Geum.ru

Записки полярного летчика

Вид материалаДокументы

Содержание


Северный полюс
Подобный материал:
1   ...   8   9   10   11   12   13   14   15   16

СЕВЕРНЫЙ ПОЛЮС


За восьмидесятой параллелью в царстве дрейфующих льдов на северной границе Баренцева моря и южной границе Северного Ледовитого океана расположен архипелаг островов Земли Франца Иосифа. Дрейфующая станция «Северный полюс» находилась в двухстах километрах северо-восточнее острова Греэм-Белл, входящего в этот полярный архипелаг. На ней и приземлился самолет генерала Крутого с экипажем потерпевшего крушение самолета, их поселили в арктическую палатку, полярная станция стала местом их новой работы.

– А что, ребята, и здесь люди живут, и мы поживем и полетаем! – сказал командир, рассматривая скудное убранство палатки.

– Глядите и здесь есть спальная полость, – показывая на сложенные у стены шкуры, сказал Яшин.

– Командир, наверное, теперь не будешь отказываться спать в ней вместе с нами? – сказал он, напоминая первую ночевку экипажа в чуме эвена.

– Нет, не буду, – сквозь смех подтвердил Валера. Неожиданно ожил висевший на стене динамик: – Командиру экипажа Дикунову Валерию Викторовичу срочно прибыть в балок генерала Крутого, – раздался из него требовательный мужской голос.

– Ни пуха, ни пера, командир! – напутствовал его Рыбаков.

Выйдя из палатки, летчик направился к балку, где жил и работал Крутой. Слово жил мало подходило для его работы, скорее он иногда бывал на дрейфующей станции, кроме нее, он успевал руководить несколькими арктическими экспедициями на островах Карского моря. Постучавшись, Дикунов вошел, доложил о прибытии.

– Валерий Викторович, познакомься, это Иванов Борис Павлович, полярный ас. Его экипаж провел на дрейфующей станции год, и командование решило удовлетворить рапорт о направлении на отдых на Большую землю. – Дождавшись, когда командиры познакомятся, генерал продолжил: – Вам необходимо принять самолет у экипажа Бориса Павловича, стать его достойным продолжателем. Но об этом мы поговорим позже, а теперь сходите в настоящую баньку, попарьтесь, попейте чаю, отдохните несколько дней, придите в себя после катастрофы. Послезавтра примите самолет и получите задачу. Борис Павлович, больше я вас не задерживаю, – обратился Крутой к Иванову, – спасибо за службу, идите, обрадуйте экипаж.

Когда Дикунов остался наедине с генералом, тот открыл тумбу стола, достал бутылку спирта, поставил на стол графин с водой, два граненых стакана, положил плитку шоколада. Налив по трети в стаканы, один из них подвинул гостю:

– Бери, Валера, выпьем за твое мастерство! Ты не можешь себе представить, какую утрату понесла бы наука, если бы ты дал погибнуть Губкину. – Он встал, поднял стакан, гость встал, они чокнулись и выпили обжигающую жидкость, запив водой, продолжили разговор.

– В целях конспирации ты и экипаж на вопросы любого зимовщика и на материке должны говорить, что Губкин получил переохлаждение на льдине в ожидании спасательной экспедиции, что он скончался на материке в больнице от двустороннего воспаления легких. Оборудование, с которым вы работали, утонуло вместе с самолетом, координаты катастрофы надо изменить. Для всех она произошла примерно в трехстах километрах северо-восточнее острова Комсомолец. Для всех без исключения, ты меня понял? Американская разведка активизировала свои действия по сбору сведений о работе вашей экспедиции. Их интересует один вопрос – удалось ли вам нащупать секретные фарватеры ударных подводных лодок. Ваша задача обо всех, кто будет интересоваться подробностями катастрофы докладывать контрразведчику экспедиции капитану Стерегущему. У него вы пройдете инструктаж о поведении при полетах в нейтральных водах и действий в случае чрезвычайных ситуаций, какими являются контакты с иностранными гражданами, участниками иностранных дрейфующих станций. Прямо сейчас направляйтесь с экипажем к нему, пройдите инструктаж. После чего идите в нашу парную баню, она лучше вашей, в ней можно посидеть, попить чаю. Я позвонил банщику, он выдаст вам два веника.

– Василий Львович, экипаж почти год летал в нейтральных водах, мы прошли инструктаж на Диксоне, – возразил командир.

– Место вашей прежней работы считается акваторией внутренних морей России, а теперь вы перебрались на дрейфующую станцию, в нейтральные воды, здесь до Канады, других капиталистических стран рукой подать, можно улететь на самолете, так что милости прошу пройти инструктаж. А этот стакан за благополучную службу на новом месте, – Крутой вновь налил спирт в стаканы, оба выпили, закусили шоколадом. – А теперь иди, удачных полетов, – сказал он Дикунову.

Вернувшись в палатку, Валера рассказал о приказе генерала.

– Что, этим КГБистам больше делать нечего, как изводить бумагу на макулатуру, хотели бы улететь в Штаты или Канаду, давно бы улетели! – возмутился Рыбаков.

– Андрей Трофимович, отставить разговоры, каждый делает свое дело, мы летаем, они заботятся о безопасности России. Чтобы я больше не слышал пустой болтовни, – приложив палец к губам, второй рукой показывая на висевший на стенке динамик, оборвал своего товарища Дикунов. Все вопросительно посмотрели на динамик, после чего повернули головы к командиру. Теперь он показывал им кулак, не отпуская пальца от губ. – Всем быстро собраться, пойдем на инструктаж в балок капитана Стерегущего. Когда все вышли из палатки, повернувшись к летчикам, сказал: – Хотите летать в нейтральных водах, молчите. За малейшее подозрение будете списаны на Большую землю. Чтобы трепа на эту тему в палатке и других помещениях не слышал. Мы не знаем, для какой цели в палатках висят динамики, наверняка не только для того, чтобы три часа в день слушать голос Родины. Возможно, те, кому положено, слушают наши разговоры.

– Наслышаны мы уже о скором отъезде экипажа Бориса Иванова, болтливым оказался второй пилот, – сплюнув на снег, сказал Яшин, – КГБ всем рот зажало не только на материке, но и на дрейфующей станции, что хотят, то и делают!

– Все, закончили разговоры, а то окажемся соседями с экипажем Иванова в самолете на Большую землю! – приказал командир. Тишину опустившейся на льды полярной ночи нарушало тарахтение двигателя, крутившего электрогенератор, освещавшего и отапливавшего небольшой поселок, дрейфующий во льдах Северного Ледовитого океана.

– Товарищ капитан, экипаж в полном составе для прохождения инструктажа прибыл, докладывает командир экипажа Дикунов, – вытянувшись, отрапортовал Валерий.

– Вольно, вольно, товарищи пилоты, прошу садиться! – радушным голосом пригласил капитан. Когда летчики расселись, Стерегущий уловил запах спирта, употребление которого было категорически запрещено на дрейфующей станции. «Вот тебе и герои, не успели появиться на базе, а уже добыли спирт и пьют, не побоялись прийти в подпитии в оперативную часть!» – подумал особист. По интонации, с какой он пригласил сесть, все поняли, что доклад командира пришелся ему по душе. – Вы должны постоянно помнить о моральном облике советского человека, который отличает всех жителей нашей великой Родины от проклятых капиталистов. Вам доверено страной и партией Ленина находиться на передовом фронте борьбы с нашим вероятным противником американцами. Они спят и видят во сне, как завладеть нашими секретными картами, радиоприборами, которыми оснащены наши самолеты. Я имею в виду систему автоматического опознавания «Свой–чужой» и набор кодов к ней. При малейшей вероятности попадания этих совершенно секретных документов и приборов в чужие руки экипаж в первую очередь должен позаботиться не о своем спасении, а об их уничтожении. Я ознакомился с вашими личными делами и не скрою своей радости, что на смену экипажу Иванова к нам прибыл слетанный, проверенный экипаж полярных летчиков. Тем не менее должен напомнить, что категорически запрещаются любые контакты с американцами и другими выходцами из капиталистических стран, привоз в лагерь и на Большую землю пропагандистской и порнографической литературы. Надеюсь, вы оправдаете доверие партии и правительства. Распишитесь вот здесь в журнале.

Когда летчики расписывались, капитан принюхивался к каждому. «Надо не подавать вида, что проколол, через них узнаю, откуда спирт на зимовке!» – решил он. Перед уходом Дикунов сказал:

– От имени экипажа разрешите заверить, что мы оправдаем столь высокое доверие! Ребята, идите, я на минуту задержусь.

– Молодцы, рад слышать такую оценку своей деятельности, – довольным голосом сказал капитан, – знайте, что я надеюсь на вас и поручусь перед своим начальством. Когда летчики вышли, командир, приблизившись к уху капитана Стерегущего, понизив голос почти до шепота, сказал:

– Меня проинструктировал генерал Крутой о том, что мы должны говорить о катастрофе. Разрешите доложить, что спирт, который вы унюхали, мне налил сам генерал во время разговора, не хочу, чтобы тень подозрения за это пала на другого человека! До свидания, товарищ капитан, – надев шапку, он шагнул за порог балка.

«Смотри, какой молодец! Я в нем не ошибся, выпил с генералом и сразу доложил, чувствует мое сердце, что мы с этим Дикуновым сработаемся!» – подумал чекист, глядя на закрывшуюся дверь. Он достал чистый лист бумаги, в правом углу написал: «Совершенно секретно», ниже поставил дату, написал: «Донесение агента «Командир». В нем он подробно изложил обстоятельства, при которых его «агент» пил спирт из рук генерала Крутого. Ему начальством было категорически запрещено заниматься сбором оперативной информации на начальника зимовки, но многолетняя привычка взяла верх. Открыв папку, он положил в нее донесение, полагая, что когда-нибудь оно ему пригодится.

Валера догнал своих ребят.

– Кино и немцы, взрослые дяди получают хорошие деньги за игру в шпионов. Пустобрех, что он нам нового рассказал?! – возмущался Рыбаков.

– Андрей, мы обо всем договорились, держи язык за зубами, так будет лучше для всех, – оборвал его командир.

Банщик был предупрежден и ждал гостей:

– Проходите, проходите, я наслышан от генерала о ваших подвигах. Раздевайтесь, я сейчас выдам вам настоящий березовый веник. Вы представляете, какая это прелесть попариться с веничком!

– С двумя веничками! – прервал его командир. С недоумением, глядя на гостей, банщик с трудом переваривал, что ему сказали.

– Простите, что вы сказали? – мило улыбаясь, спросил он. «Зажилить для себя один веник хочет, ничего не получится» – обозлился Дикунов.

– Василий Львович приказал вам, милейший, выдать для экипажа два березовых веника. Он только что нам об этом сказал, – улыбаясь, поправил банщика Валерий.

– Ну да, конечно, два, я оговорился, извините меня великодушно, – закудахтал тот, – вот веники, распишитесь в получении, – подсунул журнал командиру.

– У вас три часа, мойтесь на здоровье, там у нас предбанник небольшой, электрический самовар, чай, отдыхайте, ребята, если что понадобится позовете, я буду в своей каморке.

Никто из них еще не знал, что на дрейфующей станции баня была единственным местом отдыха, где можно было попариться, посидеть за самоваром, обсудить последние новости с друзьями, иначе говоря, отдохнуть. Клуба, кафе, других мест отдыха не было. В балке столовой стоял узкопленочный киноаппарат. С каждым бортом на льдину привозили банки с кинолентами, которые побывали не на одной зимовке, были старыми и склеенными во многих местах. Зимовщики вырезали из них смешные сцены и приклеивали куски пленки к своим фильмам. Когда фильм приедался до оскомины, они перематывали его и крутили с конца, радуясь тому, как артисты на экране бегают задом. Это было все, что можно было назвать культурным досугом зимовщиков. Но это им предстояло узнать в будущем.

Баня была хорошо прогрета, они запарили веники, дожидаясь, когда они распарятся в кипятке, сидели на настоящем полке, усиленно потели.

– Хорошо живут полярники, скоро год, как в настоящей баньке не парился, – обмахивая лицо веником, умиротворенно сказал Рыбаков.

– Да, классная баня, почти год такой не видели, как улетели с Большой земли, – поддержал его Константин.

– Надо банщику сказать спасибо, хорошо прогрел камни и парную, – громко сказал Дикунов, с хрустом потягиваясь, постанывая от удовольствия. Все удивленно повернули головы в его сторону. Он приложил палец к губам, другой рукой показал, что их слушают. – Ну что, ребята, давайте париться, освободить полок для командира. – Летчики переместились на среднюю ступень, командир лег и начал хлестать себя веником по груди, рукам и ногам, сладостно постанывая. Потом он сел, протягивая веник, попросил: – Ребята, постучите по спине. – Яшин долго, со знанием дела, парил командира, который покряхтывал после каждого удара веника. – Хватит, убьете, черти! – запросил пощады Валерий и щучкой соскользнул с полка.

– Заползай следующий, – сказал он, приложив палец к губам, вышел в комнату отдыха.

– Что сегодня с командиром? – удивленно спросил Яшин, но Рыбаков жестом оборвал его разговор, показал, что надо молчать. – Загрустил наш командир, дом вспомнил, у него жена сына родила, пока он по Арктике мотается. Да и мне немного грустно, только сейчас я понял, как соскучился по парной бане, настоящему березовому венику. Молодец генерал, что недалеко от полюса поставил эту чудесную баньку. Похлещи меня, Константин Иванович, – попросил Рыбаков. Некоторое время в парной слышались хлесткие удары веника о мокрую спину второго пилота. – Спасибо, хватит, а то до смерти забьешь. Залезай на полок, теперь я тебя парить буду, – предложил Андрей, и принялся хлестать веником длинное и тощее тело Яшина. Тот молча лежал и млел от ударов настоящего березового веника. – Здоров ты париться, я совсем сдох, продолжай дальше сам, я пойду чай пить, – сказал Рыбаков, передавая исхлестанный до прутьев веник. – Спасибо, я еще попарюсь, – ответил Яшин. Дождавшись ухода пилота, он достал из ведра новый березовый веник и стал им хлестаться, издавая стоны умиления.

– Что-то долго нет нашего механика, жив ли он, не помер там от удовольствия, – подмигивая второму пилоту, сказал командир.

– Нет, слышишь, кто-то скребется, точно наш Яшин. В это время открылась дверь парилки, и в клубе пара из нее вывалился облепленный березовыми листьями Константин.

– Ты что, стервец, новый веник об себя обхлестал? – напустился на него Рыбаков, – командира ни во что не ставишь!

– А вы тоже молодцы – оббили о себя все листья, а прутья мне оставили. В бане мы все равны! В бане нет командиров, нет подчиненных, в бане мы все мужики! – ответил Яшин, садясь на лавку, наливая в стакан крепкого чаю.

– Одно плохо, сахар забыли поставить, придется генералу доложить! – громко сказал командир, подмигивая своим друзьям. Кажется, он не успел закончить фразу, как в дверь просунулась голова банщика.

– Извините, ребята, совсем забыл поставить сахарницу, – сказал он, выставляя на стол наполненную сахарным песком сахарницу, и опустился на скамейку рядом с пилотами. Не спеша, взял пустой стакан, налил в него чай и попытался завязать разговор: – Ребята, правда, что вы трое суток без продуктов и топлива провели на льдине, расскажите подробнее?

– А что тут рассказывать, в Арктике все случается, живы и слава Богу, – ответил Рыбаков.

– А что вы делали на дрейфующих льдах?

– Работали, – ответил командир.

– А что за работа, если не секрет?

– Возили ученых гляциологов, они изучали льды.

– Каких ученых? – не понял банщик.

– Гляциологов, существует такая наука о происхождении льдов. Вот они в разных точках брали пробы дрейфующих льдов для изучения.

– Слышал я, что на вас было покушение какое-то. Самолет чуть не подорвался?

– Кто вам такие байки рассказывал, вырвите ему язык. Попали в зону торошения, чуть с льдины ноги унесли, о вершину тороса крылом зацепились. Это было, а вот про покушение – это сказки, – заверил его командир.

– А кто там у вас умер? – задал очередной провокационный вопрос банщик. «А он не так прост, много знает для банщика о наших приключениях, вовремя я ребятам приказал молчать!» – подумал командир и ответил:

– Да один хлюпик из ученых оказался, простыл на льдине, слышали мы, что скончался на Большой земле, а остальные все живы, слава Богу.

– А причем здесь Бог? – живо спросил банщик, не спеша отхлебывая чай. – Вы верующий?

– Да что вы, просто для связки слов, в русском языке часто поминается Бог или Господь. Из песни слова не выкинешь, – рассмеялся Дикунов, вместе с ним рассмеялся и банщик.

– Ребята, а до Канады вы могли бы добраться? Не было такой мысли? – улыбаясь, спросил он.

– Слушай, дядя, за гостеприимство тебе спасибо, а вот за такие речи можешь по физиономии схлопотать! – взорвался Рыбаков. – Ты тут хорошо устроился, полярные надбавки тебе наша родина платит, стаж год за три идет, а ты ее поносишь! Если ты еще раз откроешь свой поганый рот и предложишь нам изменить горячо любимому Советскому Союзу, который нам в жизни все дал, – образование, положение, работу – здесь же выплюнешь свои гнилые зубы.

– Он прав, мое терпение слушать твой антисоветский треп заканчивается, я ему помогу выбить тебе зубы, чтобы на нашу великую родину не лязгал ими, понял? – сжал увесистый кулак, поднес его к лицу побелевшего банщика Яшин.

– Ребята, я пошутил, успокойтесь! – закричал тот.

– В шутках знай меру, святое для нас, не тронь, можем и убить за такие подлые речи, – поддержал своих друзей командир, разыгрывая крайнее возмущение.

– Парьтесь, ребята, давайте забудем, наверное, я глупо пошутил, – сказал банщик, направляясь к дверям.

– Постой, браток, если не хочешь, чтобы тебя отправили с первым бортом на горячо любимую родину, тащи нам еще один веник, – сказал Рыбаков.

– Ладно, сейчас принесу, только никому не сообщайте, – жалобно попросил банщик, закрывая за собой дверь.

«Вот тут я вас и проверю, голубчики! Теперь, если вы патриоты, у вас один путь в опречасть. Если картину гоните, туда не пойдете, за такую проверку и веника березового не жалко!» – думал лейтенант КГБ Борзяткин, выбирая веник похуже. Когда он вышел, командир поднял стакан чаю, сказал:

– Давайте выпьем за нашу горячо любимую родину, которая дала нам все, за нашу народную партию! – все дружно сдвинули стаканы, звон которых записался на магнитной ленте магнитофона, установленного в каморке оперативника. Командир вновь приложил палец к губам и показал большой палец правой руки. В это время вошел банщик с веником. – Как тебя зовут, уважаемый,– спросил его Яшин.

– Евгений, Борзяткин Евгений, а зачем вам?

– Чтобы тебе сказать большое спасибо за веник и гостеприимство, Евгений,– засмеялся командир, – а теперь извини, время идет, мы пойдем на второй заход париться. Исхлестав еще два веника, напившись чаю, летчики шумной гурьбой вышли из бани. На улице была ночь.

– Ребята, по пути балок оперчасти. Нам надо всем зайти и заложить этого засранца, кажется мне, что он одного с капитаном поля ягода, от этого доверия экипажу прибавится! – сказал Яшин.

– Пойдем все, – решил командир. Они увидели что Стерегущий, казалось, ждал их появления. Он внимательно выслушал возмущения каждого пилота антипатриотичными высказываниями банщика. – Вы знаете, товарищ капитан, здесь нейтральные воды, эта гнида может угнать самолет и улететь в Канаду. Мы вас предупредили, – прощаясь, сказал Дикунов.

– Молодцы, ребята, все наверняка было разыграно, чтобы в очередной раз проверить нас на лояльность, вы хорошо сыграли свои роли, довольно правдоподобно, поздравляю! – сказал Валера на улице и рассмеялся.

Арктические палатки внутри были обшиты мехом выделанных шкур северного оленя, они были натянуты на каркас из алюминиевых трубок, хорошо держали тепло, держали напор свирепых арктических ветров. Для сна внутри была меховая полость, которая днем служила своеобразным диваном, а ночью подтягивалась к потолку. Она была сшита из выделанных шкур оленя, в ней находились матрацы и одеяла, а также несколько выделанных оленьих шкур, которыми предполагалось укрываться в случае отказа или остановки силовой установки, вырабатывающей электроэнергию. Полости были изготовлены по образцу висевших в чуме эвенков, были испытаны сотнями лет их проживания в тундре. В 24 часа электростанция была заглушена до пяти часов местного времени. Делалось это исключительно в целях экономии солярки, на которой работал дизельный агрегат электростанции. Только несколько тусклых фонарей, оснащенных автомобильными лампочками, питаясь от аккумуляторов, освещали территорию лагеря. Спать в полости было тепло и комфортно, по сравнению с ночевками в тесных спальных мешках, где летчики спали, не снимая верхней одежды. В тепле они быстро заснули, подъем был по расписанию в восемь часов утра, к этому времени электрообогреватели нагревали внутренний объем палатки до температуры семнадцать градусов, отключение электроэнергии практически никому не мешало.

Через два дня с Большой земли прилетел самолет АН-24, который доставил продукты и новое оборудование на дрейфующую станцию. С ним прилетел ученый Метельский, сопровождающий груз. После разгрузки самолета он направился к генералу.

– Здравствуйте, товарищ генерал, доктор технических наук Метельский Андрей Павлович, – отрекомендовался он, протягивая пакет из плотной бумаги, на котором стояли три сургучные печати.

– Здравствуйте, Андрей Павлович, присаживайтесь, я ознакомлюсь с содержимым пакета, потом продолжим наше знакомство, – Крутой сломал печати, вскрыл конверт, на котором красовалась выполненная типографским способом надпись: «Совершенно секретно». Прочитав текст, генерал отодвинул письмо в сторону.

– Теперь давайте продолжим. Судя по тексту письма, вы направлены для установки на Северном полюсе автоматической метеорологической станции весом 1800 килограммов. Грузоподъемность АН-2 1500 килограммов. Следовательно, экипаж должен пожертвовать 400 литрами бензина, чтобы взять на борт вашу станцию. При полной заправке 1240 кг он пролетает 1500 километров, до Северного полюса 1200 километров. Запаса горючего в нашем случае хватает только на две трети пути в один конец. Но это расчетная дальность полета, с учетом очень разряженного воздуха и малого содержания в нем кислорода, встречного ветра, дальность полета составит не более шестисот километров. Потребуется создание по крайней мере двух промежуточных аэродромов на льдинах, способных выдержать груженый самолет.