Записки полярного летчика

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   8   9   10   11   12   13   14   15   16
«Вступили в радиообмен с потерпевшим крушение экипажем. Пурга, видимость нулевая, ветер тридцать пять метров, посадка на льдину в ночное время невозможна. Принял решение вернуться на базу, утром продолжим операцию по спасению. Крутой». С бортовой радиостанции вертолета телеграмма полетела за тысячу километров в аэропорт острова Диксона. Там была немедленно продублирована в Москву. Через десять минут была принята радиостанцией территориального управления КГБ города Москвы, немедленно доложена генерал-лейтенанту Голубкову.

Генерал вызвал полковника Солдатова.

– Владимир Алексеевич, поручаю вам срочно на месте разобраться в причинах катастрофы самолета экспедиции Губкина. Генерал Крутой за четыре дня до катастрофы сообщил о возможном террористическом акте. Следует проверить, не была ли катастрофа продолжением попыток американских спецслужб ликвидировать экспедицию, а заодно похоронить сам эхолокатор. Считаю, что в данной ситуации самое удобное время для перевода Губкина на нелегальное положение. Убедите его в необходимости исчезнуть на несколько лет, пожить с семьей в сибирском городе Железногорске. Вам заказан авиабилет до Диксона, там организуют оказию на остров Комсомолец. С Диксона свяжетесь с генералом Крутым, передадите ему мой приказ. Он обеспечит вас транспортом. Мой вам совет, одевайтесь теплей, возьмите дома теплые кальсоны! – засмеялся генерал. – Внизу ждет машина, водитель предупрежден. Удачной поездки, полковник! – генерал встал и пожал руку на прощанье.


Когда МИ-8 подлетал к аэродрому на мысе Арктический, его стало заметно бросать в воздухе, пурга над островом Комсомолец свирепствовала во всю свою арктическую силу. Экипаж вертолета связался с летчиками, находившимися в избе, и они ракетами обозначили место посадки. При порывах ветра свыше пятидесяти метров в секунду, снижаясь, машина погрузилась в снежную пургу. В тот момент, когда вертолет завис на высоте пятнадцати метров и экипаж пытался привести его в горизонтальное положение, сильнейший порыв ветра бросил машину на лед. Старыгин резко дернул ручку «шаг-газ» вверх, увеличив подъемную силу лопастей несущего винта, экипажу почти удалось погасить падение, но поверхность льда была близко. Передняя стойка шасси приняла на себя удар многотонной машины, все услышали хруст и скрип металла. За счет удара инерция вертолета была погашена, и экипаж посадил машину. Боясь, что порывы ветра могут пригнуть громадные лопасти несущего винта к хвостовой балке и они начнут рубить ее, командир изменил шаг винта, наклонив его вперед, после чего выключил двигатель. Винт продолжал раскручиваться, экипаж с тревогой вслушивался, не зацепит ли он концами лопастей хвостовую балку. К счастью, все закончилось благополучно, когда винт стал, бортинженер открыл дверь и в салон ворвался ветер вперемешку со снегом.

«Слава Богу! Пронесло и на этот раз!» – облегченно подумал Старыгин. За свою многолетнюю работу на вертолетах он знал десятки случаев, когда в сильный ветер концы лопастей после посадки опускались вниз и порывы ветра пригибали их к земле. Продолжавший вращаться несущий винт рубил лопастями обшивку на хвостовой балке, разрушаясь, разбрасывал вокруг себя обломки лопастей, которые как огромные ножи втыкаются в салон, разрушая все на своем пути, пробивают топливные баки, что нередко приводило к гибели машины и экипажа.

Когда вертолет стал на шасси, всем стало ясно, что они были на волосок от гибели, корпус имел сильный наклон вперед, передняя стойка шасси от удара прогнулась.

Генерал, немного побелевший во время аварийной посадки, пришел в себя. Передвигаясь на нетвердых ногах, он зашел в пилотскую кабину.

– Спасибо, командир, спас меня от смерти! – с чувством сказал он, пожимая руку Старыгина.

– Не только вас, но и себя тоже, – скромно ответил тот, вытирая капли пота, катившиеся из-под шлемофона.

– Завтра сможем взлететь? – переходя на деловой тон, спросил генерал.

– Ответ дам только после осмотра поврежденной стойки шасси.

– Очень надо взлететь, нас ждут потерпевшие крушение товарищи.

– Мы постараемся, но, возможно, для ремонта понадобится помощь вашего экипажа.

– Всех мобилизую, осмотритесь и доложите, что нужно!

Выйдя в беснующуюся пургу, Старыгин с инженером подошли к прогнувшейся стойке шасси, осветили фонарем.

– Что скажешь, Олег? – обратился он к бортинженеру.

– Валерий Николаевич, иди в избу, мне надо разобраться, потом сообщу о повреждениях, – ответил Любимов. Осмотрев, он понял, что предстоит серьезный ремонт, который в полевых условиях выполнить невозможно, опорная балка стойки шасси, на которую приходится вся сила удара при посадке, опасно прогнулась.

– Труба, командир, небольшой толчок при взлете или посадке, и стойка может сломаться, разобьем машину, – доложил он, войдя в избу. Крутой, внимательно слушавший разговор, напрягся.

– Что там, Валерий Николаевич? Сможем лететь завтра?

– Нет, сильно прогнулась передняя стойка шасси, металл может лопнуть при взлете или посадке! Нужна сварка, металл для ее усиления.

– Немедленно связь с СП, – приказал генерал. Через минуту радист подал ему микрофон и наушники. – Говорит Крутой! Срочно подготовить самолет АН-2, загрузить в него передвижной сварочный аппарат, прутков десять двухметровых отрезков железа диаметром не менее десяти миллиметров и обязательно сварщика с аппаратурой. Через пятнадцать минут доложить о готовности, доставить на базу мыса Арктический! Как поняли, прием!

– Вас поняли, конец связи!

– Валера, сейчас покушаем и всем спать, часа через четыре привезут САК, будем ремонтировать вертолет, мои летчики помогут! – приказал генерал.

Летчики легли на лавки вдоль стен, на спальные мешки и заснули в тепле протопленной избы, под убаюкивающий вой пурги за стенами. Через пятнадцать минут радиостанция ожила, Соложенкин включил прием.

– Товарищ первый, у нас пурга, при взлете самолет сдуло с полосы и он сломал лыжу. Для ремонта потребуется не менее трех часов, – сообщил дежурный.

– Всех отправлю на материк, отдам под суд! Зажирели на дрейфующей станции от безделья! Передайте командиру экипажа, что у него только два часа! И ни минутой больше! О вылете сообщить! – Долго еще бушевал генерал, но летчики, весь день и часть ночи пилотировавшие вертолет в пурге, при силе ветра в пятьдесят метров в секунду, спали мертвым сном.

Сколько проспал, Валерий не помнил, проснулся от того, что его кто-то тряс за плечо.

– Проснись, командир, прилетел самолет с СП, привезли сварщика и сварочный аппарат, – сказал Любимов. Поглядев на командирские часы, Старыгин увидел, что они показывали полдень.


Что села батарея, видели все обитатели снежного дома, зеленый огонек радиостанции уже не светился в темноте, вертолет улетел, не приняв мер для спасения, у ученых усиливалась паника, что их не найдут спасатели.

– Гребаные летчики летать не умеют! Самолет утопили вместе с оборудованием, теперь бросили нас погибать вместе с самолетом на этой Богом забытой льдине, – с надрывом начал ругаться Бояров.

– Побойся Бога, Петр Макарович! Экипаж по крайней мере три раза спасал нас от смерти во льдах! – возразил младший научный сотрудник Иванов.

– Замолчи, Виталий! Петр прав, авария произошла по разгильдяйству экипажа! Пусть теперь отвечают! – громко оборвал его Губкин.

– Молчать, суки! Я вас спасал, я вас как бешеных псов пристрелю, если продолжите бузу! – прикрикнул Валерий.

– У тебя руки коротки, подонок! – начал Бояров. Но его речь прервал хлесткий удар приклада по лицу!

– Молчать, гад! Два раза не повторяю! – он передернул затвор, который с характерным, отрезвляющим лязгом стал на место, дослав патрон в патронник. – Я всех предупредил, за малейшее неповиновение буду расстреливать! Я не позволю вам расколоть коллектив, из-за распрей всем погибнуть! – поднимая ствол в сторону Боярова, мрачно сказал Валерий.

– Нет, не надо, я жить хочу! Не стреляй, пожалуйста! – начал просить тот.

– Смотри, Петя, этот карабин Симонова еще называют смертоносным! На таком расстоянии я не промажу! Чего раскудахтались, спасатели знают координаты нашего лагеря, теперь им не нужен передатчик, – сказал Дикунов.

«Надо их чем-то занять, безделье порождает мысли к неповиновению. Надо же, пытаются свалить всю вину за катастрофу на экипаж. Кто знал, что на середине льдины засыпанный снегом разлом. Если начнут сильно выступать, надо бить, иначе воцарится паника и хаос!» – мрачно думал Валерий.

– То, что я сказал этому умнику, касается всех присутствующих. До прибытия спасателей требую под страхом смерти беспрекословного подчинения! – сказал Валерий и выполз из убежища. Пурга стихала, и восток наливался алой зарей, ему послышалось, что за торосом идет какая-то возня.

«Господи, глючить стал, надо брать себя в руки, совсем нервы расшатались», – подумал он, но в следующую секунду сдернул с плеча карабин. Из-за тороса, находившегося в двадцати метрах от снежного дома, слышались какие-то посторонние шорохи. «Медведь!» – подумал он, стараясь ступать тише, с карабином в руках подошел к торосу и заглянул за его вершину. Он увидел, что выступая над водой острым углом, небольшой айсберг резал лед, двигаясь в сторону убежища, где находились люди с потерпевшего крушение самолета. Сомнений быть не могло, путь айсберга пролегал через убежище, с таким трудом построенное на льдине. Подбежав к иглу, он поднял край шкуры, прикрывавшей вход, скомандовал:

– Всем быстро на лед! Приближается айсберг, через пять минут он пройдет как раз по этому месту! Выходить без паники, время у нас еще есть. – Он слышал суматоху и по голосам понял, что в убежище начинается паника. – Выходить по одному, кто будет бузить, пристрелю! – крикнул он, отходя и вскидывая карабин. – По одному, я сказал!

Люди протискивались через узкий лаз, последним с радиостанцией выполз Рыбаков.

– Теперь дружно сняли с крыши шкуры, положите их мехом вниз. – Заскочив в ставшую неуютной без крыши иглу, закинув карабин за спину, он начал подтаскивать к выходу куски медвежьих туш. – Принимайте и складывайте на шкуры, иначе мы потеряем запас продуктов, быстрей!

Как бы в подтверждение его слов стоявший в двадцати метрах торос вздрогнул, с пушечным выстрелом раскололся. С вершины со звоном посыпались куски льда, от него в сторону лагеря побежали многочисленные трещины, лед под ногами начал колебаться.

– Быстро разобрались, берите шкуры, уходим влево, здесь меньше торосов, – кричал Валера, схватившись за шкуру, вместе с другими потащил ее волоком в сторону от убежища, к которому неумолимо двигался айсберг. Все успели отбежать на расстояние десяти метров, как стоявшее на матером льду сложенное из снежных кусков убежище, которое укрыло от пурги и спасло от смерти попавших в беду людей, стало на глазах рассыпаться. Рядом с ним, врезаясь в лед, разваливая льдину на две части, двигался айсберг. Всем стало не по себе, каждый подумал, что в который раз Дикунов всех спас от верной гибели. Люди завороженно смотрели, как на том месте, где только что стояло их укрытие, разливалась вода, там образовалась полынья, в которую из-подо льда фонтаном набиралась вода.

– Уходим! Быстрей уходим! Шкуры не бросать, в них наше спасение! – кричал Валерий, но теперь все понимали, что без этих шкур и медвежьего мяса обречены на смерть в полярных льдах, и людей не надо было подгонять. Через триста метров остановились без сил, затравленно озираясь, стали подыскивать новое укрытие. На этот раз им повезло, нашли большой наддув снега за торосом высотой около двух метров.

– Будем копать здесь, не надо выкладывать стен, – сказал Дикунов.

Снег оказался спрессованным, и работа двигалась с большим трудом. Видя, как мучаются люди, пытаясь разрезать спрессованный снег, командир запоздало вспомнил о штыке карабина. Отстегнув его, начал помогать, работа пошла быстрей. Устав, он передал карабин Яшину и отошел в сторону. Работавший в середине круга Губкин, протянув руку, сказал:

– Костя, дай карабин на минуту, разрыхлю снег и верну, – тот не глядя, протянул ему карабин.

– Вот и кончилась твоя власть, Дикунов! – перехватив оружие и щелкнув затвором, сказал Губкин, вскидывая приклад к плечу. – Теперь я буду командовать, но прежде тебя расстреляю, как ты собирался это сделать с нами.

– Смотри, не промахнись! – усмехаясь, сказал Валерий и направился к Губкину.

– Стой, стрелять буду! – закричал тот, прицелившись в грудь, нажал на спусковой крючок. «Что я наделал, дал карабин убийце!» – закрывая глаза и ожидая выстрела подумал Яшин. Все отчетливо слышали щелочек бойка, но выстрела не последовало. Опешивший Губкин дернул затвор, тот отлетел в заднее положение и никак не хотел закрываться. Яшин, видя это, что есть силы нанес удар кулаком в висок. Оружие выпало из ослабевших рук ученого, Константин подхватил его, прикладом ударил ученого в грудь, и тот упал на лед. Командир, взяв карабин, демонстративно зарядил его патронами, нажал на кнопку, и затвор, загоняя из магазина патрон в патронник, громко лязгнул в мертвой тишине. Лежавший на льду Губкин зашевелился, приходя в себя.

– Ну что, тонка твоя интеллигентская кишка, убить меня захотел, вставай, сука, работай! – сказал командир и ткнул его под ребра штыком. Губкин вскочил и с утроенной энергией начал копать, затравленно бросая взгляды на Дикунова. На лед опустились сумерки, вертолет не прилетал. Батарея передатчика окончательно села, оберегавший передатчик от малейших ударов Рыбаков сел на него к ужасу всех.

– Все, батарея села, нас никто не слышит! – Люди перестали работать, с тревогой глядя на летчика.

– Теперь у нас одно спасение – быстро откопать снежную пещеру, готовиться еще к одной ночевке во льдах. Прекратить перекур, работать всем. Андрей, иди сюда, – позвал он Рыбакова. – Пока светло, надо обрезать медвежий жир с лап, шкур, отовсюду, где только можно, мы сделаем жирник, в снежной пещере, нам придется ночевать, быть может, не одну ночь. Скорее всего с вертолетом что-то случилось. Все должны верить, что помощь придет, но когда, завтра или послезавтра, никто не знает. Чтобы выжить, мы будем жечь в пещере жирник, и он спасет нас от холода. Заодно нарежь куски мяса, надо подкрепиться, мы давно ничего не ели! – сказал Дикунов.

Все видели, что помощь задерживается, людей не надо было заставлять, осознавая безысходность своего положения, все работали как одержимые, вгрызаясь в каменной твердости снег. Валера вытащил нож и отрезал от шкуры кусок, на него Рыбаков начал складывать обрезанное сало медведя.

– Командир, для чего все это, хоть намекни? – спросил тот.

– Нарежешь жира, намочим в нем бинт из индивидуального пакета, подожжем, получатся хорошие жирники. Будут свет и тепло нам давать!

– А как ты собираешься растопить жир, он ведь кусками лежит?

– Я слышал от чукчей, что они так спасались, зажигая жирники из жира оленя в снежных пещерах, попробуем, у нас все равно выхода нет.

Когда была отрыта круглая яма глубиной полтора метра, Валера приказал отступить от края сорок сантиметров и копать до льда.

– А это еще зачем? – удивился Яшин.

– Будет на чем сидеть, – ответил тот. Когда яма была готова, он сказал: – Теперь дружно взялись, будем перекрывать крышу.

Затащив шкуры, закрыли снежную яму, прижав края шкур по краям кусками снега и льда, все влезли в убежище, расселись на снежной полке. На льды опускалась ночь, а вместе с ней уходила надежда на близкое спасение. В центре снежной пещеры командир поставил на ящик ненужной рации разряженный карабин, который штыком упирался в шкуры на потолке, не давая им просесть.

Валерий вырубил ножом углубление в центре снежного дома, в него положил обрезок шкуры с кусками медвежьего сала, достал свой индивидуальный пакет, разорвал упаковку, тщательно натер салом вчетверо сложенный бинт, скрутил его жгутом. Нижний конец обложил салом, верхний с третьего раза поджог от своей зажигалки, фитиль загорелся чадным пламенем. Все завороженно смотрели на робкий огонек, который горел среди промозглого холода и тысяч километров полярных льдов.

– Молодец, Валерий Викторович, теперь мы не замерзнем, с огнем веселей и теплей нам будет! – сказал Иванов.

– Теперь настало время перекусить медвежатиной и устраиваться на ночлег, – ответил командир. Он видел, как при слабом чадном свете жирника уныло жевали люди мерзлое мясо медведя, надежда на спасение, которой они жили весь день, растаяла, все понимали, что предстоит еще одна ночь во льдах.


Ремонтные работы заняли вторую половину короткого арктического дня, вернее, того полусумеречного состояния атмосферы, которое создают лучи находящегося за горизонтом солнца, люди в этих широтах увидят его только следующей весной. Удовлетворенно постучав по усиленной стойке, проверив качество сварки, Старыгин остался доволен и приказал заправить машину топливом под пробки баков.

– Зачем столько топлива, командир? – спросил второй пилот.

– Снимем людей со льдины, доставим их на базу и без посадки полетим на Мыс Челюскин. Нужен ремонт шасси в заводских условиях. Пока грелись двигатели, он уведомил генерала, что вертолет к вылету готов, и доложил о принятом решении лететь на Диксон без посадок.

– Хорошо, командир, только бы нам найти и снять людей, потом ты всех доставишь на мыс Арктический, высадишь и полетишь дальше. Меня устраивает такой план полета, – согласился генерал.

Через десять минут вертолет был в воздухе, изменив шаг лопастей и самого несущего винта, пилоты опустили нос, и машина, увеличивая скорость, полетела вперед с набором высоты. Пурга немного улеглась, ветер дул со скоростью не более двадцати метров в секунду, для Арктики это было почти нормальным явлением. Удручало только одно обстоятельство: радиостанция на льдине уже не прослушивалась, а за бортом была полярная ночь. Штурман вывел вертолет в квадрат, где вчера проводили разворот, включил прожектор, свет которого ярким пятном бежал по льду, отбрасывая причудливые тени от торосов.

Все, свободные от управления машиной, прильнули к иллюминаторам, инженер, лежа на полу, смотрел в нижний блистер. Прошло сорок минут со времени начала прочесывания квадрата предполагаемого нахождения людей, но прожектор высвечивал только торосы на льду. Чтобы расширить зону поиска, Старыгин приказал отстреливать ракеты, но и это не приносило желаемого результата.

Звук вертолетного двигателя ворвался в снежное убежище так неожиданно, что некоторое время люди не вставали со своих мест.

– Ребята, клянусь Богом, это вертолет! Нас ищут! – закричал Губкин, бросившись к выходу, только теперь до всех дошло, что они слышат шум пролетающего недалеко вертолета. Все бросились наружу, увидели, что вертолет летал над тем местом, где они были вчера, высвечивая прожектором лед. «Нас запеленговали вчера в той точке, не найдут, могут улететь прочесывать окрестности!» – с ужасом подумал Дикунов. Но вертолет, сделав круг, начал смещаться в сторону их лагеря. На льду творилось что-то невообразимое, все прыгали от счастья и обнимали друг друга. Пятно вертолетного прожектора поплыло в их сторону и начало двигаться мимо лагеря метрах в пятидесяти. «Улетит!» – подумал Валера и сделал отчаянный рывок в сторону пятна света вертолетного прожектора раньше, чем оно сдвинулось дальше. Сорвав с головы свою импровизированную шапку, неистово махал ею, стараясь привлечь внимание экипажа.

– Командир, я видел в луче прожектора какие-то перемещающиеся тени! Верни прожектор назад! – сказал по внутренней связи бортинженер, распластавшийся у нижнего блистера.

– Ему показалось, летим дальше, я ничего не видел! – возразил генерал. Старыгин развернул вертолет, сделав новый заход, вернул луч прожектора в то место, где он был несколько минут назад.

– Я вижу человека, командир! Несколько человек стоят немного в стороне! Я их вижу! – кричал Соложенкин. Он был счастлив тем, что потерпевшие крушение найдены, но был счастлив вдвойне, что утер нос заносчивому генералу.

– Открыть дверь, приготовиться к приему людей с льдины в режиме зависания, – приказал командир. Когда вертолет завис над льдиной, через открытую дверь на лед выпрыгнул генерал Крутой. Неожиданно оказавшись лицом к лицу с Дикуновым, озабоченно спросил:

– А где карабин?

– Цел, товарищ генерал, сейчас принесу! – радостно ответил летчик.

– Потери, раненые есть? – приходя в себя, спросил генерал.

– Нет, всех удалось эвакуировать на льдину, все целы, потерь нет!

– А это что за маскарад с медвежьей шкурой? – удивленно спросил Крутой.

– Этот маскарад спас мне жизнь, самолет попал в полынью и сразу стал тонуть, когда я очнулся, фюзеляж стоял почти вертикально, кабину покидал через верхний вентиляционный люк, меховая куртка и шапка остались в кабине. Когда убил второго медведя, соорудил себе это пончо.

– А что, тебе никто не предложил поделиться одеждой? Ученые одеты более чем хорошо!

– Они сразу отказались делиться со мной одеждой, Яшин дал свитер, так и ходил в летной куртке и свитере, пока не убил второго медведя.

– Какой непорядочный народ эти ученые, крохоборы! Но ты все-таки карабин принеси, он на мне числится!

Не чувствуя под собой ног, командир добежал до снежной пещеры, выдернул из-под крыши карабин. Отбежав, он оглянулся, и увидел, что шкуры некоторое время висели, но потом просели под собственной тяжестью, прикрывая хранившееся в пещере медвежье мясо.

«Оно не пропадет, придут голодные медведи, откапают, кого-то еще раз спасет от голодной смерти», – думал он, подбегая к вертолету. Валера последним ввалился в салон, слышал стук замка захлопнувшейся двери, взревели вертолетные турбины, уводя от поверхности льда отяжелевшую машину.

Пережитые дни страха и отчаяния сделали свое дело – спасенные, разместившись на полу салона вертолета, успокоенные надеждой на скорое возвращение домой, проспали два часа полета до мыса Арктического. Там вертолет завис в одном метре над посадочной полосой, которую ракетами обозначил ночевавший экипаж самолета, доставившего полковника Солдатова. Высадив пассажиров и генерала на лед, вертолет взял курс на аэропорт поселка Мыс Челюскин, ближайшего населенного пункта от острова Комсомолец архипелага Новая Земля.

– Здравия желаю, Василий Львович! Поздравляю с успешным завершением операции спасения экспедиции Губкина и экипажа Дикунова, – встретив выпрыгнувшего из вертолета генерала, приветствовал Солдатов.

– Спасибо, Владимир Алексеевич! Операция прошла успешно, но вертолет получил повреждения, садились во время пурги, порывом ветра бросило на лед, прогнулась передняя стойка шасси. Во льды вернется только после ремонта.

– Это мелочи, главное, все живы и здоровы. Мне поручено провести расследование причин катастрофы, для этого я сюда командирован.

– Я в курсе, Владимир Иванович просил помочь. Но я считаю, что людям надо дать возможность прийти в себя. Почти трое суток на льду, среди пурги и белых медведей, в ожидании помощи, психика у них сейчас не в порядке.

– Я понимаю, но командование требует быстро провести дознание. Через неделю в Москве состоится научно-практическая конференция, организованная океанографическим институтом, основной доклад о свойствах эхолокатора там должен делать доктор Губкин. Надо срочно сообщить открытым текстом в Москву, что в связи с катастрофой самолета при посадке на льдину, гибелью всего имеющегося в наличии оборудования, плохого состояния здоровья от переохлаждения на льдине его выступление отменяется, – сказал Солдатов.

– Но почему открытым текстом? Это дело государственной важности! – возразил генерал.

– Поэтому и надо сообщить открытым текстом, чтобы телеграмму перехватили американцы. Пусть руководство института готовит на конференцию другого докладчика по этой теме. Наша «контора» проводит контригру, цель которой убедить противника, что аппарат Губкина не видел и не мог видеть подводные лодки американцев. Надо убедить их, что прибор утрачен во время катастрофы, другого в стране не существует. Что Россия готова отказаться от производства собственных несовершенных гидролокаторов, будет закупать иностранные образцы.

– Теперь мне понятно, какую хитрую игру вы с американцами затеяли.

– Василий Львович, давайте начнем дознание с командира экипажа Дикунова Валерия Викторовича, я запросил его личное дело по фототелеграфу в Москве сразу после получения телеграммы о катастрофе. Налет часов во льдах большой, характеризуется только положительно, грамотный и решительный командир. Сам достиг всего в своей жизни, никаких порочащих связей. Руководство считает, что есть большая доля его вины в случившейся катастрофе. Приказано подтвердить или опровергнуть эти предположения объяснениями других участников экспедиции и летчиков, будем устанавливать, кто в этом виноват. Ученые пусть отдыхают. Если вы в состоянии, помогайте мне, – сказал полковник Солдатов и генерал утвердительно кивнул головой.

Беседа с Дикуновым затянулась, полковник привез с собой портативный магнитофон японской фирмы «Сони» и он исправно записывал показания командира.

Выяснялось все в мельчайших подробностях, в том числе и реакция каждого участника этих печальных событий. Получив подробные ответы, Солдатов задал интересовавший его вопрос:

– Откуда на лице Губкина и Боярова свежие телесные повреждения? Они получили их во время катастрофы?

– Нет, это я ударил их, пресекая панику на льдине ожидая спасательную экспедицию. – Дикунов подробно рассказал о том, как он в одной летной куртке, без шапки выбрался через люк из тонущего самолета, как ученые отказались поделиться с ним одеждой, обвинили его в катастрофе, как он спасал экспедицию, неоднократно снимая в последний момент со льдин. – Вы должны понять, что паника – самое страшное в нашей ситуации.

– Вы говорите, что Губкин пытался выстрелить в вас из карабина? – удивленно спросил Крутой.

– Да, это может подтвердить Яшин. Он передал карабин в руки Губкина, тот передернул затвор, прицелившись в меня, нажал на спусковую скобу. К счастью, я вытащил перед этим патроны из магазина, но Губкин этого не видел. Рыбаков стоял рядом, тоже видел.

– А сколько у вас было патронов?

– Шесть насобирали по карманам, вот один остался. Если не возражаете, возьму на память.

– Нет, не возражаю.

– Вы намерены привлекать его к уголовной ответственности за угрозу убийством? – спросил Солдатов.

– Да что вы говорите, конечно, нет. Была экстремальная ситуация, у всех нервы на пределе! Кроме того, он получил уже свое от Яшина, который сбил его ударом кулака в голову и забрал карабин.

Солдатову все больше нравился этот молодой командир, который без спешки, обстоятельно рассказывал о случившемся.

– У вас есть вопросы? – спросил он генерала.

– Расскажите еще раз об обстоятельствах посадки на льдину.

– Садился как обычно, сначала сделали подсадку, механик доложил, что след чистый, воды не видно. Губкин тоже осмотрел льдину и одобрил посадку. После пробежки развернулся и зашел на посадку по своему следу. В конце пробежки лыжи провалились под лед, винт стал молотить по битому льду, разлетелся, потом двигатель захлебнулся и заглох.

– Как считаете, почему провалился самолет? – спросил Солдатов.

– Думаю, что после очередного сжатия по льдине прошла трещина, ее схватило молодым льдом и замело снегом. Во время пробежки самолет сохраняет часть подъемной силы, поэтому он и не провалился, но надломил лед. Когда сели, лыжи выкатились на молодой лед, он проломился, и шасси ушло под лед, а самолет начал капотировать.

– Что делать? – уточнил Солдатов.

– Капотировать, стойки шасси уперлись в лед, а самолет, сохраняя большую горизонтальную скорость, начал задирать вверх хвостовую часть, опираясь на капот двигателя, всей тяжестью навалился на лед, проломил его, половинки льдины начали расходиться, и мотор, а за ним кабина начали уходить под воду. Экипажу и участникам экспедиции пришлось прыгать в воду, но их удержал битый лед, они намочили одежду, но быстро выбрались на матерый лед и вытащили аварийную радиостанцию.

– Почему на Диксон, Челюскин не отправили полетный маршрут?

– Я приказал это сделать штурману, он отвечает за это. Но в эфире были сильные помехи и он не смог пробиться до Диксона и до Мыса Челюскин, как не пытался. При мне он пытался связаться во время полета, но не смог. Я принял решение продолжить работу, так как время поджимало, скоро наступит полярная ночь.

– Товарищ генерал, у вас есть вопросы, – еще раз спросил Солдатов.

– Только один: – Почему экипаж оставил вас в кабине тонущего самолета?

– Они подумали, что я умер от удара, я в то время находился в глубоком обмороке, а тело надо было тащить к двери по стоявшему почти вертикально и уходившему под воду салону. У меня к ним претензий нет, они поступили правильно в этой ситуации.

Полковник сказал:

– Идите, отдыхайте, Валерий Викторович, мы опросим всех, потом сделаем выводы.

– Товарищ генерал, разрешите связаться с Норильском, сообщить жене о том, что я жив! – попросил командир.

– Не торопитесь, она ничего не знает о катастрофе, так что ее нечего расстраивать. Она у вас кормящая мать, может пропасть молоко, закончим дознание, тогда и организуем вам связь, а пока идите, отдыхайте, – улыбнувшись впервые за все время, сказал Крутой.

«Надо же, генерал о сыне знает! Наверное, он прав, не стоит пока беспокоить мою ненаглядную Наташу и сына моего долгожданного Костика. Пусть растет здоровым, ведь за Полярным кругом родился! – улыбаясь и засыпая в спальном мешке на полу протопленной избы, думал Валерий.

Опрошенные Рыбаков и Яшин подтвердили объяснения Дикунова. «Вырисовывается неприятная картина поведения участников экспедиции во главе с Губкиным, которые не захотели поделиться лишней одеждой с раздетым командиром, вносили разброд в действия людей, волей судьбы оказавшихся на льдине, неоднократно поддаваясь паническому настроению и пытаясь увлечь за собой остальных. Но почему? Летчики много раз вытаскивали их из лап смерти, действия экипажа при последней посадке были выполнены строго по инструкции, их обвинить не в чем! Неужели стрессовое состояние? Может быть, что-то другое, сейчас узнаю», – думал полковник, анализируя объяснения летчиков. Где-то в подсознании росло и крепло чувство неприязни к еще незнакомым ученым Губкину и Боярову, проявившим малодушие в экстремальной ситуации. Участник экспедиции, младший научный сотрудник Иванов подтвердил объяснения Дикунова и других летчиков, в заключение сказал:

– Мне стыдно за поведение Сергея Борисовича и Петра Макаровича!

Для Солдатова было неожиданностью, что человек, чья научная карьера полностью зависела от Губкина и Боярова, не побоялся рассказать правду. Он встал, протянул руку и сказал:

– Спасибо, я вижу, что вы честный человек. Но прошу вас все, что случилось на льдине, быстрее забыть, не терзать душу напрасно тягостными воспоминаниями.

Губкин сразу стал во всем обвинять Дикунова, который якобы самостоятельно принял решение о посадке на льдину, после катастрофы присвоил себе командирские обязанности, бил его без дела прикладом карабина в лицо, угрожал пристрелить, потом его ударил Яшин. Чем больше говорил этот талантливый ученый, тем больше Солдатов убеждался, что как человек он близок к ничтожеству. Чувство досады и брезгливости не давало ему покоя все время, пока тот говорил в микрофон.

– Вы хотите сказать, что посадка на льдину была произведена без предварительной пробежки по ней? Но все опрошенные участники этих событий утверждают, что пробежка была и вы дали согласие на посадку. Как вы это можете объяснить? – жестко спросил полковник.

– Поверьте мне, они лгут! Они сговорились, чтобы меня оболгать. Я согласия не давал!

– Вы намерены привлекать Дикунова к уголовной ответственности за побои?

– Да, непременно! Он бил меня без причины!

– А сам Дикунов утверждает, что вы не только прицеливались в него из карабина, но и нажимали на спусковой крючок. Все слышали щелчок бойка! Чем вы это объясните?

– Это оговор! Они меня хотят оболгать!

– Успокойтесь, Сергей Борисович! Он не намерен вас привлекать к уголовной ответственности за покушение на жизнь, но я вам не советую обращаться в суд с заявлением о причиненных вам побоях. Там может всплыть эта история. Валера не станет молчать, тогда перед законом придется отвечать вам. Как командир экипажа он поступил правильно, взяв на себя командование попавшими в беду людьми. И вы должны были беспрекословно подчиняться его приказам и требованиям. Это уже установлено дознанием. Поэтому я рекомендую вам забыть о своих обидах в отношении Дикунова, как лицо, которому поручено расследование обстоятельств катастрофы, могу сказать, что экипаж под его руководством действовал грамотно и не один раз спасал жизнь себе и участникам экспедиции. Помните об этом всегда! Он видел, как после каждого его слова сидящий напротив Губкин все ниже опускал плечи.

– Теперь о главном, Сергей Борисович. Руководство КГБ поручило мне довести до вашего сведения, что недавний взрыв, от которого, кстати сказать, все избежали смерти благодаря грамотным действиям командира экипажа, был частью программы вашего физического уничтожения. – Он видел, как побелело, приняло меловой оттенок лицо ученого. – Да, это именно так! Американская подводная лодка доставила в зону работ вашей экспедиции морскую мину, которую им удалось незаметно подвести под льдину, где вы работали. Но от детонации, вызванной подрывом вашего технологического заряда, произошел преждевременный взрыв этой мины, в результате погиб подводный автоматический робот, подводная лодка прибыла на базу в Штате Аляска со значительными повреждениями.

– Откуда у вас такие сведения?

– Мы получили агентурные сведения из Штатов, они абсолютно достоверны. Сразу после взрыва перехвачен выход на связь со спутником из района ваших исследований неизвестного передатчика, который мог работать только с борта подвсплывшей подводной лодки. Я все это говорю вам, чтобы вы знали, что ЦРУ не отступится от своих планов по вашему физическому уничтожению и будут добиваться прекращения работ по вашей теме. Через неделю начнет работу научно-практическая конференция в вашем институте…

– Да, и я обязательно должен там выступить, рассказать миру об особенностях работы изобретенного мной гидролокатора, – перебил его Губкин.

– Вот этого как раз и не следует делать! – остановил его Солдатов.

– Но почему? Я автор открытия?

– Этого никто не оспаривает, но где гарантия, что сразу после выступления с вами не расправятся ликвидаторы?

– Кто расправится? Какие ликвидаторы?

– Все спецслужбы мира имеют в своем составе отделы профессиональных убийц, которые организуют в любой стране мира ликвидацию неугодных лиц!

– За что собираются ликвидировать меня? Что я сделал плохого? – с нескрываемым надрывом спросил Губкин.

– Вы изобрели эхолокатор морского дна, который может конкурировать с зарубежными аналогами. Им сейчас важно ликвидировать вас, так как в том варианте, который остался в институте, ваш гидролокатор слеп. Он не видит подводных объектов. И они сделают все возможное для физической ликвидации автора проекта.

– Но откуда им знать о возможностях гидролокатора в рабочем варианте? – не сдавался ученый.

– Они, под нашим контролем, через своего агента, внедренного в институт, сделали фотокопии всех рабочих чертежей и технологической документации, хранящейся в спецархиве!

– Как вы сказали? Агент, внедренный в наш институт, выкрал чертежи?

– Да, именно так, Сергей Борисович! – видя, что последний довод убил его наповал, подтвердил Солдатов.

– Что я должен делать? – обреченно спросил ученый.

«Все! Вербовка состоялась!» – весело подумал полковник и сказал:

– По разработанному КГБ плану вашего спасения будете помещены в больницу поселка Дудинка, где «скончаетесь» от крупозного воспаления легких, полученного на льдине.

– Как это «скончаюсь»?

– Для всех вы умрете и будете с почестями первооткрывателя похоронены в родной Москве. Ваша жена будет предупреждена о проводимой операции. Мы вас поселим в закрытом городе Железногорске, в районе города Красноярска, там давно и успешно работает КБ по разработке и изготовлению искусственных спутников земли под руководством академика Решетнева. Вы там будете работать под другой фамилией в должности заведующего кафедрой и заместителя директора филиала Российской академии наук. Будете заниматься своим любимым детищем, вести научно-конструкторскую работу над усовершенствованием сканера, чтобы он мог быть размещен на борту пилотируемой космической станции, передавать свои знания наиболее одаренным студентам.

– Слушайте, что вы мне предлагаете? Сибирь, бездорожье и бараки вместо современных зданий?

– Вы глубоко ошибаетесь, это современный город с развитой инфраструктурой, многоэтажными домами! Только он недоступен для посторонних и спецслужб противника. Кстати, по вашим схемам, выполненным в этой избе и переданных генералу Крутому, в Железногорске налаживается опытно-промышленное производство эхолокаторов. Разве оно может обойтись без участия его изобретателя? А потом это ненадолго, всего на два или три года. Наука идет вперед. Надо успокоить американцев, что ваши работы не приоткрыли занавес секретности над их секретными фарватерами. Мы сохраним вам жизнь, дадим возможность развернуться вашему научному потенциалу, воплотим в жизнь все ваши начинания. Это же сказка!

– Наверно, вы правы, а как же жена и дети?

– Я же сказал, что жена будет предупреждена, она всем расскажет, что ей тяжело жить в квартире, где она столько лет провела с любимым мужем, и уедет с детьми из Москвы на родину в Омск, след ее затеряется на просторах Сибири!

Губкин лихорадочно взвешивал предложение Солдатова, в институте ему и не снились такие перспективы.

– Хорошо, я согласен! Что надо делать?

– Постарайтесь чаще кашлять, только делайте это естественно, жалуйтесь на жар и боли в груди, требуйте немедленной эвакуации в больницу. Скажите своим коллегам, что простыли и очень плохо себя чувствуете. – Василий Львович, организуйте разгрузку самолета АН-2, на котором я прилетел, отдайте приказ экипажу о подготовке вылета в поселок Диксон с заболевшим доктором Губкиным и мной. Дальнейшее дознания поручаю вам. Необходимо слетать на вертолете на место катастрофы, если у вас возникли сомнения в объяснениях членов экипажа. Подержите ученых здесь до первой оказии, после чего отправьте на материк так, чтобы они смогли вернуться в Москву уже после конференции. Я доложу своему руководству о том, что вины командира и экипажа в аварии нет. Найдите им работу на несколько месяцев во льдах, когда уляжется шум со «смертью» Губкина, отправите на материк. Позаботьтесь, чтобы Дикунову была выдана спецодежда, не будет же он ходить в своем медвежьем малахае! – засмеялся Солдатов.

– Хорошо, я заберу летчиков на дрейфующую станцию «Северный полюс», я давно собирался сменить работаюший у меня экипаж.

Утром все услышали надсадный кашель Губкина, увидели его пышущие жаром щеки.

– Да вы, батенька, простужены, давайте посмотрим вашу температуру, – сказал Солдатов, засунув градусник под мышку. Достав через пять минут, изобразил крайнее удивление: – Тридцать девять! Товарищ генерал, немедленно подготовить стоящий здесь самолет, необходимо вывезти в больницу на материк доктора Губкина. Он нужен стране с его открытиями! Пожалуйста, быстрее!

– Самолет следовал до мыса Арктического, его уже разгружают. Но я возражаю против отлета остальных участников катастрофы! Дознание еще не закончено! – возразил Крутой.

– Совершенно с вами согласен, остальные участники экспедиции остаются в вашем распоряжении до окончания расследования. Товарищи Бояров и Иванов, мне необходимо взять у вас подписку о том, что вы обязуетесь не разглашать результаты работы вашей экспедиции в нейтральных водах морей Северного Ледовитого океана, это государственная тайна! По окончании дознания вы получите очередные отпуска, после чего вернетесь в родной институт. Берите бланки, заполняйте, внизу сделайте приписку, что вам разъяснены последствия разглашения секретных сведений государственной важности. Надеюсь, вы меня поняли, гидролокатор несовершенен, он не видит никаких подводных объектов. – Озадаченные ученые расписались, и закивали головами в знак согласия.

Улучив момент, Солдатов подошел к Дикунову.

– Валерий Викторович, я не нашел в ваших действиях нарушений действующих инструкций, но бюрократическая машина требует проведения всестороннего расследования с посещением места аварии. Я высказал свое мнение о вашей невиновности генералу Крутому, он примет это во внимание. Скажите мне свой телефон в Норильске, я обещаю позвонить Наталье Петровне, передать ей весточку от мужа, сообщу, что он рад рождению сына Кости, обещает беречь себя и благополучно вернуться из командировки месяца через три.

Он видел, как повлажнели глаза командира при упоминании о жене и сыне.

– Большое спасибо! Я рад, что вы так объективно провели дознание, но почему через три месяца?

– Так надо, Валерий Викторович! Ваше возвращение на Большую землю должно состояться после того, как улягутся события, связанные с гибелью самолета с единственным образцом сканера, и все успокоятся. Я думаю, вы понимаете, о чем я говорю, за это время иностранные спецслужбы потеряют вас из вида, утратят интерес. Ваш экипаж берет к себе генерал Крутой на дрейфующую станцию «Северный полюс». Остальным не обязательно знать то, что я вам сейчас сказал. Для них полярная командировка продолжается. И еще одно обстоятельство – о результатах работы ученых никто не должен знать. Вы возили ученых гляциологов, которые изучали строение льда в различных точках арктического бассейна. Один из них, Губкин, попал в воду, выпрыгнув из самолета, сильно простудился на льдине, его срочно отправили на материк. Я не прощаюсь, мир тесен, возможно, наши пути когда-то пересекутся.

Через полчаса самолет благополучно взлетел с мыса Арктический и взял курс на поселок Диксон, расположенный в устье великой реки Енисей, увозя «тяжело больного» доктора наук Губкина.

Дознание длилось пятнадцать дней. Потом участников экспедиции отправили на Диксон, экипаж Дикунова перелетел на дрейфующую полярную станцию к архипелагу Земли Франца Иосифа вместе с генералом Крутым.