Обычное дело. Ш
| Вид материала | Документы |
СодержаниеПри своих Ужин с фонарем |
- Типпинг К. Радикальное прощение (отрывок), 537.86kb.
- Колеса двухтонного «уазика» легко оторвались от асфальта. Скаждой секундой автомобиль, 39.96kb.
- Должностная инструкция, 93.05kb.
- Примерная программа учебной дисциплины математика, 566.38kb.
- Нп «сибирская ассоциация консультантов», 77.89kb.
- Первая. Лорд Скиминок Скиминок это я, чтобы вы знали. Прозвище, конечно. Втех местах,, 2704.26kb.
- Рабочая программа дисциплины «биржевое дело» Рекомендуется для направления подготовки, 264.97kb.
- Эконометрика2 Лекция 6 arch, garch модели, 12.91kb.
- Пояснительная записка примерная программа дисциплины "Анатомия и физиология", 789.89kb.
- Разработать рабочие программы, умо по уд, мдк, пм, основанные на компетенциях и реализовывать, 233.37kb.
ПРИ СВОИХ
О неистребимой тяге флотского люда к шуткам, розыгрышам и хохмам говорилось мной уже не единожды. И начинать все заново как-то даже несерьезно.
Но уж больно сюжетик славный подвернулся.
Тем более, что говорить мы будем не о профессионалах хохота и юмористах-вундеркиндах, а о заурядной для корабельной жизни ситуации. Об этаком цветастом колеровочном мазке на унылой шаровой поверхности служебного бытия.
Эк меня завернуло!
Историю, к слову, рассказал все тот же Вовка Нечуев- балагур и хохотун. И история эта о себе любимом, задорном и преступно молодом.
Снова Балтийск образца 1978 года. Август-сентябрь.
Большой противолодочный корабль типа “Дружный”.
Суббота и дело к вечеру.
Для посвященных в мудрость корабельного распорядка можно даже не пояснять, что большая приборка закончилась, обед проеден и все свободные от служивых дел приступили к чистке, мойке и надраиванию своих личных чресел, конечностей и оболочек для умища.
Весь корабль разом превратился в приют снующих нудистов, потому как утаивать друг от друга было особо нечего. У всех все по стандарту: один-два-одна. Ну, вы поняли, о чем я. Полотенца и простыни в качестве набедренных повязок использовались только при необходимости вершения служебных дел: вызвать, скомандовать, приказать, показать на личном примере, воспитать, наконец. Да мало ли чего.
С каждой минутой количество грязных тел сокращалось, а чистых напротив неуклонно росло. Процесс наружного очищения не влиял только на трюмных, которым суждено было очиститься и перестать вонять только года через три после ДМБ, да и то при условии, что они не пошли в сантехники из-за фанатичной преданности делу.
Но это несомненно приятное субботнее время между обедом и ужином не только делило народ на чистых и грязных, но также на счастливых, не очень счастливых и просто несчастных.
Деление по категориям происходило на основании двух документов за подписью Царя и Бога в одном лице.
Один назывался “График схода” и определял счастливых. Второй именовался “Приказом о назначении суточного наряда” и поименно перечислял несчастных.
Те, кто волею судьбы не нашел своей фамилии ни тут ни там, могли позволить себе занять нейтральную позицию. Домашний уют или вольная воля им сегодня не грозили, но и в команде с диковинным названием “наряд” они не состояли. Именовали их “сидячей сменой” или просто “сидячкой”.
Звучит не сильно привлекательно, но “лежачка” или, простите, “стоячка” слух тоже не ласкают.
Так вот, все игроки этой команды никуда особо не торопились, мылись старательно и вдумчиво. К размышлению их подталкивали не журчащие водяные потоки душевой, а законная необходимость отметить окончание еще одной трудовой недели шильным полтинником, а то и соточкой. Образно говоря, поменять мыло на шило.
Ясное дело, что подобные размышления без цензуры и даже вслух могли себе позволить далеко не все.
Те, кому в свое время военкомы присудили трехгодичные сроки, подумать об этом могли, но и только. Уж больно велики были риски припоздниться домой по окончании всего срока.
А вот те, кто добровольно подписался минимум на “четвертак”, могли не просто подумать, а практически безопасно материализовать свои мысли. Помешать им в этом благостном деле могло только одно обстоятельство: отсутствие продукта в собственном сейфе.
Но сегодняшний день был не таким. Шило выдавали буквально позавчера, а посему старшие начальники в рангах “бычков”31 уже находились на передовой. Все, что надо, они отмыли раньше всех. И теперь по праву прокопченных порохом и поросших ропанами уже до пояса начали зашиливание отстиранного организма.
В самый разгар купания, когда настал черед их подчиненных в рангах лейтенантских, шило у них закончилось, что повторялось с завидным постоянством за крайне редким исключением.
И где ж его взять?
Можно, конечно, старпома потревожить хитрым вопросом:
- А больше у вас в той большой красивой канистре ничего не булькает?
Тем более, что еще совсем недавно его самого в этой же 15 каюте, в этом же составе на выдохе передергивало32. И при должности СПК Костя Бабич всего-то третий месяц. Но…
Как уже говорилось, к источнику они припадали буквально позавчера, и такого расточительства им могли не простить. Вот через неделю да с печалью не лице - дело другое.
Значит что?
Значит, пришла пора спросить непосредственных подчиненных: как те распорядились своей долей спиртика, что получили вчера от них самих? Не потратили ли они его по своей зеленой лейтенантской наивности на протирку матчасти, на контакты там всякие, ламели и прочие реле.
Но и просто взять на голый приказ - дело не совсем правильное. Вроде как ты сам принуждаешь его родные приборы гробить.
К тому же и лейтенанты всякие бывают: встанет иной в праведном гневе - ну чисто Павлик Морозов или Мальчиш Кибальчиш, пить расхочется. Да и за работу матчасти и стрельбу, как не крути, отвечать-то ему, командиру БЧ, а не Пушкину А.С. или Луису Корвалану.
Тут-то и зародилась некая многоходовая комбинация, которая не только должна была принести желаемый результат, но и скрасить часть вечера в атмосфере Comedy Club.
А кого выбрать в качестве случайного героя?
Лейтенанта Нечуева В.А. Все на нем сходится.
Каюта, где безобразие происходит, его33.
Белорус, а значит порцию свою он не выхлебал мигом,а надежно заныкал в сейфе до Великого потопа или второго пришествия.
А главное, у него сегодня сходная смена. Это делает человека настолько уязвимым, каким он бывает только в короткий период своей жизни: от покидания материнского отсека до отключения от бортового питания в момент отрезания пуповины.
Сотовых тогда еще не существовало, но их отсутствие с лихвой компенсировали рассыльные. Эти шустрые ребята могли достать кого угодно, только бы передать поручение.
Трубку можно выключить, забыть, не услышать, наконец. Но рассыльный матрос Хмырько или Пузач может выключиться только после смены, а не услышать его просто нельзя. Пока он не изложит тебе все, что велено передать, не спросит разрешение на отход и не получит его, то в покое тебя не оставит.
Где ты в этот момент: в гальюне с мечтами и грезами или в глубоком эротическом сне далеко за полночь - ему только “в кайф”. Это ж просто чупа-чупс на полкило : отыскать нужного кадра, оторвать его от чего-то очень важного и еще выслушать, что он радостного думает по этому поводу.
И ведь все это, невзирая на звания и должности, время суток и вид деятельности обреченного. А можно от себя еще добавить скипидару с помощью слов-ускорителей: “срочно”, “немедленно”, “в чем есть” или вовсе “мухой”.
И вот, когда рассыльный “имярек” с истоптанным службой лицом, в перекошенной бескозырке влетел в офицерскую душевую и фальцетом сообщил в паровое облако:
- Лейтенанта Нечуева к старпому! Срочно!
Тот от удивления не обезумел.
Ведь если настоящий СПК в свой священный день СУББОТУ не наигрался в Мойдодыра-убийцу на большой приборке, не довел половину экипажа до четкого убеждения, что кровная месть - штука нужная и не вырезал с кровью пару-тройку романтических устремлений у молодых лейтенантов и мичманов, то занял он не свое место. Занял его случайно, а то и вовсе через родовые связи или друзей-собутыльников в кадровых органах.
Командир стартовой батареи Нечуев В.А. был парнем ко всему и сметливым. Наскоро вытираясь, он мысленно перебрал весь сегодняшний день: от тяжкого разлипания век до занятия позиции под душем.
И ведь ясно выходило, что под задорный старпомовский “кабачок” он не разу не попал. А это, видимо, было для последнего непростительным пробелом в текущих сутках. Видимо, у него где-то за секретной шторкой висел планшет со списком всего экипажа и на нем он помечал всех “оприходованных”.
Все, кто к ужину не был отмечен условным знаком, находились в состоянии растущей тревоги до самой вечерней поверки, где и получали свое в измученное ожиданием нутро.
В данном конкретном случае было даже радостно, что вызывает Бабич сейчас, а не в критичный момент долгожданного и очень нестабильного лейтенантского схода. А посему надо поторопиться с исполнением.
В каюте “менеджеры среднего звена” разминку закончили и находились в состоянии нарастающей релаксации. Но это не помешало им дружно подтвердить факт гадкой старпомовской выходки и нетерпеливости. Ведь даже они (!) понимают, что нельзя вот так негуманно недомытого человека сюда-туда гонять.
Заботливо подали тапки строевые, штаны и китель. В сей комплект можно быстро запаковать голое тело, чтоб “дресс-код” стал проходным для встречи. Проводили уж как-то слишком пристально для заурядности события.
Дверь с шильдиком “Старший помощник командира” была распахнута. Вова посучил ножками, покашлял и только потом изобразил вежливую дробь костяшками.
- Кто там заблудился? Заползай!
- Лейтенант Нечуев по вашему приказанию.
Хозяин весь расслабленный сидел за столом и чиркал ручкой по большой бумаге, наверное, вычеркивал Вована из списков ни в чем не виноватых.
Тот не стал переступать комингс и изобразил позу почтенного ожидания, постепенно понимая, что то ли его не сильно ждали, то ли он как-то неправильно зашел.
Начальник тоже как-то невнятно отреагировал на появление в дверях парящего влагой лейтенанта, но долго вида подавать не стал, надул на лбу складки памяти, задумчиво покатал глаза по каюте и протянул:
- Ну-у-у … это… давай после ужина уж теперь… доложишь.
Все, что могло опуститься внутри, немедленно съехало до пяток. В опустевшей голове осталась одна мысль:
- П…ц сходу. Накрылся зимней шапкой.
Буркнул обреченно:
- Есть после ужина…
Чего доложить? Как на все положить? Или как жена тебя крыть будет?
И стал понуро загребать ногами в обратном направлении. Что-то нечисто было в этом мутном вызове. Хотя разве тот ответит, что не вызывал.
Каждый старпом так устроен: кого к нему не пригони, хоть лошадь или корову. Он не удивится.
Обязательно спросит про надой и вывоз навоза. Будто так и надо. А пока с внятным ответом не сложится, в родной хлев ни ногой до нужного момента. А момент этот у него где-то в голове. Но еще не определился.
Закон такой. Старпомовский. Везде и всюду. На той самой территории ВМФ, о которой я уже говорил.
Так в глухой задумчивости и прибило Вову к дверям собственной каюты. Распахивает дверь, а на него разом шесть пар глаз в пронзительном сочувствии:
- Ну? Чего вызывал-то? Какого … Чингачгуку34 нашему надо?
Путаный и невнятный, словно биография Жириновского, рассказ ничего не пояснил, кроме того, что лейтенантский сход под угрозой.
Покачали головами, посетовали невпопад на старпомовский беспредел, и улетели на десять минут в свое лейтенантское прошлое.
Только механик по- отцовски приобнял обвислые уныло погоны и обнадежил на правах сверстника Варяга:
- Ты это, особо-то в отчаяние не впадай. Скажу Бабичу, что ты у меня в комиссии по списанию, а их всех собирают в ДОФе. А, может, и лысину морочить не буду, а просто: нужен и все. Чего объяснять ему, “карасю”? Я тут двенадцать лет мазут хлебаю.
Присутствующие тут же из нирваны воспоминаний вернулись и закивали разом, мол Дед- то дело говорит. Он тут в полном авторитете и отмажет от сидячки, как два пальца оторвать. Замполиту…
Короче, давай Вовка, гладь шнурки и надраивай орган. Раз мех решил тебя временно усыновить, то можешь строить планы на размножение. Но вот только… Ну, ты понимаешь. Один маленький пустячок. От “cпасибо” утром голова не болит и огурцом его не закусишь. Короче:
- А шило у тебя, случайно в сейфе не закисает?
- Закисает.
Тут же подтвердил (поспешил) непосредственный начальник, он же Старший Румын. Ему ли не знать, что вчера он ему литр от собственного сердца отодрал.
Напиток флотской стабильности (релаксации) выкатился из сейфа на удивление легко. Градус настроения стал неуклонно расти, тем более, что члены клуба ветеранов проявили добрую волю и пригласили бывшего хозяина шила “к снаряду”.
Поле битвы с зеленым змием сразу ожило: зазвенело, загромыхало и забулькало. Но какая-то интрига продолжала порхать в шильно-табачных слоях каютной атмосферы.
Через час, когда семинар на тему: “Начальство и личный состав. Две беды России” перерос в несанкционированный, но бурный митинг под лозунгом: “Нет некрасивых женщин!”, механик вдруг поинтересовался:
- Лейтенант, а где ты такой китель надыбал? Ну, чисто швейцар.
Все на Вовкин китель залпом уставились, в глазах вопрос бьется, но как-то вместе с ответом. А там и впрямь что-то от Зайцева с Юдашкиным. Параллельно штатному ряду в неровном перекосе желтел еще один ряд пуговиц с якорем.
Сколько же народ ждал и томился!? Копил гормон радости! А затея вдруг не удалась.
Почему?
Да старпом-то оказался дюже невнимательным. Он ведь о своем начал думать: когда и зачем он юного минера вызвал? Потом не мог вспомнить слово “cклероз”, чтоб аргумент был. Потом прикидывал , чем того озадачить.
А вот мундир гимназиста не углядел. А может и углядел, но слово “галлюцинация” вспомнить уже не смог, решил, что если увидит это же на ужине, то спросит у кого-нибудь.
Не сработало. Бывает и такое. В горячке боя за гигиену всем было не до нарядного Вовчика.
Развели руками - извини. Тот головой помотал - понял, какие обиды? Знал куда шел. Все обидчивые и тормозные больничные койки мнут в ПНД или под ВВК ходят.
Жахнули еще по одной за понимание и…
А тут мех решил каюту свою посетить. У него ведь, что у VIP персон : в родной избушке личный горшок, чтоб на позывы пищевого тракта лишнего времени не тратить, а все в электро-механические заботы.
Через пару минут на весь отсек вопль супруга, не вовремя заглянувшего в шкаф:
- Это что за едана мама?! Это кто? Это что? А-а-а?!
И подобные вопросы на уровне воспитателя яслей перед любопытной, но еще неразвитой ребячьей аудиторией.
В отличие от предыдущего, на его кителе пуговиц не было вовсе, что и вызвало эмоциональный взрыв в небольшом тротиловом эквиваленте.
- Извини, Василич! Ты же сказал, быстро найти пуговицы. А где я их возьму: у себя что ли буду резать? Вот к тебе и зашел.
Это начал шинковать правду-матку штурман. По всему выходило, что после фиаско да под дармовое шило картина преступления сама нарисуется. По крайней мере заказчик уже был известен и обличен, а исполнитель раскололся сам.
Вот когда наконец-то рвануло по- настоящему!
Хохот плющил консервные банки и переворачивал пепельницы.
Ведь пришивал пуговицы опять же механик. Пришивал не просто и кое- как, а по совести и как учили.
Когда механик что-то пришивает, то это уже для истории с археологией. И когда надо соединить что-то с чем-то, то они могут только крепко приварить, намертво прикрутить и навечно приклепать.
Но Вы только посмотрите - как можно придать новое направление, даже жизнь, шутке, которая только что померла на глазах у всех. И, мало того, сделать её стартовым выстрелом в дурачизме на длинную дистанцию.
Сильно занятой на розливе, а потому доселе молчавший Доктор тоже вдруг решил поучаствовать в процессе наставничества:
- Хрен с ними, с пуговицами. А вот ЗДП35, лейтенант, носить на кителе - чистый геморрой с кровотечением. Это я как врач говорю. Пациенты пыстанут, глаз не моргнет.
И снова Мех выперся на первую позицию. Не сдержался:
- Это у вас, зеленых, как галифе солдата, все тырят. А вот меня пацаны любят и уважают. Я в бане даже знак не снимаю.
Зря он так сказал. Обиделось застолье.
Через пару минут знака у него на кителе уже нет.
Артиллерист идет “отлить” и свинчивает красивую бляшку с корабликом с механического пиджака.
Возвращается в каюту, мигает бесовским глазом и предлагает разлить по последней, пока у замполита душа не рванула в пролетарском гневе.
Только разошлись, как шум корабельной жизни снова перекрывается ревом вновь обезумевшего механика. Теперь он выражений не выбирает, а кладет все без разбору и без конкретного адреса.
Это было какое-то “ковровое матометание”- Пёрл-Харбор и битва на реке Калке одновременно. Сквозь рев авиационных моторов и взрывы пробивался треск рвущегося металла, в двери и люки била взрывная волна, и ясно ощущался запах горящего напалма.
В реве, гневе и потаенном хохоте прошел остаток времени до ужина, на котором механик хоть и отсутствовал, но посуда прыгала, а приборы елозили по столу, словно от полтергейста. Знающие молчали, а непосвященные делали ставки на ближайшее будущее.
В результате на сход не пошел никто. Все решили досмотреть “живьем”. Только командир сошел по графику и зам - в никуда, но от греха подальше.
Оскорбленный лишенец надежд и доверия коллег не обманул.
До самой вечерней поверки продолжался рейд “московского УгРо на малины в Марьиной роще”. Все посты, кубрики, тамбура и выгородки были вычищены, словно кишечник после ударной дозы слабительного.
Василич лично возглавлял поисковую операцию. Командиры групп и старшины команд, осознав собственную безысходность, шмонали в углах и закоулках заправскими тюремными вертухаями. Такого корабль не видел с момента своей постройки.
Кино, понятно, не крутили - своего было невпроворот.
Все стало затихать только после того, как волна обысков прокатилась из носа в корму и обратно. Цунами миновало только каюту командира, замполита и СПС. Было найдено, но не опознано по особым признакам с десяток знаков. Но после экспертизы и заявления:
- Чужого нам не надо!
Все они были возвращены перепуганным владельцам.
Механик капитулировал.
К издерганному телу ветерана заговорщики смогли подойти только после отбоя. Артиллерист, играя страдальческим лицом, сделал предложение, от которого механик не нашел сил отказаться:
- Ладно , мех. Хорош народ тиранить. Есть у меня запасной ЗДП. Тебе, как аксакалу, всего за половинку литра отдам навечно.
Еще через полчаса в звенящей после битвы тишине ослабевший от избытка чувств Василич крутил подарок, смотрел на него под разными углами и откровенно любовался обретенной “цацкой”.
Слегка огорчало, что она, при всей поразительной схожести с его собственной, все-таки отличается незначительным сколом эмали. Но его быстро смогли убедить, что все знаки обычно скалываются в одинаковых местах, что, видимо, это заводской брак, с которым бороться не стоит.
Умиротворенный доводами Василич растер слезу на морщинистой щеке, убрал чудную железку в сейф, откуда выкатил еще одну половинку.
И…
И снова былины и сказания о глупом начальстве и неуправляемых подчиненных потекли плавными волнами от сердца к сердцу. Все становилось на свои места.
Шутка кончилась.
А что в результате осталось?
Командир был дома, как и положено.
Механик на свои же пуговицы и шило выменял свой же знак ЗДП.
Лейтенант Нечуев В. За свое шило приобрел чужие пуговицы и сход.
Создатели сценария обменяли чужое шило на свою головную боль.
Личный состав обменял покой и сон на кинофильм.
В общем, все остались, что называется “при своих”.
А.Воробьев. Апрель 2009 г.
УЖИН С ФОНАРЕМ
Ужин ужину рознь. Эта аксиома проста и всем понятна.
А уж если сравнивать ужин корабельный с ужином домашним, то, как говорят в спорте,“за явным преимуществом”. Спорить на эту тему могут только люди с полностью загубленными органами обоняния, окончательно посаженным зрением и удаленным желудком.
Маниакальное стремление вкусно и много пожрать начинало преследовать нашего брата еще с “абитуры”36, с годами превращаясь в смысл жизни. Таких, особо прожорливых, сметливые селянки брали на простую теплую котлету за семь копеек, быстро приручали и без усилий регистрировали на себе.
Более стойкие отделывались пылкими обещаниями во время поглощения домашней снеди и путаными фразами после всего прочего. Но и они в конце концов теряли бдительность и стойкость, когда становились перед выбором: мастерицу постельного пилотажа или владелицу скатерти -самобранки.
А выбор этот не был легким, потому, как по законам жизни, оба таланта находиться одновременно в одном женском теле не могут. Нет, бывают редкие исключения, но постепенно семейная жизнь все равно затопчет это фантастическое равновесие и оставит что-то одно. А пресловутый баланс вы будете добирать сами по мере неудовлетворенности.
Фраза насчет прохождения кратчайшей прямой к сердцу самца через желудок- это не случайная шутка эстрадного остряка. Это выстраданная поколениями истина. Не один миллион наших братьев по полу дошел по этой прямой до жизни кривой.
Это в личном плане, так сказать. Хотя и карьерные траектории не все и не всегда проходили однозначно через мастерство и преданность идеалам строителя коммунизма.
Были и даже не в реликтовом меньшинстве мудрые командиры, которые четко знали, как проложить эту прямую в потемках пищеварительного тракта своих доблестных начальников.
Эта их мудрость не была вселенской тайной, а поражала деревенской простотой. Чем выше начальство, тем крепче у него привычка трескать вкусно и красиво. По чину, одним словом.
И если у тебя на пароходе творит настоящий дипломированный кок, а в кают- компании шустрят белыми лебедями вестовые, словно из балета А. Духовой, то за свой карьерный рост ты можешь сильно не волноваться. И уверенность эта будет всегда при тебе, даже если твой собственный диплом самый синий во вселенной, ты круглый сирота с рождения и фамилия твоя Писюкин или вовсе Попердыкин.
Таким образом, если взять за аксиому: “Нам песня строить и жить помогает”, да соединить с не требующим аргументов афоризмом: “Какая кухня, такая и песня”, то попытки доказывать что-то далее теряют всякий смысл.
Если исходить из немудреной логики, устоять перед добрыми харчами тяжело, потому как лопать стоя - дело лошадиное, а даже малость культурный человек ест обычно сидя. Может он это делать и лежа, но это уже от разудалой жизни, если она удалась. А без видимой причины это просто барство.
Вот так однажды и Макс не устоял.
Мужчина весь из себя очень крупный и с отменно непоколебимым аппетитом. Не перед теткой не устоял, правда, а перед предложением сослуживца, хотя с самого начала подозревал некий подвох. Но куснуть домашних изысков всегда дорогого стоило.
Во всех, как оказалось, смыслах.
А дело было так.
Начиналось все, как водится, буднично и без особых затей.
Гуляли в каюте самого Макса по самому невзрачному поводу: то ли день осеннего равноденствия, то ли восход и заход солнца прошли без замечаний. К тому же ужин прошел грустно, даже трагично.
На пароходе был тот самый период, когда все вкусное в закромах кончилось, деньги на подкорм тоже, а до получения того и другого еще неделя. Измученная плоть уже устала протестовать, а потому и решили сделать ей приятное - налить.
Для этого у Макса, как у порядочного механика со стажем, всегда было. Не ведрами, понятно, но до состояния временной амнезии мыслей про еду вполне достаточно. Тут ведь главное не путать закуску с едой, тогда и шило не утратит силы градуса.
И вот когда застолье перевалило на вторую половину выставленного объема, вдруг Частиков принял лишнего. Не потому, что это лишнее было, а потому что взял и вместо запивки залил в себя еще порцию шильца. Вещь, в общем-то, обычная для подобных застолий. Если это идет от дурости, а не от жадности.
А через каких-то десять минут в нем случились разительные перемены.
Теперь, по прошествии стольких лет, невозможно определенно сказать, что его поворотило на столь зажигательную речь. Кто-то голосует за простой “перебор”, а склонные к анализу объясняют это голодным блеском в глазах изнуренного диетой Макса.
Вместо того чтоб привычно взяться за гитарный гриф или начать вызывать подчиненных, чтоб все-таки узнать: как им служится, Колян достал из недр обновленной души потрясную новинку. Никто из присутствующих не ожидал подобного, а потому обстановка из состояния “танцуют все” стала резко переходить в состояние “откройте, милиция”.
Даже если б он затянул в оригинале китайский гимн с одновременным исполнением танца живота и стрельбой “по-македонски”, изумление было бы ниже на порядок. Но песен, танцев и даже стрельбы не было, а был вдохновенный монолог о нетленных ценностях семейной жизни.
Было в нем про все. Про каменную стену, тепло семейного очага, надежный тыл и даже пресловутую ячейку общества. Когда антураж семейных отношений иссяк, то речь пошла о женской доброте, участии и природной потребности оказывать первую помощь всякому встречному.
Все застыли в причудливых позах участников детской игры “Море волнуется раз”, а Николаевич говорил, говорил… и договорился до полного убеждения себя ,семейного , в том, что говорит он все это о своей жене.
И так ему все сказанное понравилось, что, выдержав сценическую паузу, он неожиданно заявил:
- И чего мы тут сидим?! Хватит всяким этим здоровье гробить! Все идем ко мне на ужин! Мариха нам такой стол забацает!
Предложение улетевшего в транс артиллера было сродни его монологу.
Вместо того чтоб мгновенно оттаять, ломануться в двери и оказаться за семейным столом по правую руку от хлебосольной хозяйки, приглашенные повели себя как-то неправильно. Они начали переглядываться, пожимать плечами и надевать на лица выражения страшной занятости.
Реакция на предложение была более чем странной еще и потому, что звали-то их не ДнепроГЭС красить, не жалованье годовое Анджелле Дэвис37 отправить “до востребования”, а пойти и пожрать “на халяву” по хозяйскому приглашению.
При всех иных обстоятельствах слово “халява” было способно ввести в неистовство целую толпу не хуже, чем на сеансе Кашпировского. Но сейчас этого отчего-то не происходило.
А причины, видимо, были. И, скорей всего, достаточно серьезные.
Дело в том, что у приглашающей стороны действительно была жена. Как положено: молодая, красивая и живущая счастьем обладания по закону военно-морским красавцем. Позади у нее физкультурный техникум по классу физкультурного врачевания, а впереди жизнь, полная военно-морского романтизма.
Но отличием ее от множества себе подобных было безрассудное желание обладать своим сокровищем единолично, делясь по крайней необходимости только с Родиной. И чтобы ни у кого не оставалось сомнений по поводу серьезности ее намерений, форм и методов сохранения семьи она не выбирала. По слухам, выбор этот был весьма ограничен, потому как училась-то она не на психолога и не на мануального терапевта.
А с какой стороны ждать главной угрозы семейному счастью?
Верно. Со стороны рептилии сказочной цвета любимой валюты.
А потому на этом опасном направлении находились все ее духовные и физические силы. Ей категорически не хотелось получать письменные или телефонные отчеты про полный порядок, отсутствие личного времени и героических буднях без сна и отдыха.
Всемирная история семейного сосуществования показывала, что писать обо всем таком можно между тостами, а звонить и вовсе с аппарата, установленного на ягодицах более расторопной дамочки. Потому выход был один: повсеместный учет и контроль.
Не желая уподобляться другим половинкам нашего экипажа, Мариха постоянно следовала за своим благоверным в зоне ближнего охранения.
Еще в дивизии не знают, куда мы забурлим на отработку боевых задач, а госпожа Частикова М.Н. уже вещи пакует с билетом в кармане.
Мы еще чалками на юте машем, а она уже в съемном жилье свой порядок наводит. И жилье это находится сразу за проходной пункта нашего базирования.
И так в основном и всегда.
Постепенно это стало ее смыслом жизни, миссией, если хотите. Защищала она семейный очаг и погоду в доме, как самка хомяка своего щекастого партнера: неистово и без учета размеров противника. ( Кратенько об этих чертах ее характера уже упоминалось в рассказе “Ария ночного гостя”.)
Вот это все, видимо, и послужило причиной неправильной реакции на широкий жест хлебосольного хозяина. На дворе ведь не великая депрессия, не Петроград времен гражданской, чтоб за еду мордами рисковать. Не тот случай. Тем более, что в гостях у Частиковых никто до этого не бывал, а совершить премьерный визит с натурально бухим хозяином вместо цветов сильно не соответствовало их начальным представлениям об этикете.
Так или примерно так все одинаково подумали.
Точнее: почти все.
В остатке инакомыслящих, означенных “почти”, остался Макс.
Он как-то выпал из общей атмосферы сомнений и недоверия. Его большой мятежный организм требовал калорий, а чтоб требования были услышаны, он отключил на время мозг и интуицию.
Жрать хотелось безумно, а вариантов для удовлетворения этого безумства практически не было. Нет, конечно, можно было вызвать вестового и спросить:
- А не осталось ли у нас чего от ужина?
Получить положительный ответ и с садизмом забивать самое дорогое во всем организме невкусной и некалорийной казенной пищей.
Можно было вызвать баталера, и тот притащил бы консервов. Но от длительного хранения становятся лучше только вино и коньяк, а у консервов из ряпушки не появляется вкус свежей осетрины, как и у говяжьей тушенки вкуса шашлыка.
И по всему выходило, что предложение сослуживца надо не просто принимать, а принимать не мешкая. И даже если не все окажется столь радужным, как тот об этом вещает, то прогулка туда-обратно добавит аппетита, и камбузный харч можно будет загонять в себя без особых страданий.
Сборы были недолгими. Парадную форму одежды решили оставить в покое, потому как ужин обещал быть домашним и само посещение носило характер “встречи без галстуков”.
Более того, принимающая сторона могла элементарно протрезветь и начать уклоняться от инициативы, что якобы его не так поняли, что речь шла про Новый год или 8 марта. И зачем крахмалить манжеты?
Дорога казалась длинной до бесконечности, тем более что Колян начал вслух цитировать “Книгу о вкусной и здоровой пище”. Было такое чувство, что во время пятилетнего периода повышенного жора в училище он выучил ее наизусть, а может быть, даже переложил на музыку.
Кроме того, походка его становилась все более нетвердой, порой он просто сходил с лыжни. Конечно, его можно было взять на руки или взвалить на плечо, но натуральный обмен хозяйской тушки на ужин был бы менее привлекателен, нежели радость домашнего праздника и человеческого радушия при свечах. И все это под вежливое от хозяйки:
- Сергей, а не желаете ли еще…?
- Кладите еще мяса, чувствуйте себя как дома…
- Я люблю, когда так аппетитно кушают.
И прочие приятные душе и организму слова.
От этого в жевательном пространстве начало создаваться избыточное давление от накопившейся слюны. Макс усиленно вырабатывал желудочный сок и торопливо разгонял по организму все, что недавно упало в желудок, чтоб освободить там побольше места.
Дом со съемной жилплощадью действительно находился буквально за границей заводской территории на окраине района Копли. Два подъезда и четыре этажа. Квартира, понятно, находилась на последнем.
Коля неожиданно резво начал скакать вверх по ступеням, оглядываясь и взглядом подбадривая присоединиться к его задорному темпу. Но как только за спиной хлопнула дверь парадной, оптимизма в механической душе вдруг почему-то поубавилось, будто он его на улице обронил.
То ли темень парадной, то ли эхо от перестука Коляновых каблуков, то ли еще что-то неуловимое вдруг поселили в ней чувство неясной тревоги. Мудрый народ называет это состояние “чуять задницей”, а то и вовсе на букву Ж.
Вот как раз это Ж у него и заныло вдруг под шинелью чуть ниже хлястика. Он и остановился на площадке за один лестничный пролет до квартиры, чтоб прислушаться к неясному сигналу, несмотря на призывные жесты Частикова.
А тот уже левой рукой давил на пуговку звонка и подбирал короткие слова для вступительной речи, чтоб не запутаться и не засветиться на предмет приема вовнутрь.
Все произошло быстро. Даже молниеносно.
Дверь распахнулась, словно пропала. Ну будто ее здесь сроду не ставили. Свет упал на глупое пьяное лицо и фарфоровые зенки. Начатому было:
- Марúха, мы пришли с …
Закончиться было не суждено.
Короткий удар с правой в солнечное сплетение поставил мужа в позу “чего изволите?” И как только тело зафиксировалось, левая рука железным хватом за шинельный ворот закинула “Г”-образную конструкцию в дверной проем.
Потом дверь захлопнулась.
Сделано все было столь быстро и профессионально, словно супруга получала диплом в школе ниндзя.
- А теперь Горбатый!
Только и мелькнуло в пораженном сценой мозгу Макса. Ему вдруг страшно захотелось стать маленьким и невзрачным, слиться с обшарпанной стенкой или вовсе уйти через нее. Он впервые в жизни горько пожалел о своих выдающихся габаритах.
Напугать такое количество живого веса просто нереально, а вот инстинкт самосохранения сработал незамедлительно.
Первое, что понял Макс,- это то, что есть ему совсем не хочется, словно Частиков Н.Н. был олицетворением его аппетита. Вот только что был и нету.
Следующая мысль была сродни первой и такой же дикой. Ему захотелось на корабль, больше чем полковнику Исаеву на Родину, где “идут грибные дожди”. В душу пожаловал элементарный страх.
Он вдруг представил картину: в мгновение ока яростная Мариха туго прикручивает тело мужа к батарее колготками, хватает что-то тяжелое и длинное, а затем бросается в погоню за ним, как главным виновником полученного безобразия.
Ноги сами вынесли брутто-центнер из “пещеры ужасов” и понесли резвой рысью на родной причал. Бегать он не любил не до, не после. Но тот марш-бросок доставил просто эротическое удовольствие и навсегда отложился в ячейке памяти с надписью “приятные воспоминания”.
На вопросительные взгляды товарищей с максимальной небрежностью пояснил:
- Доставил до дверей, передал из рук в руки.
И, опережая провокационный вопрос про еду, добавил:
- Ужинать-то я и не собирался. Чего людям мешать? Пусть отдыхают.
Про традиции семейного отдыха и организацию встречи главы семьи он рассказывать не стал: зачем народу ночные кошмары.
Потом он еще долго ловил себя на том, что когда острое чувство голода сжимало желудок, стоило вспомнить эту сцену, как голод исчезал.
Утром, как положено, появился Колян. Судя по подретушированному правому подглазью, с ужином у него тоже не задалось.
Первое, что он сделал,- вызвал вестового. Значит, с завтраком не задалось тоже…
Кстати, никогда не интересовались: сколько существует пословиц и поговорок о еде?
А зря. Больше, чем о чем-либо другом. От известных:
- Волка ноги кормят.
- Один с сошкой, семеро с ложкой.
- Кто не работает, тот не ест.
- Когда я ем, я глух и нем.
И до самобытных народных:
- Была бы курочка - приготовит и дурочка.
- Есть брага, пирожки - есть и дружки.
- Русский аппетит - пока шапка не слетит.
- Лучше хлеб с водой, чем пирог с бедой.
- Не дорого пито, а дорого бито.
И вот захотелось к ним добавить что-нибудь от себя:
- Аппетит, что приходит во время еды, может запросто вас довести до беды.
А.Воробьев. Март 2009 г.