Geum.ru

Записки полярного летчика

Вид материалаДокументы
Пропавшая экспедиция
Подобный материал:
1   ...   8   9   10   11   12   13   14   15   16

ПРОПАВШАЯ ЭКСПЕДИЦИЯ


Прошла неделя полетов, экспедиция продолжала планомерную работу в море Лаптевых. Губкин со своими помощниками Бояровым и Ивановым, с помощью Рыбакова и Яшина старались уложиться в короткий световой день, чтобы до ранних полярных сумерек самолет мог вернуться на базу.

Утром участники экспедиции встали рано, позавтракали, пока за окнами стояла непроглядная ночь. Командир пошел с Яшиным разогревать мотор, готовить самолет к полету. Перед уходом сказал Рыбакову:

– Андрей, придешь вместе с учеными. Пока мы готовим самолет к полету, свяжись с диспетчером Диксона или поселка Мыс Челюскин, сообщи маршрут полета. Ты меня понял?

– Не беспокойся, Валерий Викторович, свяжусь и сообщу, – пообещал тот.

Какое-то тревожное чувство не покидало Дикунова в это утро, поэтому он особенно тщательно готовил самолет к полету. Когда над бескрайними льдами забрезжила полоска рассвета, подошли остальные члены экспедиции. Перед взлетом Дикунов спросил Рыбакова:

– Андрей, ты связался с диспетчером острова Диксон, или мыса Челюскин?

– Нет, Валерий Викторович, не смог. В эфире творится что-то невообразимое, магнитные возмущения, я их слышу, они меня нет.

«Час от часу не легче, но лететь все равно надо, время поджимает», – подумал командир, крикнул:

– От винта! – и оторвал самолет от посадочной полосы.

– Штурман, обеспечить связь с дрейфующей станцией, – приказал Дикунов. Он видел, как Рыбаков крутил вареньер передатчика, но в эфире стояли сплошные электрические разряды.

– Теперь я вообще никого не слышу, что будем делать, командир? – спросил тот по самолетному переговорному устройству.

– Полетим в квадрат, продолжать работу, Бог даст, ничего не случится, – ответил Дикунов.

Через час тридцать минут полета самолет прибыл в расчетную точку. Штурман сориентировался по звездам и сообщил по внутренней связи:

– Командир, мы в квадрате!

– Понял, ищем льдину, будем садиться, – ответил тот. В кабину от работающего мотора вентилятор гнал тепло, когда она прогрелась, Валера снял меховую куртку и шапку, повесил за спинкой своего кресла на вешалку, там же стоял карабин, оставшись в кожаной летной куртке, надел на голову гарнитур, так называют летчики наушники с микрофоном, продолжил полет.

Дикунов за все время полетов не изменяя своим правилам, перед посадкой совершил пробежку по льдине. Яшин, лежа у нижнего блистера, смотрел на след лыж на снегу, докладывая о состоянии следа лыж.

– Валерий Викторович, гляди, подходящая льдина, ровная, то, что нужно, – сказал штурман, показывая на льдину, находившуюся слева по курсу.

Но тревожное чувство не покидало командира, какой-то внутренний голос говорил ему, что не надо садиться на эту льдину.

– Посмотрим, возможно, найдем льдину лучше, – ответил он. Самолет пролетел над льдиной и продолжил полет по прямой, экипаж смотрел за борт, выбирая пригодную для посадки, но таких не было видно.

– Командир, мы вышли из квадрата, надо возвращаться, – доложил по внутренней связи штурман.

«Придется садиться на эту льдину, кругом торосистый лед, другого места для посадки нет. Ты что стал таким суеверным? Перестань, надо садить самолет!» – мысленно убеждал себя Дикунов, разворачиваясь и переводя машину в снижение.

– Сергей Борисович, посмотрите на льдину, будем садиться или искать другую? – спросил он ученого.

– Садись, Валерий Викторович, хорошая льдина, ровная, все равно рядом нет ничего подходящего, – ответил тот.

– Костя, иди в хвост, перед посадкой открой дверь, потом к блистеру.

– Ты что, командир? Зачем открывать дверь?

– Давай быстрей, без разговоров, идут сжатия льдов, надо быть готовым ко всем неожиданностям, – оборвал его командир. – Внимание, захожу на посадку, будем подсаживаться! – сказал он, с помощью Рыбакова снизил самолет и прижал его лыжи ко льду.

– Есть касание, след сухой, двадцать метров след сухой, сто метров след сухой, двести метров след сухой. Можно садиться, крепкая паковая льдина, для посадки пригодна, – доложил механик. Прибавив газ, летчики развернули самолет, начали заходить на посадку. Валера физически ощущал, как гасится скорость самолета, послышался удар открытой двери, хруст снега и льда под лыжами, самолет побежал по льдине по своему следу.

– След сухой … – успел один раз доложить Яшин, командир сбросил газ, перевел ручку «Шаг» на себя. Лопасти винта изменили свое положение, теперь гнали воздух вперед, самолет, быстро теряя скорость, катился по своему следу, который был отчетливо виден на снегу. «Зря волновался, хорошо сели!» – подумал Валера, внимательно глядя вперед, стараясь удержать машину строго по следу лыж. Неожиданно всех бросило вперед, раздался треск льда, лыжи провалились в воду, самолет упал на льдину, винт, разрушаясь, начал колотить лопастями по льду, кроша его на куски неведомая сила неожиданно остановила самолет. Лыжи провалились и уперлись во что-то твердое, хвостовая часть начала подниматься, лопасти винта обломались, разбрасывая обломки, мотор завыл, набирая обороты. Во впускные патрубки резко кренящегося на нос самолета попала вода, и мотор захлебнулся.

Страшная сила сорвала всех с места и бросила вперед к пилотской кабине. В лихорадочно работавшем мозгу Дикунова, как немом кино, прокрутилась вся жизнь, с того дня, когда он начал понимать события. Последнее, что он увидел, перекошенное испугом лицо жены, которая держала на руках сына, мелькнула мысль: – «Господи, я так и не увидел своего Константина! Простите меня, сынок, и ты, любимая Наташенька!». Сознание от перегрузок угасло, тело обвисло на привязных ремнях. Первым очнулся Рыбаков и принялся тормошить Дикунова, но тот не подавал признаков жизни. Когда в себя пришел Яшин, он крикнул:

– Костя, выводи людей на лед, потом вернешься, вытащим командира, он мертв, не подает признаков жизни! Наклон пола увеличивался на глазах, Рыбаков отстегнул привязные ремни, тело командира безжизненно сползло с кресла. «Он мертв! При таком наклоне фюзеляжа мы его не вытащим, сами утонем!» – подумал второй пилот и начал, цепляясь за сиденья, подтягиваться к двери, возле которой находился Яшин.

– Ты куда? Пойдем за командиром! – закричал тот.

– Костя, он мертв! Мы его труп не поднимем, самолет с минуты на минуту уйдет под воду!

– Ты уверен, что командир умер?

– Смотри сам, я отстегнул его от привязных ремней, он скатился с кресла, он мертв! Надо самим спасаться!

– Жалко, Валера утонет, но делать нечего, надо спасаться! – сказал Яшин и выпрыгнул из двери самолета на плавающий битый лед. Следом за ним вывалился из двери вертикально стоявшего самолета Рыбаков. Они, не вставая на ноги, поползли по битому льду, который держал их тела.

Когда сознание медленно вернулось, Дикунов увидел, что тело застряло между штурвалом и креслом. Окончательно придя в себя, Валерий встал на ноги и увидел, что стекла кабины, уцелевшие каким-то чудом, наполовину погружены в воду, услышал шум заливающейся в кабину воды. Самолет стоял почти вертикально, зарывшись носом в воду, на которой плавал битый лед, он каким-то чудом еще сохранял плавучесть, но быстро погружался в ледяную воду.

– Всем покинуть машину, радиостанцию, неприкосновенный запас, спальники на лед! Быстро, самолет тонет! – закричал он. Оглянувшись, с ужасом понял, что один в самолете и уже не сможет добраться до двери, пол салона стоит вертикально. «Что делать, надо спасаться!» – билась в мозгу одна мысль, но выхода не было. Вода за стеклами кабины поднималась все выше и выше, в душе зародился страх. – «Все, утону вместе с самолетом! – обреченно подумал он. – А как же без меня будут жить Наташа и сын? Надо искать выход!». Он вновь огляделся, но пути для спасения не было. У него появилось чувство, что Наташа умоляет его поднять голову, посмотрел на потолок кабины, неожиданно для себя увидел небольшой люк в крыше, через него вентилировался воздух в кабине пилотов. Мелькнула мысль: «Господи, как я про него забыл? – но радость мгновенно угасла: – Ведь мы его намертво летом залили эпоксидной смолой! Теперь и кувалдой не вышибешь!» – обреченно думал командир, но жажда жизни оказалась сильнее страха. Он сжал кисти в кулаки и нанес удар по крышке люка, вложив в него всю силу, прося Бога помочь ему выжить. Неожиданно с громким треском, рассыпая куски эпоксидной смолы, крышка распахнулась, открывая путь к спасению. Это был вспомогательный лючок шириной 25, длинной 35 сантиметров. Встав на командирское кресло, он начал шарить руками, отыскивая, на что можно было опереться. Его рука нащупала ствол карабина. Опираясь на него, сохраняя равновесие, начал протискивать свое тело через люк. К ужасу плечи не проходили, как он не старался. Он слышал, как битый лед шуршал по обшивке фюзеляжа погружающегося в пучину моря самолета. «Господи, надоумь раба твоего, подскажи, как избежать неминуемой смерти!» – взмолился он. Неожиданно в сознании возник образ жены, которая показывала, что надо поднять вверх одну руку. – Спасибо тебе, Господи и тебе, любимая! Я все понял! – сказал Валера.

Он просунул правую руку вместе с плечом, втиснул в люк левое плечо, но рука, державшая карабин, мешала дальнейшему движению, кроме того правой рукой не за что было ухватиться, а ноги, стоявшие на спинке пилотского кресла, уже не чувствовали опоры. Выдернув из люка застрявшее тело, лихорадочно искал способ спасения, глядя на прибывающую в кабину воду, которая поднялась до подошвы унтов. Чем больше ее становилось, тем быстрее погружался самолет.

«Осталось несколько минут, потом утону вместе с самолетом!» – обреченно подумал Валера. В это время в сознании появился образ плачущей жены, которая правой рукой делала хватательные движения, как будто старалась зацепиться за что-то. Неожиданно он понял, что ему подсказывала Наташа. «Господи, она просит, чтобы я чем-нибудь зацепился снаружи и помог протащить через лючок свое тело! Спасибо, родная!» – он схватил карабин за ствол, высунув его правой рукой в лючок, стал проталкивать тело. Посмотрев, не нашел, за что зацепиться, до задней кромки верхнего крыла не хватало сантиметров десять. «Я не хочу умирать! Я буду жить!» – подумал он, вытягиваясь в струну и поднимаясь на носки. Неожиданно пенек затвора со стуком зацепился за заднюю кромку крыла. «Теперь меня здесь ничего не удержит! Я не видел своего сына и любимую жену, я им нужен!» – подумал он. Мысли о сыне и жене придали сил, начал подтягиваться, держась мертвой хваткой за ствол карабина и понимая, что только в нем его спасение. Срывая кожу и не чувствуя боли, протискивал тело через небольшое отверстие, видя, как битый лед приближается к нижнему срезу люка. Казалось, что тело прочно застряло. Собрав все силы, Валера сделал отчаянный рывок, боль погасила сознание, но когда оно вернулось, с удивлением обнаружил, что освободилась левая рука. Вода и битый лед быстро поднимались к нижней кромке люка, готовые в любой момент хлынуть в кабину. Схватившись двумя руками за ствол карабина, извиваясь, как уж, он вырвал тело из металлического капкана, встал на нижнюю кромку люка. Распластавшись, подтягивая тело руками, державшими мертвой хваткой карабин, пополз вверх по фюзеляжу, дальше от свинцовой воды.

«У меня не больше минуты, надо спастись!» – подумал он, подтягиваясь к задней кромке верхнего крыла, с ужасом слыша, как в кабину хлынул поток студеной воды вперемешку с битым льдом. Жажда жизни вынесла его на острую кромку крыла, убедившись, что тело приобрело равновесие, он оттолкнулся от ставшего вертикально фюзеляжа. Как акробат, балансируя карабином, пробежал к концу крыла, которое уходило из-под ног, что было силы прыгнул на край льдины, видневшийся в полутора метрах от тонущего самолета. Не удержавшись на ногах, упал, чувствуя под ногами ледяную твердь, еще не веря в спасение, пополз по ней прочь от края льдины. Инстинкт самосохранения заставил на четвереньках отползти несколько метров, он сел и в изнеможении, подняться на ноги уже не было сил.

«Господи, слава тебе! Ты помог мне сохранить жизнь!» – со слезами на глазах молился он, глядя, как быстро скрылись под водой крылья, наращивая скорость, самолет уходил под воду. Он находился в том состоянии, которое в народе называют отупением. Стресс сделал свое дело, и он как посторонний человек с безразличием наблюдал агонию своей машины, на которой провел в воздухе много месяцев. В мозгу запечатлелся миг, когда хвостовое оперение быстро скрылось под водой, там, где только что был самолет, качался битый лед, на пузырях воздуха вырывавшихся из незаполненных водой полостей тонущей машины.

Рыбаков и Яшин не могли поверить в воскрешение командира, не в силах чем-либо помочь, стоя на краю льдины. Они мысленно попрощались после того, как увидели, что его тело застряло в люке, в нескольких сантиметрах от поднимающейся воды. Теперь, придя в себя, бросились к нему, подняли со льда, начали тискать в объятиях, кричали:

– Валера, как хорошо, что ты выжил, мы уже попрощались с тобой, когда поняли, что не сможешь пролезть через люк! Ты молодец, но как тебе удалось выбить люк?!

Некоторое время Дикунов молчал, приходя в себя, потом в глазах появились искры сознания, он попытался освободиться от объятий:

– Это неважно, ребята, главное, что Бог дал возможность всем выжить! – оглядев ученых, стоявших отдельной кучкой, сказал: – Теперь надо думать, как быть дальше! Как дождаться помощи! Только теперь он разглядел, что одежда у членов летчиков и ученых покрыта коркой льда. «Пришлось прыгать в воду, на битый лед! Но это не главное!».

– Все живы, где рация и аварийный запас? – спросил он, глядя на штурмана.

– Валерий Викторович, побойся Бога, чуть оклемались от удара, пол салона уже уходил из-под ног, успели выбросить только упаковку с рацией, я прыгал последним, пришлось на руках подтягиваться к двери, спас густой битый лед, плававший возле льдины, не сильно вымокли, только снаружи. Ты висел на ремнях, я отстегнул, но ты не подавал признаков жизни, подумали, что погиб, да и самолет уже начал тонуть, сами чудом спаслись! – сказал Рыбаков.

– Разиня, а координаты наши помнишь или тоже от страха забыл? – зло спросил командир.

– Координаты помню примерно, планшет с картой оторвался и улетел к кабине, когда я тянулся к двери!

Ученые, еще не пришедшие в себя от пережитого ужаса, обступили экипаж, с надеждой глядя на летчиков. Волосы на неприкрытой голове Валерия трепал ветер, он думал о том, что не даром интуиция ему говорила не садиться на эту льдину: «Вот и не верь предчувствиям, неприятности одна хуже другой. Что-то надо делать. А почему мне так холодно?». Он провел рукой в перчатке по голой голове. Опустив глаза, увидел, что стоит в одной кожаной полетной куртке на морозе в восемнадцать градусов.

«Меховая куртка и шапка остались в самолете! А если бы была надета меховая куртка, я не пролез бы в люк! Куда ни кинь, везде клин! Как-нибудь перебьюсь, главное, выжил!» – подумал Валерий.

– Командир, ты совсем голый, возьми, надень, – Яшин скинул с себя меховую куртку, быстро снял шерстяной свитер и протянул Валерию, надев куртку на теплую рубашку.

– Валера, мне нечего тебе дать, я как на грех сегодня не надел свитер, оставил в избе, вот разве что носовой платок возьми, – протянул платок Рыбаков.

– На еще один, – сказал Яшин, протягивая свой платок.

Достав из кармана третий носовой платок, командир сделал головной убор, которым часто пользовался в детстве, когда босоногим мальчишкой бегал рыбачить на Енисей. Чтобы укрыть голову от палящих лучей солнца, завязывал на носовом платке узлы по углам, это нехитрое приспособление немного спасало голову от солнечных лучей. «Тогда платок спасал от жары, сегодня спасет от мороза и ветра», – подумал он, надевая платки на голову.

– Ребята, на вас меховые куртки с башлыками, подшлемники, меховые шапки, дайте ему подшлемник, поделитесь с командиром одеждой, – обратился к ученым Яшин.

– Еще не хватало, одежда нам самим нужна. Таким засранцам, как вы, и носового платка жалко. Вы же погубили нас, погубили! Здесь нас никто не найдет! – закричал Иванов, у него полетели слюни, началась истерика.

– Ребята, вспомните, сколько раз он вас от смерти спасал, поделитесь одеждой, погибнет через пару часов наш командир! – просил Рыбаков.

– Никому ничего мы давать не будем! – жестко сказал Губкин. – Вы нас поставили на грань жизни и смерти, негодяи! Ничего не получите, отдай мне карабин, – он протянул руку к оружию.

Дикунов отступил на шаг и передернул затвор, он знал, что в магазине нет патронов, но этого не знал больше никто. Отпустив затвор, не опуская ствола карабина, сказал:

– Стойте тихо. Если кто-то попытается завладеть оружием, не задумываясь пристрелю! Командовать здесь буду я! Вы все поняли?! Немедленно прекратить истерику, аккуратно разобрать ящик с рацией, доски упаковки пойдут на строительство иглу.

– Чего? – не понял Губкин.

– Снежного дома. Если хотите выжить до прихода помощи, нужно соорудить снежный дом, он защитит нас от ветра и холода. Рыбаков садится на рацию, остальным ножами и досками ящика резать снежные кубы и складывать из них стенки возле этого наддува, – распорядился Валерий, доставая свой охотничий нож.

Он помог штурману разобрать ящик, передал строителям доски. Иванов катался по снегу, оглашая окрестности своим визгом. Подойдя к нему, Дикунов не жалея силы ударил его носком унта в бок. Он знал, что только резкая боль может остановить истерику.

– Встать, подонок! Ты что здесь визжишь, сюда все медведи скоро соберутся. Встать, я тебе приказываю, а то пристрелю как собаку! – громко приказал он, направив ствол на лежащего на снегу ученого. Тот сразу затих, но не поднимался. Командир еще раз ударил его ногой: – Встать немедленно, пристрелю! – Угроза подействовала, Иванов молча вскочил и отпрянул к своим коллегам.

– Запомните с первого раза, мне повторять некогда! Все выполняют мои приказы, за отказ немедленно расстреляю. Сразу будет решен вопрос с одеждой и продуктами до подхода помощи. Быстро всем строить иглу! Ты, Андрей, на рацию, передавай открытым текстом «SOS – Спасите наши души!»

Освободив от толстого слоя бумаги и стружки аварийный передатчик, Рыбаков громко ахнул, все бросили работу и повернулись в его сторону.

– Всем работать без остановки, это вопрос жизни и смерти. Работать, я сказал! – Дикунов схватился за ложе карабина, висевшего на плече. Это произвело впечатление, люди стали быстрее резать снег, изредка поглядывая в его сторону.

– Что случилось, Андрей? – спросил Валера.

– Командир, это аварийный передатчик времен Второй мировой войны, работает только на передачу ключом Морзе. Мы не будем знать, слышит ли нас кто, он работает только в дециметровом режиме, на этой частоте не работает ни один наш современный передатчик.

– Ты перейди на другие частоты!

– Гляди, здесь ничего нет, только тумблер включения, лампочка индикатора и ключ Морзе. Это аппарат от второго пришествия Христа! – зло сказал штурман.

– Не кипятись, дурно влияешь на коллектив, включай и начинай передачу!

Растянув «усы» антенны на ближайших вершинах торосов, штурман включил тумблер. На передней стенке загорелся зеленый глазок сигнальной лампочки. У всех отлегло от сердца. Сухие батареи, каким-то чудом еще не сели и не разбились об лед, когда их выбрасывали из тонувшего самолета. Рыбаков начал передачу, выбивая ключом Морзе, открытым текстом: «Всем. Всем. Всем. Кто меня слышит. «SOS спасите наши души!». В ста пятидесяти километрах восточнее мыса Арктический острова Комсомолец архипелага Северная Земля, в море Лаптевых потерпел крушение и затонул самолет АН-2 Диксонского авиаотряда. Спаслись шесть человек. Нет продуктов, теплой одежды, палатки! «SOS – спасите наши души!».

Знакомый набор букв, известный радистам всего мира, срываясь с антенны, летел в эфир, но российские радиостанции работали в метровом диапазоне. Они были глухи к сигналам просивших о помощи людей, сигнал аварийного передатчика, к сожалению, был недоступен для них.


Радиолюбитель Рэйли, проживавший в небольшом канадском городке Олд Гров, расположенном в штате Юкон, за Полярным кругом, недалеко от побережья Северного Ледовитого океана, вышел в эфир в надежде связаться с какой-либо радиостанцией. У Рейли была современная радиоаппаратура для дальней любительской связи. Он уже два часа путешествовал в эфире, не находя работающих станций радиолюбителей, собирался выключать аппаратуру. День для радиообмена был неудачным, в эфире творилось что-то невообразимое, треск электрических разрядов глушил любые переговоры. Он перешел на дециметровый диапазон, надеясь, что там будет меньше природных помех, но и там творилось то же самое. Через полчаса решил больше не испытывать судьбу и выключить аппаратуру, но неожиданно его рука, вращавшая ручку настройки, замерла. Сквозь треск разрядов тренированное ухо услышало работу станции на ключе азбуки Морзе. Это насторожило радиолюбителя и он начал подстраивать аппаратуру на частоту работы передатчика.

Неизвестная маломощная радиостанция из глубин Северного Ледовитого океана, не прерываясь на прием, передавала знакомый всем радистам мира сигнал «SOS – спасите наши души!». Рука Рейли привычно начала записывать текст радиограммы. Разряды и помехи в эфире мешали приему, прошло не менее часа, прежде чем ему удалось записать полный текст. Радист передавал о катастрофе русского самолета, координаты спасшихся шести человек, отсутствии у них продуктов и теплых вещей.

«Господи, помоги им! В такой плохой для радиосвязи день их, больше не услышит никто!» – подумал радиолюбитель и попытался связаться с передающей станцией. Но его попытки оказались безуспешными. «Скорее всего они работают только на передачу, надо срочно сообщить в Министерство иностранных дел. Люди могут погибнуть, если их больше никто не услышит!» – думал он, снимая трубку телефона.

Чиновник из Министерства иностранных дел долго отказывался верить в то, что ему сообщил Рэйли, попросил дать ему свой номер телефона. Только после того, как он сам позвонил ему из Оттавы и убедился, что это не розыгрыш, принял телефонограмму с координатами потерпевшего аварию русского самолета.

Чиновники Министерства иностранных дел Канады связались с российским посольством и передали текст телеграммы потерпевших катастрофу в море Лаптевых русских граждан.

В Российском посольстве подтвердили прием телефонограммы и немедленно передали ее в МИД России. После долгих выяснений и согласований дипломаты передали информацию в Управление ГВФ. Там установили, что полеты над полярным бассейном с указанными координатами выполняет Диксонский авиаотряд, куда и было направлено сообщение о катастрофе.

Радист немедленно доложил о полученной радиограмме Медведеву, командиру эскадрильи поселка Диксон.

– Иван Васильевич, из Москвы получена радиограмма о катастрофе самолета АН-2 в акватории моря Лаптевых! – сказал он, протягивая радиограмму. Прочитав, Медведев приказал:

– Немедленно связь с генералом Крутым! Немедленно! Он на дрейфующей станции «Северный полюс». Однако там генерала не оказалось, дежурный радист ответил, что он на своем самолете вчера вылетел на остров Визе.

– Вызывай борт 01!

Сквозь треск разрядов атмосферного электричества Медведев, услышав ответ радиста самолета, сказал в микрофон:

– Это командир Диксонской эскадрильи, пригласи первого! – Через несколько секунд услышал знакомый голос:

– Первый у микрофона!

– Василий Львович, здравствуй, как меня слышишь? – сквозь треск разрядов услышал Крутой знакомый голос.

– Здравствуй, Иван Васильевич! Слышимость плохая, но разобрать можно.

– В Канаде радиолюбитель принял радиограмму, переданную азбукой Морзе о катастрофе самолета АН-2 в море Лаптевых в 150 километрах восточнее мыса Арктический острова Комсомолец! У тебя там работает самолет?

– Да, самолет АН-2 под командованием Дикунова Валерия! Но я ничего не слышал! Он не сообщал о катастрофе!

– Аварийная радиостанция работает в дециметровом диапазоне, и только на передачу, наши станции работают в метровом, их никто не слышит! Выясните, кто дал им такой древний передатчик, примите неотложные меры к организации спасательной экспедиции. Высылаю с порта Мыс Челюскин на остров Камсомолец наш вертолет МИ-8 под командованием Старыгина Валерия, он поступает в ваше распоряжение до конца операции по поиску попавших в беду людей. Борт уже вылетает, как меня поняли, прием?

– Вас понял, немедленно вылетаю на Комсомолец, определюсь по прибытии, постараюсь успеть к прибытию вертолета, сообщите мне его позывные. Будем организовывать поиски, если понадобится помощь, сообщим, конец связи, – сквозь треск услышал Медведев в динамике голос генерала.

– Немедленно вылетаем на Комсомолец, срочно готовьте машину, – приказал генерал командиру экипажа Мязину, – по готовности доложить. Вот суки! Так и стараются подсунуть старье людям, которые каждый день рискуют жизнью. В порошок сотру интенданта! Пошлю служить на Северный полюс! Зажрался на материке! – ругался Крутой. Когда самолет взлетел и набрал высоту, приказал радисту связаться с вертолетом. – Валерий Николаевич, здравствуй, генерал Крутой на связи!

– Здравствуйте, товарищ генерал, рад вас слышать. – Крутой за смелость и бесстрашие пользовался уважением среди полярных летчиков, и они гордились знакомством с ним.

– Когда будете на Комсомольце?

– Думаю, часа через три, загружен топливом под завязку, ветер северный, встречный больше двухсот километров не летим.

– Понял, я с острова Визе лечу на Комсомолец, совершу облет предполагаемого района гибели самолета. До встречи на Комсомольце! – Печальная весть не давала покоя Крутому: «Что могло произойти? Два дня назад связывался с ними по радио, доложили, что все в порядке. Неужели опять иностранные спецслужбы? Они не могли так быстро подготовить вторую операцию! Я не могу в это поверить. Как хорошо, что я взял у Губкина его тетради с расчетами и схемами, если сам погиб, не дай Бог, то его изобретение будет долго жить как в армии, так и на гражданке. Дикунов опытный командир и экипаж у него слетанный, самолет был оборудован всем необходимым на случай аварийной посадки. Почему он сообщает об отсутствии продуктов и теплых вещей? Сам проверял, они были в самолете. Наверное, некогда было их выбросить на лед, значит ситуация у них критическая!» – рассуждал генерал. Самолет уже час был в воздухе, на подлете к острову, генералу пришла в голову мысль запросить Диксон и Мыс Челюскин о маршруте полета и районе работы самолета АН-2 в прошедшие три дня. Радист связался поочередно с этими портами, но заявки о полетах самолета Дикунова за прошлый день отсутствовали, о маршруте полета они не сообщали.

– Вот пижоны, асы полярные выискались, не хотят выполнять моих приказов! Придется наказать!» – подумал генерал. Он приказал запросить сведения о проходимости радиоволн за вчерашний и текущий дни. Они оказались неутешительными, над полюсом свирепствовали магнитные бури, связи практически не было. «Это немного реабилитирует и экипаж и ученых», – подумал генерал, немного успокоившись.

– Вызови СП, – приказал он радисту.

– СП на связи – сказал тот, подавая микрофон и наушники.

– Кто на связи?

– Пронькин, товарищ первый!

– Егор, у тебя на передатчике есть дециметровый диапазон?

– Конечно есть, а что случилось?

– Через полтора часа свяжешься с вертолетом МИ-8, попробуете с двух точек запеленговать место работы аварийной радиостанции в сантиметровом диапазоне. Станция работает на аварийной волне только на передачу.

– Хорошо, товарищ генерал, но предупреждаю, что оборудование старое и расстояние до острова Комсомолец неблизкое! О результатах доложу дополнительно, конец связи.

Давно опустились сумерки, окутавшие льды непроглядной темнотой, затянутое плотной облачностью небо не пропускало света звезд, но Крутой не отказался от полета к месту предполагаемой аварии. После волнений дня он задремал в кресле, его разбудил голос командира корабля.

– Товарищ генерал, вошли в зону пурги, за бортом ветер сорок метров в секунду! Судя по всему, усиливается, боюсь садиться в такой ветер, может возникнуть аварийная ситуация! Полагаю, надо уйти на запасной аэродром, пока пурга его не закрыла, дождаться, когда ветер немного успокоится! Полетев на место катастрофы, упустим время для посадки!

– Ты что предлагаешь, командир? Там люди на такой пурге, без палатки, спальных мешков и еды! Они погибнут, если не организовать поиски прямо сегодня и сейчас! Приказываю лететь на Комсомолец! Всю ответственность беру на себя! Нам надо лететь на остров, ждать подлета вертолета, обозначить ракетами место посадки, иначе и они не смогут сесть! Курс на мыс Арктический!

Через сорок минут экипаж вслепую, в снежном месиве зашел на посадку, свет пускаемых с самолета ракет гас в молоке поднятого пургой снега, не освещая поверхности ледяного аэродрома. Командир очень медленно снижался, боясь жесткого удара шасси при посадке, но неприятностей избежать не удалось. Порыв ветра накренил самолет, все почувствовали сильный удар, стойкой шасси машину подбросило, и она стала заваливаться на крыло. Экипажу чудом удалось удержать машину от опрокидывания, прижать ее к посадочной полосе на все точки шасси. Но все заметили, что самолет катился по аэродрому как-то боком, скособочившись на одну сторону. Немного поплутав в пурге, подрулили к избе, которую они разглядели по возвышающейся над ней мачте радиостанции.

– Что за посадка? – раздраженно спросил генерал.

– Экипаж выполнял ваш приказ! Жестко сели потому, что радиовысотомер допускает погрешность в несколько метров в зависимости от толщины льда, на который производится посадка.

– Хорошо, я понял, – миролюбиво сказал Крутой, – крепите самолет и посмотрите, что с шасси. Нам очень важно, чтобы самолет завтра мог летать!

– Постараемся! – коротко ответил командир, которого обидели обвинения генерала.

Закрепив на льду и осмотрев машину, Мязин увидел, что сильно повреждена стойка левого шасси, она требовала срочного ремонта, о полетах самолета в ближайшие два–три дня не могло быть речи. Кроме того, с креплений была сорвана и утеряна лыжа. Крутой, выслушав его доклад спросил:

– Сколько времени понадобится для ремонта?

– В полевых условиях не менее трех суток! – Генерал, немного подумав, недовольным голосом сказал:

– Приказываю провести ремонт в течение суток, всему экипажу работать день и ночь! Всем, кроме радиста, ужинайте и приступайте.

Пурга разыгралась не на шутку, прилетевшие с Крутым летчики быстро и умело развели в печи огонь, он дарил тепло людям, отогревал остывшую за день избу. Генерал беспокоился о посадке вертолета:

– Какая погода на поверхности? – спросил он.

– Температура минус двадцать, ветер северный, сорок пять метров в секунду, – доложил штурман.

– Вертолет сможет сесть?

– Экипаж у Старыгина опытный, сам он много лет по северам летает, должны сесть.

– Держите с ними связь, будем помогать садиться!

– Есть, товарищ генерал, – ответил радист. Летчики начали заниматься приготовлением ужина, покушав тепло оделись и ушли в молоко пурги.

Неожиданно запищала радиостанция, радист включил ее на прием и передал микрофон генералу.

– Первый у микрофона, – сказал Крутой.

– Василий Львович, Старыгин на связи. Докладываю, что запеленговать передатчик не удалось…

– Почему? – перебил его Крутой.

– Он прекратил передачу, не выходит в эфир! Я хочу на подходе к острову изменить курс, полетать в квадрате предполагаемой катастрофы, послушать эфир и посмотреть!

– Это правильное решение, у нас дует пурга, скорость ветра сорок пять метров в секунду. Створ посадки обозначим ракетами, счастливого полета!

Штурман произвел исчисление и определил координаты вертолета.

– Пора поворачивать, командир, мы на точке.

Экипаж повернул вертолет вправо и начал прочесывать квадрат. Полетав час над льдами, подсвечивая ракетами, ничего и никого не увидев, Старыгин приказал изменить курс на мыс Арктический. С большим трудом, по ракетам с земли, посадив вертолет, закрепив его на льду, экипаж направился в избу.

Доложив, что поиск результатов не дал, Старыгин спросил у генерала, что его экипажу делать дальше.

– Как что делать? Отдыхайте пару часов и полетим на поиски!

– Товарищ генерал, это пустая трата времени и топлива, район наглухо закрыт пургой, мы даже примерно не знаем координаты места катастрофы. Их передатчик молчит, наверное, сели батареи, теперь одна надежда визуально найти их с воздуха. Кроме того, в такой ветер я не смогу взлететь, надо подождать, пусть пурга немного утихнет.

– Ты что говоришь, они к утру погибнут! Не смей мне перечить, два часа на отдых и вылетаем!

– Я не подчиняюсь вам, не надо настаивать, за безопасность полетов отвечает не генерал, а командир экипажа! Вы думайте, что говорите, о какой спасательной операции, на льду в трех метрах ничего не видно, а что вы увидите с высоты полета? Это стопроцентная возможность разбиться, тогда и спасать будет некого, некому и нечем. Вертолет сможет прилететь с Диксона только завтра к вечеру, да и то, если он не улетел куда-то на материке! Вы об этом подумали?

– Успокойся, Валера, я погорячился, наверное, ты прав, давай ждать утра, – сдался Крутой. Ночью аварийный передатчик так и не вышел на связь, погасла робкая надежда запеленговать место нахождения лагеря потерпевших крушение.

Утром Старыгин проснулся с надеждой, что пурга уляжется за ночь, но за стенами избы завывал ветер, он свободно несся по льдам от самого полюса, скатываясь по земному шару не встречая препятствий на своем пути. Одевшись, вышел на улицу и понял, что сила ветра ослабла, видимость увеличилась метров до двадцати. «Метров тридцать в секунду дует, лететь можно, генерал все равно не даст покоя», – подумал он.

– Как погода, командир? – спросил Крутой, едва он вошел.

– Погода летная, завтракаем и вылетаем, пока до зоны поисков долетим, наступит рассвет.

Генерал громко крикнул:

– Общий подъем!

Проработавшие всю ночь на ураганном ветре и морозе летчики его экипажа, проклиная судьбу, погоду и начальство, встали и пошли на улицу умываться снегом. Они не смогли закончить ремонт шасси и ожидали разноса от генерала. Но тот проявил удивительное спокойствие, заявил, что полетит на вертолете с экипажем Старыгина, они вздохнули свободно.

За ночь вертолет заправили, приготовили к вылету.

– Экипажу приготовиться, взлетаем! – приказал командир и начал плавно крутить ручку «шаг-газ» влево, выводя двигатель в режим взлета. Когда винт набрал обороты, он аккуратно стал поднимать вверх ручку «шаг-газ», изменяя шаг лопастей несущего винта. Дождавшись, когда вертолет большую часть своего веса перенес с шасси на несущий винт, он отжал от себя педаль шага винта поворота. Многотонная машина послушно начала на льду, на одном месте поворачиваться навстречу ветру, когда она стала строго против ветра, командир увереннее потянул вверх ручку, еще больше изменяя шаг несущего винта. Подъемная сила оторвала вертолет от поверхности льда, и изба пропала в поднятой винтами и пургой снежной пелене.

Генерал, сидя в вертолете, подумал, каково приходится потерпевшим катастрофу на льдине в такую пургу, и приказал связаться с СП и передать его приказ постоянно находиться в эфире на приеме в дециметровом диапазоне.

Он не терял надежды, что аварийный передатчик выйдет в эфир, поддерживая двустороннюю связь с радистом СП, радист вертолета сможет запеленговать его координаты.

– Когда будем в квадрате поисков? – спросил Крутой.

– По такой погоде долетим через час – полтора, – ответил штурман и вновь углубился в расчеты.

Шесть часов полета не дали результата, льды окутала непроглядная тьма, когда Старыгин подошел к генералу и сказал:

– Топлива в обрез до мыса Арктический, пора ложиться на обратный курс, баки почти пусты.

– Что сделаешь, наша совесть перед ними чиста! – согласился Крутой, экипаж лег на знакомый курс и благополучно посадил машину у избы.


Порывы ветра крепчали, по льдам струилась поземка, предвещая надвигавшуюся пургу, день угас, унося последние надежды на спасение. Снег был настолько спрессован, что с трудом резался ножами. Используя вздыбленную льдину с одной стороны в качестве стены, потерпевшие крушение выкладывали полукругом кирпичи из снега. Силы таяли, но это был единственный шанс заставить себя немного греться в работе.

Но таяли не только силы, заметно поблекла лампочка индикатора на передатчике. Наконец Рыбаков выключил его:

– Командир, надо дать отдохнуть часа четыре-пять, восстановить батареи, так мы их совсем посадим! – сказал он, отрываясь от передатчика.

Валера, обшарив карманы, нашел три патрона, отойдя от лагеря, зарядил оружие. Он твердо знал, что белые медведи обязательно придут к ним. Но сколько их будет, этот вопрос мучил его, ведь патронов было всего три.

Подойдя к продрогшему штурману, спросил:

– Андрей, у тебя случайно патронов от карабина нет? Думаю, скоро надо ждать гостей.

– Есть один, – достав из кармана патрон, передал его Дикунову. – Взял на память о встрече с медведями, когда меня от них спас Яшин.

– Как ты считаешь, нас кто-то услышит?

– Не знаю, командир, передатчик на прием не работает, и антенна у нас низко расположена. Будем надеяться на чудо, – ответил Рыбаков, – а про патроны спроси у Яшина, он постоянно с карабином возится, может, у него завалялись.

Побегав, немного согревшись, Рыбаков стал помогать резать и укладывать на стену снежные кирпичи и не заметил, как согрелся. Люди выбились из сил, им удалось полукругом сложить стену высотой полтора метра. Она и стоявшая почти вертикально льдина немного защищали от пронизывающего ветра начинавшейся пурги. Чтобы не замерзнуть, Валерий, забросив оружие за спину, работал вместе со всеми.

«Скоро люди выбьются из сил, голод и мороз подорвут их веру в спасение, потом мороз быстро сделает свое дело. До утра мы не протянем. Утром спасать будет некого!» – печально думал он.

– Достаточно, теперь всем укрыться за стеной и прижаться друг к другу плотнее. Нужно как можно дольше сохранить тепло, – сказал он, видя, что купол в снежном доме выложить они не смогут, не было снега нужной толщины. Разгоряченные работой, уставшие люди присели за рукотворными стенами, прижавшись спина к спине. Все облепили Рыбакова, готовые отдать ему последние крупицы своего тепла. Среди бескрайних льдов это был единственный человек, стараниями которого могла прийти помощь, без него они были обречены на смерть от холода и голода.

Люди на льдине окончательно замерзали, все впали в апатию, им не хотелось двигаться, говорить, думать, наступило полное безразличие к своей судьбе и судьбе других. Только энергичные окрики и команды Валерия, больше всех страдавшего от холода, заставляли всех бороться за жизнь. Льдину окутывали сумерки, тьма сгущалась. Неожиданно командир заметил какое-то движение возле тороса, находившегося в пятидесяти метрах от них.

«Медведь! Белый медведь! Нам не хватало только погибнуть от клыков этого свирепого хищника!» – подумал он, снимая карабин с плеча.

– Внимание всем, к нам пришел медведь. Приготовиться к отражению нападения. В карабине всего четыре патрона, приготовьте ножи, возможно, придется сойтись в рукопашной!

– Командир, у меня есть два, – сказал Яшин, протягивая патроны.

– Теперь у нас шесть патронов, можно воевать, белый медведь за много километров чувствует запах человека и животных, пришел один, но нужно ждать еще гостей. Всем приготовиться! – командовал Дикунов.

Призрак близкой смерти встряхнул и сплотил людей. Те, у кого были ножи, вытащили их из ножен. Осмелевший хищник осторожно подходил к группе укрывшихся за снежными стенами людей. Валера старался поймать его на мушку, выцеливая убойное место по передним лопаткам. Пуля, проходя по лопаткам, дробит кости позвоночника и лишает зверя способности двигаться, проходя через легкие, вызывает обильное внутреннее кровотечение, от которого он вскоре погибает. При более удачном выстреле поражается сердце либо околосердечная сумка, что приводит к моментальной смерти.

Медведь подошел на двадцать метров, втягивая со свистом воздух, ловил желанные запахи добычи, рассчитывая подкормиться мясом, он не ел уже вторую неделю, добыча не встречалась на его пути. А тут было много еды, поэтому он осмелел, подойдя совсем близко к сбившимся в кучу людям, вдыхая запахи неизвестной ему дичи и предвкушая сытную жизнь, он шел напролом. Неожиданно сухо треснул выстрел, что-то ударило зверя в грудь, и он упал замертво на лед.

– Быстро всем приступить к разделке туши! В нем наше спасение, мясо пойдет в пищу, шкурой накроем крышу нашего дома, перестанет задувать ветер и забрасывать снег на головы, у нас появилась реальная надежда продержаться до прихода помощи! – сказал Валерий.

Никого не надо было подгонять, все работали как одержимые. Через полчаса работа была закончена, тушу разделали, шкурой частично закрыли крышу над стенами из кирпичей снега. Люди могли только сидеть или стоять, согнувшись в первобытном доме, но через некоторое время почувствовали, что в нем стало заметно теплей, чем на улице. Когда мясо немного остыло, командир проверил его, медведь оказался здоровым.

– Пока мясо и печень не замерзли, всем надо досыта поесть, потом будет сложнее, замерзшее мясо забирает много тепла, – сказал Дикунов и первым отрезал от печени большой кусок. Прихватывая края зубами, отсекал ножом небольшие куски у самых губ и жевал их. – Рекомендую всем попробовать, это полярный деликатес! Других продуктов у нас нет, соли тоже нет, – приглашал он всех. Летчикам приходилось есть строганину из медвежьего мяса и печени, а ученые не знали, что это такое. Подавляя отвращение, москвичи ели сырую печень и мясо убитого медведя.

– Нам бы еще одного медведя, закрыть шкурой часть крыши и вход, тогда мы будем спасены, – начал механик. Командир оборвал Яшина:

– Помолчи, Костя, накаркаешь нового гостя. – Все засмеялись, Дикунов понял, что надежда вернулась к людям.

Неожиданно на улице раздался недовольный грозный рык, Валера выскочил из укрытия и столкнулся с огромным медведем. Тот от неожиданности поднялся на задние лапы, намереваясь навалиться на невиданного зверя. Но человек успел нажать на спусковой курок, сухо треснули два выстрела. Одна из пуль перебила позвоночник, смертельно ранив хозяина ледяной пустыни. Медведь заревел и начал валиться на Валерия. Тот, ликуя от мысли, что ему удалось убить еще одного зверя, успел отскочить, туша рухнула возле входа в снежный дом. «Теперь мы сможем прожить несколько дней! Есть и пища, и шкура, полностью закроем крышу в снежной хижине, станет теплее! Должна прийти помощь, нас кто-то должен услышать!» – ликовал командир. Он сказал:

– Всем, у кого есть ножи, на разделку туши, шкурой прикроем незакрытую часть крыши и вход в нашей снежной хижине!

Из дома вышли Яшин и Рыбаков, извлекая из чехлов ножи.

Зная, что ножи есть у Губкина и его заместителя Боярова Петра, Дикунов подошел к иглу.

– Была команда всем, кто имеет ножи, идти на разделку туши. Вам надо ее повторять? – зло спросил он, глядя на Губкина.

– А ты чего здесь раскомандовался? Ты кто такой, плебей! – выступая вперед, закричал Бояров.

Валера понял, что наступил переломный момент во взаимоотношениях, если он уступит, начнется анархия, которая неизбежно приведет к гибели всех участников экспедиции. Коротким ударом он обрушил приклад в лицо норовистого ученого. Металлическая оковка торца приклада хорошо впечаталась в его физиономию.

– Я два раза не повторяю, кто не хочет исполнять приказ, будет расстрелян немедленно! – сказал он, поднимая ствол карабина к переносице сразу побелевшего ученого. Поняв, что с ними не шутят, Губкин и его помощники бросились к медведю. В полной темноте, на ощупь, быстро ошкурили зверя.

– Отрежьте от шкуры продольную полосу метровой ширины, остальную на крышу мехом внутрь. Только смотрите, не обрушьте стены. Пока не смерзнется шкура, надо придержать изнутри, – распоряжался командир. Когда от шкуры была отрезана двухметровая полоса, остальную очень осторожно затащили на снежные стены, закрыли часть крыши, через которую воющая за стеной пурга сыпала снег, он попадая на тело, забирал последние капли тепла.

– Молодцы, хорошо уложили, закрыли крышу и вход, скоро станет совсем тепло! – сказал Рыбаков.

Валера передал Яшину карабин, попросил подержать шкуру. Ножом в центре отрезанного куска вырезал отверстие, в которое могла пролезть голова, после чего надел на себя шкуру мехом вовнутрь. Поверх застегнул брючный ремень, тщательно расправил края, один запустил под другой на боках и надежно стянул ремнем. Мороз теперь не грозил ему, импровизированное пончо полностью облегало тело, и летчик сразу почувствовал, как длинный мех белого медведя стал греть его продрогший до костей организм, помимо его воли в сознании всплыла мысль: «Господи! Слава тебе, ты послал мне спасение, теперь я доживу до утра, я увижу жену и сына!».

Он отрезал от шкуры, висевшей на потолке, лапу, подойдя к Рыбакову, выдернул у него из меховой куртки нижний шнурок. Сложил куски и попросил подержать, что-то прикидывая и выкраивая ножом в кромешной тьме. Все прислушивались, пытаясь догадаться, но слышали только шорох ножа и дыхание командира, которого от тепла стало клонить в сон. Он протягивал сквозь отверстие в шкуре шнурок, что-то сшивая.

«Наверняка от холода у него крыша съехала» – злорадно думали ученые, стоявшие плотной группой, спина к спине, под крышей из медвежьих шкур. Никто из них не вспомнил, что из рук этого человека, с которым они отказались поделиться одеждой, много раз за время совместной работы на дрейфующих льдах получали самое дорогое – жизнь.

Обида закралась в душу Дикунова, но теперь, когда он соорудил себе надежную защиту от холода и шил шапку, подумал: «Пусть Бог будет судьей их поступку и простит их!». Когда закончил шорничать, зажег зажигалку, осматривая свою работу. Все с удивлением увидели, что его тело закрыто полосой шкуры мехом вовнутрь, из которой торчала только голова, в руках была самодельная шапка, сшитая мехом вовнутрь. Погасив зажигалку, Валера надел шапку поверх носовых платков и поразился произошедшей перемене. Голова и тело погрузились в тепло, которого ему так недоставало весь день. Мороз сковал влажную шкуру, она сильно шуршала при малейшем движении, но хорошо грела человека, защищая его от двадцатиградусного мороза и пронизывающего ветра.

В замкнутом пространстве от тепла человеческих тел воздух быстро нагревался, вскоре все это почувствовали. Температура в иглу поднялась до минус десяти градусов. Для полярных исследователей, несколько месяцев проработавших на льду на пронизывающем до костей ветре и двадцатиградусном морозе, это были почти комфортные условия. После пережитых потрясений, тревожного ожидания помощи, осознания безысходности своего положения и угрозы скорой смерти от переохлаждения у людей появилась надежда, что они не погибнут от холода до прихода помощи. Разморенные теплом и сознанием того, что останутся живы, они дремали стоя, тесно прижавшись к спине соседа. Когда ноги подкашивались, включалось сознание, не просыпаясь, человек распрямлял ноги и продолжал спать, пока ноги вновь не подкашивались.

Борясь со сном, Дикунов вспомнил, как учитель в школе рассказывал ученикам на уроке зоологии, что шерсть у белого медведя трубчатая, полая внутри и греет его в самую лютую стужу, даже тогда, когда ему приходится за добычей нырять в ледяную воду океана или переплывать полыньи.

«Ведь он был прав, этот учитель!» – улыбаясь в темноте, согретый приятным теплом, думал он.

Стоять полусогнувшись, поддерживая скованные морозом медвежьи шкуры, было неудобно, но никто не роптал. У Валеры сохранилась зажигалка, которая неизвестно каким образом попала к нему в летные брюки. Неожиданно ему пришла в голову мысль, что нужно проверить мясо второго медведя и затащить в иглу: «Здесь оно меньше смерзнется и будет на что присесть!» – подумал он.

– Помоги, Константин, – попросил он механика, выползая из убежища в свистящую и воющую ночную пургу. Тот выполз следом, пронзительный ветер и окрепший ночью двадцатипятиградусный мороз быстро забирали тепло. Выхватив нож, Валерий сделал несколько глубоких параллельных надрезов на стегне убитого последним медведя.

– Прикрой от ветра! – прокричал на ухо механику. Когда тот, присев, полами своей куртки прикрыл лежавшее на льду мясо, повернувшись спиной к ветру, Дикунов крутанул колесо зажигалки. Робкий огонек осветил мясо, еще не успевшее промерзнуть. Оскребая обушком ножа стенки среза, он надавливал на них, проверяя, не выдавится ли из мяса куколка или личинка, но все срезы были чистыми.

– Держи, Костя, это наше спасение от голода, нам надолго хватит! – сказал он, отсекая лапу от туши. – Тащи в укрытие, на ней можно сидеть, там оно не промерзнет. Сразу возвращайся, все мясо перетащим под крышу, так будет надежней.

Через несколько минут лапы были отделены, вместе с тушей складированы вдоль снежных стен. Они отсекли лапы у первого убитого медведя, который лежал за торосом, все мясо так же затащили в убежище. У людей появилась возможность присесть после того, как они простояли на ногах двенадцать часов после катастрофы. Нарезав кусков еще не схваченного морозом темного медвежьего мяса, Дикунов раздал всем.

– Ешьте, друзья, пока мясо не замерзло. Я понимаю, что противно есть свежее мясо, но соли и перца, к сожалению, нет. Выбора у нас тоже нет, оно все время будет согревать вас, восстанавливать жизненные силы. – Отрезая маленькие кусочки у самых губ, все жевали спасительную медвежатину.

Рыбаков вновь сел за передатчик, включил тумблер, свет индикатора не изменился, лампочка горела так же тускло, как и раньше.

– Придется передатчик оставить до утра, при длительном перерыве батареи немного восстанавливаются, – сказал он, выключая питание. Его слова удручающе подействовали на всех, в душу начал холодной змеей заползать страх. Все думали, что с ними будет, если их крик о помощи не был услышан, а сейчас не хватает мощности батареи, чтобы продолжить посылать сигналы бедствия. Чтобы как-то сгладить тягостное впечатление, Дикунов уверенно сказал:

– Не печальтесь, друзья, я уверен, что нас услышали! Представьте себе сложность организации поисков. Не теряйте надежду, нас завтра обязательно спасут! Мы будем впредь выходить в эфир ненадолго, постараемся продлить работу батареи как можно дольше. А теперь предлагаю всем спать, сохранять тепло и силы.


Второй день полетов не дал результатов, уже сгустились сумерки, когда Старыгин подошел к генералу:

– Василий Львович, пора возвращаться на базу, заканчивается керосин в баках, на льду ничего не видно, метель не утихает. В такую погоду мы их просто не увидим, передатчик на связь не выходил, где их еще искать, ума не приложу!

– Вы понимаете, что они на льду два дня, в пургу, замерзают в эту самую минуту! Мы не предприняли исчерпывающих мер для их поиска и спасения. Приказываю не менять курс, облететь еще раз предполагаемое место катастрофы!

– Хорошо, но ответственность я с себя слагаю! – громко сказал Валерий и ушел в пилотскую кабину. «Сложил ответственность, умник! Если случится катастрофа, суд в первую очередь спросит с меня, по инструкции на борту мне никакой генерал не указ!» – думал он, его грустные мысли прервал голос второго пилота:

– Валера, куду летим?

– Генерал приказал лететь вперед, совершить еще раз облет предполагаемого места катастрофы.

– В таком случае надо лететь вдоль границ участка, так как его центральную часть мы проверили довольно обстоятельно.

– Ты прав, штурману рассчитать курс по самой границе предполагаемого места катастрофы, – приказал командир.

– Но мы не сможем сесть при таком ветре ночью на незнакомую льдину. Это неминуемо обернется катастрофой! – удивился штурман.

– Отставить разговоры, начальству видней! С нас никто не спросит и не осудит, если разобьемся во время посадки, спасая людей, но не поймут, если мы не долетим и не спасем их! Тогда все, кто выжил, неминуемо погибнут. – Вертолет продолжил полет над дрейфующими льдами.

– Валерий Николаевич, подсвечивайте лед ракетами, может, они как-то помогут разглядеть поверхность, – сказал генерал.

Теперь через пять минут с борта вертолета навешивалась ракета на парашюте. Их мертвый свет заливал окрестности, высвечивая пляску пурги на поверхности льда. Неожиданно радист закричал:

– Есть сигнал, морзянкой отбивают: «Спасите наши души», передатчик работает где-то недалеко!

Старыгин вышел в салон:

– Товарищ генерал, передатчик продолжил работу, на льдине остались живые люди. Но если мы разобьемся во время посадки на незнакомую льдину при такой силе ветра, спасти их больше будет некому. Вертолетов на дрейфующих льдах больше нет!

«А ведь он прав! В такой ветер даже днем садиться небезопасно! Льдина незнакомая, самолет не выдержала, надо поднимать людей вертолетом с зависания. А если разобьемся, все погибнут – и мы, и спасшиеся», – мрачно подумал Крутой. Командир вертолета видел, что генерал решает трудную задачу, стоял рядом, ожидая ответа.

– Что на СП, они слышат сигнал аварийного передатчика? – спросил он.

– Нет, не могут слышать, видно, у них сели батареи, сигнал очень слабый, затухающий, – ответил радист.

– Считай, что меня уговорил! Закончим облет места катастрофы, если услышат шум турбин вертолета, догадаются, что их ищем! Это придаст сил для ночевки. Продолжайте отстреливать ракеты, в низовой пурге на такой высоте их далеко видно.

Погода окончательно испортилась, порывы ураганного ветра бросали вертолет из стороны в сторону, машина, которая весила много тонн, была игрушкой в руках стихии.

– Командир, мы выходим из квадрата! – доложил штурман, оторвавшись от карты.

– Левый разворот, пошла серия из двух ракет! – скомандовал Старыгин.

Хлопнули два негромких выстрела, которые утонули в вое ветра и грохоте турбин. От вертолета отделились две осветительные ракеты, он закладывал вираж, выполняя разворот на обратный курс, на базу.


– Командир, слышу гул турбин вертолета! Помощь идет, нас услышали! – закричал Яшин.

– Всем молчать! – приказал Дикунов, не в силах отогнать от себя мысли, что механику показалось. Он лег на лед и выполз из убежища. Следом выползли все, кроме Рыбакова, бросившегося к передатчику. Не жалея батареи, он отстукивал на ключе, что на льду слышат гул турбин вертолета, видят свет пускаемых им ракет. Он видел, что лампочка едва светится в темноте, но продолжал посылать сигналы, так как знал лучше всех, что завтра их передатчик уже никто не услышит, сядут батареи. Ему казалось, что вместе с сигналами передатчика в эфир летели его собственные душевные крики о спасении и не услышать их на пролетающем рядом вертолете не могли.

Неожиданно радист вертолета закричал:

– Есть сигнал, морзянкой отбивают: «Слышим ваши двигатели, видели свет двух ракет на развороте! Спасите наши души!» – передатчик работает рядом, но сигнал затухает!

– Предлагаю вернуться в точку разворота, пройти над этим местом и отстрелять серию из двух ракет, они поймут, что мы их услышали! – сдерживая волнение, сказал Крутой, Старыгин кивнул головой в знак согласия.

Стоявшие на пронизывающем ветру люди, держа шапки в руках, с болью в сердце вслушивались в затихающий гул турбин вертолета, пока он не пропал в вое пурги. Ветер трепал их волосы, но они стояли не шелохнувшись, прощаясь с надеждой на спасение, которая была так близко, думая, что второй раз вертолет не вернется на обследованный квадрат. Слезы разочарования лились из глаз несчастных, для которых спасение было так близко, но улетело, чтобы никогда не вернуться!

Неожиданно к вою пурги и шороху снега примешался какой-то посторонний звук, все, не сговариваясь, повернули головы в его сторону, боясь поверить, что вновь слышат гул вертолетных турбин.

– Вертолет, я слышу вертолет! – неуверенно сказал Губкин. Все напрягли слух, боясь шелохнуться, вслушиваясь в вой пурги. На пронизывающем до костей ветру стояли мужчины без головных уборов и пурга трепала их волосы, посыпая колючим снегом.

– Вам показалось, Сергей Борисович! – разочарованно сказал Бояров, надевая шапку. В это время все услышали приближающийся гул турбин, вертолет пролетал метрах в трехстах правее места катастрофы. От него отделились два белых шара ракет, сомнений не могло быть – на вертолете их услышали, чтобы на льдине знали это, вернулись, пролетели рядом с их лагерем и выпустили две ракеты.

– Ура! Нас ищут! Они знают, где мы находимся! – закричал Дикунов, все что-то кричали вместе с ним, плача от нахлынувшей радости. Неожиданно все стихли, завороженно ловили затихающий шум вертолета.

«Улетают, в такую пургу они нас не найдут!» – горестно подумал Губкин. Настроение у всех заметно упало, вертолет улетал.

– Всем немедленно в укрытие, мы должны дожить до следующего утра! В такую пургу на незнакомую льдину вертолет не сядет, если они разобьются, тогда нам помощи ждать не от кого! – жестко сказал командир.


– Вот теперь можно и на базу вернуться. Немедленно связь с Диксоном, – приказал Крутой. – Передайте телеграмму за моей подписью: