I. пока не вымерли, как динозавры

Вид материала

Документы

Содержание 1.2. Золотом по мрамору от А до Я.

Подобный материал:

• Приключения Тома Сойера». II. Рекомендованное чтение: > А. Алексин. «В стране вечных, 38.44kb.
• Введение Что мы знаем о вас – крупные морские рыбы?, 203.79kb.
• Мониторинг региональных сми по теме: «образование», 233.44kb.
• Почему вымерли неандертальцы, 135.55kb.
• Все мои неприятности начинаются просто и обыденно. Ичем серьезней неприятность, тем, 2116.58kb.
• Когда жили динозавры?, 359.38kb.
• Оприроде мы знаем достаточно, 362.11kb.
• Гаврилов Д. А., Брутальский Н. П., Авдонина Д. Д., Сперанский, 446.39kb.
• Наименование обучающей программы Начальная подготовка (безразрядники) Шахматы в сказках, 15.01kb.
• За малым исключением все эти животные вымерли по вине человека, 20.92kb.

1.2. Золотом по мрамору от А до Я.

Первую книгу о жене Горин писал в шоке, рефлекторно, не заду­мываясь над написанным, но сейчас, сказав Брызгалову "да", он ощу­тил внутреннее беспокойство: книга была заказная, а как учат классики, творчество - стихия не подвластная рациональному разло­жению на компоненты. Автора должен вести "автономный комплекс" - неосознанное желание писать, зачастую вопреки собственной выго­де и здравому смыслу. Теперь Горин брался писать за деньги. Про­шлый опыт заставлял его пытаться разделять живую жизнь на понятия, смыслы, лишать ее тайны непосредственного переживания, что противопоказано при написании ненаучной книги. "Неужели суждено накатать еще один, сто первый, безликий опус о Саяно-Шу­шенской ГЭС, и даже не ради хлеба насущного?"- думал он.

Перед отъездом для настроя Захар Ильич обошел объект. Каждая точка обзора - свои ассоциации и воспоминания. Горин надеялся, что обход разбудит, спровоцирует автономный комплекс, обращенный к коллективному бессознательному. Отец аналитической психологии Карл Густав Юнг, давший имя тому внутреннему голосу, который побуждает автора писать, считал, что в любой, даже документальной книге, за словом должно стоять праслово, говорящее больше, чем об этом догадывается сам автор, миф, символ, обращенный к коллектив­ному бессознательному. Жизнь большинства людей сходна между со­бой, их волнуют схожие темы. Не случайно же одинаковые мысли приходят разным людям на разных континентах примерно в одно и то же время. Писатель Хорхе Луис Борхес насчитывал всего-то три темы, вокруг которых крутится духовная жизнь людей, волновавшие наших отцов и дедов, дедов наших дедов. Эти темы, отложившиеся в подсоз­нании каждого, образуют то коллективное бессознательное, что объе­диняет англичанина и зулуса, формирует невидимые нити, связывающие людей. Если автор бессознательно уловит и передаст частицу коллективного бессознательного на языке своего времени, поднимет эту частицу до уровня символа, идеала, - книга удается. Юнг считал, что автономный комплекс не подвластен человеку, что коллективное бессознательное не перевести в сознание; коллективное бессознательное присутствует в каждом нормальном человека, оно воспитано многими поколениями, но его нельзя вычислить, до него нельзя додуматься. Горину импонировала теория Юнга, но, будучи технарем, человеком прагматической профессии, он надеялся спрово­цировать то, о чем не догадаться. Не исключено, что напрасная надеж­да, ибо человек не телевизор, и его подсознание не включается поворотом ручки.

* *

Первая остановка - серая мраморная доска, на которой золотыми буквами выбиты фамилии создателей ГЭС. Около трехсот фамилий из тридцати тысяч. И ведь фамилии всех или почти всех захочет Брызга­лов увидеть в книге. Его не устроит обобщенный герой с профилем Валентина Ивановича и фасом Кирилла Константиновича. За свои деньги он спросит, где его главный инженер Стафиевский и начальник электроцеха Рейник. И будет по-своему прав. А у Горина своя правда: он хочет писать не телефонную книгу, а документ истории. Когда Горин был читателем, он не замечал принципиального отличия жизни от книги: в жизни сталкиваешься с сотнями людей, в книге не должно быть больше десятка героев, иначе читатель, который потратит на чтение в лучшем случае неделю, будет в шоке от обилия незнакомых людей. Для читателей удобнее книга придуманная. Придумать боль­ше трех-пяти героев почти невозможно.

Лучшей книгой о строителях, содержащей то самое праслово, обра­щенное к коллективному бессознательному, Захар Ильич считал "Шпиль" У. Голдинга. "Приеду - перечитаю",- решил Захар Ильич.

Сколько раз проходил Горин мимо серой мраморной доски с золо­тыми буквами и ни разу не остановился. На этот раз он с пристрастием изучал. Признать доску очень удачной Горин никак не мог. "Малень­кая" - пять метров высоты и метр-полтора ширины, буквы сливаются с фоном, висит в помещении. Помещение - конференц-зал размером тридцать на пятнадцать метров, длинные боковые стены - стекло, короткие торцевые - мрамор, пол - полированный гранит. В зале два предмета: стол для заседаний размером пятнадцать на три метра и огромная наклонно к горизонту стоящая рельефная бронзовая карта Союза с лампочками-электростанциями. В огромном зале, похожем на станцию метро, рядом с гигантскими столом и картой памятная доска как-то терялась. То ли дело доска на Красноярской ГЭС: видно за версту - висит снаружи, на здании ГЭС, размер - с дом, буквы - с аршин.

На обеих досках добрая половина фамилий совпадает: та же проек­тная организация, тот же коллектив строителей. Когда-то Краснояр­ская была крупнейшей в мире, Саяно-Шушенская мощнее Красноярской на старый Днепрогэс. Жизнь идет, и сегодня эти гидро­станции с трудом попадают в первую десятку. И все же. Красноярская и Саяно-Шушенская вместе - двенадцать с половиной миллионов киловатт, шестнадцать миллионов лошадиных сил, пятая часть мощ­ностей гидроэлектростанций бывшего Союза (четверть - нынешней России). В старой России, той "которую мы потеряли", лошадей было от силы восемь миллионов.

На доске все фамилии написаны буквами одного размера и в алфа­витном порядке. Будь Захар Ильич архитектором, он бы автора про­екта выделил более крупными буквами. Впрочем, почему только автора, а главный строитель, а главный эксплуатационник?

Автор проекта. Кто он? Главный инженер проекта? Сколько их было за эти годы! Годы 1961-63: первый ГИП - Г.А. Претро. Он делал схему и техническое задание. Уехал на Украину, в Ровно заведовать кафедрой в Украинский институт водного хозяйства. Никита Сергее­вич Хрущев в пылу децентрализации и разукрупнения выселил инс­титут из Киева в Ровно. Многие киевляне не поехали с институтом. Свято место пусто не бывает, и одну из освободившихся кафедр занял Претро. Потом, как это часто бывает, вернулся в родной Питер, рабо­тает профессором в Политехническом. Горин часто видел этого высо­кого красивого старика, идущим с Гражданки к Политехническому или в обратную сторону. Странно, но по возвращении в Ленинград к делам саянским Претро не вернулся. Потом был Я.Б. Марголин. По­звольте, а где Марголин? То есть известно, что Якова Борисовича нет в живых. Но где его фамилия на доске? Ничего себе. "Голову надо иметь для работы и для работы. Понимаешь с полуслова?" - кричал Захару суматошный Яков Борисович, когда студент-дипломник Го­рин приходил в 1960 году к Марголину за материалами для диплома в церковь на Конюшенной площади, где располагалась тогда часть Лен­гидропроекта. Под работой номер один Марголин имел в виду собст­венно работу, а под работой номер два - маленькие дипломатические уловки на производстве, Горин в то время конфликтовал с заместите­лем декана по поводу распределения. Запомнился Захару один полез­ный в работе приемчик Я.Марголина. Когда кто-нибудь начинал критиковать принятое решение, говорить "это не так, то не этак", Яков Марголин быстро переворачивал чертеж и говорил: "Рисуйте, как надо". Критик тушевался и замолкал.


Каждый этап рождения ГЭС - своя проблема выбора. Первые этапы - схема и техзадание отвечают на вопрос, имеет ли смысл строить? Вода течет сверху вниз, под горку, уровень воды в реке от истока до устья постепенно падает. Каскад ГЭС заставляет уровень воды в реке меняться скачками, плотины - ступеньки, на которых резко меня­ется уровень. Перед плотиной - водохранилище, где поверхность воды почти горизон­тальная, скорость течения в водохранилище маленькая. Каскад ГЭС превращает реку в цепочку озер-водохранилищ. Сбрасывая воду через турбины сверху, из водохранили­ща, вниз, получают электрическую энергию. Зимой воды в реке мало, весной и летом -много, а энергия нужнее зимой. Водохранилище перераспределяет количество воды между зимой и летом: весной часть воды не сбрасывается, задерживается плотиной в водохранилище и копится на зиму. Можно построить на реке три ступеньки-плотины, можно - десять. Что выгоднее? Можно вообще не строить гидростанций, а построить тепловую или атомную. Надо сравнить, что предпочтительнее. Главное на стадии схемы решить, как лучше разбить течение реки на ступеньки.

На стадии техзадания главный вопрос - рассмотрев конкретную ступеньку, решить, как рационально перераспределить (зарегулировать) сток реки плотиной, задерживая ее, когда нужно, в водохранилище, какой урожай энергии можно снять с затопленных земель и сколько за это придется заплатить затопленными лесами, пашнями, жилища­ми людей. Перерождение реки в цепочку озер - процесс естественный, но длящийся в природе многие столетия. Человек, строя ГЭС, совершает этот переход почти мгновен­но, а природа не терпит суеты. К тому же водохранилище не простое озеро, а озеро, в котором уровень воды сильно меняется, что зачастую пагубно для всего живого в воде. Раньше, когда строились небольшие гидростанции, это обстоятельство было мало суще­ственным, главными проблемами, которые решались - получение энергии, водоснабже­ние и ирригация, улучшение судоходства. В последние годы, когда стали возводится гидроузлы, водохранилища которых меняют климат и условия жизни целых стран, проблема сохранения экологического равновесия, минимизация ущерба флоре и фауне от строительства плотины стала ключевой.

На стадии схемы сооружений еще практически нет. На стадии техзадания сооруже­ния еще в тумане. Потому на этих стадиях проектирования ГЭС в ГИПах ходили энергетики, водохозяйственники. Следующий этап проектирования - технический проект. В техпроекте (ТП) выбирается наиболее подходящий из намеченных в техзадании створ, - место строительства и принимаются принципиальные решения о составе и типе сооружений и оборудования. Здесь слово за геологами и сооруженцами. Техпроект - уже объемистый труд в десяток томов с сотней чертежей. На стадии ТП инициатива от энергетиков переходит в руки сооруженцев и специалистов по оборудованию -электриков, турбинистов. При разработке ТП прорисовываются контуры сооружений, определяется стоимость строительства. И все нити этого сложного процесса, в котором участвуют сотни людей десятков специальностей, сходятся к ГИПу. Он ЛПР — лицо принимающее решение, он проводит принятое решение через коридоры власти, через экспертизы и проверки. После утверждения ТП открывается финансирование строи­тельства.

Можно выучить геологию, криологию, экологию, знать строительную механику, технологию производства работ, разбираться в турбинах и генераторах и быть при этом плохим ГИПом. ГИП - не профессия, не ремесло. ГИП - это искусство. Есть тысячи деталей, которые не прочтешь ни в одной книге. Скажем, ГЭС будет возводить коллек­тив, строивший до этого большой канал. Этот коллектив умеет и любит перемещать большие массы земли. И ГИП должен сработать проект с учетом возможностей и сим­патий будущих строителей. Есть вещи, которые не измеряются в рублях и киловаттах, и зачастую они являются определяющими. За тридцать с лишним лет работы Горин перевидал немало ГИПов, и ни за какие блага не согласился бы быть в их шкуре. Слишком велик груз, слишком велика цена ошибки главного инженера проекта.


На Саянах первым ГИПом-сооруженцем, третьим по общему сче­ту, стал в 1968 году Лев Константинович Доманский. Техпроект - его детище. На доске он есть, в жизни - нет. Для Льва Константиновича саянская памятная доска - мемориальная. Л.К.Доманскому посвятил толстую книгу "Радуга в каньоне" В. Рушкис, фигурирует Доманский еще в добром десятке книг и сотне статей: при нем принимались основ­ные конструктивные решения. Быть может, его объявить автором проекта? А как же В. Ласло, главный инженер проекта электромеханической части, в которой Доманский был "ни бум-бум"? А главный архитектор проекта, главные инженеры других частей про­екта, имена которых здесь же, на доске? Да и почему главные. Для Захара Ильича Саяно-Шушенская ГЭС - это плотина. А плотину нарисовали вовсе не главные Давид Шандалов и Женя Палкин. Они не попали в книги и газеты. Но для Захара Ильича Шандалов и Пал­кин - далеко не последние. В этой паутине связей почти нет лишних узлов. Убери один - брешь. У Доманского при разработке ТП было два коренных помощника: "правобережная рука" - А.И. Ефименко, он занимался плотиной, и М.Г.Александров - "левобережная рука", его епархия - здание ГЭС. Ефименко и Александров стали последователь­но ГИПами четыре и пять. На долю Александра Ивановича Ефимен­ко, бывшего ГИПом с 1972 по 1992 годы (двадцать лет!), выпала самая неблагодарная и хлопотная стадия рабочих чертежей, которая сопро­вождает все строительство: подробные, со всеми деталями, чертежи, по которым строят, рисуют за полгода-год до их реализации. Тянется эта работа долгие годы, сопряжена с бесчисленными поездками на объект и бесконечными дискуссиями со строителями. В этих спорах техпроект перекраивается до неузнаваемости. Чтобы просидеть двад­цать лет на таком горячем месте, надо иметь хладнокровие Александ­ра Ивановича. На долю Михаила Григорьевича Александрова выпали доделки и выправление огрехов предшественников.

- ГИП превратился в посредника и распределителя денег между смежниками, а должен быть автором проекта и нести за него едино­личную ответственность. Не проходит его решение, - он не должен переделывать что-то в угоду прочим, а обязан уйти, - любит повторять Кирилл Константинович Кузьмин, - человек в гидротехнических кру­гах уважаемый.

- За последние двадцать лет произошла девальвация инженера-гидротехника, проектировщика большой ГЭС: он перестал быть госу­дарственным человеком, перестал ощущать себя в ответе перед потомками, стал ремесленником и чиновником,- вторит Кузьмину Валентин Иванович Брызгалов. - Главный инженер проекта Ефименко может сказать, что он не автор проекта Саяно-Шушенской ГЭС, что он получил готовый проект от Доманского. Разве так можно?

Быть может, Брызгалов прав, но девальвация профессии прямо пропорциональна девальвации ее престижа. Гидроэнергетикам пер­вого поколения - Кржижановскому, Графтио, творцам плана ГОЭЛРО, смотрел в рот сам Ильич, называл их план второй программой партии. Кузьмин - гидротехник третьего поколения. В молодые годы Кузьмин работал с С.Я.Жуком, отцом проектов великих строек ком­мунизма, о ходе работ над проектами Жук докладывал аж товарищу Сталину. Более молодой Брызгалов начинал на Куйбышевской ГЭС, "у Комзина", и видел прямую телефонную связь Комзина с Булганиным, тогдашним премьер-министром. Гидротехник четвертого поко­ления А. Ефименко не имел даже отдельного кабинета, всю жизнь проработал в общей комнате, отгородившись от прочих потрепанным шкафом. Членов Политбюро он видел только на портретах в газетах. А ведь ГИП - лицо, принимающее решение, от которого зависит бла­гополучие миллионов людей.

* *

Захар Ильич отошел от памятной доски и мимо музея Саяно-Шу­шенской ГЭС, вышел со стороны монтажной площадки в машинный зал, огромной полукилометровой дугой протянувшийся вдоль левобе­режной части плотины. В машзале было относительно тихо, работали только четыре машины. Когда работали все десять, машзал дрожал как осиновый лист. Симпатичные с виду перекрытия МАРХИ (Мос­ковского архитектурного института) в эксплуатации оказались не очень удачными: когда крутились все машины, перекрытия начинали вибрировать, раскачивая здание. Уровень вибрации превышал допу­стимый. Да и покраска перекрытия, составленного из многих кило­метров тонких труб, - дело муторное: начинают красить с одного конца огромного зала, а пока дойдут до другого - пора красить начало. Малярам здесь безработица не грозит. Лица у них веселые, как у тех маляров, чью работу наблюдал писатель Д. Гранин на одном австра­лийском мосту во время турпоездки.

Однообразное гудение машин нарушалось треском электросварки, - заваривали трещины на лопастях турбин. Трещат. И в самом неожи­данном месте - не сверху, у верхнего обода, где вал турбины передает крутящий момент генератору, а снизу, у незагруженного нижнего обода. Уже четвертая турбина ремонтируется. Гадают эксплуатаци­онники, суетится завод-изготовитель - Ленинградский Металличе­ский, строит гипотезы наука. Подозрения есть, но окончательного ответа нет.

Для профана машзал - сказочный дворец, а присмотреться - там дыра, тут просчет. Если бы те, кто критикует нынче гидростроителей, знали все, что есть на самом деле! Можно представить, какой был бы шум. В последние годы гидротехник из героя-строителя коммунизма стал антигероем, "не нашим", губителем всего живого во имя своих групповых интересов. Писатели, которые в своих книгах писали, что будущее во всех деталях предвидеть нельзя, что нельзя раскрыть "вещь в себе", потребовали от гидротехников точного ответа, что будет через сто лет, если построить плотину. Их статьи и выступления всколыхнули массы и сформировали в сознании масс еще одного врага. Всюду потребители требуют от спецов твердого ответа на вопрос "что такое хорошо, что такое плохо", особенно в России, в муках рвущейся в потребительское общество. А спецы? Захар Ильич невольно улыб­нулся, вспомнив одного знакомого авиаконструктора, который никог­да не летал на самолетах. Но скажи ему про это - тут же начинал кричать, что его самолеты первые в мире, вторые в Европе. Возможно, конструкторы тепловозов не ездят в поездах и только летают в само­летах.

* *

Горин вышел по переходу из машзала в плотину и ненадолго загля­нул в потерну на 344 отметке. Над ним была двухсотметровая толща воды, под ним - сорок метров до дна. Здесь мрамором и бронзой не пахло, - сырые мрачные бетонные стены. Внутри плотины на добрых два десятка километров тянется лабиринт тускло освещенных потерн - туннелей в бетонном массиве. Посторонний человек, попав в эти катакомбы, может заблудиться и долго искать выход на волю. В потер­нах проложены коллекторы для сбора фильтрующейся через плотину и основание воды, тянутся коммуникации, выведены провода прибо­ров, контролирующих состояние плотины. Захар Ильич думал, что в потерне по колено воды: громадная, протяженностью по фронту более чем на сто метров трещина, образовавшаяся недавно в теле плотины, пересекает эту потерну. Но потерна почему-то сухая, а вода хлещет в потерне пятнадцатью метрами выше. Брызгалов "рвет и мечет". Тре­бует немедленной заделки трещины, грозит прокуратурой. Второй год Гидроспецстрой качает цементный раствор, пытаясь заткнуть трещи­ну. Никакого проку - раствор выносит вода. Предлагают свои услуги инофирмы, и те не гарантируют, берутся попробовать за кругленькую сумму в валюте. С плотиной вроде ничего страшного не должно про­изойти, но вода прибывает; насосы, стоящие в самом низу, в цемента­ционной галерее и откачивающие воду, работают с полной нагрузкой. Затопит галерею, захлебнутся насосы - шухер будет не слабый. Кол­леги будут изворачиваться и говорить, что так и задумано - затопить цемгалерею. Так часто бывает, на Ингури, скажем. Иначе - тревож­ные статьи в газетах, объяснения, оправдания. Доказывай потом в комиссии по чрезвычайным ситуациям, что ты не верблюд. Комисси­онеров понять можно: в стране рушится и взрывается из-за халатности и разгильдяйства такое, что разрушить можно только ценой очень больших усилий. Честно говоря, затапливать цемгалерею глупо: не подойти к основанию, не посмотреть, не сделать повторной цемента­ции. Опять же, как объяснить, что в потерне утоплены насосы? Кон­чать с этим потопом надо, как можно скорее, плотине не страшно, пока бетон остается бетоном, но со временем фильтрующаяся вода может вымыть из бетона связующее и превратить его в песок. Вот тогда уже шутки плохи.

Тем же путем Горин вернулся в машзал, через ворота вышел на улицу, обошел здание ГЭС, вышел на анкерные опоры - железобетон­ные массивы, сопрягающие плотину со зданием ГЭС, прошел мимо мерно гудящих трансформаторов, остановился, задрав голову, возле плотины. Туристам и корреспондентам показывают ГЭС с гребня пло­тины вниз, а Захар Ильич предпочитал вид "наоборот": стоя на анкер­ной опоре между огромными обетонированными турбинными водоводами, смотреть снизу вверх, туда, где на двухсотметровой вы­соте нависает гребень плотины. Внутренний диаметр каждого водово­да больше диаметра тоннеля метро. Десять таких труб лепятся к низовой грани гигантской плотины. Можно сто раз пройти мимо этой или подобной "точки", но на сто первый вдруг останавливаешься и ощущаешь нечто метафизическое. Чувство это будет поглубже того, которое возникает у человека при виде своей фамилии, выбитой золо­тыми буквами на мраморной доске. Захар Ильич вспомнил как А.А.Храпков, член Государственной комиссии по приемке ГЭС в экс­плуатацию, стоя однажды на "точке", вдруг открыл рот, сделал круг­лые глаза и как-то сокрушенно ударив себя руками по бокам, сказал: "Господи, какая она большая". Это был не призыв строить на больших реках маленькие плотины в угоду нынешним "зеленым", это было то самое метафизическое ощущение. Как передать это ощущение? Нет, определенно надо перечитать "Шпиль" Голдинга.

Стоя на анкерной опоре, Захар Ильич вспомнил, что в учебнике физики для десятого класса, по которому учился его младший сын Гоша, в качестве примера устройства гидростанции было изображено почти со всеми деталями сечение вот этой станционной секции плоти­ны Саяно-Шушенской ГЭС. Изобразить в школьном учебнике само­лет или даже автомобиль невозможно: тысячи деталей. Гидростанция же проста как правда, ее можно изобразить даже для ребенка. Но далеко не каждый взрослый знает, что за каждой деталью, за каждым решением стоят живые люди со своим почерком, своей школой. Ска­жем, эти турбинные водоводы. Не упрятаны в массив плотины, как на Братской или Усть-Илимской, а вынесены на низовую грань, как на Красноярской. Для "профи" понятно: Братск, Усть-Илим - москов­ская школа, Саяны, Красноярск - ленинградская. У каждой свои тра­диции, свои резоны. Снаружи турбинные водоводы смотрятся как железобетонные. На самом деле они сталежелезобетонные: под желе­зобетонной оболочкой упрятана металлическая несущая облицовка, часть давления воды воспринимает внутренняя металлическая обли­цовка, а часть - внешний железобетонный массив. Это не прихоть, а необходимость. Такую огромную трубу, как турбинный водовод Сая­но-Шушенской ГЭС целиком не изготовишь на заводе и не привезешь на место. На заводе изготовляют отдельные куски, из которых свари­вают конструкцию на месте. На стройке сварить металлические листы толщиной больше четырех сантиметров - задача очень сложная. Для такой ГЭС, как Саяно-Шушенская, чтобы вода не разорвала водово­да, толщина металлической трубы была бы существенно больше четы­рех сантиметров. Пришлось выдумывать для подобных случаев "гибридную" конструкцию. Сколько было споров, сомнений, пока автор предложения К.А.Мальцов пробил свое детище. Вот так. Для постороннего - труба, а для профессионала - целая история, целый мир, населенный людьми, их эмоциями, спорами. Говорят, что у эски­мосов нет отдельного слова "морж", морж на льдине - одно слово, морж в воде - другое. Вроде бы неспособность к абстракции, к обобще­нию. Но зато больше красок, нюансов. Писатель Олдингтон написал, что созерцание труб не возвышает душу. Кому как. Есть люди способ­ные удивиться колесу, большой трубе, а есть такие, которые видят по телевизору людей в космосе - и ни в одном глазу.

* *

Возвращаясь с анкерных опор, Захар Ильич подошел к раздельно­му устою - железобетонной стене высотой с десятиэтажный дом, отде­ляющей водобойный колодец от здания ГЭС. Стена поначалу была не столь внушительной, но после памятного паводка 1979 года, когда вода из водобойного колодца перехлестнулась через недостроенный раздельный устой в котлован здания ГЭС и затопила первый агрегат, проект пересмотрели и стену нарастили. Немного поколебавшись, лезть или не лезть по шатким лестницам из арматурных прутьев,

Горин все же решил перелезть через устой и взглянуть на водобойный колодец. Глядя на колодец, Горин чувствовал себя непризнанным гением.

Обычно всю воду во время паводков скопить в водохранилище не удается,- слишком большое потребуется водохранилище. Часть воды сбрасывают не через турбины, а через специальные отверстия - водо­сливы и водосбросы. Чтобы понять, какая сила десятки тысяч кубо­метров воды в секунду, сбрасываемые с двухсотметровой высоты, нужно это однажды увидеть или хотя бы услышать грохот падающей воды, слышный за многие километры.

Было два проекта сброса лишней воды. Первый - устройство водо­слива с гашением энергии падающей воды в водобойном колодце. В этом варианте низовой грани плотины придается такая форма, чтобы сбрасываемая струя, не отрываясь, неслась вниз по плотине как по очень крутому каналу. Несущаяся со скоростью курьерского поезда вода обладает страшной разрушительной силой. На Саянах при пол­ностью открытых водосливных отверстиях энергия сбрасываемой во­ды в несколько раз превосходит мощность ГЭС. Чтобы погасить эту энергию, не допустить, чтобы несущийся поток разрушил все внизу, устраивается ловушка - водобойный колодец, напоминающая обетонированную яму. Попав в яму, поток завихряется в валец, где за счет соударения струй, их взаимного трения и трения о дно колодца вода теряет часть своей кинетической энергии. Потеряв разрушительную мощь в колодце, успокоенный поток движется дальше вниз по реке, не приводя к разрушениям. Второй вариант - сделать на плотине трамп­лин и отбросить струю как можно дальше от плотины. Падающая струя сама выбьет себе в дне реки глубокую яму - естественный водо­бойный колодец, и в этой яме погасит энергию.

Приняли первый вариант, опасаясь, что естественный водобойный колодец подберется к самой плотине и станет угрожать ее устойчиво­сти. К тому же, во втором варианте выбитая из ямы скала могла образовать бар - отмель, которая мешала бы работе ГЭС и уменьшала выработку электроэнергии.

Первый же паводок показал, что дно колодца - железобетонные плиты толщиной два с половиной метра и размером в плане двенад­цать на пятнадцать метров, пришитые к скале металлическими анке­рами, не выдерживают пульсирующего давления потока воды: плиты отрывало, и в обнажившейся скале выбивало ямы глубиной до десяти метров. Колодец отремонтировали, но когда следующий паводок вновь разрушил дно колодца, начался скандал: комиссии, заседания, оргвыводы. Из министерства "спустили" два выговора и в институт, где работал Горин. Все строили догадки, отчего разрушается дно ко­лодца. Захар Ильич имел свою версию. Он предсказал неминуемое разрушение плит и опубликовал это в статье лет за пять до инцидента.

Горин выступил тогда на ученом совете, но никто ему особенно не поверил.

Предсказание Горина родилось чисто случайно. В конце семидеся­тых ему потребовался для диссертации пример расчета плиты на уп­ругом основании с односторонней связью плиты с основанием. Он позвонил в Ленгидропроект к главному тогда расчетчику Саяно-Шушенской ГЭС Дмитрию Павловичу Левениху. Тот предложил рассчи­тать плиту водобойного колодца. При проектировании плита рассчитывалась в предположении, что она мертво пришита анкерами и силами сцепления между бетоном и скалой. Задача взаимодействия плиты и пульсирующего потока сбрасываемой воды не решалась из-за ее трудности. Давление воды фигурировало в расчетах как внешняя нагрузка на плиту, направленная то вверх, то вниз. Нагрузку опреде­ляли экспериментально на гидравлической модели. Горин предполо­жил, что пульсирующее давление сбрасываемой воды со временем "расшатает" плиту, разрушит сцепление бетона плиты со скалой ос­нования. Плита окажется свободно лежащей на скале основания, не прилипая к ней и "пришитая" только металлическими прутьями-ан­керами. Оказалось, что жесткость установленных анкеров по сравне­нию с жесткостью скалы была мизерной и прочности анкеров явно не хватало, чтобы удержать плиту от отрыва. Изменение расчетной схе­мы кардинально меняло результат, на порядки. Обеспокоенный Горин позвонил Диме Левениху. Буквально на следующий день Дима при­шел к Горину, понял, в чем дело с полуслова, задумался и сказал: "Подожди публиковать статью годик". Спешить было некуда, и Горин так и сделал. Тем более, что Дима был Горину симпатичен и как специалист, и как человек. Захар Ильич решил, что Дима хочет по­править расчет и внести изменение в проект до публикации. Потом лишь Горин узнал, что у Димы тогда были неприятности, он круто менял свою жизнь и не хотел дополнительных осложнений.

На заре своей инженерной деятельности Дима, в те годы главный расчетчик Красноярской ГЭС, был начальником Горина. Левениху прочили большую карьеру, должность главного инженера Ленгидропроекта. Но Дима - человек "необузданных страстей": отказался всту­пать в партию, когда ему предложили это сделать, и проявил "моральную неустойчивость": была у Димы жена Ира и дочь - развел­ся, потом жена Таня и еще дочь, и вот он женился в третий раз - и еще одна дочь. Все жены - гидротехники, из одного круга. Такого вольно­думства общественность потерпеть не могла. Когда скандал по поводу третьей женитьбы разыгрался не на шутку, Дима решил плюнуть на все и уехал с молодой женой и дочерью из Ленинграда на Колыму. Именно в это переломное, предотъездное время возник Горин со своей плитой. Проект так и не был откорректирован.

Когда же была их последняя встреча? Кажется, в апреле 1988 года. Горин шел по коридору института, а навстречу ему быстрым шагом с обычной своей несколько хищной улыбочкой - Дима, бронзовый от загара, подтянутый, энергичный. Остановились. Дима говорил, что ни о чем не жалеет, заведует на Колыме проектной конторой, охотится, рыбачит, воспитывает дочь. А через короткое время Горин узнал, что Дима скоропостижно скончался. Мир праху его. Хороший был мужик. Захар Ильич никогда не осуждал Диму за историю с плитой: у челове­ка ломалась тогда жизнь, какая тут плита.

Заявлению Горина о том, что он знает, почему разрушаются плиты водобойного колодца, не очень поверили, что вполне естественно: во-первых, плита была в жизни Горина проходным эпизодом, а были люди, которые занимались ею годами, люди эти знали до чего прибли­зительны и расчетные схемы, и определенное на модели гидродинами­ческое давление воды на плиту, а Горин не сумел им объяснить, что отличие его результатов от заложенных в проект не десять процентов, а десять раз, и потому ему надо поверить.

Потом были приняты кое-какие меры, плиту трижды лечили. Раз­рушения прекратились. Но по-прежнему плиты водобойного колодца - слабое место гидроузла.

* *

По тем же шатким лестницам Горин перебрался через раздельный устой и вернулся к зданию ГЭС. Прогулка пошла на пользу. Захар Ильич выбрал технологию изготовления будущей книги.

Он, Горин, будет "третьим лицом", как Иосиф Флавий. В Иудей­ской войне потомок царского рода Хасмонеев и первосвященника Иеру­салима Симона Иосиф бен Маттафия (Иосиф Флавий) командовал войсками иудеев, восставших против римлян, в Галилее, то есть не был в той войне сторонним наблюдателем. Именно с разгрома его войск легионами Веспасиана и Тита началась гибель его государства, завершившаяся взятием Иерусалима, уничтожением Второго Храма и потерей евреями государственности на 1900 лет. Флавий описал эти события, посвятил немало глав себе, но писал в третьем лице - "он". Одни считали Иосифа Флавия предателем: он сдался римлянам жи­вым, сохранил жизнь, благодаря предсказанию, что военоначальники римлян Веспасиан и Тит будут римскими императорами. Предсказа­ния сбылись. (Ничего сверхъестественного в том пророчестве не было: в Риме императоров делали военные, Веспасиан был тогда лучшим римским полководцем, а Тит - его сын). Вместе с другим "отщепен­цем" Александром Тиберием Иосиф находился в стане врагов, осаж­давших Иерусалим, выходил к стенам города и уговаривал иудеев сдаться, а защитники, его единоверцы и соотечественники, осыпали Иосифа со стен камнями и стрелами и даже ранили. Были такие, кто считал Иосифа Флавия разумным человеком, понимавшим, что плетью обуха не перешибешь: весь мир покорился Великому Риму, и не маленькой Иудее спорить с властителями мира.

Ведь тот же Флавий многим спас жизнь после разгрома, написал впоследствии апологический труд "О древности еврейского народа. Против Апиона". (Аппион - эллинизированный египтянин, был од­ним из древнейших интеллектуальных антисемитов). С кем он был Иосиф Флавий - с иудеями, с римлянами? Скорее всего сам по себе, "третье лицо". Но в своем "он" великий историк явно перебрал, ста­раясь скрыть эмоции и страсти. Как можно было не сообщить, что он чувствовал, когда его мать томилась годами в темнице, в осажденном Иерусалиме, как мать "врага народа". А Тит и Береника? Иосиф был близок с Титом, предводителем римских легионов, осаждавших Иеру­салим. Тит появился в Иудее двадцатипятилетним молодым челове­ком, влюбился, если не сказать сильнее, в тридцатидевятилетнюю сестру царя Иудеи Беренику. Было о чем рассказать, но Иосиф Фла­вий на такие мелочи не разменивается, "не сплетничает", он пишет исключительно о сражениях, переворотах, религиозных течениях. А зря. Сегодня нам, живущим почти две тысячи лет спустя, вечные темы отношений Тита и Береники, сына и матери, заточенной в темницу за предательство сына, важнее и интереснее разногласий между саддуке­ями, фарисеями и ессеями.

Историки, даже великие, - тоже люди, выбирающие из жизни то, что важно для них. Книга Иосифа Флавия описывает события, проис­ходившие на клочке земли размером сто на тридцать километров, время описываемых событий: начало - сто шестьдесят лет до рожде­ния, завершение - сорок лет после казни Иисуса Христа. В книге Иисусу отведена одна строка. Для историка же Э.Ренана деяния Хри­ста и его апостолов - главное содержание той эпохи.

Как ни старался Иосиф Флавий быть сторонним наблюдателем, третьим лицом, не мог он скрыть, что его "наши" - все же римляне. Сегодня солдаты Армии обороны Израиля принимают присягу в кре­пости Массада, защитники которой в ту самую Иудейскую войну до­бровольно покончили с собой, чтобы не сдаться римлянам. Около тысячи человек. Сначала мужчины обняли и поцеловали своих детей и жен, а затем умертвили их, потом закололи себя. Иосиф Флавий осуждает этот дикий, варварский, с его точки зрения, акт. Всюду в "Иудейской войне" оправдание римлян (и себя тоже): и Храм загорел­ся против воли римского вождя Тита, и сотни тысяч жертв (голод при осаде Иерусалима был не менее страшным, чем в ленинградскую бло­каду) - все это не римляне, не Веспасиан и Тит, а упрямство иудеев, их фанатизм. Впрочем и сегодня немало историков, которые пытаются такой же меркой измерять Ленинградскую блокаду.

Можно притворяться, что для тебя нет наших и не наших, но так не бывает, как не бывает света без тьмы. Для первобытного человека не наш - это пещерный медведь, для жителя Киевской Руси - кочевник, для верующего - атеист, для читателя Жюля Верна - Негоро и дикари. Сегодня, когда земля стала маленькой и в ней почти не осталось места не нашим, не нашего синтезировали: для современника, читателя Чейза и фаната TV не наши - пришельцы с иных планет, мафиози, которых ловит комиссар Каттанья. Лучше такие "не наши", чем люди иной крови, расы, убеждений. В книге Лоренца "Так называемое зло" перенесение агрессивности "с объекта" на "эрзац-объект" - непре­менное условие мирного сосуществования людей.

Покойная жена Ольга часто повторяла: "X хорош для Y в ситуации Z". Горин это твердо усвоил и потому считает необходимым чистосер­дечно признаться, что для него в этой книге коллеги по профессии -"наши". Он сочувствует этим людям, переживает ту драму, которая их постигла. Чтобы, по возможности, минимизировать собственную предвзятость, Горин решил писать "методом итераций": он пишет нечто о событиях и героях, затем "провоцирует сюжет" - несет напи­санное герою, смотрит на реакцию, фиксирует высказывания героя и, по возможности, точно их излагает. Две-три итерации, - процесс пре­рывается, и "сходимость к правде" считается обеспеченной.