I. пока не вымерли, как динозавры
Вид материала | Документы |
СодержаниеЧАСТЬ II. ОТРАСЛЕВОЙ. 2.1. Малый бизнес и закон надежности Джильба. |
- Приключения Тома Сойера». II. Рекомендованное чтение: > А. Алексин. «В стране вечных, 38.44kb.
- Введение Что мы знаем о вас – крупные морские рыбы?, 203.79kb.
- Мониторинг региональных сми по теме: «образование», 233.44kb.
- Почему вымерли неандертальцы, 135.55kb.
- Все мои неприятности начинаются просто и обыденно. Ичем серьезней неприятность, тем, 2116.58kb.
- Когда жили динозавры?, 359.38kb.
- Оприроде мы знаем достаточно, 362.11kb.
- Гаврилов Д. А., Брутальский Н. П., Авдонина Д. Д., Сперанский, 446.39kb.
- Наименование обучающей программы Начальная подготовка (безразрядники) Шахматы в сказках, 15.01kb.
- За малым исключением все эти животные вымерли по вине человека, 20.92kb.
ЧАСТЬ II. ОТРАСЛЕВОЙ.
2.1. Малый бизнес и закон надежности Джильба.
По возвращению с Саян Горину, кроме подготовки к техсовету, пришлось оживлять свой малый бизнес, пришедший в полный упадок.
* *
В 1984 году, перед началом Перестройки, в институте гидротехники появился новый директор - однокурсник Горина Борис Картелев. Новой метле нужны были новая команда и новые лозунги. В качестве лозунга был выброшен призыв: "Все силы на обеспечение безопасности сооружений". На всех Ученых Советах, на всех совещаниях без конца повторялось: "Нет критериев технической надежности плотин. Дайте критерии". Горин клюнул, тем более, что чувствовал кризис жанра в старых делах. Перешел в другой отдел и начал новую жизнь. Собирался заниматься концептуальными вопросами - формулировать критерии надежности плотин. При ближайшем рассмотрении оказалось, что, если пытаться опровергнуть "закон надежности Джильба", надо заниматься всей задачей снизу до верху - от датчиков до принятия решений.
"Закон Джильба", нечто вроде законов Паркинсона, откопал Миша Горелик, один из первых сотрудников Горина на ниве надежности. Закон гласил: "В поиски повышения надежности будут вкладываться средства до тех пор, пока они не превысят величину убытков от неизбежных ошибок или пока кто-нибудь не потребует, чтобы была сделана хоть какая-нибудь полезная работа".
Отец Миши работал в том же институте, возглавлял местную механику грунтов, был главным экспертом строителей при отсыпке Петербургской дамбы. После того, как Миша кончил физмех Политехнического, папа пристроил сына к Горину. Миша оказался живым и неглупым парнем, хотя живость характера несколько мешала ему работать систематически. Скажем, первого числа Горин давал Мише задание, Миша спрашивал: "К какому числу надо, Захар Ильич?" Если Горин говорил, что к двадцатому, то Миша приступал к работе пятнадцатого. Началась перестройка, и вскоре вся семья Гореликов эмигрировала в США. Там надежностью Миша не занимается. По слухам, учится в докторантуре, в Мичиганском университете. Перед отъездом Миша написал закон Джильба на большом листе бумаги и повесил в назидание на стене кабинета Захара Ильича. Говорят, что Мишин папа, доктор наук Лев Вениаминович Горелик, приехав в США в возрасте 61 года, стал поэтом, пишет (и даже издает) стихи на русском языке. Как говорят, нашел время и место, или, как еще говорят, чужая душа - потемки.
В молодости мы самонадеянны и легкомысленны, думаем, что все еще впереди, что можем заниматься всем - от дирижаблестроения до гидропоники. С годами это проходит. Начинаешь понимать, что из колеи, в которую попал, не выбраться. Тогда появляется желание сделать "хоть какую-нибудь полезную работу" на том месте, куда попал, - не подпадать же целиком под "закон Джильба".
* *
Когда плотина строится, в нее закладываются датчики для измерения интенсивностей полей температур, давлений фильтрующейся воды, деформаций.
На Саянах только в бетон плотины заложено четыре тысячи постоянных, эксплуатационных датчиков плюс тысяча временных для контроля температурного режима бетона в период строительства. Научно-исследовательская организация (на Саянах - ВНИИГ в лице Э. Александровской и В. Урахчина) разработала схему размещения датчиков. Проектная организация (Ленгидропроект в обличии группы Автономова) выпустила проект установки КИА - контрольно-измерительной аппаратуры. Строители без всякого энтузиазма установили датчики. Строителей понять можно: у них план на кубы бетона, и установка датчиков лишь задерживает их и мешает выполнению плана. Контролем за установкой датчиков и снятием отсчетов в период строительства занималась СНИРТ - служба наблюдения и регулирования температур.
Периодически данные измерений передавались по телетайпу во ВНИИГ для их анализа. С окончанием строительства эти дела были переданы службе эксплуатации - лаборатории гидротехнических сооружений (ЛГТС).
На Саянах в ЛГТС сорок человек, а на Красноярской, мало уступающей Саянам по масштабу, - десять: Саянская плотина смелая и потому за ней нужен глаз да глаз, Красноярская плотина "с жирком" и потому не течет и не трещит. Из тысяч датчиков на Красноярской исправны не более сотни, да и те не особенно нужны.
Раз в неделю женщины, работающие в ЛГТС, надевают телогрейки, резиновые сапоги, шахтерские каски, берут фонари, приборы, журналы наблюдений и отправляются в галереи плотины и ее основания. На плотине Саяно-Шушенской ГЭС десяток таких галерей километровой длины каждая. Самая нижняя галерея - у подошвы плотины, самая верхняя - у гребня, на двести метров выше. Лифт работает не всегда. Медленно двигаясь по холодным сырым подземным лабиринтам, женщины время от времени останавливаются возле электрических щитов, на которые выведены провода от датчиков, замурованных в плотину и основание. Остановившись у щитов, они снимают показания приборов и двигаются дальше. Приборов много. Один цикл измерений длится несколько дней. Закончив измерения, женщины выходят из подземелий на белый свет и начинают обрабатывать данные наблюдений, чтобы оценить состояние сооружения. Через неделю все повторятся.
Голубая мечта многих лет - автоматизировать съем измерений. Автоматизация освобождает от необходимости утомительных хождений по галереям, в сотни раз ускоряет процесс измерений и позволяет избежать многих ошибок, которые допускает девушка-измеритель и не допускает железная машина.
На месте делается только первичная обработка данных измерений. Потом эти данные отправляются в научно-исследовательскую организацию, "сопровождающую" контроль. Там эксперты анализируют присланные данные, пишут отчет и шлют результаты назад. Такой первобытный способ контроля не может гарантировать надежности сооружения: пока идет процесс обработки и передачи данных "отсюда - туда, оттуда -сюда", плотина "успеет" разрушиться, а руины - зарасти травой. Поэтому вторая задача - проводить анализ на месте с помощью вычислительных машин. На месте может не оказаться экспертов нужной квалификации. Но и это поправимо в наш просвещенных век: вычислительная техника позволяет сконструировать искусственного эксперта - программу, обладающую способностью рассуждать, используя заложенные в нее знания живых экспертов и данных измерений.
Разработкой датчиков струнного типа, устанавливаемых в плотинах, занимались поначалу на одной стороне парка Ленинградского политехнического - в физико-техническом институте, потом перекочевали на другой конец парка - во ВНИИГ, в семидесятые годы ВНИИГ был оттеснен от этих работ московским конкурентом - НИСом Гидропроекта. Изготовлялись датчики многие годы кустарно, и только четверть века назад на Украине появился завод. Радость была недолгой: началась перестройка, завод оказался за границей и был перепрофилирован на выпуск противопожарной автоматики.
Средства автоматизации измерений изготавливались испокон века кустарно теми же ВНИИГом и НИСом Гидропроекта. Такие самоделки на старых плотинах - Братской, Красноярской устарели лет десять назад. Саяны проектировались в эпоху, когда "немого кино уже не было (упразднили), а звукового еще не завели": эпоха микроэлектронной техники на базе больших интегральных схем не наступила, а время прежней электронной и вычислительной техники уходило. Стандартные средства автоматизации измерений не годились: на плотинах устанавливались нестандартные датчики. Творец старых систем автоматизированного сбора показаний датчиков А.Г. Левелев давно покинул ВНИИГ, и к началу работ на Саянах не осталось ни подходящих специалистов, ни производственной базы. Дело развалилось, видимо оттого, что в рамках большого института наладить изготовление средств автоматизации измерений было невозможно по финансовым и организационным причинам. Нужны детали (транзисторы, резисторы, реле) - иди в бухгалтерию просить деньги. Денег сегодня нет, будут через две недели. Через две недели деньги появляются - идешь в отдел снабжения заказывать детали. Еще через две недели узнаешь, что пока искали деньги, пока институтский снабженец собрался посетить магазин "Электроника", детали из продажи исчезли. Предшественники Горина не раз пытались наладить это дело и ничего путного не достигали.
Первый объект, на котором Горин имел отношение к автоматизации измерений, Саяно-Шушенская ГЭС, был принудительным "ассортиментом": его всучили Захару Ильичу на заре новой деятельности, когда у зачинателей автоматизации измерений на Саянах дела зашли в тупик. Иначе и не могло быть: в институте остались одни начальники, а исполнители давно уволились. Спас положение Р.Г. Самхарадзе, работавший в АСУ Саяно-Шушенской ГЭС: он предложил схему, которая легла в основу проекта. Проект был разработан в конце семидесятых и ориентировался на технику тех лет. Прошло лет семь, прежде чем проект стали переводить "в железо". Институт гидротехники, где работал Горин, должен был осуществлять методическое руководство работами. Была наскоро сколочена группа электронщиков, задача которой - проверка работоспособности системы на макете. Суеты было много: покупка ЭВМ нужного класса, модулей сопряжения ЭВМ и датчиков, но работа шла из рук плохо. Пока в институте возились с макетом, ребята из АСУ ГЭС, разобравшись быстрее, соорудили на месте фрагмент системы, и институтская группа умерла. Но за прошедшие в почти бесплодной суете годы пришла эра персональных компьютеров. Выбрасывать старую технику было нельзя - деньги уплачены, работать толком она еще не начала. После некоторых колебаний решили сделать симбиоз, "скрестить ужа с ежом": опрос датчиков оставить по старой схеме и копить данные в памяти устаревшей вычислительной техники, а обрабатывать результаты измерений на новой, для чего присоединили к старой управляющей машине в качестве терминалов персональные микроЭВМ. Такой гибрид тиражировать на других объектах было просто смешно: надо было полностью переходить на новую технику и разрабатывать схему автоматизированного сбора показаний датчиков на базе микроЭВМ.
Институт не годился для выполнения подобных работ. Если бы больших плотин были тысячи, то для производства средств автоматизации измерений можно было построить завод, наладить их выпуск, а институт мог бы сопровождать монтаж и наладку готовых средств автоматизации, занимаясь, главным образом, своей основной задачей, - созданием программ обработки и анализа собранных данных измерений. Но больших плотин было с десяток. Значит - нужно было малое мобильное предприятие.
Горину казалось, что новые времена создали подходящие возможности наладить, наконец, работы по автоматизации измерений и обработке данных измерений.
* *
До начала перестройки существовал единый институт - ВНИИГ имени Б.Е.Веденеева (Всесоюзный научно-исследовательский институт гидротехники имени Б.Е.Веденеева), одно "юридическое лицо" с единым банковским счетом. С началом перестройки возникли трудности с финансированием работ. Начались центробежные настроения. Каждый отдел хотел стать самостоятельным, стать хозяином своих денег и надеялся, что с меньшим, более мобильным коллективом остаться на плаву проще. В институте, как и по всей стране, шел "парад суверенитетов".
Дирекция института не одобряла стремления отделов к отделению. Только одному отделу гидравлики удалось получить финансовую самостоятельность. Он был самым нерентабельным, имел большие производственные площади, дорогостоящее оборудование и малую загрузку. Начальником отдела был Дима Ивашинцов. Обретя самостоятельность, под вывеской "Инженерный центр ВНИИГ", Дима быстро поправил положение, но не за счет научной продукции, а за счет коммерческой деятельности: разобрал генеральную гидравлическую модель сооружений защиты Ленинграда от наводнений, занимавшую огромное здание, и стал сдавать помещения в аренду. В главном зале этого здания могло разместиться без труда футбольное поле. Там, где должна была цвести гидравлическая наука, стучали молотки кооператоров, сколачивавших садовые домики, с грохотом разгружались машины с какими-то товарами, хранились тысячи жестяных банок с импортным пивом. Остальным стало завидно, и Диму все стали ругать, говорили, что он не думает о пользе наук, что он не хозяин здания, а арендатор и должен делиться доходами со всем институтом, что думает не о науке, а о коммерции.
В противовес критике, Дима выступил как провозвестник рыночной экономики и покровитель всяческого малого бизнеса. Его "Инженерный центр" и стал учредителем малого предприятия Горина. То был период, когда в институте "юридических лиц" стало больше чем физических. Треть сотрудников института обзавелась печатями и счетами в банках. Объяснение тому простое - желание заработать больше денег. В институте платили мало, с каждого рубля цены работы исполнитель получал лишь двадцать пять копеек: большие отчисления на содержание администрации, вспомогательных служб, плата за помещение, электричество, тепло. Открыв "свое дело", можно было, пользуясь институтскими помещениями и оборудованием, выполнять дополнительные работы, которые давали возможность получить исполнителю до семидесяти копеек с рубля цены работы. Те, кто еще не обзавелся своей печатью, осуждали "левые доходы" новоявленных бизнесменов. Потом Дима, став директором института, перешел из сторонников децентрализации в приверженцы централизации, обложил малые предприятия такой платой за помещение, тепло, свет, что многие из них лопнули. Предприятие Горина еще оставалось на плаву.
* *
Прежде чем открыть дело, надо было подыскать человека, специалиста по автоматизации измерений. Горин встретился с Толей Левелевым. Он когда-то работал во ВНИИГе, потом ушел. Средства автоматизации измерений Толи, сделанные еще в домикрокомпьютерную эпоху - в конце 50-х и в начале 60-х годов, еще исправно работали на Братской, Красноярской и Усть-Илимской ГЭС. Помощником Толи стал Юра Любанский, старый знакомый Горина. Юра имел два "верхних" образования - связист и математик, но работал рабочим по ремонту персональных ЭВМ в автопарке на Конюшенной площади, ибо в эпоху застоя читал вредные книги и протестовал против ввода танков в Чехословакию. Времена изменились. Многие диссиденты стали героями и депутатами, Юрины подельники осели на Западе. Один Юра, вечный аутсайдер, сидел по-прежнему там, куда забросила в эпоху застоя его диссидентская доля. Эта пара и составила костяк малого предприятия.
Для управления малым предприятием был нанят исполнительный директор. Нанимали по рекомендации Толи Храпкова. Получив в руки печать, счет в банке и доступ к деньгам, новоиспеченный директор стал городить свое дело, а "основоположников" - слегка прижимать и выживать. И выжил. Пришлось Горину организовывать новое дело - ТОО ДИАС (Товарищество с ограниченной ответственностью "Диагностика сооружений") и становиться директором самому. Денег по договорам Левелева и Любанского директор прежнего малого предприятия возвращать не торопился. Следовательно, - ни заплатить людям, ни купить требуемых деталей. После возвращения из командировки Горин почти ежедневно вел утомительные переговоры с прежним директором.
На этом этапе становления рынка в России Горин понял, что есть вещи, инвариантные относительно экономического устройства - этика деловых и производственных отношений. Никакие внешние преобразования не помогут, пока люди не изменятся изнутри, пока не поймут, что маленькие восточные хитрости - не рынок, а базар.
В конце концов, с прежним директором удалось сговориться. Но оставался нерешенным один деликатный вопрос.
Больших арочных плотин, выше двухсот метров, в старом Союзе всего-то три - Саяно-Шушенская, Ингурская и Чиркейская. Были у малого предприятия два договора-близнеца на создание систем автоматизированного контроля состояния Ингурской и Чиркейской плотин. В каждом договоре предусматривалась покупка персоналки на деньги заказчика. Персональная ЭВМ была ядром системы автоматизированного контроля: с нее подавались команды терминалам на опрос датчиков, в ее память собирались данные измерений для последующей обработки.
Заказчики перевели деньги. Чиркейцы чуть раньше, ингурцы - чуть позже. Успели купить только одну машину, а на вторую - заключил договор на покупку и ждали получения машины со дня на день. В это время цены на машины подскочили в шесть раз. Ингурцы приехали за машиной раньше (хотя деньги перевели позже). Не зная о грядущем подорожании, Горин отдал грузинам машину, купленную на деньги чиркейцев. Не отправлять же было грузин назад с пустыми руками из-за того, что они приехали на три дня раньше. Перед чиркейцами угрызений совести не было: через три дня для них должна была придти машина более совершенная, чем та, которую отдали на Ингури ГЭС. Но, увы, продавец машины нарушил договор: машины не дал, потребовал еще денег. Денег не было. Тогда он вернул старые деньги. По наивности Горин рассказал все это чиркейцам. Думал, что они "войдут в положение" и простят. Не простили, требуют персоналку. Забрать отданную машину из Грузии невозможно: в Грузии смута, в Зугдиди - эпицентр смуты, а Ингури ГЭС рядом с Зугдиди. Нет устойчивой телефонной связи, не поступают деньги по договорам.
Этот рядовой инцидент перерос в целую историю. Чиркейская ГЭС с начала семидесятых годов была неплохой и стабильной "кормушкой" для института. "Полномочным представителем" института на Чиркее была Вера Дурчева. Она занималась анализом данных наблюдений за плотиной, делала вручную то, что Толя Левелев с Гориным брались автоматизировать. Верина сотрудница поехала в конце февраля заключать договор на продолжение работ, и договор не подписали. Сказали, пока не получат персоналку, дел с институтом иметь не будут. Формально товарищество было "юридическим лицом", не зависящим от института. Но для старых заказчиков все новоиспеченные юридические лица оставались тем же ВНИИГом. Денег в институте было катастрофически мало. Дело приобрело серьезный оборот. Горин был вызван "на ковер" к директору.
Прежде, чем войти в кабинет к директору, имеет смысл закончить рассказ о малом бизнесе, к которому автор в дальнейшем не намерен возвращаться. Опровергнуть закон Джильба не удалось. Помешали "обстоятельства неодолимой силы". При производстве терминалов выяснилось, что Юра Любанский, человек святой и бескорыстный, за двадцать лет отлучения от творческой работы по политическим соображениям привык на работе спать. Пока были небольшие деньги, Толя Левелев мирился с этим недостатком, утешаясь тем, что все у Юры золотое - и голова, и руки, и сердце. Когда же денег не стало, то Левелева дневной сон Любанского в рабочее время стал раздражать. В конце концов Толе и Юре удалось в муках изготовить несколько железных ящиков-терминалов, начиненных электроникой. Но ящики эти оказались никому не нужны. В Грузии война, а терминалы не стреляют. Один ящик окольными путями, через Астрахань, минуя мятежную Чечню, был доставлен на Чиркейскую ГЭС, где и пылится уже три года: у чиркейцев нет денег для продолжения работ. Ящики для Курпсайской ГЭС, что в Киргизии, и доделывать не стали - плотина оказалась за границей. Несколько раз оттуда звонили, очень хотели продолжить работы, но за очень маленькие деньги. Поставлять терминалы себе в убыток Левелев отказался. Один бесхозный терминал установили на В-6 (водопропускном сооружении номер шесть) Петербургской дамбы, но и этот заказчик денег не платит. Левелев звонит и грозится приехать и забрать терминал, не оттого, что нужен, а из принципа. Промучившись пару лет, Толя Левелев и Юра Любанский уволились, команду свою распустили: нет денег - нет автоматизации.
"Что же, прикажете плакать? Нет - так нет. И он ставил заплаты вместо брюк на жилет". Горин оставил в ТОО ДИАС ровно двух сотрудников: директора (себя) и бухгалтера, заключил с Саяно-Шушенской ГЭС договор на написание этой книги. И вот, пожалуйста, пишет. Молодые люди, которые придумали новую экономическую Реформу, называют такой поворот структурной перестройкой, если предприятие невоенное, и конверсией - в противном случае. Как писал незабвенный М.Е. Салтыков-Щедрин, "посмотрим, какая лебеда прорастет из этой пшеницы".