Книга третья: Философия XIX xx в
Вид материала | Книга |
СодержаниеСпоры вокруг "русской идеи Патриотизм и критическое отношение к россии |
- В. И. Философия откровения. Т. Спб.: Наука, 2002 480 с. Фридрих Вильгельм Йозеф Шеллинг, 4843.84kb.
- Е. П. Чивиков философия силы «аристотель» Москва 1993 Чивиков Е. П. Философия Силы, 5453.25kb.
- Пятый СовременнаЯ западнаЯ философиЯ, 2628.48kb.
- В г. Вашингтон (сша). Ему принадлежит авторство таких романов, как "Ятъёл" (1997), 299.63kb.
- Философия Древней Индии 14 18 § Философия Древнего Китая 19 23 § Философия Древней, 2825.01kb.
- Философское обоснование права в россии во второй половине XIX века (философия юридического, 279.01kb.
- Учебное пособие Книга первая философия древнего мира таганрог 2010, 1863.59kb.
- Ильин В. В. История философии: Учебник для вузов. Спб.: Питер, 2003. Глава 9 философия, 4371.7kb.
- План: Гелиоцентрическая система Мира Николая Коперника. Галелео Галилей и рождение, 234.93kb.
- Ю. М. Бохенский современная европейская философия, 3328.46kb.
Н. А. Гредескул и П. Н. Милюков - выступили в сборнике, посвя-
щенном русской интеллигенции и опубликованном в 1910г. Таким
образом, по крайней мере, можно было говорить о том, что либераль-
ное кадетское движение раскололось, но этого Ленин, конечно, не
желал замечать.
Правда, и Гредескул, и Милюков отметили заслуги авторов "Вех",
их громкие имена, их популярность. "За авторами "Вех", - говорил
Гредескул, - имеется несомненная заслуга перед русской обществен-
ной мыслью. Заслуга заключается в том, что они сумели сделать воп-
рос о кризисе русской интеллигенции жгучим, сенсационным. Они
привлекли к нему столь широкое и напряженное общественное внима-
ние, что само по себе составляет благодетельный общественный факт...
...Это осмысление оказалось такого свойства, что оно сразу, внезап-
ным и грубым толчком вывело общественное внимание из обычного,
будничного состояния и заставило его прыгнуть вверх... ". "Вехи",
действительно, положили начало серьезному размышлению российс-
кой интеллигенции о своей судьбе и социальной роли. Гредескул, как
и другие лидеры кадетской партии, по-иному, чем веховцы, ставили
вопрос о роли интеллигенции, о ее трагедии. Согласно Гредескулу,
главная проблема русской интеллигенции заключалась совсем не в
том, что она вела за собой русское освободительное движение, что
она вообще была лидером социальных процессов в России. На самом
деле, согласно Гредескулу, в России имело место постоянное запазды-
вание по отношению к тем процессам, которые происходили в мире, в
развитии мировой культуры, в мировой цивилизации. Формы нашего
социального и политического бытия те же, что и у других народов, но
мы запаздываем, отстаем с их переживаниями. Так мы запоздали с
отменой крепостного права примерно на полстолетия по сравнению с
другими народами. Запоздали мы с отменой абсолютизма тоже при-
мерно на полстолетия по сравнению с другими народами. Но если это
так, то у интеллигенции, по мнению Гредескула, установилась как раз
совсем другая роль. Интеллигенция все время тоскует, плачет и как
бы рефлектирует по поводу этого тягостного опоздания. Отсюда и
тягостное положение нашей интеллигенции. Когда интеллигенты на-
чинают раздумывать о какой-то проблеме, о какой-то форме жизни,
устаревшей форме жизни, о какой-либо новой, настоятельной задаче,
то оказывается, что эта задача уже как-то решается.
Интеллигенция России снова на историческом распутьи. Опять остро
встает вопрос о роли и ответственности интеллигенции, ее отличии от
"интеллигенщины" ("образовнщины", по выражению А. Солжени-
цына). И те жгучие проблемы, которые поднимались в начале века, те
социальные, идейные, духовно-нравственные опасности, о которых
говорили выдающиеся российские мыслители, осуществляя самокри-
тичный анализ сознания и действий интеллигенции, в новой форме
беспокоят наших современников. Для их осмысления необходимо в
полной мере учитывать духовный опыт прошлого.
Как уже отмечалось, стержневой проблемой отечественной мысли
и центром ее дискуссий был вопрос о русской идее, к рассмотрению
которого мы далее и переходим.
Глава 4
СПОРЫ ВОКРУГ "РУССКОЙ ИДЕИ
В РОССИЙСКОЙ ФИЛОСОФИИ XX в.
ЧТО ТАКОЕ "РУССКАЯ ИДЕЯ"?
"Русская идея" - понятие, с помощью которого можно, следуя за
философами XIX-XX столетий, объединить целую группу тем и про-
блем, идейных течений и направлений, дискуссий, которые в немалой
степени определяли картину развития российской культуры, в частно-
сти и в особенности философии. Но и на исходе нашего века и второго
тысячелетия наблюдается новая вспышка интереса к ушедшим в про-
шлое спорам и к тем выдающимся мыслителям, которые в них уча-
ствовали. Ибо сходные темы и проблемы стали вновь волновать рос-
сиян и всех тех, кому небезразличны судьбы России.
Мы могли бы сегодня сказать о себе и нашем времени то, что писал
видный поэт и философ России Вяч. Иванов (1866-1949) в статье
"О русской идее", опубликованной в 1909 г. в журнале "Золотое руно":
"Наблюдая последние настроения нашей умственной жизни, нельзя
не заметить, что вновь ожили и вошли в наш мыслительный обиход
некоторые старые слова-лозунги, а следовательно, и вновь предстали
общественному сознанию связанные с этими словами-лозунгами ста-
рые проблемы'".
О каких же проблемах, "словах-лозунгах" говорили в начале века
и идет речь сегодня, когда употребляется объединяющее их понятие
"русская идея"? Суммируя дискуссии, можно условно выделить сле-
дующие основные группы проблем и линий спора:
1. Любовь к России, к Родине - характер русского, точ-
нее, российского патриотизма. Патриотизм и критическое отно-
шение к России, к российскому, значит, многонациональному народу,
в частности к народу русскому - совместимы ли они? Патриотизм
как пробуждение национального самосознания, его исторические фазы
и роль в "национальной идентификации" россиян.
2. Историческая миссия России и ее народа. Утверждение о
русском народе-мессии, возрождение идеи о России как "третьем Риме".
Различия между "миссионизмом" и "мессианизмом".
3. Исторический путь России, его своеобразие и его пересе-
чение с путями других народов, стран, регионов.
а) Россия и Запад.
6) Россия и Восток. Россия как Евразия.
4. "Русская душа", или специфика национального характера
русского народа.
5. Своеобразие российской национальной культуры. Специ-
фика российской философии. "Национальные" ценности и ценности
общечеловеческие.
6. Российская государственность. Специфика решения про-
блем свободы, права, демократии, реформ и революции в России.
Особая социальная роль и ответственность российской интеллигенции.
Вопрос о специфике русской культуры и своеобразии философии
России уже возникал в ходе предшествующего рассмотрения.
Как и в дискуссиях XIX в., в XX столетии, в ответах на очерчен-
ную совокупность сложнейших философско-исторических, политичес-
ких, социологических, социально-психологических, культурологичес-
ких, историко-философских, этических и эстетических проблем сфор-
мировались три основных подхода к "русской идее'.
Сторонники первого подхода не просто ратовали за своеобразие
"русского пути", но резко противопоставляли его траекториям исто-
рического движения других народов. Предпочтительным историчес-
ким состоянием для России они считали изоляционизм. Вместе с тем
именно они были склонны говорить не просто о миссии русского на-
рода, сопоставимой с миссиями других народов: они считали его на-
родом-мессией, народом-богоносцем - исходя из того, что правосла-
вие объявлялось единственно истинным христианством. Подразумева-
емой, а иногда и явно выражаемой предпосылкой этого подхода ста-
новилось резкое неприятие образа жизни, культуры, философии дру-
гих народов неправославных вероисповеданий, а то и проклятия, по-
сылаемые в адрес этих стран, народов, их религий.
Сторонники второго подхода, ни в коей мере не отрицая специфи-
ческой миссии России и россиян в истории, специфики и даже уни-
кальности "русского пути", "русской души" и культуры России, счи-
тали русский путь неотделимым от исторического развития, пути дру-
гих народов, от развития цивилизации, от опыта всего человечества.
Сторонники третьего подхода, считая первый подход скорее воскре-
шением славянофильства, а второй - западничества XIX в., призывали
подняться над этими ушедшими в прошлое идейными крайностями,
учесть уже приобретенный исторический опыт, а также характер но-
вой эпохи, принесшей с собой и новые линии дифференциации, и еще
более мощные объединяющие, интеграционные тенденции. Вот поче-
му в спорах о "русской идее" не принимали участие или мало в них
включались некоторые видные деятели русской культуры, в частности
философы. Ибо они считали такие споры устаревшим, из политичес-
ких соображений реанимируемым духовным феноменом. Но так уж
случилось, что интерес к "русской идее" в XX в. был и остается весь-
ма характерным для российской философии, все равно, развивалась
ли она на родной почве или за рубежом, после вызванной революцией
эмиграции. Этот интерес особо усиливался в кризисные времена оте-
чественной истории. В частности, спор возобновился, когда на рубеже
XIX-XX вв. некоторых интеллектуалов России - а они-то ведь и
спорили о русской идее - испугал стремительный рост российского
капитализма, приведший к пересмотру укоренившихся идей, тради-
ций, всего уклада медленно развивавшейся "патриархальной" России.
Русско-японская война, позорное поражение в ней огромной импе-
рии вновь способствовали оживлению интереса к российской идее. 06
этих умонастроениях хорошо написал Федор Степун (1884-1965),
видный российский мыслитель, публицист, историк культуры (выс-
ланный в 1922 г. из советской России): "На рубеже двух столетий
Россию, как отмечает Вячеслав Иванов, охватила страшная тревога.
Владимир Соловьев остро ее почувствовал:
Всюду невнятица
Сон уже не тот.
Что-то готовится,
Кто-то идет.
Под идущим Соловьев, как писал Величко, понимал самого Анти-
христа... За несколько лет до русско-японской войны он не только
представил ее начало, но и ее прискорбный конец:
О Русь! Забудь былую славу:
Орел двуглавый сокрушен,
И желтым детям на забаву
Даны клочки твоих знамен.
...Все эти тревоги, внезапно зазвучавшие в русской поэзии и лите-
ратуре, оказались отнюдь не беспредметны". Под "небеспредметны-
ми тревогами" Степун, писавший процитированные строки уже после
второй мировой войны, имел в виду возможное "наступление" Азии
на Европу. Но тогда, на рубеже веков, тревоги российской интеллек-
туальной элиты были вызваны не только и даже не столько опасностя-
ми, исходившими от воинственно настроенных "желтых детей". "Не-
беспредметные тревоги" продолжали нарастать, когда глубокие умы
анализировали ту ситуацию в Европе, которая привела к первой ми-
ровой войне, а потом и к революциям в России и других европейских
странах. В статье "Душа России", опубликованной в 1915 г., Н. А.
Бердяев писал: "Мировая война остро ставит вопрос о русском наци-
ональном самосознании. Русская национальная мысль чувствует по-
требность и долг разгадать загадку России, понять идею России, опре-
делить ее задачу и место в мире. Все чувствуют в нынешний мировой
день, что Россия стоит перед великими мировыми задачами. Но это
глубокое чувство сопровождается сознанием неопределенности, почти
неопределимости этих задач. С давних времен было предчувствие, что
Россия - особенная страна, не похожая ни на какую страну мира.
Русская национальная мысль питалась чувством богоизбранности и
богоносности России. Идет это от старой идеи Москвы как третьего
Рима, через славянофильство - к Достоевскому, Владимиру Соловь-
еву и к современным неославянофилам. К идеям этого порядка налип-
ло много фальши и лжи, но отразилось в них и что-то подлинно на-
родное, подлинно русское". Не удивительно, что эта статья Н. Бер-
дяева, написанная в разгар первой мировой войны, была проникнута
антигерманизмом и глубоким патриотизмом. Другим периодом, когда
снова наблюдался всплеск интереса к русской идее, стали две револю-
ции-Февральская и особенно Октябрьская. Правда, о специфике
русского пути, русской души и об их поистине роковой повязанности
революционаризмом интеллектуалы России, как бы предчувствуя бу-
дущий разгул революционной разрушительной стихии (например,
Бердяев вместе с другими авторами сборника "Вехи"), говорили рань-
ше. После Октября тем из крупных русских мыслителей, кто уцелел
от революционного террора, пришлось рассуждать о русской идее уже
за пределами России, в эмиграции, куда их изгнала за инакомыслие
советская власть.
Разберем теперь подход отечественных мыслителей XX в. к основ-
ным проблемам, объединяемым понятием "русская идея".
ПАТРИОТИЗМ И КРИТИЧЕСКОЕ ОТНОШЕНИЕ К РОССИИ,
РУССКОМУ НАРОДУ - СОВМЕСТИМЫ ЛИ ОНИ?
Патриотизм, любовь к России, боль и тревога за нее крас-
ной нитью проходили сквозь рассуждения сколько-нибудь известных
и влиятельных мыслителей России XX в., независимо от того, как
именно каждый из них представлял себе и оценивал российский путь
в истории. Патриотизм был самой общей ценностной предпо-
сылкой более конкретных философско-исторических размыш-
лений о русской идее.
В. В. Розанов, один из самых ярких и критически ориентирован-
ных авторов в русской философии, в сборнике "Мимолетное. 1915
год" писал: "Любить, верить и служить России - вот программа.
Пусть это будет Ломоносовский путь"\ И никто из философов, вооб-
ще-то споривших с Розановым, не возражал ему именно в данном
пункте.
Преданность России, патриотизм свойствен и тем мыслителям,
которые, подобно И. Ильину, были изгнаны с родной земли. В статье
"О русской идее", опубликованной за рубежом в сборнике статей 1948 -
1954 гг., Ильин писал: "Если нашему поколению выпало на долю
жить в наиболее трудную и опасную эпоху русской истории, то это не
может и не должно колебать наше разумение, нашу волю и наше слу-
жение России. Борьба русского народа за свободную и достойную
жизнь на земле-продолжается. И ныне нам более, чем когда-нибудь,
подобает верить в Россию, видеть ее духовную силу и своеобразие и
выговаривать за нее, от ее лица и для ее будущих поколений, ее твор-
ческую u.дeo"°'.
А. Ф. Лосев, испытавший на себе превратности судьбы крупного,
самобытного мыслителя, жившего в условиях советского режима, пи-
сал в 1941 г.: "Любящий любит не потому, что любимое -высоко,
велико, огромно. Родители любят детей, и дети любят родителей не за
высшие добродетели, а потому что они друг другу родные. Благород-
ный гражданин любит свою Родину также не за то, что она везде и
всегда, во всем и непременно велика, высока, богата, прекрасна и пр.
Нет. Мы знаем весь тернистый путь нашей страны; мы знаем многие и
томительные годы борьбы, недостатка, страданий. Но для сына своей
Родины все это - свое, неотъемлемое свое, родное: он с этим живет,
с этим погибает; он и есть это самое, а это самое, родное, и есть он
сам"*".
Тот же мотив - ощущение слитности человека, ищущего свое Я и
свою индивидуальность, с Родиной, ее судьбой, как бы мучительна и
тяжела она ни была - развит в работе С. Булгакова (1871-1944)
"Моя родина": "Нужно особое проникновение и, может быть, наибо-
лее трудное и глубокое, чтобы познать самого себя в своей природной
индивидуальности, уметь полюбить свое, род и родину, постигнуть в
ней самого себя, узнать в ней свой образ Божий".
Но ни один из писателей и философов, о которых здесь шла и еще
пойдет речь, не понимал российский патриотизм как некритическое
принятие всего, что происходит с Россией и в России. Критический
подход к российской действительности, "русскому националь-
ному характеру" понимался многими философами нашего
отечества не просто как совместимый с российским патрио-
тизмом - он мыслился как неотъемлемое свойство и прояв-
ление этого патриотизма. В. Розанов писал: <... болит душа за
Россию...
... болит за ее нигилизм.
Если "да" (т. е. нигилизм) - тогда смерть, гроб. Тогда не нужно
жизни, бытия. "Если Россия будет нигилистичной" - то России нуж-
но перестать быть, и нужно желать, чтобы она перестала быть... Вот
где зажата душа. Но как "нигилизм" пройдет, когда почти все нигили-
стично? даже мальчики? гимназисты?>. Не та же проблема мучит нас
и сегодня?
И. Ильин, написавший о патриотизме (скажем в книге "Путь ду-
ховного обновления") немало вдохновенного и прекрасного, подразу-
мевает под истинным патриотизмом непременно критическое отноше-
ние к тому, что в истории и в сегодняшней жизни Родины вызывает
обоснованное недовольство. "Любить свой народ и верить в него, ве-
рить в то, что он справится со всеми историческими испытаниями,
восстанет из крушения очистившимся и умудрившимся, - не значит
закрывать себе глаза на его слабости, несовершенства, а может быть,
и пороки. Принимать свой народ за воплощение полного и высшего
совершенства на земле было бы сущим тщеславием, больным нацио-
налистическим сомнением. Настоящий патриот видит не только ду-
ховные пути своего народа, но и его соблазны, слабости и несовер-
шенства. Духовная любовь вообще не предается беспочвенной идеали-
зации, но созерцает трезво и видит с предметной остротой. Лю-
бить свой народ не значит льстить ему или утаивать от него его слабые
стороны, но честно и мужественно бороться с ними. Национальная
гордость не должна вырождаться в тупое самомнение и плоское само-
довольство; она не должна внушать народу манию величия"".
Ильин замечает, что для такого критического, т. е. подлинного,
патриотизма нужны зоркость, правдивость и гражданское мужество.
Он превосходно говорит о "соблазнах национализма" - о тенденции
преувеличивать достоинства своего народа и сваливать всю ответствен-
ность за совершенное или так и не совершенное им "на иные "вечно
злые" и "предательские силы". (Надо, однако, иметь в виду следую-
щее чисто терминологическое противоречие: иногда И. Ильин упот-
ребляет понятие "национализм" и в ином смысле, по существу отож-
дествляя его с патриотизмом.) "Путь к обновлению ведет через пока-
яние, очищение и самовоспитание", - эти слова выдающегося русско-
го мыслителя остаются для нас актуальными'".
Итак, в понимании не только совместимости, но и единства патри-
отизма и критического отношения к родной стране мы вряд ли обна-
ружим разногласия между выдающимися мыслителями России нача-
ла века. Однако в конкретном понимании проблематики, обнимаемой
понятием "русская идея", разногласия между ними существуют.
И. Ильин так определяет особенности своего подхода:
"Эта идея формулирует то, что русскому народу уже присуще, что
составляет его благую силу, в чем он прав перео лицом Божиим и
самобытен среди всех других народов. И в то же время эта идея
указывает нам нашу историческую задачу и наш духовный путь', это
то, что мы должны беречь и растить в себе, воспитывать в наших
детях и в грядущих поколениях и довести до настоящей чистоты и
полноты бытия-во всем, в нашей культуре и в нашем быту, в наших
душах и в нашей вере, в наших учреждениях и законах. Русская идея
есть нечто живое, простое и творческое. Россия жила ею во все свои
вдохновенные часы, во все свои благие дни, во всех своих великих
людях"". Иными словами, под русской идеей И. Ильин понимает лишь
все великое, благое и только позитивное, что есть в истории, судьбе,
культуре и духе российского народа. Н. Бердяев, напротив, включает в
совокупность проблем и линий исследования русской идеи не только
благое, лучшее, "правое" - он считает, что подойти к разгадке тайны
"русской души", самобытности пути России, можно лишь в случае,
если сразу признать "антиномичность России, жуткую ее противоре-
чивость. Тогда русское самосознание избавляется от лживых и фаль-