрывающимися у среза воды. Раньше экипаж неоднократно летал по этому маршруту, никаких опасений полет не вызывал, обычный рейс. Оторвав самолет от посадочной полосы, командир направил его на юг, облетая Красноярск по окраинам, пересек Енисей, вышел на приводной радиомаяк, в районе турбазы «Енисей».

– Володя, возьми управление, тебе полезно тренироваться, – сказал Терентьев, закрывая глаза. Второй пилот уже знал особенность своего командира. Он сидел в кресле, закрыв глаза, но чувствовал по поведению машины все его огрехи, допущенные во время пилотирования. Самолет летел над зеленым ковром тайги заповедника «Красноярские Столбы». На гребне хребта, разделяющего две небольшие таежные речки Лалетинку и Слизневку, впадавшие в Енисей на пути к городу Дивногорску, стояла группа освещенных утренним солнцем скал, которые носили название Красноярские Столбы. Побывавший на Столбах Владимир с восхищением смотрел с высоты полета на это творение природы. Гранитные скалы среди зеленой тайги устремлялись к небу на десятки метров, вершины их были покрыты шапками белого, девственно-чистого снега, белизна которого резала глаз после грязного, серого снега города.

Вскоре показалась плотина Красноярской ГЭС, это циклопическое сооружение своей мощью вызывало невольное уважение к строителям, построившим ее, и красавец город Дивногорск. Дальше летели над руслом замерзшего водохранилища. Глядя в окна кабины, Владимир видел, что на земле местами лежал плотный морозный туман, и это его немного обеспокоило.

– Не волнуйся, Володя, этот участок трассы с закрытыми глазами знаю, пролетим туман, если он будет, – не открывая глаз, сказал командир, прочитав его мысли.

«Вот это класс! Сидит с закрытыми глазами и чувствует, что думает второй пилот!» – удивился Алексей, глядя на своего командира.

Почувствовав его взгляд, тот открыл глаза и, улыбнувшись доброй улыбкой, сказал:

– Полетай с мое, научишься понимать чувства своего товарища с закрытыми глазами.

В салоне самолета среди других пассажиров сидела семья главного врача Анашенской участковой больницы Пенкина, который с женой и двумя детьми, старшим сыном Юрой десяти лет, и младшим Геной трех лет от роду возвращался из отпуска, который они провели у родителей жены на Украине.

– Кома, я рейс 124, прошу сообщить метеоусловия, прием, – запросил погоду Терентьев.

– Рейс 124, вас слышу, морозный туман, видимость сто-сто двадцать метров, ветер восточный десять. Как поняли, прием!

– Буду садиться, готовьте пассажиров, конец связи.

– Володя сади, машину, я буду вторым пилотом, – сказал он. Из пелены морозного тумана торчала вершина горы Городовой, нависавшей над льдом водохранилища скальными обрывами. Сориентировавшись по ней, Золотухин вывел самолет на посадочный курс и начал снижение. Радиовысотомера на самолете не было, поэтому высоту приходилось определять визуально.

– Вижу землю, высота шестьдесят метров, захожу на посадку, – сказал он командиру, который безучастно смотрел в боковое окно кабины. Случайно бросив взгляд на высотомер, пилот увидел, что он показывает высоту триста метров. Высотомер работал от уровня мирового океана, проплывавшие под крылом горы не изменяли его показаний, поэтому самолеты малой авиации летали только в светлое время суток при хорошей видимости земли, в условиях визуального контакта с ней. Молодой пилот, преодолевая боковой ветер, вывел самолет на край полосы и аккуратно посадил его, подрулив к зданию диспетчерской.

Их встретил диспетчер, передавая полетную ведомость сказал:

– Здравствуйте, у меня три пассажира до Красноярска. Звонил Новоселовский порт, у него шестеро, в Анаше два. Обратно полетите с полной загрузкой. Анаш передал погоду, видимость сто метров.

После посадки пассажиров, пожелав счастливого полета, он отвернулся от потока морозного воздуха, который гнал набирающий обороты винт.

– Теперь полечу я, никто не знает, какая погода на маршруте, – сказал командир, беря управление, – ты смотри вниз, контролируй землю.

После взлета через пару километров самолет влетел в зону густого морозного тумана. Владимир и раньше замечал, что при полете во время дождя и тумана мотор самолета тянул гораздо лучше, чем в ясную погоду. Влага, испаряясь вместе с бензином, создавала дополнительное давление в цилиндрах, увеличивая его мощность. Как ни смотрел второй пилот, но земли видно не было, ее надежно скрывал морозный туман.

– Земли не вижу, сплошной туман, – доложил он.

«Впереди холмы и горы, надо обойти зону тумана справа, над льдом водохранилища. Так будет безопаснее!» – решил командир и повернул самолет вправо, выводя его на лед водохранилища. Проводя слепой полет, полагаясь на интуицию, Терентьев не смотрел на полетные часы, послушный рулям самолет продолжал полет по прямой.

«Так будет лучше, не найдем аэродром в Анаше, уйдем на Новоселово, там высажу пассажиров, погода явно не летная, не везти же их обратно в Красноярск – думал Терентьев, вглядываясь в белую стену тумана. – Пора поворачивать влево, мы уже наверняка над льдом водохранилища», – подумал он, и довернул штурвал.

Вдруг у него появилась острое чувство опасности. Не понимая, что ее вызвало, бросил взгляд на приборную доску, там было все нормально, приборы показывали надежную работу мотора. «Надо на всякий случай добрать высоты, лететь выше гор, которые стоят на маршруте!» – подумал он, вытягивая штурвал на себя.

– Командир, впереди склон! Врежемся, тяни штурвал! Тяни штурвал! – наваливаясь на свой штурвал, закричал Золотухин.

– Вижу, уходим вверх! Склон пологий перевалим! – громко ответил тот, выводя на форсаж сектор газа. Мотор заревел с удвоенной силой, разрывая морозную тишину, самолет, теряя скорость, полез вверх по склону.

«Господи, пронеси, помоги нам, не оставь в заботах своих!» – молился про себя Терентьев, с ужасом наблюдая, как расстояние между склоном встречной горы, поросшим березовой рощей, и машиной сокращается.

– Терплю бедствие на маршруте полета из Комы в Анаш, я рейс 124, прошу ответить, кто слышит меня! – закричал он в микрофон.

– Вас слышу, диспетчер порта Анаш! Ваши координаты? Что с вами??? – вопросы повисли в воздухе.

– Садимся на лес, выключай мотор, будем планировать. Деревья смягчат удар, даст Бог, не разобьемся! – приказал Терентьев.

Владимир мгновенно выключил магнето, мотор стал, планируя в мертвой тишине, самолет стал снижаться. Все слышали, как вершины берез хлестали по крыльям и фюзеляжу, затем раздался треск ломаемых деревьев, вершины которых снижали скорость машины.

«Кажется, пронесло, березняк густой и нестарый, остановит самолет! – облегченно подумал командир, но в это время с ужасом увидел, что щетина леса обрывается и самолет падает на острый скальный гребень хребта: – Все, отлетались! Володю жалко, совсем еще пацан!» – с грустью подумал он.

Золотухин, глядя на приближающийся склон, молился: – «Господи, – помоги, спаси нас, ведь я еще не жил!» – шептали его губы. Широко раскрытыми глазами он смотрел, как за окном кабины мелькали березы, самолет начал терять скорость, ломая их вершины. – «Спасибо, Господи, что услышал меня! Мы спасены, лес погасит скорость!» – подумал он, но с ужасом увидел, что березовая роща закончилась. Прямо по курсу торчит голый от снега скальный гребень хребта. Он понял, что самолет срывается с обломанных стволов берез, сила инерции тащит его на гребень, и спасения от надвигающейся катастрофы уже нет.

«Все, это конец!» – мелькнула последняя мысль, он громко закричал:

– Мама, я не хочу умирать!.. – Его крик заглушил удар фюзеляжа о вершину скального гребня, парень услышал треск разрываемого металла, после чего его сознание погасло навсегда.

Страшный удар разломил фюзеляж на две части, передняя часть салона с пассажирами полетела в пропасть с отвесного пятидесятиметрового обрыва. Еще более страшный удар последовал, когда носовая часть самолета достигла подножия хребта, который тянулся к берегу водохранилища. Мотор самолета, сорванный с креплений этим ударом, вдавился в кабину, убив сидевших в своих креслах летчиков.

Трех пассажиров, мужчину, молодую девушку семнадцати лет, трехлетнего ребенка во время удара о хребет и разрушения фюзеляжа выбросило на снег, они скатились по почти отвесному обрыву и упали в большой сугроб у подошвы хребта. Обломки самолета пролетели еще несколько метров и рухнули в пропасть.

Это спало им жизнь, девушка, ошеломленная катастрофой и падением, находясь в состоянии глубокого шока, неожиданно услышала плач ребенка. Оглядевшись, она ничего не увидела, плач раздавался из-под снега. Врожденное материнское чувство оказалось сильнее шока. Она подползла, разрыла снег руками и достала трехлетнего мальчика, который доверчиво потянулся к ней, обвил ее шею руками и крепко прижался, содрогаясь в плаче. Ничего не понявший мужчина, севший в самолет в Коме, выбрался из сугроба, добрел по глубокому снегу до первой березы, обхватил ее руками и застыл в такой позе, боясь отпустить ее ствол. Больше никто не уцелел, все погибли от удара салона самолета о землю.

В это время по дороге, которая ведет из районного центра, с противоположного берега водохранилища, на служебном автомобиле УАЗ возвращался Василий Иванович Тахтин, главный инженер Анашенского совхоза. Мотор работал на малых оборотах, машина на нейтральной передаче катилась под гору с того самого хребта, к которому приближался самолет. Вдруг он услышал, что мотор самолета громко заревел. Удивившись, он нажал на тормоза и выключил двигатель. В наступившей тишине услышал хруст ломающихся деревьев, в это время звук самолетного мотора смолк.

«Что с ним! Неужели катастрофа?» – только успел подумать он, как раздался громкий удар, звон разрываемого металла и грохот упавшего с высоты тяжелого предмета. Еще несколько мгновений он вслушивался в тишину, но в морозном воздухе не прозвучало ни одного звука.

«Этого не может быть! Неужели самолет потерпел катастрофу? Надо ехать на помощь!» – была первая мысль. Но, посмотрев на метровый слой снега на обочине дороги, он остыл, быстро завел машину и помчался в поселок, на машинный двор. К счастью, там оказался колесный трактор К-700 с бульдозерной установкой.

– Борис, гони срочно к хребту, пробивай дорогу на покос Комарова. Там упал самолет, летевший из Комы!

– Как упал самолет?! – удивился механизатор.

– Давай без разговоров, от трасы расчищай дорогу до покоса, там пробивай дорогу к обрыву водохранилища у самого склона хребта. Не стой, там, может быть, людям помощь нужна, замерзнут на таком морозе!

Тракторист заскочил в кабину и прибавил газ, выезжая из ворот ЦРМ. По телефону Василий связался с участковой больницей, узнал, что их автомобиль «скорой помощи» неисправен, сказал врачам, чтобы дожидались его. Позвонив директору, захватив двух врачей, помчался к месту катастрофы самолета. Бульдозер к этому времени пробил половину пути в сугробах метровой высоты. Идти пешком по рыхлому снегу, который местами был выше пояса, было безумием, оставалось ждать. Директор совхоза послал второй колесный трактор К-700 с ковшом погрузчика. Усилиями двух мощных тракторов продвижение заметно ускорилось. Через некоторое время подъехал директор, который сообщил, что спасательная экспедиция с врачами выехала из райцентра. Трактора остановились возле густой рощи берез, растущих по крутому склону, в ста метрах от места падения, дальше проехать они не могли. Тахтин первым бросился пробивать тропу к потерпевшему катастрофу самолету.

Прошло полтора часа до появления людей, девушка стояла на тридцатиградусном морозе неподвижно, прижимая к себе ребенка, грея его теплом своего тела. «Неужели мы не успели, люди замерзли, пережив катастрофу!» – с горечью подумал Василий, устремившись к детям. Заглянув в лицо девушки, увидел, что она стоит с синими от мороза губами, но веки ее глаз моргают.

– Она жива, помогите ей! – закричал он, скидывая с себя ватный бушлат и накидывая на плечи девушки. Подошедшие врачи попытались взять из рук девушки мальчика, но руки ее не разгибались.

– Она в шоке, надо аккуратно освободить ребенка, чтобы не порвать связки на руках! – распорядился врач. – Возьми, в таком состоянии она не чувствует холода, – сказал он, протягивая Василию бушлат.

С большим трудом расцепив руки девушки, освободили мальчика, которому врачи сразу поставили уколы, надеясь вывести его из состояния шока. Точно так же прокололи девушку.

– Тащите их к тракторам, их надо немедленно поместить в тепло! – командовал главный врач районной больницы Анатолий Злотников.

Тахтин повернулся в сторону, где лежали останки фюзеляжа, и только теперь увидел руки человека на стволе березы. Сначала он подумал, что у него галлюцинации, закрыл глаза и потряс головой. Но когда их открыл, вновь увидел руки человека на белом стволе березы.

– Вот еще человек, за березой стоит! – крикнул он, направляясь по глубокому снегу к дереву, за которым стоял мужчина. Глаза его были широко открыты, редко моргая, он безучастно смотрел в пространство. Из кармана надетого на него пальто торчала бутылка водки.

– Ты гляди, не разбилась, – сказал врач, доставая бутылку, – этот тоже в шоке, разжимайте ему зубы, выльем в рот водку, пока он стоит. Это самый лучший способ выведения из шока. На них лекарство почти не действует!

Василий с большим трудом ножом разжал зубы, врач начал лить водку мужчине в рот. Сначала это не вызвало эффекта, мужчина не глотал ее. Прошло несколько мгновений, какая-то тень осмысления пробежала по его лицу, кадык зашевелился, он сделал первый глоток, потом, захлебываясь, жадно выпил всю бутылку и закрыл глаза.

Доктор рассмеялся:

– За этого пострадавшего я теперь не боюсь, выживет!

На лежавшие части фюзеляжа было страшно смотреть, внутри они были залиты кровью, в неестественных позах лежали трупы. Больше в катастрофе никто не выжил.

– Пострадавших в теплых кабинах тракторов немедленно доставить в Анашенскую участковую больницу! Мы поедем следом, там проведем обследование, решим, нужна ли санитарная авиация, – сказал Злотников, главный врач районной больницы.

Оставив сотрудников милиции охранять место происшествия, все разъехались по своим местам. Директор пригласил Тахтина:

– Василий Иванович, поехали ко мне домой, покушаем, помянем погибших, – тот молча кивнул головой, думая о превратностях судьбы: были живы люди, миг, и их нет, остались лишь воспоминания.

Вечером прилетели из Красноярска авиаторы, осмотрели место падения. Оказалось, что самолету не хватило двадцати метров березовой рощи до полной остановки на склоне, который он старался перевалить. Если бы командир раньше выключил мотор, жертв было бы гораздо меньше, а могло и вообще не быть.

Дикунова не отпустили в отпуск без содержания, никакие уговоры не подействовали. Отлетав зиму, он созвонился с Павлом, прилетел в Ачинск, откуда на рейсовом самолете прилетели в Анаш. Диспетчер рассказал им о том, что свидетелем катастрофы стал Василий Тахтин. Они нашли его и упросили свозить на место гибели друга.

Стоя на гребне, летчики видели, как самолет, ломая вершины берез, снижался все ниже и ниже, потом он ломал стволы деревьев, но сила инерции тащила его к гребню. В роще была хорошо видна просека из берез с обломанными вершинами и стволами. Перед самым хребтом деревья не росли, самолет, падая и двигаясь вперед, ударился фюзеляжем о скальный гребень, разломился. Хвостовая часть осталась лежать по эту сторону гребня, салон с пассажирами упал с пятидесятиметрового обрыва.

На месте удара была отлита бетонная плита, в которую были вмурованы два штурвала и самолетный винт. У винта стоял скромный, сваренный из металла памятник, с которого смотрел пожилой летчик, Терентьев Григорий, в летной куртке и фуражке.

Рядом с ним была фотография, с которой, беззаботно улыбаясь, смотрел совсем молодой летчик Золотухин Владимир.

Друзья открыли портфели, на плите разложили нехитрую закуску, поставили три стакана, наполнили их до краев водкой. Молча подняли, отлили водки на плиту. – Светлая память, спите спокойно! – сказал Дикунов и выпил стакан до дна.

– Пусть земля вам будет пухом! – вторя ему, сказал Гаврилов, залпом осушил стакан. Вместе с ними помянул погибших пилотов Тахтин.

Друзья стояли в скорбном молчании, слушая рассказ очевидца трагедии, когда он закончил, налили еще по половине стакана, молча выпили. Остатки водки разлили в два стакана, прикрыли ломтями хлеба и поставили у подножия памятника.

Их новый знакомый Василий довез до парома, друзья поблагодарили его и отплыли в скорбном молчании в Новоселово, чтобы разъехаться по своим делам.


Катастрофа у истока реки Мана

КАТАСТРОФА


Неожиданно экипаж вызвали к командиру отряда, что удивило обоих.

«Летаем без происшествий, замечаний не было! Что понадобилось от нас Павлу Ильичу, ума не приложу», – думал Сугатский, шагая впереди второго пилота. Чуть обернувшись, спросил у него:

– Валера, ты в быту нигде не прокололся? Говори как на духу, я должен знать!

– Что вы, Борис Михайлович, у меня все в порядке! – обиделся тот.

– Просто так, за здорово живешь, Вершинин вызывать не станет, до него целая лестница начальства! – ответил командир.

Они вошли в кабинет и остановились у дверей. Вершинин разговаривал по телефону. Когда положил трубку, Сугатский доложил:

– Товарищ командир отряда, экипаж по вашему вызову явился.

– Вижу, вижу, что явились, орлы! Садитесь.

Вслушиваясь в тон, каким начал разговор командир, Сугатский понял, что разноса не будет, и облегченно вздохнул.

– Что вздыхаешь, не бойтесь, ругать не буду, буду хвалить! – засмеялся он. – Два квартала этого года вы держите первое место в отряде. В прошлом году три последних квартала были первыми. От командования получен приказ направить лучший экипаж в дружественную нам Монголию. Повезете знатных животноводов для обмена опытом. Когда их поездка по хозяйствам монголов закончится, привезете назад в Кызыл. Задача ясна, идите к заместителю, оформляйте документы. Чуть не забыл, получите на складе новое обмундирование и наденьте перед полетом. За границу нельзя лететь в поношенном мундире! Вопросы есть?

– Есть. Нам нужен аванс в монгольских тугриках, – сказал Сугатский. Вершинин неожиданно рассмеялся, смеялся долго, заразительно.

– Ребята, в Монголии в каждом улусе есть менялы, которые отлично знают курс рубля и тугрика. Получите в советских рублях, там они везде имеют хождение. Кроме того, питание, проживание берет на себя монгольская сторона. Возьмете с собой бортмеханика, вам подберут толкового, кто знает, материальная часть уже старая. Поставьте самолет на техобслуживание, вылетаете через три дня. Помните, что это почетное задание и его надо выполнить с честью! Я надеюсь на вас! – Он встал, пожал руки пилотам.

– Мы оправдаем оказанное доверие! – торжественно пообещал Сугатский.

Пока шла предполетная подготовка самолета, которую проводил опытный техник Рыбкин Юрий, пользовавшийся непререкаемым авторитетом у своих коллег, экипаж успел с ним познакомиться и подружиться.

Через три дня, посадив празднично одетых пассажиров, экипаж оторвал самолет от травы аэродрома, взял курс на монгольский город Эуун Эловь. Они и раньше летали через хребет Восточный к Монгольской границе, но пересекать ее не приходилось. Миновав тувинский улус Оо Шинга, пересекли границу, ориентируясь на радиомаяк монгольского улуса Тэс. Под крылом проплывало ровное, как крышка стола, нагорье, расположенное на высоте семисот метров, заросшее чахлой растительностью, местами изрезанное руслами давно пересохших рек. С высоты полета было видно, как по нему ветер катил кусты перекати поля, которые на своем пути встречали другие кусты, сцеплялись с ними мертвой хваткой, вырастая на глазах, катились дальше, достигая высоты полутора-двух метров. Потом они опять делились, и ветер катил их к горизонту.

– Почему здесь растет такой редкий чахлый лес? – спросил Валерий у командира.

– Смотри на карту, здесь сплошные солончаки, соль убивает растительность.

Совершив посадку в улусе Тэс, экипаж дозаправил самолет под пробки бензобаков, и остался ожидать животноводов, которых увез в улус единственный обшарпанный автобус. Он громко гремел, переваливаясь на неровностях, стараясь не потерять едва видимую колею, проложенную им по солончаку. Со стоянки был виден улус, в котором в беспорядке стояли юрты, возле них вились дымки очагов, приторно сладкий кизячный дым доносило до стоянки самолета.

Своей внешностью монголы ничем не отличались от тувинцев, разве что национальной одеждой – стеганым на вате халатом да широкими штанами. В такую одежду были одеты все – высокопоставленные партийные руководители и простые монголы. Их отличало только качество ткани, из которой были сшиты халаты, и их чистота.

Через два часа тот же автобус привез животноводов, они оживленно разговаривали между собой, отличаясь от провожавших их монгольских товарищей европейскими одеждами. Из автобуса были извлечены трехлитровые банки с аракой – водкой, приготовленной из молока, кумысом, сыр, лепешки, вареная верблюжатина. Гостеприимные хозяева пригласили к столу голодных пилотов, у которых с утра не было маковой росинки во рту, стали уговаривать отведать араки и кумыса в знак добрососедских отношений.

Командир поднял налитую до краев пиалу.

– Давайте выпьем за мир и дружбу между монгольским и русским народом, – сказал он и выпил пиалу до дна. Его речь была воспринята гулом одобрения, каждый монгол считал своим долгом выпить с русскими летчиками. Через час всем стало весело, видя, что компания становится неуправляемой, Сугатский скомандовал: – Все, дорогие хозяева, сабантуй закрывается. Нам пора лететь в Эуун Эловь, нам нужен человек, знающий туда путь, проводник.

Монголы согласно закивали, когда им перевели слова пилота, они недоумевали, откуда он знает монгольское слово «сабантуй», которое означало праздник. Посадив проводника, сносно говорившего на русском языке, самолет взял курс на юг. Проплывавшая под крылом чахлая растительность исчезала на глазах, солончаки теперь перемежались песчаными барханами.

– Пески Делийн-Эяс, – прокричал проводник, показывая вниз, – нам лететь туда, – указал он строго на юг. Командир сверился с полетной картой и убедился, что кочевник прав. «Настоящие дети пустыни. На ровной как стол местности, где глазу не за что зацепиться, он точно указывает путь. Это врожденное чувство пространства. Эта цивилизация возникла задолго до возникновения русских княжеств. Все поколения до него были кочевниками, ничего не изменилось и в наше время. Живут в юртах, кочуют за стадами верблюдов, топятся кизяком, как много тысяч лет назад» – рассуждал Сугатский. Через полтора часа полета, уже в легких сумерках, проводник привстал, показывая рукой, крикнул на ухо командиру:

– Там Эуун Эловь!

Сколько ни всматривался в горизонт Дикунов, ничего не мог разглядеть. Только минут через десять летчики увидели большое скопление юрт, которые сгрудились на пространстве, свободном от песка. Никаких кошар, загонов для скота в окрестных песках не было. От гула снижающегося на кишку флюгера самолета шарахнулись пасшиеся между барханами верблюды. Рядом с ними пасся табунок низкорослых, но очень выносливых монгольских лошадей.

И здесь дорогих гостей встречали партийные и хозяйственные руководители улуса. Только вместо автобуса для них к посадочной полосе подогнали повозки, запряженные верблюдами. Прилетевший с ними проводник, исполняя роль переводчика, пригласил всех проследовать в улус, где приезда давно и с нетерпением ждут жители. Их привезли в центр улуса, где кругом стояли белые юрты, возле одной из них на шесте висел чуть колышимый ветром государственный флаг Монголии. Как объяснил переводчик, в белых юртах живут самые уважаемые люди улуса, которых он представил русским гостям. После церемонии представления всех пригласили за стол, который бал накрыт прямо на улице, на разостланных по земле войлоках. В центре стола был сооружен костер. Гостеприимные монгольские хозяева радушно угощали своих гостей, здравицы следовали одна за другой. Пили араку, хмельной кумыс, ели вареную верблюжатину, домашний вкусный сыр из верблюжьего молока. Застолье продолжалось до глубокой ночи. Сильно захмелевших гостей развели по юртам, уложили на войлоки и укрыли ватными одеялами. Ночи здесь оказались очень холодными.

Следующий день вновь начался с застолья, здесь же, у стола, прилетевшие животноводы рассказали своим монгольским коллегам о том, как они выращивают верблюдов и лошадей. Свои выступления они заканчивали здравицами в честь дорогих хозяев, поднимая пиалы с аракой. Валерий удивился, что монголы свободно понимали тувинский язык, общались с гостями без переводчика. Переводчик переводил сказанное монголами только немногим русским гостям. На этом визит заканчивался, и хмельных гостей на повозках привезли к самолету.

Дальше их путь лежал над безжизненными солончаками, которые прорезали русла высохших рек, в уездный город Улааногм. Отличительной особенностью города было то, что в центре стояли несколько кирпичных двухэтажных домов. Как с гордостью пояснили хозяева, они было построены руками посланцев братского русского народа. В одном из них размещалась администрация уезда, здесь гостей принял глава города и партийный лидер. После приема дорогих гостей пригласили к столу, принялись обильно угощать. Сильно захмелевших посланцев дружественной страны разместили в одном из домов, который был построен как гостиница.

Экипаж не был приглашен на совещание, чему все были безмерно рады, плотно покушав, отведав араки и хмельного кумыса, летчики растянулись на кроватях и заснули крепким сном. Но их сон оказался недолгим, множество блох и клопов всю ночь не давали покоя. Невыспавшихся, измученных насекомыми, гостей вновь усадили за празднично накрытые столы в помещении гостиницы, угостили на славу аракой, хмельным кумысом, накормили и объявили, что визит закончен, пожелали счастливого пути. У подъезда ждали повозки, запряженные верблюдами, которые отвезли их к самолету. Монгольские хозяева вновь тепло попрощались с гостями, пожелали счастливого полета. Печальным оказалось то, что бензина в уездном городе Улааногме не было.

– Командир, судя по наличию горючего лететь нам надо в улус Тэс, где мы заправлялись, – сказал Дикунов.

– Вызывай Тэс, может, они еще помнят о нас.

Сколько ни пытался Валера вызвать диспетчера Тэс, тот молчал. Русские гости улетели, оставив много бензина, но тот не включал передатчик, радуясь, что его можно выгодно продать.

– Командир, Тэсс не отвечает, что будем делать?

– Вот суки! – выругался тот, – им специально для нас забросили из Кызыла десять столитровых бочек горючего. Вызывай Кызыл, предупреди диспетчера, что принято решение возвращаться без посадки в Тэс, так как диспетчер на связь не вышел, и мы не знаем погоду. Держим курс через границу на улус Цеспер, связь через двадцать минут. Запроси метеосводку по курсу.

– Погода благоприятная, ветер в норме, но ожидается ненастье, барометр падает, – доложил второй пилот.

– Теперь у нас нет другого пути, только домой, от этих блох и клопов, – выругался командир, употребив нелитературное слово. Самолет благополучно перелетел соленое озеро Убус - Нур, раскинувшее свои безжизненные воды на сотню километров.

– Свяжись с Кызылом, передай, что ветер попутный, горючего хватит до базы, летим в Кызыл, – приказал Сугатский.

– Получено добро на беспосадочный полет, – доложил Валера, связавшись с диспетчером Кызыльского порта. Самолет полез вверх, набирая высоту перед горным хребтом Восточный, как он значился на полетных картах. Командир решил его перевалить по долине реки Хоолу. Слева и справа возвышались горы, вершины которых были покрыты вечными ледниками высотой две с половиной тысячи метров, между ними располагалась долина реки Хоолу, которая брала свое начало с южного склона хребта, на высоте тысяча пятьсот метров. Перевал находился еще выше на высоте тысяча семьсот метров. Это был наиболее приемлемый маршрут полета, с учетом оставшегося в баках топлива. Светило солнце, дул встречный ветер с вершины перевала, качая самолет, который упрямо полз вверх, и перевал был уже недалеко, перед ними, когда борт вызвал на связь диспетчер Кызыла, попросил доложить обстановку.

– Иду на перевал хребта Восточный по долине реки Хоолу, набираю высоту, все в порядке! – передал Сугатский, и диспетчер ушел со связи. Под крылом проплывали неприветливые гранитные скалы гребня хребта. На земле не было и клочка ровного места, везде громоздились в первозданном хаосе мрачные скалы.

Неожиданно мотор чихнул и заглох. Это было так неожиданно, что в салоне наступила гробовая тишина, нарушаемая свистом встречного ветра. Командир мгновенно перевел самолет в режим планирования. О вынужденной посадке не могло быть и речи, самолет сразу разбился бы о скалы, не долетев до земли.

– Помогай, Валера! – закричал он, но тот уже мертвой хваткой держался за штурвал, удерживая машину в режиме планирования. Увидев небольшой разрыв в скалах слева по курсу, второй пилот крикнул:

– Слева в скалах окно, доверни штурвал, командир, иначе лобовое столкновение!

Сугацкий вмиг оценил предложение и помог увести машину в небольшой просвет между скалами, за которым проглядывалось голубое небо. Почти задевая крыльями склоны, самолет со снижением влетел в просвет между скалами, стоявшими на гребне хребта. В душе Валерия родилась надежда на счастливый исход. «Господи, помоги нам, рабам твоим! Не оставь нас в смертельной опасности!» – молча молился он, зорко наблюдая за меняющейся обстановкой.

Неожиданно машина содрогнулась от удара обо что-то твердое. «Все, это конец, зацепили фюзеляжем вершину скалы! Сейчас рухнем!» – обреченно подумал командир и приготовился к неминуемой смерти. Дикунов собравшись в комок, продолжал тянуть на себя штурвал ударившегося о скалу самолета. Неожиданно раздался треск разрываемого металла, лопасть остановившегося винта исчезла, скрежет усилился, пилоты почувствовали, как самолет, скрежеща металлом обшивки, прополз дном фюзеляжа по вершине скалы. В это время резкий порыв встречного ветра приподнял терпящую бедствие машину, она оторвалась от гранитной вершины, не потеряв остатки скорости, чудом перелетев ее, оперлась о воздух крыльями, продолжая планирование.

Случилось чудо, в которое было трудно поверить! Самолет, который только что потерял от удара о скалу стойки шасси и двигатель, перевалил через вершину и планировал над северным склоном хребта.

«Господи! Слава тебе!» – в мозгу командира промелькнула мысль благодарности Создателю за чудное спасение.

– Валера, вызывай Кызыл, передавай, что терпим бедствие у гребня на северном склоне хребта Восточный в районе истоков реки Хоолу.

Второй пилот, помогая командиру удерживать ставший необычно легким самолет, пытался вызвать диспетчера Кызыла, сообщая координаты места аварии. Но ответа не было.

– Командир, диспетчер не отвечает, наверное, рация вышла из строя или диспетчер занят!

– Передавай координаты беспрерывно, может быть, услышат другие экипажи, работаем на одной волне! – приказал Сугатский, удерживая в воздухе то, что осталось от самолета после столкновения со скалой.

Под ними лежала резко уходящая вниз долина, которую по краям окружали высокие скалы. Для маневра не было места, и командир с помощью Валеры вынужден был вести самолет в режиме планирования по ее центру, боясь, что порыв ветра может кинуть беспомощную машину на скалы. Снизить нарастающую скорость было невозможно, скалы зажали самолет с обеих сторон, и он, планируя, стал быстро увеличивать скорость.

Неожиданно впереди справа Дикунов разглядел скальную полку, нависающую над пропастью, длиной не более двадцати метров, шириной метров пятнадцать. У ближнего ее края росли две могучие лиственницы, метрах в шести одна от другой. План аварийной посадки созрел мгновенно:

– Командир, справа скальная полка, надо садиться. Направим самолет между деревьями, за счет разрушения крыльев фюзеляж должен остановиться! – закричал он.

– Молодец, Валера! Всем приготовиться к вынужденной посадке, пристегнуть ремни! – крикнул в салон Сугатский, – сейчас будет небольшой удар! – комментировал он свои действия, направляя нос самолета между лиственницами на предельно малой высоте от уровня полки.

Пилоты боялись шелохнуться, достаточно было небольшого дуновения ветра, что-бы самолет потерял полметра высоты, это грозило катастрофой, лобовым столкновением со скалой. Но судьба сжалилась над попавшими в смертельную беду людьми. Самолет надвигался на скальную полку, когда его передняя часть оказалась над ней, командир и второй пилот, не раздумывая, отдали от себя штурвалы до упора. Раздался зловещий скрежет рвущегося от трения о гранит металла фюзеляжа. Всех бросило вперед, экипаж и пассажиры повисли на привязных ремнях. Самолет, замедляя бег, вползал в промежуток между двумя могучими деревьями. Последовал страшный удар, от которого на секунду померкло сознание Валерия. Он в себя пришел раньше командира и отстегивал привязные ремни, когда к тому вернулось сознание.

– Быстро открывай дверь, выбрасываем пассажиров из машины, возможен пожар! – кричал Сугатский, отстегивая привязные ремни, оглядываясь, еще не веря в спасение. Сразу осознав нависшую опасность, Валера бросился к двери, открыл замок, надавил на нее плечом, но она не открылась. Он навалился сильнее, но дверь заклинило при ударе о деревья. «Сгорим вместе с самолетом уже на земле!» – обреченно подумал он и его ноздри уловили запах гари. «Пожар, только этого не хватало!» – билась в его мозгу паническая мысль. «Что ты слюни распустил, борись за свою жизнь, не жалей себя. Иначе сгоришь!» – сказал ему кто-то. Оттолкнувшись от противоположной стенки фюзеляжа, используя свое тело как таран, ударил плечом в заклинившую дверь, но она не открылась. Теперь он видел дым, проникавший в хвостовую часть фюзеляжа.

Сильно болело плечо, пилот на секунду растерялся. «Не жалей себя, иначе сгоришь на земле вместе со всеми!» – сказал тот же голос, и эти слова пульсировали в сознании. Он вновь уперся ногами в противоположную сторону фюзеляжа, сгруппировавшись, с криком: «Не жалей себя, иначе сгоришь!» – бросил свое тело на заклинившую дверь. От удара помутилось сознание, но он услышал едва уловимый скрип. Он еще не пришел в себя, но был уверен, что дверь начала выходить из перекошенного проема. Когда восстановилось зрение, увидел небольшую щель, через которую в салон проникал неестественно яркий свет и едкий дым, от которого слезились глаза, першило в горле. «Она сдвинулась, она сдвинулась!» – застучала в мозгу спасительная мысль. Было слышно, как снаружи бушевало пламя, освещая окрестности неестественно ярким белым светом, который был ярче солнечного.

«Горит магниевый сплав обшивки, скоро огонь будет в салоне, тогда не спастись, отрежет от двери! Тогда конец, сгорим заживо!» – лихорадочно думал пилот. Вновь сгруппировавшись, закрыв глаза, бросил тело на неподатливую дверь. Она со скрипом приоткрылась, и он вывалился на скальную полку. Полыхала хвостовая часть фюзеляжа неестественно ярким магниевым пламенем, он взглянул на часы, стрелки показывали пятнадцать часов сорок минут.

«Хвостовой отсек отделяет тонкая перегородка из того же сплава, скоро огонь будет в салоне!» – подумал он, и увидел, что краска на ней пузырится и лопается, готовая вспыхнуть в любую секунду. Валерий заскочил в салон, там стояли пассажиры с обезумевшими от пережитого страха лицами, им привязные ремни отстегнули командир и бортмеханик. Он слышал от опытных пилотов, что люди, находящиеся в шоковом состоянии, понимают только команды, выданные жестким командирским голосом, закричал:

– На выход! Скорей на выход, иначе все сгорим! Но его крик никак не подействовал, тогда он стал хватать пассажиров за одежду, по одному подтягивать к дверному проему и ударом ноги выбрасывать упиравшихся людей на улицу.

Командир и Рыбкин отстегнули последнего пассажира, притащили к выходу, когда пламя ворвалось в фюзеляж самолета. Экипаж выпрыгивал при нестерпимой жаре, которую принесли в салон яркие языки магниевого пламени горевшей стенки хвостового отсека. Отбежав, Валера обернулся и не поверил своим глазам: за минуту полностью сгорело хвостовое оперение, огонь, превращая обшивку в белую труху, не полз, летел по фюзеляжу. Только теперь он осознал, что от смерти их отделяло несколько мгновений. «Если бы пожалел себя, не открыл дверь, уже корчился бы в предсмертной агонии в этом аду из языков пламени!» – с ужасом думал летчик, завороженно глядя, как огонь быстро пожирает фюзеляж самолета.

– Всем отойти, могут рвануть бензобаки! – кричал командир, отталкивая глядевших на горевший самолет обезумевших пассажиров, не скупясь на толчки и удары ногами. Огонь добрался до отвалившихся от удара о деревья крыльев, и они заполыхали ярким пламенем. Взрыва бензобаков не произошло, очевидно гранит, разрушая фюзеляж и крылья, разорвал их, и бензин вылился на скалу.

Глядя на полыхающий самолет, Дикунов подумал: «Видно, не судьба мне погибнуть сегодня! Спасибо тебе, Господи, отвел смерть от нас!». Неожиданно пламя стало угасать, на месте, где несколько минут назад возвышался фюзеляж самолета, лежали крылья, остались кучки серого пепла, которыми на скале был четко обозначен контур самолета. Валера вновь посмотрел на часы. Самолет полностью сгорел за четыре с половиной минуты, не оставив после пожара ни одной металлической детали. Только два тонких стальных троса, которые тянулись по потолку фюзеляжа из кабины, от штурвалов, и педалей рулей поворота, к рулям высоты и перу руля хвостового оперения, лежали поверх серого пепла. «Надо достать, никто не знает, когда найдут нас, могут пригодиться», – подумал он. Найдя сук, потянулся, опустил конец в еще не остывший пепел и потянул к себе. Неожиданно для него сук, не встречая сопротивления, прошел через оба троса. «Раззява, не смог зацепить с первого раза!» – мысленно обругал себя пилот. Он вновь направил в серый пепел конец сука, прижал к скале и потянул на себя. Сук второй раз, как горячий нож через масло, прошел через пряди скрученной в трос стальной проволоки. Удивлению молодого пилота не было границ, некоторое время он глядел на две борозды, пересекавшие тросы, сплетенные из стальной проволоки.

«Сталь сгорела в пламени обшивки! От нас бы ничего, кроме пепла не осталось!» – думал он, глядя на пожарище, и холодок запоздалого страха пополз по спине. Крик командира оторвал его от грустных размышлений.

– Стойте, куда вы побежали, сгинете в тайге!

Но пассажиры с ловкостью одержимых карабкались наверх и исчезали среди пихт и кедр, растущих на самом обрыве скал, метрах в десяти выше скальной полки. Возле самолета остались только члены экипажа.

– Ну, что, товарищи мои дорогие! Поздравим друг друга с чудесным спасением. Крикни Валера секундой позже, проскочили бы мимо полки! Дай я обниму тебя! – командир обхватил руками второго пилота, оторвав от земли, долго тряс в объятиях.

Их крик о помощи в эфире слышал радист Кызыльского аэропорта, слышал его и пилот летевшего в Абакан самолета. Он связался с диспетчером, сообщил о принятом сигнале бедствия и координатах катастрофы.

– Спасибо, мы приняли сообщение о катастрофе, готовится спасательная экспедиция.

Через полчаса два экипажа подняли свои самолеты АН-2 и направились в сторону хребта Восточный. Через час полета они утюжили северный склон, поднимаясь все выше и выше. На хребет опускались сумерки, когда Сугатский услышал далекий, едва различимый звук авиационного мотора. Он узнал бы его из тысячи других звуков.

– Ребята, нас услышали! Нас ищут! – закричал он. Все затихли и слушали, как звук, похожий на писк комара, уходил в сторону и вскоре вообще исчез.

– Вы что здесь сидите, марш наверх, ночью замерзнем без костра, мошка к утру сожрет, роса намочит! Таскайте сухостой, ломайте пихтовые лапки, пока светло, жалко, что ножа нет, попробовали бы соорудить шалаш, в нем теплей и дымокур возле входа отпугивал бы гнус всю ночь.

– Ты не прав, командир! – доставая из кармана большой складной нож, сказал Рыбкин. – Я без этого ножа в командировки не летаю!

– Юра, ты молодец! – закричал Сугатский, протягивая руку за ножом. Вдвоем второй пилот и техник выворачивали сухостой, который стоял в изобилии, стволы целиком таскали к поляне, на которой решили соорудить шалаш. Командир ножом вырезал несколько длинных и толстых стволов рябины, притащив к стоянке, загнал в мох жерди с развилками на конце. На них уложил толстую длинную продольную жердь, опирая на нее, поставил боковые жерди, которые образовывали каркас будущего шалаша. Проверив каркас на прочность, наломал несколько охапок лапника и стал обкладывать им жерди.

Заготавливая дрова, Валерий удивлялся, откуда у Сугатского навыки настоящего таежника, который за полчаса может сделать для себя убежище от холода, гнуса и росы в глухой тайге. Вскоре рядом с кучей сухостоя возвышался двускатный шалаш, стенки которого были плотно закрыты пихтовым лапником. Закончив заготовку дров, Валера наломал и принес две охапки пихтового лапника, разложил его ровным слоем на мох в шалаше. Пихтовый лапник предохранял от таежной сырости, которой был всегда напоен таежный мох. Кроме того, от лапок исходил ни с чем не сравнимый аромат пихтового масла. Сумерки сгустились настолько, что не стало видно растущих рядом деревьев, закончив заготовку дров и лапника, летчики развели костер. Глядя на робкие, такие милые, знакомые с детства язычки огня разгорающегося костра, Валера подумал: «Огонь – это величайшее добро для человечества, но он может стать величайшим злом, унесшим не одну тысячу человеческих жизней. Несколько часов назад огонь чуть не стал причиной нашей гибели! Теперь он спасает нас от холода и таежного гнуса». Игра языков пламени костра неожиданно успокоила летчика, накоптив в дыму несколько пихтовых веток, он залез в шалаш. Лег на лапник, прикрыл лицо прокопченными дымом ветками, отпугивающими запахом дыма таежный гнус, и мгновенно заснул.

«Ну и нервы у парня, как струны, несколько часов назад был на грани гибели, сейчас спокойно спит!» – с восхищением глядя на него, подумал Сугатский.

– Давай и мы укладываться, кто проснется, тот и подкладывает дров в костер, – сказал он технику, оба залезли под крышу шалаша. Языки огня, отражая тепло от внутреннего ската крыши, грели быстро заснувших летчиков.

Утром с удивлением увидели, что четверо убежавших в тайгу пассажиров спали, лежа вокруг костра. Они всю ночь поддерживали огонь, который согревал потерпевших крушение на склоне хребта, на высоте более полутора тысяч метров.

Проснувшись, натаскали сухостоя, соорудили большой костер на скальной полке, надрав бересты с берез, положили ее внутрь. Рядом горел ночной костер, который плотно облепили летчики и вернувшиеся из тайги пассажиры, спасаясь от утреннего холода. Когда солнце своими лучами согрело воздух, все услышали приближающийся звук авиационного мотора. Теперь ни у кого не оставалось сомнения, что их ищут. Но самолет пролетел далеко внизу, и звук затих. «Господи, неужели улетели и не вернутся!» – подумали все, до звона в ушах вслушиваясь в тишину высокогорья. Полчаса прошли в томительном ожидании, и звук надежды начал возвращаться с той стороны, где исчез. Теперь он прослушивался недалеко по склону.

– Поджигай костер! – скомандовал командир и сунул бересту в огонь. Дождавшись, когда она вспыхнула, летчики с трех сторон подсунули горящую чадным пламенем бересту под сложенную шалашом кучу сушняка. Он занялся ярким пламенем, быстро разгораясь.

– Валера, кинь на его охапку травы, – сказал Сугатский.

Дикунов бросил сырой, только что сорванной травы на дрова. Огонь заметно притих, языки пламени перестали плясать над сухими дровами, от травы потянулся в небо шлейф густого дыма. Костер разгорелся, из-под охапки брошенной травы начали вырываться языки пламени.

– Обкладывайте костер сверху сырой травой, делайте дымокур! – приказал командир. Все бросились выполнять его команду, завалили костер со всех сторон травой. Теперь от него в небо потянулся толстый столб густого дыма, который поднимался над вершинами скал, сдуваемый легким ветром в сторону подошвы хребта.

Звук самолетного мотора рос, крепла надежда переживших катастрофу, что их обнаружат.

– Командир! Сергей Васильевич! Слева, выше по склону пятьсот метров, над вершинами скал вижу шлейф дыма! – доложил наблюдатель командиру экипажа Сергееву, близкому другу Сугатского.

– Гена, похоже, это остатки утреннего тумана, – засомневался тот, но потом согласился: – Хорошо, проверим на обратном пути!

«Здесь нет места для посадки, выжить невозможно, одни скалы. Хотелось бы верить в то, что они выжили, но это невозможно. Жаль, хорошие были ребята!» – с грустью размышлял Сергеев, на его глаза наворачивались слезы о безвременно погибшем друге.

Самолет улетал, это слышали летчики и пассажиры. Посмотрев, Валера увидел величайшую скорбь и отчаяние на их лицах.

– Что стали! Быстро тащите дрова, траву, разводим еще один костер! Бегом! – закричал он.

Люди работали с усердием одержимых, вскоре рядом возвышалась большая куча сушняка, возле нее лежали охапки травы.

«Он вернется! Он вернется!» – одна мысль билась в умах всех собравшихся на скальной полке людей.

– Поджигай костер! – неожиданно закричал Сугатский, первым услышавший далекий, похожий на писк комара шум самолетного мотора. Люди бросились выполнять его команду, вскоре второй столб дыма тянулся поверх скальных вершин.

– Сергей Васильевич, они живы, они зажгли второй костер! – кричал наблюдатель, показывая рукой в сторону поднимавшихся из распадка столбов дыма.

– Вижу, Гена, теперь вижу! В это невозможно поверить, но они выжили! – кричал Сергеев и слезы радости навернулись у него на глазах. Экипаж довернул самолет и тот пролетал над распадком. Глянув в окно кабины, Сергеев увидел на скальной полке над пятидесятиметровым обрывом два костра и горстку махавших и прыгавших возле них людей.

– Сколько их? – с тревогой спросил он наблюдателя.

– Я насчитал семь человек! – упавшим голосом ответил тот.

– Почему семь, их должно быть четырнадцать с пассажирами? – с тревогой спросил Сергеев.

– Не знаю, может быть, остальные погибли в катастрофе, посмотрите, яблоку упасть негде, одни скалы, как эти выжили, не знаю! Здесь нет и метра ровного места! – ответил наблюдатель.

– Я пятый, я пятый, вызываю Кызыл! Прием! – вышел на связь Сергеев.

– Кызыл на связи, прием, – услышал в наушниках встревоженный голос диспетчера.

– На северном склоне хребта Восточный на высоте полутора тысяч метров в скальном распадке на выступе скалы вижу семь человек и два костра. Обломки потерпевшего аварию самолета не найдены. Высылайте вертолет, буду барражировать над ними до прибытия вертолета.

– Продолжайте поиски места катастрофы, вертолет в воздухе, будет через тридцать минут. Прием.

– Вас понял, конец связи. Гена, гляди в оба, как только окажемся над ними, дай зеленую ракету, пусть видят, что мы их заметили, помощь близка!

– Понял, командир, сделаю.

Когда самолет приблизился к месту, откуда поднимался дым, раздался чуть слышный из-за рева мотора хлопок. Одновременно с самолетом над вершинами скал показался зеленый мячик сигнальной ракеты.

– Ура!.. Они нас заметили! Помощь идет! – кричали и обнимались люди, некоторые пассажиры плакали.

– Теперь надо ждать, когда прилетит вертолет! – сказал Сугатский, закуривая последнюю сигарету и с удовольствием затягиваясь дымом.

– Гена, все внимание на склон! Приказ диспетчера найти останки разбившейся машины! – сказал по внутренней связи Сергеев.

– Понял, командир! – ответил тот и припал к нижнему блистеру. Они утюжили склон, поднимаясь все выше, к вершине, наконец, пролетели над гребнем.

– Командир, вернись этим же курсом – на вершине скалы, на гребне, видел что-то блестящее, – сказал наблюдатель.

«Что там может быть, в пятистах метрах от спасшихся?» – удивился тот.

Выполнив разворот, он снизил скорость до минимальной и сам прильнул к окну кабины. Его взгляд был прикован к вершинам скал, но не находил ничего необычного. Наконец, что-то отпечаталось в его мозгу, он не мог понять что, но мозг вернул взгляд на эту скалу. Там, на серой поверхности гранита, обтертого чем-то от лишайников, лежал блестящий предмет, похожий на кусок обшивки самолета. Он готов был поклясться, что рассмотрел дырочки от вылетевших заклепок.

– Сергей Васильевич, на склоне скалы потеки масла, на вершине кусок обшивки! – доложил наблюдатель. – Надо зайти еще раз на эту скалу, похоже на склоне разлито масло.

– Хорошо, смотри только на склон, обшивку я уже видел.

Самолет вновь пролетел над группой людей и зашел на скалу.

– У подошвы скалы вижу разбитый самолетный мотор! – доложил наблюдатель.

– Ты не ошибся, Геннадий? – с сомнением спросил командир. «Как можно рассмотреть крошечный мотор с такой высоты?» – подумал он.

– Обижаешь, Сергей Васильевич! Скорее всего они ударились о вершину, мотор вырвало из гондолы, а самолет полетел дальше!

– Ты что, Геннадий, говоришь? Как без мотора они пролетели над скалой?

– Не знаю, но, судя по тому, что я видел, это так! – настаивал наблюдатель.

– Смотри внимательно, где-то здесь лежит фюзеляж, если ты прав!

Самолет сделал несколько заходов, но места катастрофы они не увидели.

– Чудеса да и только, где же лежат обломки разбитого самолета? – недоумевая, спросил Геннадий, озабоченно глядя на командира.

– Ты наверняка просмотрел, между скалами надо искать. Как они выжили, вот что интересно!

– Вижу вертолет! – доложил наблюдатель.

– Готовь красную ракету, когда подлетят ближе, укажешь место нахождения людей!

– Сделаю, командир, – ответил тот.

Во время очередного захода самолет пролетел рядом с вертолетом. Поравнявшись с группой скал, наблюдатель выпустил ракету. Красный шар полетел в скальную долину, указывая экипажу вертолета место, где его ждали люди.

– Я пятый, я пятый, вызываю Кызыл! Прием.

– Диспетчер слушает, прием.

– Вертолет на месте, цель указана, место катастрофы установить не удалось. В пятистах метрах от места нахождения людей обнаружены остатки самолетного мотора. Прошу указаний.

– Садитесь на полосе поселка Хоу Аксы. Вертолет доставит спасенных, перевезете на базу. Вертолет вернется искать остальных людей, летевших в потерпевшем крушение самолете. Как слышите, прием.

– Вас понял, курс на Хоу Аксы, – ответил командир, уводя самолет от склона хребта.