Записки полярного летчика

Вид материала

Документы

Содержание Самолет с большой земли Часть вторая Виталий Пшеничников ЗАПИСКИ ПОЛЯРНОГО ЛЕТЧИКА

Подобный материал:

• Минаков Василий Иванович Командиры крылатых линкоров : Записки морского летчика Проект, 3662.41kb.
• Задачи: проследить этапы всей жизни Энделя Карловича Пусэпа; выяснить, за какие заслуги, 138.12kb.
• Гагарін Юрій Олексійович; літ запис спец кор. «Правди» С. Борзенка І М. Денисова; пер., 60.24kb.
• Деревню Санта Клауса. Торжественное пересечение Полярного круга и вручением именных, 94.52kb.
• «Записки», 633.15kb.
• «Записки», 941.26kb.
• Цветовая палитра в произведении и. С. Тургенева «записки охотника» содержание, 1040.94kb.
• «Гимназия №1 имени дважды Героя Советского Союза, лётчика космонавта Романенко Юрия, 2868.06kb.
• Основные требования к оформлению пояснительной записки Примерная структура пояснительной, 16.48kb.
• Героя Советского Союза, лётчика-истребителя А. П. Маресьева и 66-ой годовщине победы, 20.36kb.

– Понял, командир, – ответил тот, подвигая к себе ящик с ракетными патронами. Самолет резко шел на снижение, когда до льдины осталось несколько метров, командир крикнул,

– Костя, свети! – Тот вставил ракетницу в верхнее отверстие в фюзеляже, все услышали приглушенный ревом двигателя хлопок выстрела. Окрестный лед залил белый неестественно яркий свет, в это время все внимание экипажа было сосредоточено на льдине. Яшин через равные промежутки времени навешивал ракеты, пока самолет летел над верхушками торосов.

– Что думаешь о льдине, будем садиться? – спросил командир у второго пилота.

– Давай пробовать, у нас нет альтернативы, – ответил тот.

– Всем приготовиться, Костя, ракетницу передай Андрею Павловичу, сам к блистеру,– приказал Дикунов. Тот сунул в руки ученого ракетницу, показал, как ее надо заряжать.

– Досчитаешь до пяти, стреляй, потом опять до пяти и выстрел, будешь стрелять сюда, – показал он на маленький лючок вверху фюзеляжа, смотри, не промахнись, все сгорим, – напутствовал он ученого.

– Подсаживаемся, высветить льдину! – приказал командир и вверх полетел белый шар ракеты. Прежде чем он разгорелся, раскрылся небольшой парашют, и ракета, покачиваясь на стропах, начала медленно опускаться. Она высветила заструги небольших сугробов на льдине, которых коснулись лыжи. Самолет катился устойчиво, слегка покачиваясь. Яшин кричал:

– След сухой, – и командир подумал, что надо попробовать остановить машину без второго захода. Он сбросил обороты мотору и самолет всей тяжестью навалился на ледовый панцирь, замедляя свой бег. Машина остановилась совсем недалеко от края льдины, командир развернул ее и направил по своему следу к центру. Когда он сбросил обороты, Яшин открыл дверь салона. Все услышали резкий хлопок, похожий на выстрел пушки, у правой лыжи заструилась трещина, через которую на лед начала фонтанировать вода.

– Командир, тонем, трещина под правой лыжей, газу, давай газу, уходим на взлет, вода фонтанирует на поверхность льда! – закричал механик, отшатнувшись от двери. Но Валерий за миг до его крика почувствовал опасность, он еще не знал, откуда она исходила, но резко отодвинул от себя сектор газа и максимально увеличил шаг лопастей винта, отпустил ручку тормоза. Еще не остановившийся самолет начал набирать скорость, но трещина, опережая его, струилась к краю льдины. «Как дойдет до края, лед начнет расходиться, тогда конец, утонем рядом с полюсом!» – подумал Дикунов и закричал:

– Андрюша, давай влево, надо отвести машину от трещины, сейчас льдины начнут расходиться!

Они вдвоем навалились на штурвалы, самолет по сантиметрам стал смещаться в сторону, вскоре раздался громкий скрежет, все поняли, что кромка лыжи режет край ледяного поля, куда пытались перегнать самолет пилоты. Все замерли, ожидая, что будет дальше, понимая, что отколовшаяся льдина не способна выдержать вес самолета, она подтапливается под его весом, если лыжа не сможет в ближайшее время зацепиться за кромку ледяного поля, самолет обречен, он перевернется и утонет. Теперь жизнь всех зависела от мастерства пилотов и счастливого случая. Все сжались, внимательно слушая противный скрип режущегося кромкой лыжи льда, который не мог заглушить рев самолетного двигателя. Ожидание для всех казалось бесконечным, но тут машину резко тряхнуло, визг прекратился, в этот момент Дикунов резко опустил закрылки на задних крыльях, не без оснований опасаясь, что задняя лыжа может воткнуться в лед. Хвост машины подпрыгнул, провисев некоторое время в воздухе, упал на лед, все вздохнули свободно. Самолет катился по льдине, пилоты почувствовали, что скорость выросла и близка к скорости отрыва.

– Андрей, взлетаем, – крикнул командир и начал вытягивать штурвал на себя. Самолет еще несколько десятков метров катился по льдине, но часть своей тяжести он передал крыльям. Наконец с ревом оторвался от коварной льдины, которая развалилась надвое и отколовшаяся часть стала отходить в сторону, обнажив свинцовую поверхность воды. В это время кто-то положил руку на плечо Валерия, он повернулся – рядом стоял Метельский с вопросом в глазах. Командир сорвал с головы шлемофон, наушники опустил на шею.

– Что будем делать, командир?

– Второй раз сегодня судьбу испытывать не будем. Летим на радиомаяк, там разгружаем горючее, на большее у нас нет времени!

– Согласен, – закивал головой убитый случившимся ученый. Найдя по радиомаяку временный аэродром, экипаж посадил самолет, быстро выкатил бочки с горючим на лед. Самолет в кромешной тьме, подсвечивая фарами, благополучно взлетел с ее поверхности. Одна бочка осталась в фюзеляже, механик через патрубок подсоединил ее к нижнему баку и ручным насосом перекачал горючее.

– Костя, свяжись с базой, доложи обстановку, пусть ведут нас по радиомаяку, – приказал командир. Вскоре он услышал в наушниках голос диспетчера:

– Борт 03, держите курс строго на юг, связь через полчаса.

Через три часа они запросили посадку и благополучно приземлились. Летчики были измотаны до предела, они сидели в столовой и вяло ковырялись вилками в своих тарелках, макароны с тушенкой не лезли в рот.

– Что приуныли, братья славяне, сейчас я немного развеселю вас, – сказал Метельский, доставая с пояса флягу. Все молча выпили, думая, что были на самом краю от гибели. Раздумья прервал голос ученого: – Давайте все думать, что будем делать, второй день летаем и второй день неудача.

– А вы знаете, что у летчика голова начинает думать только после второго стакана! – сказал Яшин, подвигая свой стакан Метельскому. Все инстинктивно последовали его примеру, потом удивленно посмотрели друг на друга, и столовая затряслась от хохота давало себя знать нервное напряжение.

– Я могу налить и по третьей если кто-нибудь даст дельное предложение, – сказал ученый.

Всех опередил Рыбаков:

– Наливайте, Андрей Павлович, думаю, от моего предложения вы не откажетесь, – столовая вновь затряслась от хохота.

– Чего смеетесь, блаженные? Сначала послушайте, что надо сделать! – обиделся второй пилот. Все стихли, ожидая, что он скажет, но тот молчал.

– Говори, Андрей Трофимович, я тебя внимательно слушаю! – заинтересованно сказал Метельский.

– Нет, вы меня просмеяли, скажу только после того, как мне сюда полстакана спиритика плеснете.

– Давай скорей, не томи, – торопил его ученый, наливая спирт, все притихли и думали, что скажет второй пилот.

Выпив в гордом одиночестве, Рыбаков крякнул, наколол на вилку несколько макаронин, сказал:

– А ларчик открывается просто – надо запросить ледовую обстановку со спутника в районе полюса, они нам перегонят карту ледовых полей, а мы будем их примерять, как перчатки.

У Метельского от изумления широко открылись глаза, летчик был прав, не надо было напрасно жечь горючее в поисках надежной льдины. Когда шок прошел он сказал:

– Друзья мои, за находчивость члена вашего экипажа подставляйте стаканы, угощаю всех! – Они долго сидели, обсуждая детали, давая выход пережитым трудностям, пока не обсохла фляга. В палатку вернулись под утро в приподнятом натроении. Утром Метельский ушел к начальнику зимовки решать вопрос с картами ледовых полей, а экипаж весь день отдыхал.

Изучая ледовую обстановку на переданных спутником фотографиях, Дикунов с интересом рассматривал странные прямоугольники и длинную прямую полосу на огромной льдине, которая дрейфовала севернее, километрах в трехста от их станции. Прямоугольник и окружности очень напоминали черты лагеря полярников и взлетно-посадочной полосы.

– Андрей Павлович, посмотрите, мне кажется, здесь лагерь дрейфующей полярной станции! – сказал он, подвигая обе фотографии. Ученый долго рассматривал не совсем четкие снимки, полученные с материка по факсу.

– Да вы правы, Валерий Викторович! Это наши коллеги, полярники, интересно, откуда они? – задумчиво ответил тот.

– Это американская полярная дрейфующая станция «Греэм-Белл»,– сказал капитан Стерегущий, который выдал им карты для изучения, – но полеты туда и посадка на этой станции категорически запрещены. Помните, вы давали подписку!

– А что нам делать у американцев, пусть себе плывут, – разрядил обстановку Метельский.

– Товарищ капитан, а вы не могли бы нам дать эти карты, когда они под руками удобнее выбирать льдину, – спросил Дикунов.

– Нет, Валерий Викторович, видите, гриф «Для служебного пользования», они почти секретный материал, я обязан хранить их в сейфе, – ответил особист.

– Тогда для кого они вообще нужны, от кого вы их будете прятать? – спросил Рыбаков.

– Я вам дал, вы нанесите обстановку на полетную карту, в полете будете пользоваться схемой, прилетите, я вам опять принесу их, служба есть служба! – сказал капитан.

Экипаж заказал вылет на четыре часа утра. Застучал дизель, руководитель полетов высветил взлетную полосу, самолет, покачиваясь на неровностях льда с полной загрузкой топливом, взлетел в воздух. Погода была благоприятной, дул попутный ветер, и старенький биплан пять часов упрямо карабкался к самой верхней точке Земли, до полюса оставалось около двух часов полета.

– Всем внимание за борт, смотреть в оба глаза! Высветить лед! – приказал командир. – Прошло двадцать минут, когда он неожиданно перевел самолет в снижение. – По курсу льдина, будем пробовать, – сказал он по самолетному переговорному устройству. Яшин занял место у нижнего блистера. Сквозь плексиглас он увидел большую льдину, которая выделялась цветом среди множества других, ее окружавших. Ее размеры свидетельствовали о том, что она выдерживает осенние сжатия льдов и не разрушается. Командир и Рыбаков слились со штурвалами, стараясь внимательно разглядеть в колеблющемся свете ракет такой ненадежный, но необходимый аэродром.

– Андрей Павлович, еще ракету! – повернувшись, крикнул Валерий. Почти сразу за командой треснул выстрел, разгоняя остатки мрака, в небе загорелась феерическим светом маленькое рукотворное солнце. «Торосов нет, трещин и торошения не видно, надо пробежаться», – принял решение командир.

– Приготовиться еще ракету, – крикнул он и опустил самолет на снег, покрывавший поверхность льдины. Машину начало трясти, но все было в пределах нормы. Яшин через десять секунд докладывал:

– След сухой, след сухой.

Метельский, до боли в глазах вглядываясь в окно, видел только мелькание снежных застругов, которые летели под крыло самолета. «Потяну маленько, пробежимся до самого края», – подумал Дикунов, прижимая самолет к льдине.

«Господи, неужели повезло, неужели нашли, и всего два часа лета к полюсу», – думал Метельский.

– Внимание, взлетаем,– скомандовал Валерий и вместе со вторым пилотом потянул штурвал на себя, передвинул от себя сектор газа. Самолет быстро оторвался от поверхности льда и взлетел, закладывая разворот.

– Садимся с ходу, полосы пробега хватит в любом случае, – сказал Валера и второй пилот кивнул головой в знак согласия. В следующую секунду лыжи коснулись своего следа и машина начала быстро останавливаться. Яшин распахнул дверь, внимательно смотрел на льдину, докладывая о состоянии льда. Наконец самолет остановился, Дикунов, не выключая двигатель, остался в командирском кресле, все бросились выкатывать из салона бочки с бензином и канистры с маслом. Вопреки инструкции в него загрузили тысячу пятьсот килограммов топлива, много канистр с маслом и продукты. Командир правильно рассчитал, что взлетать перегруженная машина будет с ровной, накатанной полосы, за время полета большая часть топлива в баках будет израсходована и самолет можно будет посадить без всякого риска на неисследованную льдину, так как он будет легче килограммов на восемьсот.

Яшин установил радиомаяк на поставленные одна на другую бочки. Быстро закачали полные баки горючего, самолет взлетел и продолжил карабкаться к Северному полюсу. Через полтора часа полета Рыбаков, поколдовав над картой, повернулся и закричал:

– Полюс под нами, поздравляю, мы это сделали!

Больше всех радовался Метельский:

– Мы долетели! Мы долетели! Мы над полюсом, кричал он, готовый пуститься в пляс.

– Андрей Павлович, смотрите за борт, вас устроит эта льдина? – оборвал его восторги голос командира. Упав к нижнему блистеру, ученый в призрачном свете ракеты осмотрел большую, на вид прочную льдину, над которой экипаж заложил вираж, давая возможность ученому осмотреть ее со всех сторон.

– Сколько до полюса? – спросил он Дикунова.

– Она на Земной макушке, на полюсе! – улыбаясь, ответил Рыбаков.

– Меня льдина устраивает, давайте садиться, – крикнул ученый, самолет резко пошел на снижение, оставив след лыж, пролетел над льдиной, развернувшись, сел на свой след. Метельский и Яшин пробурили лунку, но полутораметровый бур не достал до нижней кромки. Быстро выкатили из фюзеляжа три двухсотлитровые бочки с горючим, откатив от самолета, поставили на попа, на одной из них установили радиомаяк, быстро погрузились в самолет, который ждал с включенным мотором, работающем на малых оборотах. Яшин закрыл дверь, и машина взмыла в воздух.

– Андрей Трофимович, курс на первый аэродром подскока, топлива на три часа полета,– приказал командир.

– Есть курс на первый аэродром, – отозвался штурман, колдуя над полетной картой. Через час полета он сказал: – Магнитная буря, компас и радиокомпас взбесились, радиомаяк не прослушивается, магнитные возмущения в атмосфере, Северное сияние. Подтверждая его слова, во весь небосвод раскаталась огромная лента, сотканная из разноцветных мерцающих огней, которые напоминали сосульки циклопических размеров. Эти огни-сосульки, не задерживаясь на месте, исполняли какой-то замысловатый танец, мерцая холодным светом невероятной цветовой гаммы. Создавалась иллюзия, что по этой громадной ленте, заполнившей весь небосвод, пробегали волны света, от которых она причудливо изгибалась, разбрызгивая в пространство снопы искр разного цвета.

– Господь Всемогущий! Только ради того, чтобы посмотреть на это чудо, стоит прожить жизнь! – закричал Метельский. Будто услышав его крик, с двух сторон из тьмы небосвода возникли еще две ленты, размерами поменьше, но их света хватало, чтобы высвечивать холодное ледяное безмолвие, раскинувшееся под крылом.

– Андрей, ищи в эфире радиомаяк, иначе всем хана, сожжем топливо, придется садиться, а на льду наш передатчик никто не услышит. – Из-под шлемофона Рыбакова капал пот, он по миллиметру прокручивал вареньер настройки радиостанции, ощупывая эфир, но эфир был заполнен лишь треском электрических разрядов.

– Ищи, Андрюша, ищи, должен же он пробиться сквозь разряды, – уговаривал командир. Он с помощью авиагоризонта второй час полета пытался удержать самолет на курсе к аэродрому подскока. Прошел еще час слепого полета, в баках оставалось горючего на полчаса, грозила вынужденная посадка. Неожиданно Рыбаков насторожился, как это делает гончая собака при виде дичи:

– Слышу радиомаяк, он под нами!

– Андрей Павлович, ракету, Яшину смотреть в оба глаза! – крикнул командир. Но усилия экипажа были напрасны, им не удавалось в мертвом свете ракет увидеть на льду бочки с горючим.

– Валерий Викторович, мы пролетели радиомаяк, надо разворачиваться и довернуть вправо десять, – оторвавшись от передатчика, сказал Рыбаков. Самолет заложил крутой вираж и под холодным мерцанием Северного сияния полетел на север. Все с тревогой смотрели на датчик топлива, стрелка которого неумолимо ползла к нулю.

«Господи, спаси нас и сохрани! Не дай погибнуть в этом ледяном безмолвии рядом с запасом топлива!» – молился про себя Метельский. Холодок страха заползал в души летчиков, но они гнали его прочь, делая все, что в их силах, чтобы найти затерявшуюся во льдах спасительную льдину, на которой в изобилии было горючее и масло для изношенного двигателя.

Неожиданно Рыбаков сквозь вой и треск услышал слабый сигнал радиомаяка.

– Командир, идем прямо на маяк, надо снизиться, на второй заход топлива уже не останется! Сможем сесть только без захода на посадку.

Самолет резко стал терять высоту, Метельский стрелял ракетами, но все было напрасно. «Наверное, опять пролетели, придется идти на вынужденную посадку, это верная смерть, здесь нас никто не найдет», – печально думал Валерий. Но в это время его глаз заметил на белом снегу темный предмет необычайной конфигурации. Сомнений быть не могло, это были бочки с горючим. Он еще до конца не осознал, что им удалось отыскать льдину, на которой был заложен склад горючего, а его руки уже отдавали штурвал от себя. Самолет, клюнув носом, перешел в режим пикирования. Все с недоумением посмотрели в его сторону.

– По курсу бочки с горючим! Садимся! – радостно закричал он, все облегченно вздохнули, умирать не хотел никто. Самолет коснулся лыжами своего следа, после короткой пробежки остановился рядом с бочками, в которых хранилось спасительное топливо и масло.

– Сколько брать будем? – спросил Яшин.

– Заливай на пятьсот километров, а то для полета на полюс не останется, – ответил командир.

– Валерий Викторович, на пятьсот мало, метеоусловия крайне неблагоприятные, встречный ветер, электрические разряды глушат радиомаяк, давайте еще на двести километров зальем для страховки, лучше при полете на полюс возьмем бочку с бензином. Заблудимся, боюсь, не хватит, – возразил Яшин. Дикунов был измотан многочасовым слепым полетом, глаза слипались от усталости:

– Залей еще на двести,– разрешил он и заснул в кресле. Рядом спал Рыбаков. Топливо закачивали в баки бортмеханик и ученый. Прошло полчаса, закончив заправку, Яшин разбудил командира. Перед взлетом тот развернул полетную карту:

– Мы садились на льдину без захода, то есть при полете с юга на север. Бочки выгружали на северном конце посадочной полосы, значит, путь домой находится в противоположной стороне, вон там, – показал на противоположный край лыжни.

– Молодец, командир, правильно мыслишь, так хоть будем знать, что летим на юг! – восхищенно сказал Рыбаков.

Прошло три часа полета, пилоты старались удерживать самолет на курсе, используя авиагоризонт, не давая ему рыскать в стороны. В эфире по-прежнему стоял сплошной треск электрических разрядов, которые глушили все станции. Ситуация осложнялась тем, что экипаж и наземные службы аэродрома дрейфующей станции не знали координаты самолета. Неожиданно сквозь невообразимый хаос разрядов Рыбаков услышал английскую речь. Неизвестная радиостанция производила проводку своего борта. Штурман немедленно запеленговал передатчик, нанес его на полетную карту. Он невольно вспомнил, что совсем недавно рассматривал на снимках квадратики домиков и взлетную полосу американской дрейфующей станции, «Греэм-Белл», как ее назвал капитан Стерегущий.

– Командир, слева тридцать передатчик полярной станции «Греэм-Белл», больше в эфире никого нет.

– Что будем делать, горючего в обрез? – спросил Дикунов. Неожиданно голос подал сидевший между пилотами на откидном стуле Яшин:

– Командир, давление масла в двигателе падает, уровень уменьшается!

– Этого нам только не хватало, сколько до передатчика полетного времени?

– Думаю, не меньше часа, выхода нет, надо садиться на аэродроме американцев, если дотянем, – сказал штурман.

– Но они нас могут сбить, помните, предупреждал КГБист! – с испугом возразил Яшин.

– У нас нет выбора, пусть сбивают, потом обязательно подберут, если выживем, а так белые медведи по льдам растащат, – решился Дикунов, – курс на передатчик. Собрать все секретные полетные карты, приготовить для уничтожения, приготовить для уничтожения коды автоответчика «свой–чужой».

На борту каждого гражданского самолета для российских радиолокационных станций существовали такие автоматические ответчики, в него вставляли прибор, похожий на лампу из старинных ламповых радиоприемников. В течение определенного времени этот ответчик, уловив излучение радиолокационной станции, давал ответ, что летит свой самолет. По истечении времени код менялся, оператор станции видел на экране радиолокатора рядом с всплеском отраженного сигнала самолета небольшой всплеск в виде дуги от ответчика. Эти коды были совершенно секретными и подлежали уничтожению в случае опасности попадания в руки противника.

Звук работающего передатчика становился все отчетливее, несмотря на непрерывные электрические разряды в атмосфере.

– Хороший передатчик у американцев стоит, мощный, даже Северное сияние не может его до конца заглушить, не то что наш допотопный, – с завистью сказал Рыбаков.

– Отставить разговоры, как давление?

– За полчаса полета упало, сейчас едва выдавливает две атмосферы. Если так будет падать, скоро подойдет критический уровень, – доложил бортмеханик.

– Судя по звуку передатчика, нам еще долго лететь. Андрей, ты силен в английском, посмотри, на какой частоте работает передатчик, подстройся и передавай открытым текстом: «SOS – спасите наши души», в двухстах километрах севернее вашей дрейфующей станции терпит бедствие российский самолет. В двигателе упало давление масла, ресурс работы двигателя не более часа. «SOS – спасите наши души», у всех, кто слышит нас, просим помощи. Координаты установить не представляется возможным, эфир забит разрядами, приборы навигации вышли из строя. Идем по радиосигналу вашего передатчика, просьба не уходить из эфира!

– Сэр, неизвестный русский самолет просит помощи. Работает открытым текстом, находится на севере в 200 километрах от базы, идет по радиолучу нашего передатчика.

– Что с ним случилось?

– Упало давление масла в моторе, в лучшем случае сможет продержаться еще час.

– Немедленно включить радиолокатор, установить радиомост с терпящим бедствие самолетом, провести кратчайшую проводку до нашего аэродрома, – приказал начальник дрейфующей станции.

– Будет исполнено, сэр.

Через пятнадцать минут Рыбаков повернул к Валере улыбающееся лицо:

– Они нас услышали, взяли пеленг, осуществляют проводку на свой аэродром. Командир, доверни влево десять, а то проскочим в ночи посадочную полосу. Дальность сто километров.

– Что с мотором? – спросил Валерий, хотя и сам видел, что вытекающее из мотора масло, попадая на раскаленные выхлопные трубы, горело, и за окнами кабины тянулся дымный шлейф.

– Посмотри, Билл, на экран! Где русские откапали такой тихоходный самолет – двести пятьдесят километров в час. На такой рухляди только смертники или настоящие герои могут летать в Арктике над дрейфующими льдами, – сказал оператор планшетисту, который на планшете осуществлял проводку самолета.

– Могу поспорить, что у него один двигатель, – ответил тот. Оператор, сопоставляя размеры отметки на экране локатора скорости проводимого самолета, пытался в каталоге отыскать тип машины с такими характеристиками. Наконец он наткнулся и вслух прочитал: «Одномоторный биплан АН-2, образца 1933 года, скорость 300 км час, дальность полета с полной заправкой 1500 километров». – Вот это ветеран! Наверное, это и есть загадка русской души, – сказал он, закрывая каталог. – Сэр! В воздухе русский биплан АН-2 образца 1933 года, до цели пять километров, пора зажигать посадочные огни, – сказал он в микрофон руководителю полетов. Экипаж увидел, как отсвет электрического света появился на горизонте.

– Полетные карты сжечь, радиокоды разбить и выбросить за борт, – приказал командир. Яшин занялся уничтожением радиокодов опознавания, стеклянные колбы которых он разбивал подошвой унта и выталкивал за борт через лючок для запуска ракет. Метельский в хвосте самолета пытался поджечь свернутые в трубку, затертые до дыр полетные карты тридцатилетней давности, но пламя зажигалки сдували попадающие в салон потоки воздуха.

– Константин, помоги ему, да смотрите, не сожгите самолет, скоро будем садиться, – приказал командир, с трудом разглядывая посадочную полосу сквозь дым горящего на выхлопных патрубках масла. Наконец усилиями двух человек карты удалось зажечь, в хвосте самолета полыхал открытый огонь, что было категорически запрещено летной инструкцией. Но и здесь не обошлось без приключений – горящие кусочки бумаги попали на промасленный брезент чехла мотора, он был готов вспыхнуть в любую секунду. Но героическими усилиями Яшина, который своим телом накрыл огонь, пожара удалось избежать.

Дикунов с завистью смотрел на посадочную полосу американской дрейфующей станции – ровная как стекло, отлично высвеченная, она уходила не менее чем на полтора километра ровной строчкой огней. С подлета экипаж посадил чадящий самолет, развернувшись, подрулил к стоянке. Там неожиданно для себя увидел четырех мужчин, которые из баллонов начали забрасывать дымившийся двигатель хлопьями углекислоты.

– Глядите, у них свой пожарный расчет, Андрей Трофимович, скажи, чтобы понапрасну не переводили углекислоту, а то потом выставят нам счет, – улыбаясь, сказал командир.

Открыв форточку, второй пилот крикнул на английском языке: – Спасибо, господа, но у нас нет пожара, экипаж благодарит вас за помощь!

– Лишнего не болтать, вести себя учтиво и вежливо с хозяевами, не забывая о собственном достоинстве, – приказал Валерий. Бортмеханик распахнул дверь, навесил стремянку. Рядом с самолетом стояли три американца. Командир вышел первым и направился к ним. Неожиданно заговорил самый пожилой:

– Меня зовут Джексон, я возглавляю дрейфующую станцию Греэм-Белл. – Стоявший рядом переводчик почти синхронно переводил сказанное. – От имени Соединенных Штатов Америки рад приветствовать вас. Вы первые русские, ступившие на дрейфующую станцию.

– Я командир экипажа самолета АН-2 Дикунов Валерий. При полете с Северного полюса произошла поломка в моторе, кроме того, из-за электромагнитных возмущений в атмосфере мы не слышим передатчик своей станции. Благодарю за оказанную помощь в проводке и разрешение на посадку нашего аварийного самолета.

– Не стоит благодарности, это долг каждого человека прийти на помощь тому, кто нуждается. Так учит нас Господь! Я приглашаю экипаж отобедать по случаю столь знаменательного события. Расскажите нашим техникам, что произошло, они быстро устранят поломку.

– Сэр, огромное спасибо, я оставлю с ними своего бортмеханика, он покажет и расскажет, что надо делать. Разрешите представить экипаж, – это второй пилот и штурман Рыбаков Андрей Трофимович, это ученый-гляциолог Метельский Андрей Павлович. Ремонтом будет руководить бортмеханик Константин Иванович Яшин.

– Мне очень приятно принимать русских гостей, пройдемте в кафе, там уже должны накрыть стол, – пожимая всем руки, сказал Джексон.

– Андрей, переведи, что мы просим сообщить на базу о благополучном приземлении на станции Греэм-Белл. Джексон был приятно удивлен, когда к нему обратился русский летчик на сносном английском языке.

– О кей, нет проблем, радист сообщит, и доложит, – сказал он, пропуская гостей в большой балок, который тамбуром был соединен с галереей таких же балков. Это удивило гостей, находясь внутри этой галереи можно было свободно передвигаться без верхней одежды. Вся зимовка находилась под одной крышей, за исключением балка, стоящего на границе аэродрома. После жизни в меховых арктических палатках пребывание в меблированном балке, казалось раем. За немногочисленными столиками сидели зимовщики, они дружно поздоровались с Джексоном и его спутниками. Появление посторонних никого не удивило до тех пор, пока начальник зимовки не представил гостей:

– Господа, рекомендую, это экипаж русского одномоторного биплана, летевшего с Северного полюса, в связи с неисправностью мотора совершившего вынужденную посадку на нашем аэродроме.

Раздались возгласы удивления, люди не могли поверить, что в такое время года одномоторный самолет благополучно долетел до полюса и возвратился назад. Многие вставали, подходили и выказывали свое восхищение подвигу экипажа, просили разрешения сфотографироваться на память, оставить автограф. Когда страсти немного улеглись, Джексон поднял руку:

– Достаточно, господа, официальная часть приема закончена. Экипаж устал, летчикам надо покушать и отдохнуть. Если мои гости не возражают, мы угощаем их за свой счет!

Гости не возражали, так как в карманах у них не было не только долларов, но и рублей. В выборе блюд они также доверились Джексону. Официант в белоснежном пиджаке и таких же брюках быстро накрыл и сервировал стол, изумлению гостей не было границ – на столе стояли свежие яблоки, виноград, сливы, которых они не пробовали уже год. Последней на столике появилась большая бутылка виски «Белая лошадь». Официант разлил содержимое по стаканчикам и отошел.

– Уважаемые господа, вернее, коллеги по тяготам зимовки на дрейфующей льдине! Разрешите мне выпить этот стаканчик виски за вас, тех, кто на старом одномоторном самолете в это время года достиг Северного полюса и благополучно вернулся, несмотря на поломку двигателя, магнитные возмущения атмосферы, потерю связи и отказ приборов навигации, к людям, на нашу базу. За вас, настоящих полярных летчиков! – Джексон выпил стаканчик до дна, за ним последовали другие. На столе стояла аппетитно пахнущая обжаренная с луком говядина с гарниром из свежего картофеля фри. Когда все утолили голод, хозяин сделал знак и гарсон вновь наполнил стаканчики. Теперь с ответным словом встал Дикунов:

– Позвольте мне высказать свою безграничную благодарность господину Джексону за наше спасение. Навигационные приборы вышли из строя из-за Северного сияния, и мы летели на юг на ощупь, по авиагоризонту. Экипаж и машину спасло то, что штурман случайно наткнулся на работу передатчика вашей зимовки, и присутствующий здесь господин Джексон отдал приказ осуществить проводку нашего аварийного самолета. Более того, пока мы с вами отдыхаем, ваши техники проводят ремонтные работы на нашем самолете. Я предлагаю выпить за радушного хозяина вашей зимовки, за господина Джексона, прошу в знак глубокого уважения к нему выпить стоя! Все присутствующие встали, сказали: «Прозит», выпили.

– Спасибо вам за лестные отзывы, но я считаю, что так должен поступать каждый для спасения жизни людей в этом ледяном мрачном и безмолвном хаосе. Предлагаю тост за дружбу, – предложил Джексон, гарсон вновь наполнил стаканчики, все стоя выпили. Отведав закусок, гости налегли на фрукты, и это не осталось незамеченным начальником зимовки. Он подозвал гарсона, и что-то сказал ему на ухо. Тот кивнул головой и удалился. Прошло два часа, к столику подошел техник и доложил, что ремонт русского самолета закончен.

– Вы слышали, господа, самолет отремонтирован, но я предлагаю экипажу отдохнуть до завтрашнего дня, а завтра лететь домой. Путь неблизкий, более четырехсот километров, – сказал Джексон.

– Большое спасибо за оказанное гостеприимство, угощение, но нас ждут, мы вылетаем прямо сейчас, – возразил командир.

Попрощавшись со всеми, пожелав удачной зимовки, пилоты на слегка нетвердых ногах в сопровождении Джексона и переводчика направились к взлетной полосе. Когда подошли к аэродромному балку, раскрашенному белыми и оранжевыми полосами, из дверей вышел Яшин, он на ходу вытирал губы. Следом вышел гарсон с большой корзиной в руках.

– Дорогие русские гости, разрешите передать вашим коллегам в подарок немного фруктов. Это термокорзина, ее надо подключить к бортовому питанию самолета, в ней установлен злектроподогрев.

– Счастливого полета! – на прощанье сказал Джексон и направился в сторону поселка. Когда Валера влез в самолет, увидел там бочку на пятьдесят литров. – А это что такое? – спросил он механика.

– Ребята поделились маслом ШЕЛЛ, говорят, не замерзает на морозе до пятидесяти градусов, послали еще пару подарков, покажу позже, – загадочно ответил Яшин.

– Андрей Трофимович, у нас нет полетных карт, поговори с технарями, они помогут достать. Яшин выпрыгнул из самолета, поговорил с механиками, один из них пошел в аэродромный балок. Через несколько минут принес свернутую в трубочку большую карту.

– Извините, других карт меньшего масштаба нет, за ней надо идти в поселок, – сказал американец. Рыбаков развернул карту и обомлел – это была полетная карта архипелага островов Земли Франца Иосифа, Новой Земли, всех островов, до береговой черты России. На ней были точно обозначены координаты русской дрейфующей станции «Северный полюс», воинских частей, расквартированных на островах, аэродромов и посадочных полос. Были обозначены координаты передатчиков с указанием частот работы в эфире. Рыбакову стало не по себе. Увидев, как испортилось настроение летчика, техник Джим участливо спросил: – Что-то не так, я сейчас схожу в поселок, попрошу другую карту.

– Спасибо, Джим, большое спасибо, мы с этой картой, считай, уже дома, – он пожал руки улыбающимся американским парням, залез по стремянке в самолет. Командир с удивлением смотрел на Яшина, который уютно расположился на боковом кресле.

– Ты что, Костя, забыл, что надо прогревать масло перед запуском, давай быстро!

– Заводи на холодную, командир, техник Джим сказал, что это масло не густеет при пятидесяти градусах, а свечи «Америкэн-Моторс» на холодную зажгут бензин в цилиндрах! – не шелохнувшись, ответил тот. Дикунов не поверил, но решил попробовать, двигатель завелся с пол-оборота, а температура была двадцать пять градусов мороза. Еще больше он удивился, увидев карту, в нем закипела злоба:

– Сволочи, у них ума только и хватает, чтобы прослушивать разговоры в банях да под роспись выдавать для ознакомления карты ледовой обстановки. Тут тебе американцы за спасибо приносят свеженькую карту, этого 1986 года издания с указанием аэродромов, полос, с координатами передатчиков с их частотами. Чуть самолет не сожгли, уничтожая макулатуру. Господи, чудны дела твои, мы летаем по картам 1956 года, тридцатилетней давности с грифом «Совершенно секретно», – ругался командир, направляя самолет на взлетную полосу. Помахав рукой в открытой форточке группе техников, стоявших у командного балка аэродрома, Валерий прикрыл ее и отдал сектор газа. Мотор плавно набрал обороты, и машина покатилась, набирая скорость. Экипаж знал, что его проводку будет осуществлять радиолокатор с американской зимовки.

– Джимми, как ты думаешь, на чем держится в воздухе эта музейная рухлядь русских? – спросил техник Стивенсон, помогавший в ремонте мотора.

– Думаю, на честном слове и отваге этих русских парней! Наши летчики, ни за какие доллары не согласились бы даже взлететь на этом куске хлама, – ответил тот, провожая взглядом исчезающий во мраке допотопный русский биплан.

– Командир, американские коллеги подарок нам сделали, – сказал Яшин, доставая из брезентового чехла бутылку виски.

– Хорошие у тебя друзья, открывай! – приказал Валера и на правах командира протянул руку к бутылке. Весело переговариваясь, прихлебывая виски из горлышка, экипаж в отличном расположении духа подлетел к своей базе, не забыв выбросить пустую бутылку. После приземления Дикунов подрулил самолет к стоянке, выключил мотор. Первым, кто успел добежать до приземлившегося самолета, был капитан Стерегущий. Дождавшись, когда распахнулась дверь, он грозно предупредил:

– Всем оставаться на месте, выходить по одному и проходить досмотр!

– Кто его будет проводить и по какому праву? – удивился Валерий, спрыгивая со стремянки на лед.

– Вы находились на американской базе, они наш вероятный противник! Досмотр буду проводить я! Покажите свои карманы.

– Кино, да и только, – съязвил Дикунов, выворачивая карманы. Профессионально обыскав командира, капитан сделал то же самое со всеми участниками полета. Подошедшие полярники с удивлением смотрели на происходящее.

– Мужики, вы что-то сперли на Северном полюсе, раз вас так усердно осматривают? – спросил один из них. Все разразились громким смехом, но это не смутило Стерегущего. Закончив досматривать, он залез в самолет и перевернул все вещи, но ничего не нашел. Выйдя, спросил у Дикунова:

– Где коды ответчика? Где секретные полетные карты?

– Мы их уничтожили перед приземлением на американской дрейфующей станции «Греэм-Белл».

– Кончайте рассказывать мне сказки, как вам удалось долететь до нашей зимовки без полетной карты?

– О нас позаботились американцы, они дали нам совершенно новую карту 1986 года, на которой проставлены все зимовки, лагеря российских войсковых частей всей акватории Карского моря и архипелага островов Земли Франца Иосифа, Новой Земли. Кроме того, на ней указаны все наши передатчики с указанием частот их работы. А наши так называемые секретные карты тридцатилетней давности никому не нужны. Американцы откликнулись на наш SOS, спасли нас от неминуемой гибели, вывели на свой аэродром. Помогли в ремонте, напоили, накормили, в дорогу дали бочку с маслом, которое не замерзает при морозе в пятьдесят градусов. А тут свои встречают нас как врагов только за то, что мы вынуждены были приземлиться на чужом аэродроме! – громко, чтобы слышали все, сказал Дикунов.

– Прекратить антисоветские разговоры, я с вами разберусь позднее, а теперь все марш ко мне на дознание. Надо разобраться, за какие заслуги американцы дали вам совершенно секретную карту!

– Тут и разбираться нечего, только от нас вы и умеете прятать то, что американцам давно уже известно! – взорвался Метельский.

– Молчать, отправлю на материк! – багровея, закричал капитан.

– Да у вас руки коротки. Я выполняю, в том числе, и закрытые программы, о ваших художествах сообщу в территориальное управление КГБ Москвы генерал-лейтенанту Голубкову Владимиру Ивановичу, я с ним лично знаком, – осадил строптивого оперативника ученый. Все увидели, как убавилось прыти у капитана Стерегущего после упоминания о знакомстве с генералом.

– Ребята, вы идите к капитану, я навещу генерала Крутого, – сказал Метельский и направился к балку начальника зимовки.

– Кого я вижу, а мы не знали, что и думать, Северное сияние спутало все карты, глушило все частоты. Можете мне не поверить, но я был один из немногих, кто верил, что Дикунов найдет выход. Садись, рассказывай подробно, что произошло, – приветствуя Метельского, сказал генерал.

– Василий Львович, мы долетели до Северного полюса и совершили посадку на нем. Там оставлено горючее, а самое главное, подобрана льдина для монтажа автоматической станции. Во время обратного полета эфир оказался забит электрическими разрядами, Дикунов чудом в кромешной тьме, без навигационных приборов вывел самолет на аэродром подскока. Мы заправились и полетели вдоль лыжни, по ней ориентируясь на юг. Но и здесь не повезло – в двигателе упало давление и погнало масло прямо на выхлопные патрубки. Только благодаря храбрости и умению Валерий Викторович вывел самолет на зимовку американцев.

– Теперь расскажите мне подробно, что происходило в лагере наших врагов?

– Василий Львович, вы ошибаетесь, там не враги, они друзья, да еще и бескорыстные, – ученый подробно рассказал о пребывании на базе, поведении хозяев, подаривших на прощание карту с секретными сведениями и бочку арктического масла. Он видел, с каким удивлением слушает его Крутой, которому не приходилось встречаться с американцами и знавшими их людьми.

«Господи! Всю жизнь нам говорили, что американцы, заклятые враги! Если верить рассказу, была встреча с распростертыми объятиями, помощь, подарки. Не верить этому человеку я не могу, но его надо предупредить, чтобы не распространялся много о том, что видел», – подумал генерал.

– То, что вы мне рассказали, очень интересно, но я обязан напомнить, что среди американцев встречаются такие, кто совершил подрыв мины под льдиной, пытаясь уничтожить самолет Дикунова и вместе с ним всю экспедицию. Вы спросите у него, он расскажет! Очевидно, там есть и хорошие, и плохие люди, как и везде в мире! Должен вас предупредить, Андрей Павлович, что вы не должны рассказывать о том, что видели. Вы должны понимать – «холодная война» и другие обстоятельства. Могут быть неприятности, от которых я не смогу вас избавить.

– Что вы говорите, какие неприятности?

– Поверьте мне на слово, более того, я не смогу отпустить в полет к полюсу экипаж Дикунова!

– Это еще почему? Никто другой не найдет в кромешной тьме промежуточных аэродромов. Это сорвет выполнение важной программы государственного значения. Вы это понимаете?

– Да, но ничем помочь не смогу, у меня инструкция.

– Василий Львович, да вы понимаете, о чем говорите? За целенаправленный срыв государственного задания с вас снимут погоны!

– Если я его выпущу, то с меня снимут погоны вместе с головой!

– В таком случае обеспечьте мне связь с Москвой, я доложу обстановку генерал-лейтенанту Голубкову.

– Вот это совсем другое дело, будет приказ начальника, я его исполню, – почти обрадовался Крутой.

«Не такой уж ты и крутой генерал, о погонах печешься. Хорошо, что я это сейчас понял, будем действовать через руководство», подумал Метельский. После краткого доклада сложившейся ситуации генерал Крутой передал трубку рации ученому:

– Пожалуйста, Владимир Иванович хочет вас выслушать. – Поздоровавшись, Метельский рассказал о происшествии и попросил содействия в выпуске в полет на полюс экипажа Дикунова.

– Что, его там заменить некем, этот человек добровольно приземлился на базе американцев, где гарантия, что он вместе с вами и совершенно секретной станцией не улетит в Канаду или США? – спросил Голубков.

– Нами во льдах устроено три промежуточных аэродрома, один из которых на Северном полюсе, туда заброшено горючее, продукты, у нас уже наступила полярная ночь, никто другой из пилотов не сможет во льдах отыскать эти аэродромы. Следовательно, до следующего года полет на полюс и доставка туда оборудования сорвется, вы это понимаете?

– Понимаю, но у нас четкая инструкция не выпускать в полеты в нейтральные воды экипажи, проявившие неблагонадежность, побывавшие на иностранных аэродромах без разрешения компетентных органов.

– Поскольку вы компетентный орган, я к вам и обращаюсь. Если заброска оборудования сорвется, я так и доложу своему руководству. До свидания, Владимир Иванович! – он передал трубку Крутому и направился к балку капитана Стерегущего. Там сидел Яшин и с усердием писал объяснения на листе бумаги. Капитан был доволен, экипаж привез совершенно секретную карту американцев с указанием передатчиков и частот их работы, координаты секретного полигона для испытаний ядерного и термоядерного оружия на острове Новая Земля, и он не без оснований надеялся на поощрение от начальства. Метельскому он уступил место за своим столом и предложил написать объяснительную об обстоятельствах полета к американцам.

– В самом конце напишите, что предупреждены о неразглашении сведений, полученных на американской базе, иначе будете подвергнуты наказанию в соответствии с законом, – предупредил его Стерегущий.

«Какое убожество бытия и мышления. Как будто они живут в другом измерении и сами верят в то, что человек, побывавший по воле случая на иностранной станции, становится неблагонадежным! Впрочем, сразу можно сравнить наше рабское существование с их жизнью! Наверное, это и страшит тех, кто отгородился от народа Кремлевской стеной, а генералы и их подчиненные исполняют их волю, – держать на поводке простых людей, не давать даже повода для мысли, что при капиталистах люди живут гораздо лучше нас!» – думал ученый. Он быстро написал объяснительную, вместе с механиком направился в свою палатку, там их уже ждали, поступила команда идти в столовую на ужин.

По дороге в столовую Метельский, понизив голос, сказал:

– Я даже не подозревал, какой резонанс вызовет наша посадка на американской дрейфующей станции, какое у наших руководителей рутинное отношение к контактам с американцами. Ребята, после разговора с Голубковым я в шоке! Настоятельно советую не вдаваться в подробности о нашем пребывании на станции американцев, у КГБ везде свои уши. Поверьте мне, это тот самый случай, о котором говорят, что молчание золото. И в палатке никаких разговоров, я боюсь, что ваш экипаж могут отстранить от полета на полюс! – Все неожиданно остановились и повернули к нему головы.

– Да что мы такого сделали? Спасая самолет и свои жизни, сели на зимовке американцев на несколько часов, что из этого? – спросил Валерий.

– Это ты так думаешь, а вот КГБешники думают иначе – раз общался с американцами, значит, уже загнил, видел, что они живут лучше, значит, можешь улететь и попросить политического убежища. А посему один принцип – не пущать! Так что без объяснений слушайте и делайте, что я вам говорю, – закончил Метельский у вагончика столовой. На стол им поставили дежурные макароны с тушенкой, хлеб и чай.

– Это все? А где фрукты, где нежная говядина и полярные сто граммов? Почему, сэр, вы не в снежно-белом костюме с галстуком бабочкой? – спросил Дикунов у повара.

– Это тебе не Америка, ешь, что приготовил! – раскрыв глаза от изумления, ответил тот.

– Кстати, а где та корзина с яблоками? – вспомнил Валерий.

– Хватился, командир, ее унес капитан, сейчас, наверное, хрумкает наши яблочки, а у нас только слюнки текут. – Повар остановился, услышав про яблоки.

– Ваня, зря напрягся, не попробовать тебе американского яблочка, должность не та! – под общий смех сказал Метельский, доставая заветную флягу со спиртом. – Неси стакан, Ванюша, раз яблоки едят другие, я тебе плесну спирта, занюхаешь ржаным сухариком и это немного развеселит и утешит тебя. Может быть, у тебя есть стоящая закуска, выставляй на стол, будем пить, гулять, свое спасение будем обмывать. – Опять все засмеялись, удивляясь, какой хороший тост сказал ученый. Повар принес две банки тушеной говядины и небольшой кусочек желтого на вид соленого свиного сала.

– Да ты просто гений поварского исскуства, Ванечка, садись рядом, – пригласил его Дикунов. Летчики гуляли долго, пока не выпили содержимое фляги. В этом застолье каждый пытался найти отдушину для выхода безысходности своего существования в железных рамках незыблемых «инструкций» и их бездушных исполнителей.


После ухода Метельского Крутой взял трубку:

– Что мне прикажете делать, товарищ генерал-лейтенант?

– Сам ума не приложу. Что собой представляет экипаж Дикунова?

– Хорошие летчики, год самостоятельно работали на дрейфующем льду в Карском море и море Лаптевых, на дрейфующую станцию были взяты по моей инициативе после катастрофы их самолета, ничего плохого сказать не могу.

– Какой катастрофы? О чем вы говорите? – насторожился Голубков.

– Недалеко от острова Комсомолец у мыса Арктический во время посадки на выбранную для работы льдину, самолет лыжами продавил лед, попал в полынью и затонул, почти трое суток дожидались спасательной экспедиции, выжили.

– А вы проводили проверку обстоятельств катастрофы?

– Так точно, самую подробную с вашим представителем полковником Солдатовым. Выводы комиссии я направил в ваш адрес, – сказал Крутой.

– Василий Львович, а сами вы как считаете, можно ли сменить экипаж на выполнение этого полета?

– Нет у меня замены, всего два экипажа, но второй на это ответственное задание посылать нельзя, не потянут. Не дай Бог, оборудование угробят.

– Считай, что уговорил меня, под твою ответственность разрешаю полет к Северному полюсу экипажу Дикунова. До свидания, – Голубков положил трубку.

«Вот молодец! Под мою ответственность, столкнул с больной головы на здоровую и положил трубку! Но с начальством не поспоришь» – подумал генерал. Его размышления прервал стук в дверь, получив разрешение, в кабинет с необычной корзиной вошел капитан Стерегущий.

– Разрешите доложить, в самолете Дикунова мной обнаружена эта корзина с электроподогревом и яблоками. Я считаю, что это диверсия! Американцы с помощью яблок, намерены заразить нас какой-нибудь смертельной болезнью. Прикажете уничтожить?

– Покажи, что за подарок прислали нам враги?

– А может, не стоит открывать крышку, так и уничтожить их, большая вероятность, что никто не заразится.

– По запаху изо рта я чувствую, что ты уже снял пробу? – не отрывая взгляда от лица офицера, спросил Крутой. Лицо капитана покрылось румянцем:

– Я только в оперативных целях, испытал на себе.

– Ну и как, до сих пор живой?

– Так точно, живой!

– Оставьте корзину в кабинете, завтра раздам всем зимовщикам по яблочку.

– Но ведь на всех не хватит! – с сожалением произнес оперативник.

– Выдам в качестве премии передовикам, но вы в их число не попадете. Надо решить вопрос о том, какой экипаж полетит с оборудованием на полюс.

– Товарищ генерал, Дикунова нельзя выпускать, он провел полдня у врага, может переметнуться. Да и инструкция категорически запрещает!

– Я знаком с инструкцией, но лететь на полюс некому, у них две полосы подскока с горючим в оба конца. Другой экипаж не найдет их в океане.

– Извините, товарищ генерал, я не могу за них поручиться, вынужден буду доложить по службе!

– Докладывай, у тебя должность такая, но если сорвем государственное задание по установке аппаратуры на Северном полюсе, с нас снимут погоны! Вы это понимаете капитан?

– Но …

– Никаких «но», готовьтесь к полету на полюс, будете сопровождать совершенно секретную станцию, это ваша прямая обязанность! Дикунов полетит под мою ответственность! Это приказ! Я вас больше не задерживаю.

Генерал после ухода оперативника связался с синоптиками, те обещали прекращение электромагнитного возмущения через два дня. Утром он вызвал Дикунова и приказал готовить самолет к заброске станции на полюс.

– С учетом секретности перевозимого оборудования с вами полетит капитан Стерегущий.

– Товарищ генерал, я хотел захватить бочку горючего, до полюса долетим, а обратно можем не вернуться, не хватит бензина.

– Ты что мне сказки рассказываешь, взять одного человека не хочет! – возмутился Крутой.

– Да в нем же не меньше восьмидесяти килограммов без одежды, с одеждой все сто, пусть он побудет на льдине, я лишние сто литров бензина возьму, будет больше пользы!– настаивал командир экипажа.

«Странно, почему он отказывается брать оперативника? Повезет совершенно секретное оборудование, а вот интересно – куда, на полюс или американцам? Это бабушка надвое сказала. Слетает, надо отправлять на Большую землю. Перестал мне внушать доверие», – слушая Дикунова, думал генерал.

– Прекратить полемику, это приказ, а приказы не обсуждают! Идите, подготовьте для полета самолет, вылетаете как только улягутся магнитные бури.

«Плохи твои дела, Валерий Викторович, тебе перестали доверять, это первый признак списания на Большую землю. Может, это и лучше, буду жить с семьей спокойно, не надо будет рисковать с каждым взлетом и посадкой. Не буду пока говорить своим орлам, раскиснут раньше времени», – решил для себя командир.

Яшин на следующий день после возвращения от американцев принес в палатку несколько запрещенных эротических журналов «Плэйбой», с видом заговорщика показал их.

Летчики с интересом посмотрели глянцевые страницы с фотографиями красавиц. Командир сказал: «Пойдемте прогуляемся». Когда все вышли спросил:

– Откуда они у тебя?

– Я же говорил, что американские друзья послали нам подарок, я его так хорошо спрятал, что капитан не смог найти, – смеясь, ответил механик.

– Ребята, аккуратнее с этими журналами, они запрещены в СССР, – сказал Метельский. – Посмотрели, идите в торосы, сожгите от греха подальше, настоятельно советую, на вас и так уже косо смотрят как на потенциальных перебежчиков!

– Андрей Павлович прав, унеси в торосы и сожги, нам только с этими журналами неприятностей не хватало! – приказал командир.

Но Яшин ослушался приказа, под страшную клятву он отдал журналы своему другу, так они пошли по всему лагерю.

На следующий день в палатках полярников появился запрещенный к ввозу в СССР мужской журнал «Плэйбой». Соблюдая особую осторожность, мужчины, более года не видевшие женского тела, с упоением рассматривали фотографии в журнале. Прочитать они не могли, так как не знали английского языка. Все были поражены эротическими снимками женщин, беззаботно улыбающихся им с цветных обложек, это был первый иностранный журнал, попавшийся в руки полярников.

Но секрет продержался три дня, кто-то из них в бане проболтался про запрещенный журнал «Плэйбой». Банщик, он же лейтенант КГБ Борзяткин, доложил Стерегущему:

– Товарищ капитан, оперативным путем установлено, что в жилых помещениях нашей зимовки появились издания запрещенного к ввозу мужского журнала «Плэйбой».

– Что? Откуда у нас порнографический американский журнал?

– Думаю, что это американская идеологическая диверсия! Кто у нас был у американцев?

– Экипаж Дикунова. Только они могли доставить эту порнографию в наш лагерь.

– Немедленно провести обыски во всех палатках и балках, действовать решительно и изъять всю эту иностранщину!

– Но я засвечусь, мне перестанут доверять, – возразил лейтенант.

– Ты себе представляешь, что будет, если на материке узнают об этом? Это ЧП государственного масштаба, с нас снимут погоны и с позором выгонят из органов. Ты понял, Борзяткин?

– Так точно, товарищ капитан, понял, – побелевшими губами едва слышно ответил лейтенант.

– Смотри, если информация просочится на Большую землю, голову тебе сам оторву. Теперь прояви смекалку и умение, надо тихонько изъять журналы. Тихонько сжечь их, и забыть эту историю. Ты понял? Действуй от моего имени, убеждай, что если не отдадут, будут с позором списаны с зимовки. Не каждый сможет расстаться с такими арктическими надбавками!

Зимовщики были удивлены, когда к ним в палатку заходили Стерегущий с банщиком, они уговаривали сдать запрещенную литературу, проводили обыски. Через два дня был на всякий случай составлен акт об уничтожении путем сожжения пяти экземпляров порнографического журнала «Плэйбой», но факт идеологической диверсии оперативники скрыли, боясь наказания за бездеятельность.

На этом закончилась секретная операция чекистов на дрейфующей станции, им никто не сказал, кто доставил журналы на зимовку.


На следующий день самолет был готов к вылету, погода позволяла, магнитные бури утихли, дул попутный ветер. Залив баки под пробку, погрузили оборудование станции, в 01 час перегруженный самолет тяжело оторвался от полосы. Поднявшись на высоту тысячу метров, самолет взял курс на северную крышу Земли, его целью был Северный полюс.

Машина была перегружена, дул встречный ветер, через пять часов полета экипаж безошибочно вывел ее на радиомаяк первого аэродрома подскока. Благополучно посадив груженую машину, летчики приступил к ее заправке горючим. Яшин измерил уровень масла в двигателе и долил до полного, сильно изношенный двигатель расходовал большое количество масла.

«На весь полет может не хватить подарка американцев, долью своего масла, ничего не случится», – подумал механик и похлопал самолет по капоту мотора. Закончив заправку, экипаж составил вместе три пустые бочки, на них подняли еще одну, в которой находилось литров сто горючего, на нее Яшин водрузил радиомаяк.

– Так дальше его слышно будет, – со знанием дела сказал он.

Самолет еще три часа без происшествий летел на север, ровно пел мотор. Неожиданно он наткнулся на воздушную стену, вздрогнул, мотор стал работать с большей нагрузкой. Посмотрев в блистер, Рыбаков сказал:

– Плохо дело, командир, на поверхности льда пурга, ветер встречный, скорость упала на пятьдесят километров в час. Как будем садиться на промежуточную полосу, не знаю, сильный боковой ветер, может положить на крыло. Посмотрев на приборную доску, высвеченную лампочками подсветки, Дикунов увидел, что израсходована почти половина бензина, залитого в баках.

– Костя, выжигай нижний бак, сольем топливо с бочки и полетим к полюсу без промежуточной посадки. С такой загрузкой при сильном боковом ветре садиться опасно. Летим без посадки, осталось три часа полета.

– Понял, командир, – ответил Яшин и переключил топливные краны на нижние баки. До этой поры самолет расходовал топливо верхних баков, заполненные нижние баки придавали машине дополнительную устойчивость.

– Что вы там совещаетесь, что задумали? – тревожно спросил капитан Стерегущий.

– Командир спрашивал, хватит ли нам топлива до Канады, – улыбаясь, ответил тот, и сразу пожалел о сказанном. Капитан заученным движением выхватил пистолет, подскочив к Дикунову, упер ствол в шею:

– Разворачивайтесь, летим на базу! Быстрей, ослушаетесь приказа, пристрелю! – закричал он. Ничего не понимающий командир повернул голову, увидев животный страх в глазах капитана, все понял без слов.

– Спрячь оружие, капитан, не дай Бог выстрелит! А тебе, засранец, прямо на полюсе морду набью! – крикнул он Яшину. – Не бери в голову, капитан, он так шутит! – Стерегущий еще некоторое время стоял с поднятым пистолетом, поворачивая голову от одного к другому. – Нашел чем шутить, яйца отстрелит, тогда будешь секс смотреть только по телевизору, – крикнул Дикунов механику и погрозил кулаком.

– Расслабься, капитан, летим на полюс без второй посадки, командир боится за самолет, он перегружен, спрячь пистолет и помоги перекачать двести литров бензина в нижний бак. До полюса нам должно хватить, – миролюбиво сказал Яшин. Эти слова немного успокоили особиста, он спрятал пистолет в кобуру, подумал: «Вот так-то лучше, а то в прятки решили со мной поиграть, мать вашу, быстро по местам рассажу!».

Встречный ветер кидал самолет из стороны в сторону, он проваливался в воздушные ямы, но, упрямо сокращая расстояние, карабкался к макушке Земли. Чем ближе подлетал к заветной цели, тем меньше оставалось топлива в его баках.

– Ты все горючее перекачал из бочки? – спросил командир.

– Все до капли, даже бочку отсоединили от патрубка, – ответил механик.

– Теперь поздно думать, надо тянуть, до цели час полета, – сказал Рыбаков, поколдовав над картой.

«Как они собираются садиться в кромешной тьме в такой ветер? Это самоубийство! Проморгал, надо было под угрозой оружия заставить их повернуть на запасной аэродром и переждать пургу. Погнал меня генерал на верную гибель!» – с испугом глядя в непроглядную ночь за бортом самолета, думал оперативник.

– Слышу радиомаяк, до полюса сорок километров, снижаемся до двухсот метров! – сказал Рыбаков. Чем ближе к поверхности льда снижался самолет, тем сильнее его болтало, порывы ветра в бессильной злобе пытались остановить маленького нахального кузнечика, который настойчиво летел вперед.

– Командир, до маяка пять километров, – доложил штурман.

– Снижаемся до пятидесяти метров, садимся без захода! Яшину смотреть в оба глаза, Андрею Павловичу навешивать ракеты непрерывно по моему приказу, – сказал Валерий. Над поверхностью льда на высоте трех метров видимость вообще отсутствовала, из поземки торчали только вершины торосов.

– Командир, радиомаяк прямо по курсу, удаление пятьсот метров, идем тем же курсом, которым совершали посадку, – доложил штурман.

– Будем садиться вслепую, всем приготовиться, ракеты за борт! – крикнул командир, отдавая от себя штурвал самолета. Машина послушно клюнула носом, еще через мгновение ее поглотила поземка, в кабине стало темно. Мертвый свет ракет почти не пробивал пелену снега, который гнал по льду почти ураганный ветер.

– Вижу лед! – крикнул механик, Валера и второй пилот потянули штурвалы на себя, стараясь смягчить касание, и это им удалось. Лыжи с грохотом упали на снег, самолет покатился в непроглядной пурге. «Господи, только бы не встретилось торосов, спаси нас и сохрани!» – молился про себя командир, сбросив обороты мотора, и вытянув до упора ручку тормоза. Встречный ветер быстро остановил самолет, теперь приходилось его держать на месте, прибавляя обороты винта.

– Всем на лед крепить машину! – крикнул он, второй пилот, механик, ученый выпрыгнули, стали бурить лунки, капитан не шелохнулся. Командир обернулся и крикнул: – На борту я командир, немедленно на лед, помогай крепить самолет, забросит на торосы, все замерзнем!

Упоминание о смерти выбросило капитана из чрева самолета, он стал активно помогать бурить лунки. Наконец одна была пробурена, в нее ввернули шнек и привязали за него самолет. Теперь угроза отрыва его от льда и заброса на торос уменьшилась, но при такой пурге нужно было надежно закрепить три точки, хвост тоже прижать ко льду. Более получаса четверо мужчин, выбиваясь из сил, крепили непослушную машину, притягивали к посадочным шнекам. От ветра не было спасения, снег проникал в фюзеляж, ложился ровным слоем на пол и оборудование. Измученные и насквозь промерзшие люди ввалились без сил в самолет, Дикунов заглушил мотор. Стало до жути тихо, слышался только вой рассвирепевшего ветра, который был бессилен оторвать от льда небольшой самолет, посмевший вторгнуться в его владения.

– Работать в такую погоду было бы полным безумием, предлагаю покушать и немного отдохнуть, – предложил командир.

– А сколько может дуть пурга? – спросил капитан.

– На полюсе она дует в два раза дольше, чем на зимовке, считай, два дня там, четыре здесь! День за два! – сохраняя невозмутимую мину, сказал Яшин.

– Мы же здесь замерзнем! – испуганно озираясь, стараясь увидеть на лицах участников экспедиции улыбки, затравленно сказал Стерегущий.

– Ну и что? Замерзнем при исполнении служебных обязанностей, в центральных газетах обязательно напишут, что на полюсе замерзли смертью героев! Представляете наши фотографии и некролог во всю полосу? – всем показалось, что шапка у капитана приподнялась от вставших дыбом волос.

– Ребята, вы, наверное, шутите? – примирительно спросил он. В самолете все грохнули раскатистым смехом. Глядя на летчиков, начал смеяться Стерегущий, сначала робко, но когда до него дошло, что его разыграли, весело, до слез. Путешественники достали два примуса, зажгли их, подогрели тушенку в банках, сварили чай из растопленного снега, разогрели над пламенем булки смерзшегося в кость хлеба, не спеша поели, попили чай. Расстелили в фюзеляже арктическую палатку, привязали крышу к потолку, расстелили в ней мешки, залезли в одежде в их меховые полости и заснули сном утомленных людей. Первым проснулся Яшин, не высовывая головы из башлыка спального мешка, он настороженно прислушивался – за тонким листом обшивки что-то изменилось. Долго лежал неподвижно, гадая, что там произошло, наконец, понял, там стоит звенящая тишина.

– Ребята, подъем, пурга улеглась, пора работать! – громко крикнул он, вылезая из спальника. Все заворочались, освобождаясь от сна, пытаясь вылезти из спальных мешков. Константин раскрыл дверь самолета и выпустил в небо ракету.

– Салютую покоренному нами Северному полюсу! – сказал он, осматривая окрестности. Неожиданно его взгляд наткнулся на двухметровый торос, который возвышался в пяти метрах от притянутого ко льду самолета. – Чуть слабее был бы вчера ветер, точно влетели бы мы в этот торос, винту сразу бы пришел конец! Считайте, в рубашки родились! – сказал он, повернувшись к смотревшим в открытую дверь людям.

– Всем покинуть самолет, далеко не расходиться, надо найти бочки с горючим, возле них будем выгружать оборудование и монтировать передающую антенну, – приказал Дикунов. После недолгих поисков удалось отыскать наполовину занесенные снегом бочки. Летчики перегнали к ним самолет, под руководством Метельского стали бурить лунки и монтировать параболическое зеркало антенны, которое смотрело в звездное небо. Мороз в двадцать градусов и ветерок, пронизывающий до костей, бодрили участников экспедиции, заставляли их двигаться быстрее. Четыре часа было затрачено на монтаж аппаратуры, установку и калибровку антенны. Метельский нервничал, откалибровать приборы не удавалось, мешал какой-то фон. Осмотревшись, увидел пустые металлические бочки из-под горючего, стоящие рядом с оборудованием автоматической станции. «Вот что создает фон, да и самолет полон металлических частей!» – догадался ученый.

– Бочки погрузите в самолет, отгоните его подальше, метров на двести, создают большие помехи, все свободны, проведу настройку, дам знать фонариком, – крикнул он.

Члены экспедиции, забросив в фюзеляж пустые бочки, экипаж перегнал его к месту стоянки. Настройка пошла быстрее и через полчаса аппаратура работала в нужном режиме. Метельский поморгал электрическим фонариком, вскоре влез в самолет.

– Друзья, вы даже не представляете, какое полезное дело мы сделали! Это ответственное задание правительства и Академии наук! Все были уверены, что мы не сумеем зимой пробиться на Северный полюс, но мы это сделали. Давайте обмоем успех по традиции наших предков, подставляйте кружки! – сказал Андрей Павлович, отцепляя от пояса свою знаменитую флягу со спиртом. Спирт, разливаясь по телу огненной волной, согрел участников экспедиции.

– Все, торжественная часть покорения Северного полюса объявляется закрытой, слышите, как быстро усиливается ветер, – сказал командир, и все замолчали. За бортом завывала стихшая пурга, а только полчаса назад ничто ее не предвещало. Пока самолет набирал скорость, все смотрели в иллюминаторы, мысленно прощались с Северным полюсом, надеясь еще раз прилететь сюда в короткое арктическое лето. Яшин закрыл дверь, самолет благополучно взлетел. В полете варили на примусах крепкий чай, пытаясь отогреть замерзшее тело, пили крутой кипяток, в который добавляли понемногу спирт. Пилоты вели машину на юг в кромешной тьме арктической зимы. По курсу дул попутный ветер, который подгонял самолет, значительно увеличивая его скорость. Через два часа, без приключений приземлившись на промежуточном аэродроме, выгрузили пустые бочки, закачали все остававшееся там топливо, забрали провизию. Яшин залил масло, и самолет вновь полетел на юг, к следующей промежуточной полосе. В салоне шел праздник по случаю успешного выполнения задания академии наук, Метельский объявил, что сактирует продукты, которые оставлялись на промежуточной площадке, достал свою заветную флягу и наливал спирт всем членам экспедиции. Они быстро согрелись и заснули, сидя на сиденьях. Самолет вышел на второй радиомаяк, командир начал снижение, пытаясь фарами высветить на льдине место, где стояли бочки, но никто их не увидел. Сигнал радиомаяка стал гаснуть.

– Разворот и влево тридцать, – скомандовал Рыбаков, помогая развернуть машину, – слышу устойчивый звук маяка прямо по курсу! – доложил он. Подсвечивая ракетами, путешественники, наконец, рассмотрели опрокинутые и почти занесенные снегом бочки. Дикунов без захода посадил самолет, подрулил к складу с горючим. Он представлял жалкий вид – бочки с топливом были опрокинуты, канистры с маслом разодраны, масло стекло в снег. Продукты большей частью были съедены, валялись в беспорядке вокруг бочек.

– Хозяина Арктики мы крепко рассердили, глядите, какая у него силища, когтями разорвал алюминиевые канистры, как бумагу. Всем проявлять осторожность, он не мог далеко уйти, лежит где-то в торосах, еда для него еще осталась, – сказал командир, доставая карабин и выпрыгивая с ним на лед. В карманах у него торчали трубки ракет, которые запускались с руки после того, как сильно дернешь за кольцо. Экипаж дружно работал, закачивая горючее из бочек, Дикунов ходил вокруг самолета с карабином наготове. Неожиданно его глаз заметил какое-то движение, выхватив ракету, он запустил ее. От ближайшего тороса к людям бежал огромный белый медведь, оскалив пасть и роняя клочья пены. Пока горела ракета, Валера вскинул карабин и успел выстрелить два раза, на третьем выстреле перекосило патрон. Пока он передергивал затвор, туша медведя сбила его с ног, карабин отлетел в сторону. Все бросились врассыпную, Стерегущий выхватил пистолет, командир услышал слабый хлопок пистолетного выстрела.

– Не стрелять, он уже мертв, меня подстрелишь, капитан! Помогите мне вылезти из-под медведя! – Прошло еще несколько мгновений, пока люди побороли свой страх перед огромным хозяином полярных льдов. Усилиями всех тушу медведя удалось перекатить с лежавшего под ней командира. Поднявшись, тот ощупал себя, но переломов не нашел, хотя болело все тело. – Продолжайте заправку, Костя, выброси из него потроха, разруби на части, погрузим в самолет, на базе определят, годный в пищу или нет. Свежего мяса полярники давно не пробовали. Яшин распорол брюхо медведя, разрубил тушу на части. С помощью других участников экспедиции забросил их в салон. Долго пришлось искать упавший в снег радиомаяк. Наконец закрыли дверь, и машина, легко набрав скорость, взмыла в небо. Два часа ровно гудел мотор, самолет уверенно летел по кратчайшему курсу на полярную станцию. Метельский и капитан спали в меховых спальниках. До базы оставалось не более трехсот километров, когда в работе мотора начались перебои. Проработав пять минут, он неожиданно стихал, переставал тянуть. Пассажиры проснулись, выползли из спальников, с надеждой вслушиваясь в работу мотора, ожидая, что она восстановится, но перебои становились более частыми.

– Приготовиться к вынужденной посадке, штурману быстро определить координаты, связаться с базой, пусть нас запеленгуют, пока мы не ушли за радиогоризонт! Андрей, идем на вынужденную посадку! – сказал Дикунов, отдавая штурвал от себя, бросая самолет в резкое снижение. От быстрой потери высоты заложило уши, все сидели с открытыми ртами, делали глотательные движения.

– Скорее всего сдохли сразу две свечи, пробой изоляции, свечи в запасе есть, переставить полчаса хватит, – сказал Яшин, вслушиваясь в работу мотора.

– Осветить лед, – приказал командир, и сразу раздался хлопок выстрела ракетницы. Ракета повисла на парашюте, освещая торосистые ледяные поля. Сколько хватало глаз, простирались торосы, отбрасывающие причудливые тени от мертвого света ракеты. Самолет продолжал снижаться в режиме планирования, командир тянул его подальше от торосов, но он неотвратимо терял высоту. Мотор сдавал на глазах, то взвывая, то затухая, продолжал работать с перебоями, не обеспечивая нужной тяги. Дикунов понимал, что машина держится в воздухе потому, что нет груза, это позволяло увеличить расстояние полета за счет планирования.

– Командир, наши координаты запеленгованы, база спрашивает, нужна ли помощь? – спросил Рыбаков.

– Передай, что сообщим после посадки! – не отрывая взгляда от ледяных полей, приказал тот.

– Слева по курсу, удаление триста метров подходящая льдина, – закричал, отрываясь от блистера, Яшин.

– Вижу, Костя, будем тянуть до нее, – ответил Валера, прибавляя мотору обороты. Он взревел, и все почувствовали рывок вперед. Через десять секунд мотор заглох, но их хватило, чтобы лыжи самолета не зацепились за проплывавшие внизу гребни торосов. –

– Всем пристегнуться, приготовиться к вынужденной посадке! – крикнул командир и отдал штурвал от себя. Самолет нырнул за гребень очередного тороса, выровнялся и ударился лыжами о снег. Мотор не работал, все слышали свист ветра и грохот разрушаемых лыжами мелких застругов, самолет кидало и колотило так, что казалось, что он развалится, не выдержав перегрузок. Но машина постепенно теряла скорость, подскочив последний раз, остановилась. В салоне на миг воцарилась тишина, которую нарушил властный голос командира: – Всем покинуть самолет, рацию, палатку, мешки, продукты на лед! – отстегивая привязные ремни, вытаскивая карабин, приказал он. В открытые двери полетели спальные мешки, палатка, ящики с продуктами, с рук на руки передали передатчик. Все это спешно оттащили от самолета, только после этого стали осматриваться. Самолет вплотную стоял у большого тороса, несколько сантиметров не докатившись до ледяного нагромождения. В тишине полярной ночи ничто не нарушало безмолвия, лед выдержал тяжесть самолета.

«Это уже хорошо, что самолет не провалился под лед и не видно серьезных повреждений на лыжах. Бог даст, сами долетим до дома!» – удовлетворенно подумал командир.

– Костя, быстро посмотри, что с мотором, остальным взять пешни и прорубать проход до ровного места на льдине! – приказал Дикунов. – Доставайте лебедку, будем вытаскивать машину из торосов.

Рыбаков залез в самолет и передал Метельскому три пешни, бур и посадочные шнеки. Только не пришедший в себя от ужаса вынужденной посадки, капитан Стерегущий не двигался с места. «Больше я не полечу на этом самолете, пусть вызывает другой экипаж. Я жить хочу!», – думал он стоя в стороне.

– Как старший по званию приказываю прекратить работы, включить аварийную радиостанцию и вызвать спасательный самолет! – громко сказал он.

– Кто тут старший? Я бы вам, капитан, рекомендовал прикусить язык и идти выполнять приказ командира экипажа. Для меня все вы пассажиры, все, без исключения, всем ясно? И только я отвечаю за вашу жизнь и жизнь тех, кого советует позвать капитан. Вы что, хотите, чтобы на этих торосах разбился последний самолет дрейфующей станции? Вот тогда действительно все умрем, и мы, и спасатели. Чтобы больше я не слышал подобных разговоров. Мы относительно благополучно сели, надо попробовать взлететь. Чтобы взлететь, надо прорубить во льду взлетную полосу. Предупреждаю, кто откажется работать, оставлю на льдине! А теперь за работу!

«Он прав, – подумал Стерегущий, когда немного улеглась обида на Дикунова, так беззастенчиво низвергнувшего его с командирского места, – если разобьется второй самолет, никаких шансов на спасение не будет». Капитан принялся за работу, откалывая глыбы льда и оттаскивая их в сторону. Дикунов работал вместе со всеми. После двух часов непрерывного труда объявил перерыв и, прихватив карабин, пошел осматривать окрестности. Скудный свет звезд немного освещал поверхность льдины, позволял в трех-пяти метрах видеть поверхность. Поверхность льдины была сильно всторошена на расстоянии двадцати метров от самолета, дальше шел довольно ровный участок, на котором были видны следы лыж. Еще больше громоздился лед до покатого склона тороса, через который перепрыгнул самолет при приземлении. Он поднимался полого над льдиной и заканчивался обрывом с другой стороны. Дальше громоздились торосы. «Метров пятьдесят у нас есть, этого не хватит для пробежки, потом прыжок с тороса, маловато для взлета», – думал командир и его мозг лихорадочно искал выход. «Нужно как-то придержать машину, пока мотор не наберет максимальных оборотов, но как это сделать, что можно предпринять в такой ситуации?» – думал он, возвращаясь к самолету. Подойдя к механику спросил:

– Костя, доложи обстановку, мотор будет дышать?

– На всякий случай я поменяю американские свечи на всех цилиндрах на наши, продую карбюратор, думаю, он будет работать как часы!

Через полчаса Яшин громко сказал:

– Готово! Мотор исправен, сейчас в карбюратор закачаю топливо, можно запускать! Прокачав ручным насосом систему подачи топлива и убедившись, что оно закачалось в карбюратор, сказал: – Заводи! – Все бросили работу и с надеждой смотрели в сторону самолета, каждый в глубине души надеялся, что мотор заработает, в противном случае всем грозила смерть от мороза.

Рыбаков заскочил в самолет и включил мотор. Винт нехотя провернулся два раза вокруг своей оси, потом раздался хлопок, из патрубка выскочил сноп пламени и дыма. «Должен запуститься, раз схватывает, сейчас топливо испарится в цилиндрах», – думал Дикунов, физически ощущая, как в пустые цилиндры впрыскивается топливо, поршень сжимает его и в верхней мертвой точке по парам между электродами свечи зажигания проскакивает электрическая искра. «Давай, дружок, заводись, я тебя очень прошу!» – мысленно уговаривал он мотор как живое существо. На следующем обороте винта мотор неожиданно чихнул еще раз и неуверенно, с перебоями застучал. Командир повернулся к Яшину, стоявшему рядом.

– Спокойно, командир, свечи обгорят, будет работать устойчиво, – уверенно сказал механик. Подтверждая его слова, двигатель к всеобщей радости начал набирать обороты, стал работать ровно. Прогрев его на холостых оборотах, Рыбаков выключил магнето.

– Все поняли, что наше спасение в наших руках? Пробьем во льду тридцать метров пригодной для взлета полосы, будем взлетать.

Сменяя друг друга, участники экспедиции с остервенением кололи лед, оттаскивали глыбы в сторону, удаляясь от самолета. Нужно было рубить полосу не только по ширине лыж, заднее оперение могло зацепиться за верхушки небольших торосов, поэтому рубили с запасом. Работа продолжалась медленно, все смертельно устали.

– Перерыв, пьем чай, отдыхаем, потом вновь будем работать. Андрей Трофимович, свяжись с базой, скажи, чтобы не суетились, мы готовим полосу для самостоятельного взлета, посадка спасательного самолета исключена. Второй сеанс связи после взлета.

Разожгли примуса, подогрели тушенку, растопив лед, сварили чай, плотно покушали. Почему-то каждый думал, когда ему придется еще раз так же вкусно и сытно покушать и удастся ли вообще попробовать пищу еще раз.

– Выше голову, ребята, прорвемся, не из таких передряг выпутывались! – сказал командир, которого не покидали мысли о взлете. Он подносил к губам кружку с горячим, парящем на морозе чаем, когда промелькнула мысль о веревке. «Причем тут веревка? Какое отношение она имеет к взлету?» – подумал он, но мысль продолжала стучать в мозгу. Он продолжил работать вместе со всеми, неожиданно его осенило: «Как же я сразу не догадался, веревка и только веревка нас спасет!». – Друзья, у нас есть единственный шанс попытаться взлететь с этого пятачка! Мы сделаем это при помощи веревки! Обычной веревки! – закричал он.

– Что с вами, Валерий Викторович? – со страхом спросил Метельский и подумал: «Наверное, от передряг у командира нервное потрясение, заговариваться стал».

– Все в порядке, Андрей Павлович! Друзья, я нашел способ безопасного взлета! Надо оттащить самолет от тороса, развернуть его вдоль подготовленной нами полосы с помощью лебедки, «лягушки».

– А при чем здесь веревка? – подозрительно спросил Стерегущий.

– Мы привяжем самолет веревками к стояночным шнекам, дождемся, когда прогреется мотор, потом будем держать его на тормозах, и с помощью веревок, привязанных к самолету, когда двигатель наберет максимальные обороты, обрезаем веревки, самолет срывается с места, как камень из пращи, с большим ускорением. Мы экономим метров тридцать полосы, необходимой для набора взлетной скорости! Остальное дело техники и везения!

– До гениальности просто! – в наступившей тишине сказал Рыбаков. Наконец до всех дошло сказанное Валерием, у всех появилась надежда на спасение. Не сговариваясь, все закричали:

– Ура!..

Ледяное безмолвие огласил крик людей поверивших в спасение, каждый стал работать за двоих. Наконец полоса была прорублена до ровной поверхности склона тороса, самолет развернут и надежно привязан веревкой к стояночным шнекам, ввернутым в лед.

– Достань оба примуса, – приказал командир Яшину.

– А на чем мы будем греть еду и варить чай? – спросил тот.

– Если взлет не удастся, оставшиеся в живых найдут их на льдине. Если мы, даст Бог, благополучно взлетим, они не понадобятся, Андрей Павлович спишет их так же, как и другое имущество. Выбросить из самолета все, все без исключения, нужно максимально облегчить машину. Иначе шансов на спасение у нас нет!

Все работали быстро, освобождая фюзеляж от продуктов, вещей, всякого хлама, который хранил в самолете механик.

– Командир, а с аварийным передатчиком что делать? – спросил Рыбаков.

– Аккуратно поставить вместе с другим имуществом к торосу, может, уцелевшим пригодится.

– Инструкция запрещает в любом случае оставлять без надзора радиопередающие устройства, чтобы они не попали в руки врага! Я не позволю оставлять радиостанцию!– возмутился Стерегущий.

– Ну, раз инструкцией это возбраняется, берем с собой. Нельзя подыгрывать нашему потенциальному врагу! Только где он этот враг, когда на сотни километров ледяное безмолвие, – сказал Дикунов.

– Не могу, Валерий Викторович, с меня за это погоны снимут, давайте возьмем с собой, – попросил капитан Стерегущий.

– Хорошо, капитан, пойду навстречу, берите свою радиостанцию и влезайте в самолет. Ты, Константин, берешь примус, разжигаешь, потом идешь прямо на огонь другого примуса и оставляешь на середине полосы, между следами лыж, когда встретишься со мной. Нам важно на взлете попасть в свой посадочный след, снег притоптан, сопротивление будет меньше. Я иду на край площадки к торосу и оставляю там зажженный примус, их огонь нам будет служить маяками при взлете. Андрей, грей мотор, готовь машину к взлету, надо торопиться, пока для нас ветер встречный, погода может испортиться. Капитан Стерегущий занимает место в самом хвосте самолета, Яшин обрезает веревку по моей команде, Андрей Павлович сидит с заряженной ракетницей, как только мы проскакиваем над первым примусом, по моей команде стреляет вверх ракетой на парашюте, затем навешивает еще несколько ракет, с интервалом в минуту. Все поняли? Нам надо максимально утяжелить хвост, чтобы увеличить угол атаки крыльев при отрыве от тороса! С Богом, ребята, я верю, он нам поможет!

Командир и Яшин, освещая путь пламенем горящих примусов, отправились по следу лыж самолета.

– Ставь ровно посередине и возвращайся к самолету, я сейчас прибегу, – сказал Дикунов, ускоряя шаг. Тишину полярной ночи нарушал гул самолетного мотора. Дойдя до вершины пологого склона тороса, командир опустил горящий примус.

– Хорошо, оставь как стоит! – крикнул Яшину и вместе с ним побежал к самолету.

– Костя, ложишься к двери, как только крикну, одним движением ножа отсекаешь веревку и сразу захлопываешь дверь! Понял?

– Понял, командир,– бросаясь на пол с ножом в руке, ответил механик.

– Приготовиться к взлету! – крикнул Валерий и плавно отдал от себя сектор газа, выводя его на работу в форсажном режиме. Привязанный самолет начала бить сильная дрожь, винт тащил его вперед, но шнеки, веревка и тормоза надежно держали на месте. Командир, уловив момент, когда мощность мотора достигла предела, крикнул: – Костя, руби концы! – Яшин одним взмахом перерубил натянутые как струны веревки, дернул на себя дверь, замок которой лязгнул как затвор карабина. Самолет, освобожденный от пут и тормозов, кинуло вперед, вжимая летчиков в спинки кресел. «Господи, помоги нам!» – успел подумать Дикунов, увидев, что первый примус улетел под днище. – Андрей, держи на огонь примуса, только на огонь, пропускаем его по центру! – закричал он Рыбакову. Тот изо всех сил держал самолет на следе лыж. Горящий в ночи примус быстро приближался, но для отрыва самолет еще не ускорился, он катился по неровной поверхности льдины, набирая скорость.

– Ракету! – крикнул командир, и в тот же миг раздался выстрел, в воздухе вспыхнуло рукотворное солнце. Яркий свет залил окрестности, погасив едва видимый огонек горевшего примуса.

– Андрей, отрыв! – вытягивая на себя штурвал, крикнул Валерий.

«Что он делает, скорость для отрыва мала, мы разобьемся!» – пронеслось в мозгу второго пилота, но он незамедлительно выполнил команду, потянув штурвал на себя до того предела, пока не наткнулся на сопротивление рук командира. Самолет пробежал последние метры, лыжи шасси начали выкатываться на склон тороса, двигатель ревел на форсаже, сообщая самолету максимальное ускорение. Раздался второй хлопок выстрела ракетницы, от которого все вздрогнули. «Это конец, лыжа наткнулась на что-то, сейчас начнем кувыркаться!» – успел подумать Стерегущий и сжаться в комок. Но самолет, выскочив на вершину тороса, совершил прыжок в пространство, заполненное битым льдом и торосами, таящее в себе неминуемую гибель для горстки людей. Все почувствовали, как машина начала провисать, проваливаясь к всторошенной поверхности льда.

«Все, отлетались!» – подумал каждый. Но неожиданно в нескольких миллиметрах от вершин предательских торосов самолет оперся о воздух крыльями, победно взревев мотором, начал набор высоты. Хлопки выстрелов ракетницы следовали один за другим, переживший стресс Метельский навешивал ракету за ракетой.

– Мужики, мы в воздухе! – закричал Дикунов, все что-то кричали от радости, а самолет уверенно набирал высоту, устремляясь к звездному небу.

– Константин, радиограмму на базу взлетели благополучно, готовьтесь к приему через час! Андрей Павлович, хватит жечь ракеты, сожжешь весь запас! – повернувшись в салон, крикнул он. Пришедший в себя ученый положил ракетницу и бросился с объятиями к Яшину.

– Мы живы, мы живы! – кричал он, – я сегодня выставляюсь по полной программе. Нам удалось забросить оборудование на Северный полюс зимой, никто до нас этого не делал, мы доказали скептикам, что полеты возможны и полярной зимой. Весь экипаж и вас, товарищ капитан, от имени Российской академии наук приглашаю на праздничный обед, – сказал он, немного успокоившись.

Крутой встречал отважный экипаж на посадочной полосе, высвеченной огнями. «Как хорошо, что у нас количество взлетов равно количеству посадок на родном аэродроме!» – подумал командир, выключая мотор верного АН-2, который в очередной раз спас их от верной гибели.

После приземления были поздравления, парная баня и праздничный банкет в столовой.

– Разрешите мне сказать слова благодарности бесстрашному экипажу, возглавляемому командиром Дикуновым Валерием. Эти летчики опровергли выводы скептиков о том, что полеты на Северный полюс зимой на одномоторном самолете невозможны. Они не только доказали обратное, но и выполнили ответственное поручение Родины – доставили ценное оборудование на самую северную точку земли. Мной подписано ходатайство о представлении всех участников экспедиции к правительственным наградам. Всем членам экипажа с учетом длительной бесперебойной работы во льдах командование предоставляет месячный отпуск без дороги, – сказал генерал Крутой.

Все встретили эту весть овацией, только Валера догадывался, что поездка в отпуск будет для них поездкой в один конец. Обратно на дрейфующую станцию они не вернуться. Строгие «инструкции» не разрешат им работать в нейтральных водах после посадки на американской полярной станции Греэм-Белл архипелага Земли Франца Иосифа, но он не жалел об этом. «Пока нам помогал Господь избежать смерти каждый день, но это должно когда-то кончиться», – пьянея, думал командир. Три месяца летчики ждали когда прибудет им на смену с Большой земли экипаж. Крутой помня указания полковника Солдатова задержал их на дрейфующей станции три месяца. Наконец прилетел самолет с которым прибыл долгожданный экипаж.

На следующий день генерал приказал сдать материальную часть:

– Поверьте, мне жаль вас отпускать, такие летчики зимовщикам очень нужны, но так решило командование, езжайте в отпуск, потом посмотрим, – сказал он на прощанье.

Два дня экипаж гулял, празднуя свое возвращение на материк, их угощал Метельский, который три месяца в разных режимах испытывал установленную на Северном полюсе автоматическую станцию, поддерживая с ней радиосвязь, убедившись в надежности ее работы улетал домой вместе с ними, успешно выполнив задание академии.

Со станции улетал АН-24, младший брат старого, но надежного биплана АН-2 образца 1933 года. Экипаж, попрощавшись с зимовщиками, летчиками экипажа генерала Крутого, которые с завистью смотрели на отъезжающих, занял места в его салоне.

Самолет, нарушая тишину полярных льдов ревом своих турбин, катился к началу подсвеченной светом электрических ламп взлетной полосы. Дикунов и летчики его экипажа припали к иллюминаторам, они искали взглядами свой верный АН-2, стоявший на стоянке. Наконец, из мрака полярной ночи показались контуры привязанного к льдине ветерана Воздушного флота, не раз спасавшего от смерти свой экипаж. «Прощай «Аннушка», спасибо тебе! Счастливо оставаться!» – подумал каждый из них и, не стыдясь, вытирал с глаз набежавшую слезу.






Самолет с большой земли





Оглавление


Часть первая

Орлята учатся летать 3

Гибель друга 57

Катастрофа 69


Часть вторая

Записки полярного летчика 84

Вертолет 120

Секретная миссия 164

Пропавшая экспедиция 255

Северный полюс 300

Виталий Пшеничников

ЗАПИСКИ
ПОЛЯРНОГО ЛЕТЧИКА

Детективно-приключенческий роман

Печатается в авторской редакции

Корректор Л.С. Мемионова

Верстка М.Н. Богдановой


Подписано в печать 10.01.07. Формат 60х84 ¹/₁₆.

Усл. печ. л. 21,6. Бумага офсетная.

Тираж 100 экз. Цена свободная


Отпечатано в типографии ИП Азарова Н.Н.

Красноярск, ул. Дудинская, 3а

тел. 950-340