Обычное дело. Ш
| Вид материала | Документы |
- Типпинг К. Радикальное прощение (отрывок), 537.86kb.
- Колеса двухтонного «уазика» легко оторвались от асфальта. Скаждой секундой автомобиль, 39.96kb.
- Должностная инструкция, 93.05kb.
- Примерная программа учебной дисциплины математика, 566.38kb.
- Нп «сибирская ассоциация консультантов», 77.89kb.
- Первая. Лорд Скиминок Скиминок это я, чтобы вы знали. Прозвище, конечно. Втех местах,, 2704.26kb.
- Рабочая программа дисциплины «биржевое дело» Рекомендуется для направления подготовки, 264.97kb.
- Эконометрика2 Лекция 6 arch, garch модели, 12.91kb.
- Пояснительная записка примерная программа дисциплины "Анатомия и физиология", 789.89kb.
- Разработать рабочие программы, умо по уд, мдк, пм, основанные на компетенциях и реализовывать, 233.37kb.
ОБЫЧНОЕ ДЕЛО.
Швартовка на флоте,- дело обычное. Даже сказал бы заурядное.
Это как для простого человека: встал с дивана, походил, снова лег. Ну, может не совсем уж аналогия, особенно если дует сильно, но где-то близко к тому.
Пришли,- привязались, отвязались и опять “прощай любимый город”.
Вы машину водите? Тогда и нудных терминов вам не надо про носовые-кормовые, отжимной ветер и работу “враздрай”. Когда первый раз о ворота собственного гаража крылья плющили помните? Или как парковались весь потный и в собственных запахах, зачищая свое авто от особо выступающих частей?
То-то и оно.
Вы помните, и все участники веселой ситуации под названием “страховой случай” не забывают. А ведь речь не о чем. Не тот масштаб, да вдобавок: четыре колеса, обзор, тормозная система и даже “парктроник”, что настойчиво блажит и семафорит, когда до тарана осталось всего ничего.
А у парохода колес нет, масса в тоннах с нулями, обзор как придется и сила трения не работает.
Тормоза? Если в переносном смысле, то до половины экипажа, если мало в моря ходят. А в прямом, так лучше и не объяснять…
Парктроник какой-никакой даже есть, в просторечии командир ютовой швартовной команды, но и он не бог, не Ури Геллер, взглядом убрать причальную стенку подальше от греха не может. Я, по крайней мере, о таких кудесниках швартовного дела не слыхал.
Все зависит от погоды, законов физики (динамика с кинематикой), якорь-цепи с веревками, да человеческого фактора, который во множественном числе беснуется на верхней палубе в горячем желании тормознуть и привязаться поскорее с наименьшими потерями. Даже фактор тот самый на первое место можно поставить, но о нем дорогом слегка попозже.
А, в общем-то, швартовка по-взрослому это не что иное, как “маневр подхода корабля (судна) к береговому причалу (пирсу) или к другому кораблю (судну) в целях прикрепления к нему швартовыми.”
Трактует нам об этом замечательном действе военно-морской словарь прошлого века. Коротко и просто, как и все на флоте, кроме самой службы, конечно.
И сразу понятно, насколько это все элементарно до жути. Просто подход с целью простого “прикрепления” и баста. Цель ясна, участники очевидны, а вот сам процесс и его последствия, ну как-то не очень. Не зря нас учили этому в командных системам с младого курса в теории и на практике. Но учили всех, а научились избранные.
Как и везде по жизни: учат говорить правильно, пúсать метко в горловину, писáть грамотно, а что на деле? В основном бормочут невнятно через “бля”, “как бы” и “типа”, пишут где не попадя о том же, а уж гадят и вовсе всему вопреки.
А так как по всеобщему определению Флот был, есть и будет плоть от плоти народный, то и результаты обучения пресловутой швартовке были не всегда успешными. Морей и рек у нас было много, тех самых кораблей (судов) чуть меньше и потому процесс того самого “прикрепления” был практически бесконечным в реальном режиме времени, а значит не без издержек. Даже если каждый по разу в стенку носом, кормой или бортом бухнется, то по всему Флоту такой перестук…
Едануться со всей дури в стенку, пирс или кучку подводного булыжника было делом обычным, как сбивание столбов и дорожных знаков теми же авто в переулках ночного Питера. Ну, может быть чуть пореже, чтоб не расстраивать бывалых марсофлотов. Да и в масштабах разница, ясно-понятно, а есть и в терминологии.
Называлось это неблаговидное действо скромно и красиво “навигационное происшествие”. А по аналогии с ДТП можно было бы назвать ВКП- водно-корабельное пришествие. То есть шел боевой корабль к родному причалу, но что-то ему помешало вовремя остановиться, причал вдруг вырос во все стороны, а акватория водная, напротив, к всеобщему удивлению и сожалению закончилась. И вот оно, это самое:
- Здрасте! Я тут к вам как-то не так зашел…
И все зажмурились, напряглись, за всякие выступы позацеплялись и ждут, когда мимо них пронесет ларек военторга и на бак прекратят сыпаться с деревьев обалдевшие коты.
Были даже случаи выхода парохода на берег с одновременной отдачей обоих якорей в самый кульминационный момент, с грохотом якорь цепей под топот разбегающейся швартовной команды и случайных прохожих.
Что было, то было,- скрывать нечего. Сборники происшествий иногда до дыр зачитывали,- так неординарно и замысловато исполняли этот пресловутый процесс “прикрепления” отдельно взятые “оборотни в шевронах”.
Черноморцы в силу своего извечного апломба по поводу традиций и славной истории отличались в этом деле в лучшую сторону. Наследники Ушакова и Корнилова очень уж об этом конфузились и переживали. А может у них провинившихся сразу топили, чтоб позору меньше или пользовали вместо кранцев за любую вмятину-царапину на шаровой бочúне.
Стеснялись они сильно народного гнева и осуждения. У них ведь где не швартуйся,- везде курортный люд, гости города, да родственники с домочадцами. Хочешь-не хочешь, а воздержишься от поездок на родном железе по лежакам и просто расслабленным тушкам пред их же восторженными взорами.
В более прохладных средах и суровых пейзажах Балтики и Севера было несколько попроще, но с теми же последствиями, под такие же громкие всхлипы и проклятия непосредственного начальства. И звезды сыпались с погон, и подламывались ступеньки карьерных лестниц, и мутился разум от ненароком содеянного.
Про упомянутую физику, погоду, магнитные бури критические дни начальство в данном случае слышать не хотело. Ему, начальству, надо было непременно кого-то в жертву принести. А кого кроме виноватого по определению подчиненного более всех подходит для шампура?
Командир, старпом, вахтенный офицер, механик для комплекта, и еще пара-тройка участников, чтоб остальным было не так скучно слушать, терпеть и переживать, чтоб было кому контуженных выносить, тронутых вязать, да звездочки с шевронами с пола в совок подмести.
Улавливаете, к чему клоню?
То есть после самого происшествия, суеты, воплей трансляции на разных языках, грохота и скрежета все явления уходят в сторону, а на передний план выходит удалой и весь собой гордый Человеческий Фактор. Время его пришло, час его пробил и момент настал.
Теперь-то модно говорить про упомянутый фактор. Он, мол, виноват во всем. А что это, а кто это конкретно,- неизвестно.
Ведь до появления Фактора (а корень слова-то каков!) было все очень уж незамысловато:
- Где эта сволочь Сидоров, что во время не…
- Это все мудаки из … команды.
- Едальником на мостике меньше щелкать надо…
- А на юте у вас бардак несусветный. Одни членистоногие…
Только эмоции, зубной скрежет и плевки ядовитой слюной. Нет логики и конкретики в вынесении справедливого вердикта.
И ведь совсем другое дело, когда фактор присутствует в деле. Сразу ясность и легкость во всем образуется, хотя, как обычно не очень веселая.
Фактор этот, судя по сообщениям с мест совершения всяких нехороших событий, несет с собой только гадости. Не знаю почему, но посудите сами. Хряпнулся самолет, соскочил с путей поезд, сошлись в лобовом таране машины на трассе,- все он, человеческий фактор.
Вы хоть раз слышали, чтоб он кого-то спас, от чего-то избавил, помог?
Нет? Ну, вот так. И я не слышал. Отсюда и мысли мрачные.
У Фактора нет званий, возраста, образования и даже половой принадлежности. Есть у него набор стандартных человеческих частей тела, органов разных и даже мозг. И в принципе каждый человек может им стать. Главное условие- это наличие группы людей и ручки управления в ненадежных руках, чтоб эту самую группу угробить или напугать до нужды во всем ее диапазоне.
Да… Везуха шоколадная, да малина фартовая теперь служить на флоте военном. Чуть что,- вали все на фактор, не в чем себе не отказывая. Но про зависть, пусть и белую, речи нет. Если настроить на прием свою собственную машину времени, то человеческий фактор правил бал и играл первую скрипку в аналогичных ситуациях и в наше реликтовое время.
Где?
Да в том же Дивизионе под номером 17.
Был там такой яркий, словно старый червонец, пример, когда с фактора все началось, да им же, причем без пыток святой инквизиции, тихо закончилось.
Слабо верится?
Согласен. Но, тем не менее, историй с громким началом, но тихим концом было более чем предостаточно. “Happy end”-ов хватало, как и справедливых командиров, что знали про фактор много раньше, но молчали, чтоб человеколюбцами не прослыть. А теперь за сроком давности и отсутствием самого Дивизиона не поведать об этом было бы несправедливо и даже преступно.
Вот послушайте сюда, как гутарят в святом городе Одессе.
Приморск. Лето начала 80-х.
Легендарный ныне сторожевой корабль проекта 50, по-простому “полтинник” возвращается с моря к родному причалу. Спешит, не жалея узлов на запах берега. Даже скотина домашняя до родного дома нарезает с заливных лугов копыт не жалея, а уж корабль тем более.
Все, от сигнальщиков до трюмных, ноздри раздувают и секут из палубы голубую искру. Про атмосферу на “мосту” говорить не приходится вовсе. Там просто ламбада, ча-ча-ча, лезгинка и прочие индейские танцы праздника полнолуния.
Причин для неограниченного ликования масса: суббота прямо завтра, лето все еще чудит и беснуется на приморских просторах, а главное, что через какой-то месяц бежим в Кронштадт для постановки в док, что просто комментировать не стоит.
Но…
В данном случае это не просто противительный союз, а способ реального усиления всего далее происходящего.
Но, кроме всего прочего оглушительно радостного, ситуацию усугубляли иные счастливые пустячки.
Корабль именовали Росомахой. А зверь сей, всегда отличался изощренным умом на всякие неприличные выходки, что не замедлило таинственным образом передаться и всосаться во все отсеки и надстройки.
Командовал же этой шустрой зверушкой капитан 3 ранга Щагин А.Г., псевдоним Глебыч, не запятнавший себя унылой и грустной жизнью и представленный во всей красе в рассказе: “Папашка Мочалов”.
Человек с энергетикой каучукового мячика, в душе которого на двухъярусной койке гармонично сожительствовали черт с ангелом. Причем последний, постоянно старался свалить на сторону, опасаясь за свою жизнь.
Щагин обожал все, что с избытком, включая маневры корабля. В этом ему неустанно помогал изобретатель инквизиторских приколов, по совмещению главный электромеханический начальник Макс. И чтоб в маневрах корабельных не было какого подвоха, Макс до такой степени заточил своих маневристов, что старушку Росомаху можно было порой спутать с дымящим гоночным болидом.
О маневристах хочется особо пояснить для тех, кто СКР от трамвая не отличает, но от этого не страдает, а просто хочет слыть просвещенным.
Несмотря на задорность и красоту слова, к стильным гонщикам Формулы 1 они никак не прислонялись. Отбирали в маневристы сразу мясных детин с хорошей мышечной массой, 52-54 размер, пятый рост, с отличным слухом и отменной реакцией.
Для чего?
Да чтоб ты в жаре под 40-60 градусов он был способен 4 часа вахты увлеченно и с бешенной скоростью крутить два стальных колеса в заданном направлении. Колеса небольшие: переднего хода метр в диаметре, а заднего и вовсе сантиметров 60. Причем их, маневристов, двое и свои баранки они порой должны крутить синхронно, что наши пловчихи с прищепками на носу. Работа не для рэпперов и панков, но смотреть на профи во время той же швартовки, это просто зкстаз, похлеще мужского стриптиза портовых грузчиков глазами девственниц-ветеранок.
Для пущего антуража все чарующее действо проходит на запредельном пороге шума, когда всяк механизм гордится своими децибелами, и при нижнем уровне освещенности.
Наши механики всегда не дружили с тишиной. Где тишина и где устройства и механизмы образца 50-х годов? А чего переживать,- вставил в уши лампочки от фонарика и полный покой в больничном морге.
Что нужно будет, мы услышим. Для этого на ГКП было полно дублирующих средств: трубы переговорные, звонки разные, “матюгальники” дистанционные. Не сразу, но что-то когда-то по ним дойдет по поводу вперед-назад и стоп обе машины.
Доходить это может очень долго, а то и вовсе не доходить. Все зависит от протяженности коммуникативной цепочки, количества участников и их способностей адекватно реагировать на внешние раздражители. Все чисто конкретно по академику Павлову: неправильно среагировал на проблеск,- жди неприятностей, в лучшем случае будешь голодать, а в худшем исключен из эксперимента.
Так вот: цепочка пресловутая тем длиннее, чем пароход древнее, и все дистанционное управление твердо стоит на слухе, реакции и правильной дикции. Да-да, именно дикция и слух. Ведь фразу:
- Ют! Выньте мамкину титьку изо рта, перестаньте рожать в муках и давайте дистанцию до стенки как положено, е-едана мама!!!!!
Можно вполне истолковать как-то не так, с легкими заблуждениями, отклонениями, домыслами. И вследствие этого так ничего из-за щеки и не вытащить.
А что касается чего-то дистанционного или автоматического, не зависящего от человека, то с этим механический народ торопился расправиться сразу. Это они удаляли сразу, как стоматолог лишние зубы. Они ее, эту автоматику отвергали, а она их. Так и жили они сами по себе. Она с логикой не дружила и вообще неверною была. Потому и относились к ней, как к результату случайной связи мировой науки и отечественного кораблестроения.
Центральным местом цепочки, ее главным нервным окончанием был, есть и будет машинный телеграф1, устройство, находящееся на эволюционной кривой развития мореплавания между компасной стрелкой и первым теплым корабельным клозетом.
Именно его исступленно дергали на мосту Титаника, когда у впередсмотрящего не задалось со зрением и дикцией, но было, как говорят в Тбилиси “поздно пить Боржоми”. Кстати, классический случай, известный теперь всем и без наличия мореходных “корочек”.
Или вот вам простейший пример в режиме “on line”.
Действующие лица:
- Ответственный за выдачу дистанции до чего- либо этакого, с чем встречаться никому не хочется. Обычно это командиры баковой или ютовой команды, реже штурман, сигнальщик или метрист.
- Главный на “мосту”. Командир или старпом. Иногда большой начальник, ранее не наигравшийся в командира или старпома.
- Человек на ручках машинного телеграфа. Ранг, должность и поза определяются корабельным расписанием.
- Механик или его боевой заместитель. Отличается от начальника более замасленным шевроном и бездонной тоской в очах.
- Маневристы №1 и №2 со своими безразмерными колесами.
- Неодушевленные корабельные гребные винты, именуемые пафосно “движетелями”.
Такая вот не самая длинная в истории корабельных расписаний цепочка. Все на сцене, согласно действия, и списка в программке.
И, заметьте, что в указанной труппе одни видят все, но сделать ничего не могут, другие видят частично, и могут на что-то повлиять, а третьи ничего не видят, но все в их мозолистых руках. И вот тем, последним, совсем даже неинтересно: куда и зачем. У них, маневристов, окошек или ЖК экрана нету.
Вот и на рвущейся к родной стенке Росомахе все без исключительных отличий, то есть один к одному. Только все роли имеют совершенно конкретных исполнителей. Каждый отмаркирован званием, должностью, фамилией и бременем обязательств при швартовке. И все ровно, без суеты и кичливых понтов. Все как обычно.
Осталось только позвонить, чтоб быстрее открывали, чтоб стремглав влететь “в распахнутые двери”.
Но, сегодня решили, по какой-то забытой напрочь впоследствии причины, позвонить и влететь особо отвязно. Как говаривал Глебыч “всех замочить”. Не в сортире, понятно. Эта “фишка” пришла попозднее. А в смысле ошвартоваться на полном ходу, и окатить морской водицей всех участников группы встречи на причале.
Для этого нехитрого чудачества нужен всего лишь один пароход, высвистанный с моря, неуравновешенное лицо на мостике и упомянутая не один уже раз цепочка участников с чисто конкретными лицами.
Дистанцию до стенки (был пресловутым парктроником) мерил прищуренным глазом минер Боря Копцев.
Командира БЧ-5 Макса не было. Он убыл в центр для согласования вопросов постановки в док. Ну и его зам. с трудной фамилией Иванов, понятно верховодил в ПЭЖе.
Фамилий маневристов в корабельной летописи не осталось, а потому их можно обозначить как угодно: “иксом” и “игреком”, Чипом и Дейлом, Чапаевым и Петькой…
О главном на “мосту” мы уже сказали.
А вот кто оказался на машинном телеграфе в тот судный день? Угадайте с пары раз!
Точно! Зам! Причем как раз тот самый, что патроны ел и любил поговорку про прелести комиссарского тела. Он как два дня вернулся из отпуска, который в силу специфики тяжкого ремесла всегда проводил летом.
Каким лукавым ветром его туда надуло?
Занесла та самая нелегкая, что покоя ему никак по жизни не давала, а именно стойкое желание чем-нибудь поуправлять после изнурительного отдыха. И вот вместо того, чтобы по отсекам партийно-политическую работу творить он у тумбы телеграфа намертво примерз как бы случайно.
Глебычу бы следовало опасность учуять, но, как я говорил ранее, был кураж. А кто на ручках вместо мичманка-комсомольца было как-то совершенно “по- фигу”.
А зря. Ему бы еще загодя, пока крутились на внешней акватории, да нацеливались задницей на стенку обратить пристальное внимание на замовские телодвижения во время двиганья рукояток.
Дорвавшись до главного аппарата назначения хода, тот впал в состояние детского ликования, этакого боевого экстаза. Дать этому состоянию точное определение можно было только архимедовским: “Дайте мне точку опоры, и я переверну весь Мир”. Вот только с той самой точкой был какой-то непорядок, а точнее с координацией замулиных движений.
Когда раздавалась бравая команда по поводу режима работы правой или левой машины, он поначалу почему-то приседал на полусогнутых нижних конечностях, словно “пацак” перед “читланином”, какое-то время замирал в этой кенгурячьей позе и лишь потом двигал рукоятки как приказано.
Спрямление ходулей происходило одновременно с докладом о содеянном.
Эти полуприседы Глебыч роковым образом не заметил, потому как метался с правого крыла мостика на левый и обратно, выцеливая пароходным корпусом узкую щель между чужими бортами. А надо бы, потому как прискоки эти тырили драгоценное время перерождения командирского святого слова в реальные корабельные телодвижения.
Но кроме странности позы в действиях Бондарчука присутствовала некоторая “тормознутость”, как вполне оправданное следствие вчерашнего представления по возвращении из иной жизни. А “тормозить”, в смысле затягивать процесс, приветствуется только в сексуальных игрищах. Сегодня же был кураж, драйв, стойкое желание пощупать себя за самое нутро, и вялость чьего-то мозга во все это явно не вписывалась.
А тем временем действо чудное вступило в заключительную фазу. Отдали правый якорь и начали пятиться к месту швартовки. Сначала неспешно, а потом:
- Обе средний назад!
- Есть обе средний назад!
Зам приседает, жмет стопора на рукоятках. Щелк! Ставит их на “Cредний”.
- Обе работают средний назад!
Маневристы вж-ж-ж-жик,- шуруют свои колеса, как Папа велел.
Полтинник начинает разгон, якорь-цепь в клюзе частит “тр-р-р-р”.
С юта спокойно минер чалдонит:
- До стенки 90… 80…
- Обе полный назад!
- Есть обе полный назад!
Снова присед, стопора, рукоятки на “Полном”.
- Обе работают полный назад!
Маневристы вж-ж-ж-жик… Якорь-цепь “тр-р-р-р” уже пулеметом.
Минер с некоторым волнением в голосе:
- До стенки 70…60…50…45…
Глебыч застыл статуем, глаза в точку, губы в стрелочку, момент ловит, чтоб кульминацию, значит, не пропустить…
Все! Вот оно!
- Обе вперед полный!
И вот тут пароход должен забурлить винтами, затрястись в негодовании и за несколько метров от стенки встать, как вкопанный, стрельнуть бросательными концами на нее и…
И бурные аплодисменты со всех сторон!
Но не тут-то было!
Зам после ритуального приседа не может перевести рукоятки телеграфа из крайнего заднего в крайнее переднее положение. То ли клешни ослабли, то ли увидел на горизонте родительскую хатку, но рукоятки остались на прежнем месте, потому как стопора их не пустили.
С юта уже как последние секунды пребывания на этом свете:
- До стенки 25…20…15…
Зам хренеет лицом, белеет кистями, усиливает хват и на выдохе кидает-таки обе до упора вперед!
Его молодецких доклад сталкивается в звенящем воздухе с кошмарным набором слов и звуков от Глебыча, и тонет в истошном с юта:
- … 10…5… Стенка-а-а-а!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!
……………………………………………………………………………..
Удар был такой силы, что счет прикушенным языкам сразу пошел на десятки, а бак и ют моментально превратились в боулинг.
Это был даже не удар, а какое-то большое физическое явление вроде диффузии, т.е. проникновение молекул одного вещества в другое. Помните?
Так вот, в результате проникновения корабельной кормы в стенку получилось нечто весьма интересное. Просто цветной муляж огромных размеров для студентов-медиков “Геморрой. Пик воспаления”.
Завершающим аккордом стала глубинная бомба, сорванная со стопоров и вылетевшая через разинутый вдруг правый лацпорт. Она ударилась о стенку и покатилась подпрыгивая. Все вокруг застыло в ожидании неслабого взрыва центнера на полтора в тротиловом эквиваленте.
Взрыв был бы очень кстати. Лучше бы она не прыгала, а рванула. Нет кормы и нет вопросов. Но бомба прыгала и катилась, а вместе с ней катились и прыгали одни и те же мысли: послезавтра приезжает высокая комиссия из Питера, а тут пароход с полностью разбитой жопой. Вот уж им будет интересно! Вот уж позабавятся и поглумятся!
Описанный как-то ранее извечный русский вопрос: ЧТО ДЕЛАТЬ закрыл два других из флотской троицы, потому как ответы на: ЗА ЧТО? и ЧТО БУДЕТ? были сразу всем известны.
От варианта “затопить к такой-то маме” отказались сразу,- корабли-то были все считаны. Не то, что в ловких 90-х, когда целые авианосцы растворялись в Бермудском треугольнике столичных “паханов” от власти и флота. Посему все головы дивизионного люда в званиях и без оных, синхронно, словно подсолнухи за ясным солнышком развернулись в сторону ПМ.
Нет, хоровой тяги к суициду через самострел с помощью одного большого пистолета имени Макарова не случилось. Под столь известной аббревиатурой не стволы-волыны укрывались, а некая плавучая конструкция, которую в обычные дни старались обойти стороной, а вот сегодня именно на ней затаился тот единственный шанс, который мог дать такой ответ на первый вопрос, что другие оба-два можно было бы сразу списать за ненадобностью.
Плавмастерская.
Пэ-э-м-ка2.
Гениальное изобретение флотских инженеров еще в стародавние времена зарождения парового флота. Своего рода волшебный чемодан сантехника, в котором, если правильно поставить вопрос, есть все нужное, чтоб не утонуть в трудную минуту. Только чемодан немного большой, плавучий и внутри на разных диковинных станках и приспособлениях военно-морские пролетарии срочной службы под руководством своих начальников что-то точат, куют и пилят во благо всеобщей технической готовности.
Пролетарии эти ребятки непростые, на ударников-краснознаменцев не тянут, заступать с песней на трудовую вахту не очень хотят. А вот зайтись в пролетарском буйстве после впрыска в нутро, это запросто и потом: “выше знамя классовой борьбы”.
Серп и молот подходил им, как нельзя, кстати, хотя жатвой колосовых они не занимались не в прямом не в переносном смысле. Просто командовать этой бригадой молотобойцев было, что называется, как серпом по этим самым, правому и левому одновременно. И кто прошел кривой этап командования “пээмкой”, мог накалывать где угодно и любых размеров портрет любого вождя мирового пролетариата, а то и всех сразу.
Сегодня в качестве командира срок отбывал Серега Мезенцев, в недавнем мирном прошлом совершенно ручной и домашний студент ВоенМеха. Но со студентами ВМФ поступал всегда одинаково безжалостно, топил, простите, в говне и рвотной массе военной службы и дело с концом. А уж кто там вылезет из дырки отборочного нужника, а кто там во всем и останется, мало кого встряхивало,- студентов у нас на все хватало: от сбора корнеплодов до развития фарцовочного движения.
Те, кто все-таки, воняя поначалу, вылезал, менялись просто на глазах. Джекил и Хайд, вампиры, ведьмы и прочие злобные оборотни очень подходили для понимания случившихся в них перемен. Это были совсем другие люди, для которых все нравственные устои человеческих отношений остались там, откуда им удалось выбраться.
Разбуженный бешеным ударом, Серега выпал на верхнюю палубу. Уже без дрожи и волнения загнул матерный интеграл, присвистнул и … тут же стал считать нормочасы и расход металла. После того как пальцы на руках закончились, он сделал вывод:
- Не-а. Шила на всем Дивизионе не наберут.
Позагибал пальцы в ином порядке, заморщил лоб, еще раз окинул развороченный корабельный анус и изменил излишне категоричный вердикт:
- Ну, если в рассрочку, то…
После чего вернулся в свой кабинет, настроил лицо на деловой режим и стал готовиться к визиту главных дивизионных аксакалов.
А те и не заставили себя долго ждать, нахлынули толпой во главе с комдивом Яковом. Лишними были каждый второй, но всем хотелось узнать: во что обойдется “обычное дело” на этот раз, да еще с адмиральским визитом на ближайшей перспективе.
Не так уж давно был случáй тоже не из простых.
Бежал на рысях РКА - 141 Жоры Лукьянова в Кронштадт для чего-то. Торопился цивилизации хлебануть по полной, и в рекордно короткий срок. Уже шеи намыли, и носки вывернули на свежую сторону, ан не вышла встреча. То ли решили по околице фарватера не ходить, а огородами срезать, то ли чего-то переглючило-переклинило, но в камни подводные влетели, хода не сбавляя и очень решительно. На полное “Ура-а!”.
А когда стали морды от палубы отлеплять и по способности приходить в вертикаль, то тоже не сразу поверили, что теперь у них напрочь отсутствует нос, а точнее носовая часть по самое некуда. И все сразу дико загоревали, правда, каждый о своем.
Матросы о накрывшемся медным тазом увольнении со всеми двумя удовольствиями. Боцман об исчезнувшем форпике, где сокровищ было разных немеряно и еще кое-что, о чем даже командир не знал. О чем думал сам командир Жора, лучше и не догадываться. Сегодняшняя “чернуха” из газетной “желтухи” по сравнению с этим просто колыбельная на ночь.
А уж стыда нахлебались до того, что уши плавились и, капая, прожигали стальную палубу. Мимо-то нет нет, да и пароход гражданский пронесет. То наш отечественный, а то и вовсе заграничный.
А ведь там живые люди! Им ведь тоже все интересно. А тут под бортом такое диво! Сидят понурые военные верхом на корабле совершенно невиданной конструкции, неподвижном словно памятник и даже убежать не пытаются. Головы потупили, будто натворили чего. А вокруг атмосфера таинства и природных катаклизмов.
Но закончилось-то все благополучно. По классической формуле флотского братства, круговой поруки и доброго раздолбайства.
Сдернули с камней. По- тихому отбуксировали в Кронштадт. Разослали гонцов по заводам с незатейливым вопросом:
- У вас, совсем случайно, носа от проекта 205 нет?
И где-то получили положительный ответ, потому как заводов в ту пору было немало, и все работали. Старый нос отрезали, новый приварили и побежали дальше крепить обороноспособность по максимуму. В те времена это было проще, чем свой хобот подправить у хирурга-пластика.
Вот так.
Но эти воспоминания, хоть и грели душу, четкого совета: что делать сегодня не давали. А посему все сразу решили коллективно задуматься. Но когда число думающих военных превышает двух, обстановка становится просто невыносимой. Думать молча, хоть и сообща нас никто не учил. Вот Серега и не стал всю эту жуть слушать, а рванул на визуальный осмотр. А по мере полного расходования мыслей, за ним потянулись и все остальные на место происшествия.
Бомбу уже обратно занесли. Веревками привязались. Разогнали особо любопытных. Спустили шлюпку для осмотра мест особо подвергнутых сплющиванию. И все так деловито, будто ничего и не происходило. Будто не они полчаса назад с распахнутыми настеж очами и раззявленными оралами гранит стенки буравили. Будто у них это явление записано в недельном распорядке и плане БП: по четным дням кормой хряпаться, а по нечетным носом буцкаться. Выходные и праздничные дни не в счет.
Осмотр показал, что хоть целился Глебыч точно, но, так сказать, правая ягодица пострадала больше левой, а это уже несколько снижало градус тоски и печали. Во-первых, меньше работы, а во-вторых, было куда прислонить сходню.
Выбор был невелик. Полтинник не Жоркин катер и новую задницу за сутки отыскать, а тем более притащить на место невозможно. Потому-то этот вариант прошел, как не самая веселая шутка. А вот “парикмахерский” подход пришелся по душе всем: выпуклости отрезать, впуклости прикрыть, а потом все яростно и толсто закрасить.
Сказано- сделано. Уже через час в районе россомахиной кормы все искрило, плевалось сваркой и грохало металлом. Металлом не металлом, а скорее фольгой, потому как настоящая толщина металла 15-20 миллиметров, к тому же специальной закваски по бронированию3. А шить начали чем было, да ведь что на коленке под формы красивые можно согнуть?
Металл самой отстойной марки СТ3 и толщиной в 1 мм. подошел очень кстати. Другого, кстати, все равно не было, а красоту надо было наводить без дураков,- адмирал начинал служить на полтинниках, принимал и обкатывал головные, а значит знал в родном силуэте каждую морщину в самом дальнем закоулке корабельной промежности.
Работать, как не странно, но в те времена умели. А для того чтоб скрыть что-то в целях упомянутого флотского братства, то вовсе не покладая рук. К утру “Россомаха” колыхалась у стенки просто свадебной красавицей. Если смотреть со стенки аккурат в самое женское сокровенное, то просто группа Виагра во всех составах одновременно, когда они к зрителю самым что не на есть талантливым.
Трюмные потом судачили о какой-то мелодии в ее потаенных местах. А ведь и правдой может быть. К тому времени от момента спуска на воду стукнуло ей 28 годков, что для флота его величества СССР было на пределе.
Даже если взять щадящий коэффициент ½ к возрасту человечьему, то до пенсии всего четыре календаря. А если тебе в этом возрасте после “мордой об асфальт” на утреннем гололеде новую харю наведут за казенный счет,- не только запоешь чего не знаешь, но и спляшешь чего не умеешь. Спросите у сегодняшних звездарей и звездулек. За такую халяву они и не то сделают. А вы про песню души измученного железа.
Алексеевский прибыл, хоть часы сверяй. Задорно-унылая свита семенила сзади, вяло приглядывая объекты для расправы за возможное поощрение.
Над Дивизионом висела такая тишина, что приморские селяне стали на подсознательном уровне стягиваться ближе, предполагая, что после такой тишины должен заговорить Левитан, ну на крайний случай будут передавать Лебединое озеро.
Причиной рухнувшей на повседневный дивизионный беспредел тишины была вещь, для не какавших в качку, мутная и недостижимая.
Адмирал увидел, что сходня установлена с ЛЕВОГО БОРТА !
Я не стану вас окунать в священные тонкости настоящих законов морской практики и таинств красоты корабельной службы, но увиденное плюнуло в самое яблочко настоящей адмиральской души, воспитанной на устоях крейсерской службы (Читай про Кузьмича Голика).
Заходить на борт своих любимцев с левого борта он никак не привык. Но настоящий адмирал не станет развязно скандалить на стенке с видом сильно оскорбленного. Потому, взойдя на ют и приняв доклад Глебыча о том, что Бобик жив и дела мирового империализма “не в жопу”, он решил провести свой тест старого марсофлота, а для этого, поотстав слегка спросил вахтенного на юте старшину 2 статьи Симоняка:
- А чего сходня-то с левого борта?
?????????????????????????????????????????????????????????????????????7
Пел и не устаю петь хвалебные песни находчивым пацанам по третьему году службы (Раньше просто эту вахту не ставили)!
Мои коллеги с “вышкой” за пазухой и дипломом цвета пролитой над ним же крови, запросили бы время на ответ, но наш паренек дипломами не был отягощен, а потому ответил просто:
- Чтоб товарищам офицерам было ближе от КПП, товарищ адмирал!
Алексеевский оглядел бравого старшину. Понял что дурят, но не подал виду и шагнул по кратчайшей диагонали на правый борт, а на то рассчитано не было.
Шагать по палубе в любом ее и твоем состоянии дело родное, после тридцати-то годков, но чтоб она под тобой не качалась, а прогибалась…??
Но и тут наш пострел-вахтенный поспел. Зацепил крендельком адмиральскую ручку и:
- Разрешите, товарищ адмирал… Палуба скользкая. Только с морей.
Ну, тот на давление повышенное все и списал. Доктор потом сидел огорченно-пьяный и все не мог понять за какое-такое давление его “оттрахали”. Но принял еще сверху и списал все на стариковские капризы.
И ведь все состоялось!
Не просто срослось- заклеилось, а просто в ритме и экстазе самбы!
Таких счастливых адмиралов не видели не до, не после.
А потом через две недели был плановый завод. Все сделали по высшему разряду. Только работяги дивились Серегиному ремесленному мастерству и тому, что донесли свои накладные прелести до заводского причала.
Вот так и в жизни. Не все красивое бывает настоящим. Но со временем все меняется. Надо только потерпеть и не подавать виду.
29.10.08 г. А.Воробьев.