I. пока не вымерли, как динозавры

Вид материалаДокументы

Содержание


ЧАСТЬ II. ОТРАСЛЕВОЙ. 2.1. Малый бизнес и закон надежности Джильба.
Подобный материал:
1   ...   5   6   7   8   9   10   11   12   ...   31

ЧАСТЬ II. ОТРАСЛЕВОЙ.

2.1. Малый бизнес и закон надежности Джильба.


По возвращению с Саян Горину, кроме подготовки к техсовету, пришлось оживлять свой малый бизнес, пришедший в полный упадок.

* *

В 1984 году, перед началом Перестройки, в институте гидротехни­ки появился новый директор - однокурсник Горина Борис Картелев. Новой метле нужны были новая команда и новые лозунги. В качестве лозунга был выброшен призыв: "Все силы на обеспечение безопасно­сти сооружений". На всех Ученых Советах, на всех совещаниях без конца повторялось: "Нет критериев технической надежности плотин. Дайте критерии". Горин клюнул, тем более, что чувствовал кризис жанра в старых делах. Перешел в другой отдел и начал новую жизнь. Собирался заниматься концептуальными вопросами - формулировать критерии надежности плотин. При ближайшем рассмотрении оказа­лось, что, если пытаться опровергнуть "закон надежности Джильба", надо заниматься всей задачей снизу до верху - от датчиков до приня­тия решений.

"Закон Джильба", нечто вроде законов Паркинсона, откопал Ми­ша Горелик, один из первых сотрудников Горина на ниве надежности. Закон гласил: "В поиски повышения надежности будут вкладываться средства до тех пор, пока они не превысят величину убытков от неиз­бежных ошибок или пока кто-нибудь не потребует, чтобы была сдела­на хоть какая-нибудь полезная работа".

Отец Миши работал в том же институте, возглавлял местную ме­ханику грунтов, был главным экспертом строителей при отсыпке Пе­тербургской дамбы. После того, как Миша кончил физмех Политехнического, папа пристроил сына к Горину. Миша оказался живым и неглупым парнем, хотя живость характера несколько меша­ла ему работать систематически. Скажем, первого числа Горин давал Мише задание, Миша спрашивал: "К какому числу надо, Захар Иль­ич?" Если Горин говорил, что к двадцатому, то Миша приступал к работе пятнадцатого. Началась перестройка, и вскоре вся семья Горе­ликов эмигрировала в США. Там надежностью Миша не занимается. По слухам, учится в докторантуре, в Мичиганском университете. Пе­ред отъездом Миша написал закон Джильба на большом листе бумаги и повесил в назидание на стене кабинета Захара Ильича. Говорят, что Мишин папа, доктор наук Лев Вениаминович Горелик, приехав в США в возрасте 61 года, стал поэтом, пишет (и даже издает) стихи на русском языке. Как говорят, нашел время и место, или, как еще гово­рят, чужая душа - потемки.

В молодости мы самонадеянны и легкомысленны, думаем, что все еще впереди, что можем заниматься всем - от дирижаблестроения до гидропоники. С годами это проходит. Начинаешь понимать, что из колеи, в которую попал, не выбраться. Тогда появляется желание сделать "хоть какую-нибудь полезную работу" на том месте, куда попал, - не подпадать же целиком под "закон Джильба".

* *

Когда плотина строится, в нее закладываются датчики для измере­ния интенсивностей полей температур, давлений фильтрующейся во­ды, деформаций.


На Саянах только в бетон плотины заложено четыре тысячи постоянных, эксплуа­тационных датчиков плюс тысяча временных для контроля температурного режима бетона в период строительства. Научно-исследовательская организация (на Саянах - ВНИИГ в лице Э. Александровской и В. Урахчина) разработала схему размещения дат­чиков. Проектная организация (Ленгидропроект в обличии группы Автономова) выпу­стила проект установки КИА - контрольно-измерительной аппаратуры. Строители без всякого энтузиазма установили датчики. Строителей понять можно: у них план на кубы бетона, и установка датчиков лишь задерживает их и мешает выполнению плана. Кон­тролем за установкой датчиков и снятием отсчетов в период строительства занималась СНИРТ - служба наблюдения и регулирования температур.


Периодически данные измерений передавались по телетайпу во ВНИИГ для их анализа. С окончанием строительства эти дела были переданы службе эксплуатации - лаборатории гидротехнических соо­ружений (ЛГТС).

На Саянах в ЛГТС сорок человек, а на Красноярской, мало усту­пающей Саянам по масштабу, - десять: Саянская плотина смелая и потому за ней нужен глаз да глаз, Красноярская плотина "с жирком" и потому не течет и не трещит. Из тысяч датчиков на Красноярской исправны не более сотни, да и те не особенно нужны.

Раз в неделю женщины, работающие в ЛГТС, надевают телогрей­ки, резиновые сапоги, шахтерские каски, берут фонари, приборы, журналы наблюдений и отправляются в галереи плотины и ее основа­ния. На плотине Саяно-Шушенской ГЭС десяток таких галерей кило­метровой длины каждая. Самая нижняя галерея - у подошвы плотины, самая верхняя - у гребня, на двести метров выше. Лифт работает не всегда. Медленно двигаясь по холодным сырым подзем­ным лабиринтам, женщины время от времени останавливаются возле электрических щитов, на которые выведены провода от датчиков, замурованных в плотину и основание. Остановившись у щитов, они снимают показания приборов и двигаются дальше. Приборов много. Один цикл измерений длится несколько дней. Закончив измерения, женщины выходят из подземелий на белый свет и начинают обраба­тывать данные наблюдений, чтобы оценить состояние сооружения. Через неделю все повторятся.

Голубая мечта многих лет - автоматизировать съем измерений. Автоматизация освобождает от необходимости утомительных хожде­ний по галереям, в сотни раз ускоряет процесс измерений и позволяет избежать многих ошибок, которые допускает девушка-измеритель и не допускает железная машина.


На месте делается только первичная обработка данных измерений. Потом эти дан­ные отправляются в научно-исследовательскую организацию, "сопровождающую" контроль. Там эксперты анализируют присланные данные, пишут отчет и шлют резуль­таты назад. Такой первобытный способ контроля не может гарантировать надежности сооружения: пока идет процесс обработки и передачи данных "отсюда - туда, оттуда -сюда", плотина "успеет" разрушиться, а руины - зарасти травой. Поэтому вторая задача - проводить анализ на месте с помощью вычислительных машин. На месте может не оказаться экспертов нужной квалификации. Но и это поправимо в наш просвещен­ных век: вычислительная техника позволяет сконструировать искусственного эксперта - программу, обладающую способностью рассуждать, используя заложенные в нее знания живых экспертов и данных измерений.

Разработкой датчиков струнного типа, устанавливаемых в плотинах, занимались поначалу на одной стороне парка Ленинградского политехнического - в физико-техни­ческом институте, потом перекочевали на другой конец парка - во ВНИИГ, в семидеся­тые годы ВНИИГ был оттеснен от этих работ московским конкурентом - НИСом Гидропроекта. Изготовлялись датчики многие годы кустарно, и только четверть века назад на Украине появился завод. Радость была недолгой: началась перестройка, завод оказался за границей и был перепрофилирован на выпуск противопожарной автомати­ки.

Средства автоматизации измерений изготавливались испокон века кустарно теми же ВНИИГом и НИСом Гидропроекта. Такие самоделки на старых плотинах - Брат­ской, Красноярской устарели лет десять назад. Саяны проектировались в эпоху, когда "немого кино уже не было (упразднили), а звукового еще не завели": эпоха микроэлек­тронной техники на базе больших интегральных схем не наступила, а время прежней электронной и вычислительной техники уходило. Стандартные средства автоматиза­ции измерений не годились: на плотинах устанавливались нестандартные датчики. Творец старых систем автоматизированного сбора показаний датчиков А.Г. Левелев давно покинул ВНИИГ, и к началу работ на Саянах не осталось ни подходящих специ­алистов, ни производственной базы. Дело развалилось, видимо оттого, что в рамках большого института наладить изготовление средств автоматизации измерений было невозможно по финансовым и организационным причинам. Нужны детали (транзисто­ры, резисторы, реле) - иди в бухгалтерию просить деньги. Денег сегодня нет, будут через две недели. Через две недели деньги появляются - идешь в отдел снабжения заказывать детали. Еще через две недели узнаешь, что пока искали деньги, пока институтский снабженец собрался посетить магазин "Электроника", детали из продажи исчезли. Предшественники Горина не раз пытались наладить это дело и ничего путного не достигали.


Первый объект, на котором Горин имел отношение к автоматиза­ции измерений, Саяно-Шушенская ГЭС, был принудительным "ас­сортиментом": его всучили Захару Ильичу на заре новой деятельности, когда у зачинателей автоматизации измерений на Сая­нах дела зашли в тупик. Иначе и не могло быть: в институте остались одни начальники, а исполнители давно уволились. Спас положение Р.Г. Самхарадзе, работавший в АСУ Саяно-Шушенской ГЭС: он пред­ложил схему, которая легла в основу проекта. Проект был разработан в конце семидесятых и ориентировался на технику тех лет. Прошло лет семь, прежде чем проект стали переводить "в железо". Институт гидротехники, где работал Горин, должен был осуществлять методи­ческое руководство работами. Была наскоро сколочена группа элект­ронщиков, задача которой - проверка работоспособности системы на макете. Суеты было много: покупка ЭВМ нужного класса, модулей сопряжения ЭВМ и датчиков, но работа шла из рук плохо. Пока в институте возились с макетом, ребята из АСУ ГЭС, разобравшись быстрее, соорудили на месте фрагмент системы, и институтская груп­па умерла. Но за прошедшие в почти бесплодной суете годы пришла эра персональных компьютеров. Выбрасывать старую технику было нельзя - деньги уплачены, работать толком она еще не начала. После некоторых колебаний решили сделать симбиоз, "скрестить ужа с ежом": опрос датчиков оставить по старой схеме и копить данные в памяти устаревшей вычислительной техники, а обрабатывать резуль­таты измерений на новой, для чего присоединили к старой управляю­щей машине в качестве терминалов персональные микроЭВМ. Такой гибрид тиражировать на других объектах было просто смешно: надо было полностью переходить на новую технику и разрабатывать схему автоматизированного сбора показаний датчиков на базе микроЭВМ.

Институт не годился для выполнения подобных работ. Если бы больших плотин были тысячи, то для производства средств автомати­зации измерений можно было построить завод, наладить их выпуск, а институт мог бы сопровождать монтаж и наладку готовых средств автоматизации, занимаясь, главным образом, своей основной зада­чей, - созданием программ обработки и анализа собранных данных измерений. Но больших плотин было с десяток. Значит - нужно было малое мобильное предприятие.

Горину казалось, что новые времена создали подходящие возмож­ности наладить, наконец, работы по автоматизации измерений и об­работке данных измерений.

* *

До начала перестройки существовал единый институт - ВНИИГ имени Б.Е.Веденеева (Всесоюзный научно-исследовательский инсти­тут гидротехники имени Б.Е.Веденеева), одно "юридическое лицо" с единым банковским счетом. С началом перестройки возникли трудно­сти с финансированием работ. Начались центробежные настроения. Каждый отдел хотел стать самостоятельным, стать хозяином своих денег и надеялся, что с меньшим, более мобильным коллективом ос­таться на плаву проще. В институте, как и по всей стране, шел "парад суверенитетов".

Дирекция института не одобряла стремления отделов к отделению. Только одному отделу гидравлики удалось получить финансовую са­мостоятельность. Он был самым нерентабельным, имел большие про­изводственные площади, дорогостоящее оборудование и малую загрузку. Начальником отдела был Дима Ивашинцов. Обретя само­стоятельность, под вывеской "Инженерный центр ВНИИГ", Дима быстро поправил положение, но не за счет научной продукции, а за счет коммерческой деятельности: разобрал генеральную гидравличе­скую модель сооружений защиты Ленинграда от наводнений, зани­мавшую огромное здание, и стал сдавать помещения в аренду. В главном зале этого здания могло разместиться без труда футбольное поле. Там, где должна была цвести гидравлическая наука, стучали молотки кооператоров, сколачивавших садовые домики, с грохотом разгружались машины с какими-то товарами, хранились тысячи жес­тяных банок с импортным пивом. Остальным стало завидно, и Диму все стали ругать, говорили, что он не думает о пользе наук, что он не хозяин здания, а арендатор и должен делиться доходами со всем инс­титутом, что думает не о науке, а о коммерции.

В противовес критике, Дима выступил как провозвестник рыноч­ной экономики и покровитель всяческого малого бизнеса. Его "Инже­нерный центр" и стал учредителем малого предприятия Горина. То был период, когда в институте "юридических лиц" стало больше чем физических. Треть сотрудников института обзавелась печатями и сче­тами в банках. Объяснение тому простое - желание заработать больше денег. В институте платили мало, с каждого рубля цены работы испол­нитель получал лишь двадцать пять копеек: большие отчисления на содержание администрации, вспомогательных служб, плата за поме­щение, электричество, тепло. Открыв "свое дело", можно было, поль­зуясь институтскими помещениями и оборудованием, выполнять дополнительные работы, которые давали возможность получить ис­полнителю до семидесяти копеек с рубля цены работы. Те, кто еще не обзавелся своей печатью, осуждали "левые доходы" новоявленных бизнесменов. Потом Дима, став директором института, перешел из сторонников децентрализации в приверженцы централизации, обло­жил малые предприятия такой платой за помещение, тепло, свет, что многие из них лопнули. Предприятие Горина еще оставалось на плаву.

* *

Прежде чем открыть дело, надо было подыскать человека, специа­листа по автоматизации измерений. Горин встретился с Толей Левелевым. Он когда-то работал во ВНИИГе, потом ушел. Средства автоматизации измерений Толи, сделанные еще в домикрокомпьютерную эпоху - в конце 50-х и в начале 60-х годов, еще исправно работали на Братской, Красноярской и Усть-Илимской ГЭС. Помощ­ником Толи стал Юра Любанский, старый знакомый Горина. Юра имел два "верхних" образования - связист и математик, но работал рабочим по ремонту персональных ЭВМ в автопарке на Конюшенной площади, ибо в эпоху застоя читал вредные книги и протестовал про­тив ввода танков в Чехословакию. Времена изменились. Многие дис­сиденты стали героями и депутатами, Юрины подельники осели на Западе. Один Юра, вечный аутсайдер, сидел по-прежнему там, куда забросила в эпоху застоя его диссидентская доля. Эта пара и составила костяк малого предприятия.

Для управления малым предприятием был нанят исполнительный директор. Нанимали по рекомендации Толи Храпкова. Получив в руки печать, счет в банке и доступ к деньгам, новоиспеченный дирек­тор стал городить свое дело, а "основоположников" - слегка прижи­мать и выживать. И выжил. Пришлось Горину организовывать новое дело - ТОО ДИАС (Товарищество с ограниченной ответственностью "Диагностика сооружений") и становиться директором самому. Денег по договорам Левелева и Любанского директор прежнего малого пред­приятия возвращать не торопился. Следовательно, - ни заплатить людям, ни купить требуемых деталей. После возвращения из коман­дировки Горин почти ежедневно вел утомительные переговоры с прежним директором.

На этом этапе становления рынка в России Горин понял, что есть вещи, инвариантные относительно экономического устройства - эти­ка деловых и производственных отношений. Никакие внешние преоб­разования не помогут, пока люди не изменятся изнутри, пока не поймут, что маленькие восточные хитрости - не рынок, а базар.

В конце концов, с прежним директором удалось сговориться. Но оставался нерешенным один деликатный вопрос.

Больших арочных плотин, выше двухсот метров, в старом Союзе всего-то три - Саяно-Шушенская, Ингурская и Чиркейская. Были у малого предприятия два договора-близнеца на создание систем авто­матизированного контроля состояния Ингурской и Чиркейской пло­тин. В каждом договоре предусматривалась покупка персоналки на деньги заказчика. Персональная ЭВМ была ядром системы автомати­зированного контроля: с нее подавались команды терминалам на оп­рос датчиков, в ее память собирались данные измерений для последующей обработки.

Заказчики перевели деньги. Чиркейцы чуть раньше, ингурцы - чуть позже. Успели купить только одну машину, а на вторую - заклю­чил договор на покупку и ждали получения машины со дня на день. В это время цены на машины подскочили в шесть раз. Ингурцы приеха­ли за машиной раньше (хотя деньги перевели позже). Не зная о гря­дущем подорожании, Горин отдал грузинам машину, купленную на деньги чиркейцев. Не отправлять же было грузин назад с пустыми руками из-за того, что они приехали на три дня раньше. Перед чиркейцами угрызений совести не было: через три дня для них должна была придти машина более совершенная, чем та, которую отдали на Ингури ГЭС. Но, увы, продавец машины нарушил договор: машины не дал, потребовал еще денег. Денег не было. Тогда он вернул старые деньги. По наивности Горин рассказал все это чиркейцам. Думал, что они "войдут в положение" и простят. Не простили, требуют персонал­ку. Забрать отданную машину из Грузии невозможно: в Грузии смута, в Зугдиди - эпицентр смуты, а Ингури ГЭС рядом с Зугдиди. Нет устойчивой телефонной связи, не поступают деньги по договорам.

Этот рядовой инцидент перерос в целую историю. Чиркейская ГЭС с начала семидесятых годов была неплохой и стабильной "кормуш­кой" для института. "Полномочным представителем" института на Чиркее была Вера Дурчева. Она занималась анализом данных наблю­дений за плотиной, делала вручную то, что Толя Левелев с Гориным брались автоматизировать. Верина сотрудница поехала в конце фев­раля заключать договор на продолжение работ, и договор не подписа­ли. Сказали, пока не получат персоналку, дел с институтом иметь не будут. Формально товарищество было "юридическим лицом", не за­висящим от института. Но для старых заказчиков все новоиспеченные юридические лица оставались тем же ВНИИГом. Денег в институте было катастрофически мало. Дело приобрело серьезный оборот. Горин был вызван "на ковер" к директору.

Прежде, чем войти в кабинет к директору, имеет смысл закончить рассказ о малом бизнесе, к которому автор в дальнейшем не намерен возвращаться. Опровергнуть закон Джильба не удалось. Помешали "обстоятельства неодолимой силы". При производстве терминалов выяснилось, что Юра Любанский, человек святой и бескорыстный, за двадцать лет отлучения от творческой работы по политическим сооб­ражениям привык на работе спать. Пока были небольшие деньги, Толя Левелев мирился с этим недостатком, утешаясь тем, что все у Юры золотое - и голова, и руки, и сердце. Когда же денег не стало, то Левелева дневной сон Любанского в рабочее время стал раздражать. В конце концов Толе и Юре удалось в муках изготовить несколько же­лезных ящиков-терминалов, начиненных электроникой. Но ящики эти оказались никому не нужны. В Грузии война, а терминалы не стреляют. Один ящик окольными путями, через Астрахань, минуя мятежную Чечню, был доставлен на Чиркейскую ГЭС, где и пылится уже три года: у чиркейцев нет денег для продолжения работ. Ящики для Курпсайской ГЭС, что в Киргизии, и доделывать не стали - пло­тина оказалась за границей. Несколько раз оттуда звонили, очень хотели продолжить работы, но за очень маленькие деньги. Поставлять терминалы себе в убыток Левелев отказался. Один бесхозный терми­нал установили на В-6 (водопропускном сооружении номер шесть) Петербургской дамбы, но и этот заказчик денег не платит. Левелев звонит и грозится приехать и забрать терминал, не оттого, что нужен, а из принципа. Промучившись пару лет, Толя Левелев и Юра Любан­ский уволились, команду свою распустили: нет денег - нет автомати­зации.

"Что же, прикажете плакать? Нет - так нет. И он ставил заплаты вместо брюк на жилет". Горин оставил в ТОО ДИАС ровно двух сотрудников: директора (себя) и бухгалтера, заключил с Саяно-Шу­шенской ГЭС договор на написание этой книги. И вот, пожалуйста, пишет. Молодые люди, которые придумали новую экономическую Реформу, называют такой поворот структурной перестройкой, если предприятие невоенное, и конверсией - в противном случае. Как пи­сал незабвенный М.Е. Салтыков-Щедрин, "посмотрим, какая лебеда прорастет из этой пшеницы".