I. пока не вымерли, как динозавры

Вид материала

Документы

Содержание 1.5. У них была великая эпоха (ретроспективный обзор). За сутки до 23 мая. Вода за сутки поднялась на четыре метра, но работы по бетонированию за стальными затворами-шандорами продолж Едва заработала новая плавучая насосная, главную стационар­ную затопило, та взорвалась, свет потух". За ночь комсомольско-молодежная возвела бетонное кольцо. Ге­нератор был остановлен, но спасен" Э.С., зам директора Троскалевский О.Л. и парторг Крюков. Помогали все, кто был в состоянии что-нибудь нести. Так где же коренная причина? Быть может, в неизбежности та­ких аварийных ситуаций при строительстве плотин? Так в чем же все-таки коренная причина? И вот подумаешь — хорошо бы в любом деле, в том числе и в руководстве нашей великой и обильной страны, иметь своего Ефи­менку.

Подобный материал:

• Приключения Тома Сойера». II. Рекомендованное чтение: > А. Алексин. «В стране вечных, 38.44kb.
• Введение Что мы знаем о вас – крупные морские рыбы?, 203.79kb.
• Мониторинг региональных сми по теме: «образование», 233.44kb.
• Почему вымерли неандертальцы, 135.55kb.
• Все мои неприятности начинаются просто и обыденно. Ичем серьезней неприятность, тем, 2116.58kb.
• Когда жили динозавры?, 359.38kb.
• Оприроде мы знаем достаточно, 362.11kb.
• Гаврилов Д. А., Брутальский Н. П., Авдонина Д. Д., Сперанский, 446.39kb.
• Наименование обучающей программы Начальная подготовка (безразрядники) Шахматы в сказках, 15.01kb.
• За малым исключением все эти животные вымерли по вине человека, 20.92kb.

1.5. У них была великая эпоха (ретроспективный обзор).

Чтобы понять день сегодняшний, не обойтись без рассказа о днях прошедших. Вторая половина семидесятых. Годы великого перелома на Саянах, годы "глухого застоя". Горин не был свидетелем той жизни в Черемушках и потому вынужден прибегать к рассказам очевидцев, заслуживающих, на его взгляд, наибольшего доверия. Самым добро­совестным летописцем тех лет на Саянах был, видимо, В. Рушкис. Ниже в кавычках, но без ссылок будет немало цитат из его хроники "Радуга в каньоне".

Если верить очевидцам, то Черемушки-Майна середины семидеся­тых была одним из немногих уголков "непуганых идиотов", в котором среди некоторых сохранился энтузиазм милой Горину эпохи оттепе­ли. В те годы, когда вся страна дремала на службе, а по вечерам плевалась у телевизоров, на Саянах неистовый Сергей Король, тогда начальник техотдела Красноярскгэсстроя, начальник, взрослый чело­век, без тени иронии и не ради денег писал такие строки:


Погасла сварка, отгремела сталь,

не слышно воя крановых сирен.

Мы делаем газоны и асфальт,

а впереди - грязища до колен.

А нас на стройку новую манит,

и ждать не надо ордена и лент,

ведь все, что нами создано, стоит,

как нам же посвященный монумент.


Вечный "летун" С.Король. Горин помнит, как встретил его первый раз. Было это в декабре 1962 года, в командировке, в Дивногорске, на строительстве Красноярской ГЭС. Король тогда работал в отделе ра­бочего проектирования Ленгидропроекта, был одним из коренников авторского надзора проектировщиков. В комнату, где сидел Горин, вошли двое - маленький спокойный с по-детски повязанным поверх полушубка шарфиком Женя Лосев и незнакомый рослый громоглас­ный белобрысый, даже рыжеватый детина деревенского вида. Детина поливал строителей за плохую работу. Потом Король ушел к строите­лям. Начальник Красноярскгэсстроя Бочкин высоко ценил, Короля, что отражено в книге деда "С водой, как с огнем", написанной с помощью Ю. Капусто. От строителей - снова к проектировщикам:

Королю "предложили возглавить ОРП Саяно-Шушенской, и он с открытыми глазами полез в эту петлю. Бочкин отговаривал, даже угрожал: - Ох Король, зачем тебе это новое королевство? Оставай­ся у меня. Тут я тебя к сонму ангелов причислю. А уйдешь - не причислю! Ни за что!

Дед слов на ветер не бросает: в списке награжденных за Красно­ярскую Короля не оказалось, вычеркнул. Тогда Сергей стихи напи­сал", (смотри выше; переход от деда в ОРП на Саяны доказывает, что строка "и ждать не надо ордена и лент" не риторика, а факт биографии).

Недолго пробыл Король проектировщиком, вернулся в строители, стал на Саянах главным специалистом при К.К.Кузьмине. Трижды строитель, дважды проектировщик Сергей Король всегда считал, что, где он, - там и правда. Будучи строителем, бился с проектировщика­ми, будучи проектировщиком, боролся со строителями. Можно спо­рить, чего больше принес Король пользы или вреда. Некоторые считали его карьеристом, не любили. Но даже те, кто ругал Сергея, невольно попадали в его биополе. Как пишут классики, энтузиазм -необходимое для психологического равновесия дополнение к расчету, логике. Без энтузиазма - скепсис, застой, нигилизм. А что случается при избытке энтузиазма - разговор ниже.

* *

Год 1975. В начале года на стройку прибыл новый начальник -Садовский Станислав Иванович. Новый едет в Москву. "И вдруг на всех уровнях стало ясно, что медлить дальше нельзя, над краем нависала угроза энергетического голода... Фонды? Финансирование? Удвоить! Утроить! Москва дала в руки Садовскому волшебную па­лочку, которой теперь оказалось так трудно взмахнуть."

Перекрытие Енисея намечено на 15 октября того же года. Берется обязательство перекрыть на четыре дня раньше. Газеты пестрят стать­ями, о том как важны эти четыре дня. "Выигрыш четырех дней может решить задачи по ускорению строительства Саяно-Шушенской ГЭС". Это слова из интервью с Николаем Семеновичем Розановым. Интер­вью опубликовано в книге "Саянский плацдарм". Ни в одной из мно­гочисленных статей и интервью не поясняется, что значили эти четыре дня для сооружения, строящившегося уже более 10 лет.

Чтобы перекрыть Енисей, воде надо подготовить новое искусствен­ное русло, - так называемую гребенку: по дну реки устраивается плита, на плите - бетонные быки, в быках - пазы для затворов, чтобы перекрыть путь воде, когда это потребуется. Гребенка не готова.

Разговор Садовского с главным инженером проекта Ефименко:

"- Александр Иванович, у нас появилась идея: отложить наращи­вание бычков.

- Нельзя же ... рассудку вопреки! Потом уложить бетон бычков будет гораздо труднее. В воде? С откачкой?"

Разговор Садовского с бригадиром Мащенко:

"- Михаил Петрович, надо установить на плотине портрет Ильича. Каркас прочный, стальной, весит многие тонны. Вашей бригаде доверяем: будете поднимать портрет вместе с плотиной на все двести сорок пять метров.

- Спасибо за доверие. Поднимем!

И одиннадцатого октября, когда тысячи людей шли и ехали по обоим берегам на трудовой праздник, их издалека приветствовал с огромного портрета Владимир Ильич - требовательный, зоркий взгляд чуть прищуренных глаз, спокойное лицо с едва заметной улыбкой".

Точь-в-точь такой же Ильич смотрел, слегка улыбаясь с плотины Чарвакской ГЭС. Возможно, их было не два, больше, но Горин запом­нил двух идентичных.

И вот 11 октября 1975 года в 10 часов утра начальник строительства Станислав Иванович Садовский зычным своим басом рапортует пер­вому секретарю Красноярского крайкома Федирко о готовности. Кар­тинная команда: "На штурм". И первый самосвал с камнем, на котором написано: "Мечте Ильича - сбыться", трогается к прорану. За рулем неизменный Илья Кожура, рядом - почетный гость - главный космонавт страны Береговой. Через три часа, в 13 часов 28 минут, Енисей перекрыт. Крики "Ура", митинг, приветствия. Подъем вымпе­ла "Слава труду", поднимает лучший бригадир плотников-бетонщи­ков стройки и министерства Валерий Позняков. "Ларьки торговали не только закуской".

Но, чу? Чей это голос?

"Только одно выступление покоробило Садовского: не к месту и не вовремя. Хорошо еще, что не с трибуны и не для радио, а на заседа­нии штаба... Инженер Зайцев. Слов нет, инженер опытный, сыграв­ший, говорят, очень важную роль в конструировании плотины. И с виду человек положительный! И надо же ему было сказать такое: поздравляю, говорит, с успешным перекрытием, но крайне озабочен наметившимся отставанием по бетонным работам.

- Уменьшение объема согласовано с Ефименко.

- Станислав Иванович, а что ему драться, что ли с вами?.. Ведь придет день, когда Енисей потребует всех сооружений. Еще раз поз­дравляю."

Итак, в летописях Горин обнаружил, что первым вслух сказал "А" Вульф Наумович Зайцев. Горин не был на том заседании штаба, но живо представил себе, как Вульф в своем неизменном сером пиджаке, выпятив вперед две части тела - живот и нижнюю губу, вяло и брезг­ливо произносит речь. Дескать, мое дело предупредить, а вы посту­пайте, как знаете. За тринадцать лет до того штаба Горину довелось работать с Вульфом. Правда опосредованно. Молодой специалист Го­рин помогал Артуру Нейковскому, ныне заместителю главного инже­нера Ленгидропроекта, рассчитывать на прочность подводную часть здания Красноярской ГЭС. Курировал работу Зайцев. Общался с Зай­цевым Артур, как более старший и опытный. Было это в домашинную эпоху, работа была громоздкой и тянулась полгода. Раз в несколько дней Артур ходил с промежуточными результатами к Вульфу. "Ну что?" - спрашивал вернувшегося Артура Захар? Говорит: "Не". Артур с Захаром садились перепроверять свои выкладки, и как правило, нахо­дили ошибку. Бывало, что Вульф вместо "не" говорил "во", это озна­чало, что полученная цифра находилась в гармонии с его внутренним голосом. Почему "не" или "во", Вульф не комментировал. Но его и без комментариев ценили. Михаил Андреевич Миронов, ГИП Бухтарминской и Чиркейской ГЭС, во всех спорных ситуациях звонил к Зайцеву: "Вульф, зайди". Вульф вплывал в кабинет Миронова, выпя­тив живот и нижнюю губу, брезгливо слушал, потом жевал губами, потом говорил или "не" или "во". "Хороший инженер Зайцев, но не борец, советчик", - сказал К.К. Кузьмин.

- А был ли штурм Зимнего? - можно услышать в наши дни.

- А был ли штурм Енисея? - можно задать и такой вопрос.

- Был. Но очень маленький, - так бы ответил на этот вопрос Горин. Перекрытие Енисея в створах Красноярской и Саяно-Шушенской ГЭС не идет ни в какое сравнение с перекрытиями Волги в створах Куйбышевской или Сталинградской ГЭС: среднегодовой расход реки в створе Красноярской ГЭС около трех тысяч кубометров в секунду, в створе Куйбышевской - втрое больше; перекрывали Енисей на Крас­ноярской ГЭС в конце марта 1963-го, когда расход не превышал четы­рехсот кубометров в секунду, на порядок меньше, чем на Волге во время ее перекрытия. При перекрытии Волги была опасность размыва берегов, скальные берега Енисея позволяли не думать об этой опасно­сти. Так что штурм штурму рознь.

* *

Следующий после перекрытия крупный этап строительства - пуск первого агрегата. По плану - 1980 год. Но вот - "благая весть". Почти сразу после перекрытия в Черемушки приезжает Л.К. Доманский, главный инженер Ленгидропроекта и своим тонким, почти женским голосом сообщает, что решено пустить первый агрегат в 1978 году. С этой целью первые две турбины будут временно оснащены сменными колесами. Для их работы не нужно напора 120 метров, достаточно вдвое меньшего. Новый взрыв энтузиазма, подогретый "большой раз­дачей" - вручением орденов и медалей.

Нужна ли была такая спешка? Через двадцать с лишним лет, когда энтузиазм поутих, Горин из красивого (красная с золотом обложка) тома "Заключения эксплуатационной секции" Государственной ко­миссии по приемке в промышленную эксплуатацию Саяно-Шушенского гидроэнергетического комплекса узнал, что:

- на Саянах ввод мощностей опережал пропускную способность высоковольтных линий электропередач и потребность в электроэнер­гии;

- пущенная досрочно первая машина выработала в 1979 году ноль целых, шесть десятых миллиарда киловатт-часов электроэнергии при ее отпускной цене одна и семь десятых копейки и себестоимости одна и две десятых копейки; по деньгам это 4 миллиона застойных рублей, а затраты на пуск по временной схеме составили двадцать пять мил­лионов рублей;

- первые десять лет эксплуатации здания ГЭС не было, десять лет агрегаты эксплуатировались под временными шатрами.

И все ради того, чтобы засчитали ввод мощности. Такие дела.

Перед пуском первой машины на стройку зачастили "толкачи" из министерства Иванцов и "патриарх гидроэнергетики" академик стро­ительства и архитектуры, получивший Ленинскую премию за Крас­ноярскую ГЭС, Беляков Александр Алексеевич, "человек-легенда". Без Белякова в те годы не обходился ни один выбор створа, ни один пуск, ни одна приемка в эксплуатацию. Начинал Александр Алексее­вич на Днепрогэсе. Сын известного революционера: для него Кржижа­новский - дядя Глеб, со слепым "дядей Васей Щелгуновым" разносил гимназист Беляков листовки; на даче отца под Петербургом бывал сам Ильич. Каждый приезд Белякова - протокол с пунктами и подпункта­ми. Протокол N 76 по вопросу пуска первого агрегата Саяно-Шушен­ской ГЭС в 1978 году: "Ленгидропроекту (т.т. Григорьеву, Доманскому) - форсировать выдачу проектной документации. Красноярскгэстрою (т.т. Садовскому, Кузьмину) - обеспечить...".

Умел Александр Алексеевич с народом работать, где надо поднаж­мет, где надо успокоит. Есть такая легенда, как Беляков Иркутск успокоил, сходив на кинофильм "Леди Гамильтон". История эта опи­сана в книге Бочкина-Капусто и в книге Рушкиса. Вкратце история такова. Из русловой грунтовой плотины Иркутской ГЭС потекла мут­ная вода - верный признак, что плотина в аварийном состоянии: вода вымывает грунт из тела плотины. В Иркутске паника, "власти волну­ются, госбезопасность бегает", жители пакуют чемоданы. Из мини­стерства присылают Белякова. "Что делать? Успокаивать надо, в первую очередь - население. Секретарша бочкинская на меня смот­рит выпученными глазами, чувствую за ее спиной дыхание всего города - слово скажу, половине города раззвонит... Спрашивает: какие будут распоряжения?.. Вот что, голубушка, узнайте-ка, что у вас сегодня в кинематографе идет... Посмотрел я репертуар, попа­лась на глаза лента "Леди Гамильтон". Говорю секретарше: до­станьте-ка нам на эту леди два билетика, мы сегодня с Андреем Ефимовичем решили в кино сходить... Секретаршу я оставилу теле­фона дежурить, и кто бы ни звонил, всем она отвечала: "Бочкин с Беляковым в кино пошли". И паника кончилася." Опечатки в послед­нем слове нет, легендарный Беляков - уважал народный говорок: "кончилася, началася, обязуюся, надеюся". Стиль был такой, боль­шевистский, всех на "ты" называл, хотя гимназию кончал, а не церковно-приходское училище.

Годы 1976-78 прошли в лихорадочной гонке плотины вверх. Ажио­таж все нагнетался. Местная газета "Огни Саян" из номера в номер печатала сводки об укладке бетона в плотину, шапками на всю полосу призывала: "Уложим в 1977 году миллион кубометров бетона". На рабочих собраниях выдвигались все новые трудовые почины.

Миллион кубометров в год. До Днепрогэса был американский ре­корд триста восемьдесят тысяч, потом Днепрогэс - пятьсот восемнад­цать тысяч, Куйбышевская ГЭС - миллион двести тысяч. Бетонные заводы Саяно-Шушенской позволяли укладывать до двух миллионов. Это в теории. А на практике?

Из письма А.И. Ефименко писателю В. Рушкису: "Карабкаемся к пуску, но за 1977 год вместо миллиона по плану уложили 833 тысячи кубометров. Объем необходимый для пуска снизили, однако в 1978 году потребуется уложить более 1450 тысяч... Сделать нужно еще очень и очень многое. И лозунгами, как это любят делать некото­рые наши общие друзья, дело не поправишь".

А на всю страну гремел голос Садовского: "Важной особенностью Саяно-Шушенской ГЭС является резкое нарастание темпов работ: уложить миллион кубометров бетона в текущем году, 1 миллион 600 тысяч — в 1987-м и 2 миллиона 200 тысяч в последних годах пяти­летки". Так писал Садовский в "Экономической газете" за ноябрь 1977 года, когда и младенцу было ясно, что никакого миллиона в 1977-м не будет.

"Гримасы социализма",- принято сегодня говорить. Скорее, ис­конная российская особенность. Десять лет стройка еле теплилась, десять лет был большой перекур. За ним - большой аврал. Русский человек или спит на печи или звереет на работе. "Здесь и теперь". Этот хасидский тезис построения царства справедливости здесь, на земле, а не на небесах, теперь, а не в далеком будущем, был путевод­ной звездой во время революции. "Время - вперед", - лозунг первых пятилеток. "Нетерпение",- так назвал свой роман о народовольцах Юрий Трифонов. В лихорадочном темпе рубил окно в Европу Петр, сын тишайшего Алексея Михайловича. За два десятилетия собирался осуществить вековечную мечту человечества Никита Сергеевич Хру­щев. Мы в Сибири укладываем бетон круглый год, а за границей - в теплые месяцы. Нет, в России пока не обойтись без немца, в крайнем случае без американца, чтобы придержать пыл молодого, пассионар­ного народа. Ведь видел же Александр Алексеевич Беляков, работая на Днепрострое, как американский консультант, полковник Корпуса военных инженеров США Купер следил по хронометру за временем от приготовления бетонной смеси до ее укладки в блок; чуть просрочили - стучал по крышке хронометра и стоящий рядом Винтер давал коман­ду: "В отвал". Видел - и все равно подгонял.


Впрочем, и американцы зачастую не помогали. Отец Горина начинал свою инже­нерную деятельность неподалеку от Саян, - на Кузнецком металлургическом комбина­те. Я знаю, - город будет, я знаю, - саду цвесть, когда такие люди в стране советской есть", - писал о людях Кузнецкстроя великий поэт. Комбинат помогали строить амери­канцы, их инженеры начинали эксплуатировать построенный комбинат, а потом пере­давали его "таким людям" - молодым советским инженерам, ленинградцам, томичам. Американец мистер Велл не уехал, женился на русской и остался. Спустя тридцать лет, отец Горина вспоминал, как после очередной аварии бегал по мартеновскому цеху потрясенный и растерянный мистер Велл, бормоча "епа мать, епа мать".


Как и полагалось в те годы, досрочный пуск первого агрегата состо­ялся. Последнюю неделю жили на казарменном положении, работали по часовому графику.

Каким был тот пуск - сведения противоречивые.

Секретарь крайкома (сразу после пуска): "Пуск был снайперски точен".

Директор ГЭС Брызгалов (спустя 13 лет): "Пуск был на грани срыва. На первом включении взорвался выключатель. Наступила жуткая пауза. Полно гостей... Включились на Абаканском выключате­ле."

Летописец В. Рушкис. Потом кричали "Ура", качали Белякова, Садовского. Митинг. Оркестр. Вечером - банкет. "В забитой до отка­за гостинице "Борус" звенели стаканы и песни, приезжие руководи­тели проекта и монтажа говорили речи связные, а за полночь -бессвязные. Главный инженер проекта электрической части Влади­мир-Шандор Ласло оказался отличным гитаристом... А ночью де­журная гостиницы приняла почти трагическое известие: -Короткое замыкание, станция выпала, необходим Ласло, машина за ним выехала. Оказалось - провода, подвешенные по временной схеме, провисли и замкнулись. Место замыкания обнаружили, провода под­тянули, линию включили - только и всего".

Отработали положенные 72 часа, ГЭС "вошла в число действую­щих", и встали на "профилактику". Только и всего.

Горин не пытается писать "Саянский Расемон" и заявлять, что "нет правды на земле", но часто небольшая неточность подрывает доверие к рассказу. Всем известно, что Ласло был не гитаристом, а аккордеонистом и пианистом. Есть в книге Рушкиса глава "Братск", в которой рассказывается, как "начальник турбинного цеха Худяков" однажды чуть не утопил знаменитого монтажника Демиденко. А все на Саянах знают, что Худяков, бывший после Братска главным инже­нером на Саяно-Шушенской, по специальности - электрик, генераторщик, а не турбинист, и к процессу "открыть-закрыть воду" отношения на Братской ГЭС не имел. Следовательно, утопить мон­тажника турбин никак не мог. Да и Демиденко не был на Братской ГЭС известным монтажником, его звезда взошла на Саянах. Посто­роннему все равно, а участнику событий - нет. Поэтому Горин вынуж­ден, не будучи очевидцем, уточнять кое-что, связанное с пуском первой машины.

Рассказ заместителя главного инженера ГЭС Андрея Николаевича Митрофанова, при пуске первой машины работавшего релейщиком в ЭТЛ (электротехнической лаборатории) в чем-то подтверждал, в чем-то дополнял описание летописца В.Рушкиса.


-В книгах не разделяют два события: пуск на холостом ходу и подключение к сети. Готовый гидроагрегат первые трое суток - "не наш". Его хозяева - заводчане и пусконаладчики Гидроэлектромонтажа и Спецгидроэнергомонтажа. Перед постанов­кой на XX (холостой ход) пусконаладчики из Гидроэлектромонтажа - Плясов, Проничев, Николай Николаевич Трегубов и наши, ЭТЛовские ребята - Колмогоров Владимир Васильевич, тогда старший мастер группы возбуждения, теперь - директор Красноярской ГЭС, Агеев Владимир Михайлович, мастер группы релейной защиты, я, еще кто-то ночевали в "зеленом домике", рядом с ГЭС. Автоматчикам Гидроэлектро­монтажа Степанову Евгению Михайловичу, Чурину Евгению Павловичу и нашим - Солодовниковой Эльвине Викторовне и Самхарадзе Ростому Григорьевичу поставили раскладушки в здании ГЭС. В это время происходит проверка готовности к пуску -подключению в сеть. Проработал подключенный к сети агрегат трое суток - он объявляется действующим и переходит к службе эксплуатации.

За несколько часов до пуска забежали мы с Володей Агеевым в зеленый домик вздремнуть. Встали. Пришли. Полетела релюшка пожаротушения. Пускать нельзя, надо менять. Я полез с инструментами в шкаф заменять реле, а Володя корреспондентов отвлекает, за ручку вежливо от шкафа подальше отводит. Я заменяю, а почетные гости ждут. Заменили, можно пускать. После включения генератора в сеть отнесли инстру­мент в мастерскую. Возвращаемся на ЦПУ (центральный пульт управления), а там -немая сцена: генератор аварийно отключился от сети, сигнализация молчит: с перепугу девушки-оперативницы вырубили сигнализацию, узнать, что произошло невозможно. "Покажите, - говорю, - где хоть мигали лампы аварийной сигнализации" Показали. Стало ясно, что произошло короткое замыкание на перекидке 500 киловольт от машины к ОРУ (открытому распределительному устройству). Точно: прибежали строители, говорят, что зацепили негабаритом провода воздушного перехода от машзала к ОРУ 500 киловольт в Карловом логу. Короткое замыкание, "гром и молния". Полыхнуло и на ОРУ - сгорели выключатели. Чтобы не сорвать торжественного пуска, включились на Абаканских выключателях. В восемь вечера восемнадцатого декабря торжественно включили генератор в сеть, через пятьдесят минут авария, и только через семнадцать часов включились через подстанцию "Абакан-500". Пятнадцать лет прошло с пуска первой машины, забывается многое. Вы, Захар Ильич, поднимите старые оперативные журналы, в них больше правды, чем в рассказах очевидцев.


Есть в музее Саяно-Шушенской ГЭС один любопытный экспонат: записная книжка В.И.Брызгалова. В ней поминутный хронометраж памятных дней, вроде пуска первого агрегата. Данные записной книжки и оперативных журналов практически совпадают. Зачем Ва­лентин Иванович вносил эти данные в свою записную книжку? Уж не смотрел на пятнадцать лет вперед, "предвосхищал" открытие музея и заранее готовил музейный экспонат в виде записной книжки?

* *

Третий ключевой момент строительства - первый паводок после пуска первого агрегата. Пророчество Зайцева о том, что настанет день, когда Енисей потребует всех сооружений сбылось 23 мая 1979 года, через полгода после снайперски точного пуска первой машины. Разговор Л.К. Доманского и В. Рушкиса за месяц до 23 мая: - Боюсь. Минэнерго заставляет пустить в этом году два агрега­та. Все посходили с ума... Я недавно вылетал на Саяны - к паводку они не готовы, если паводок будет серьезный, может получиться черт знает что.

- А Кирилл Константинович?

- Кузьмин изобретает невесть что.

- А Станислав Иванович?

- Садовский в панике.

- Ну, Левушка, разреши тебе не поверить! Это на Садовского не похоже.

- Внешне он, конечно, держится. Но серьезность положения по­нимает отлично.

Апрельский план укладки бетона вытянули: перебросили рабочих с других строек, оголили объекты от Тувы до Норильска. Министер­ство помогло людьми с Кавказа и из Средней Азии. Но все-таки, план четырех месяцев 1979 года не выполнен, даже яростный апрель не перекрыл отставания.

За сутки до 23 мая. Вода за сутки поднялась на четыре метра, но работы по бетонированию за стальными затворами-шандорами продолжалась.

- Прекратить работы за шандорами, - приказал Кузьмин. Вытащить из пазов и убрать шандоры не успели. На плаву с

понтона подвели заряды и взорвали. Поток ринулся через гребень плотины. "Прыгая с блока на блок, вода напрочь смывала свежий, недавно уложенный бетон, ломала опалубку, налетала на эстакаду. Струи сшибались с металлом, врывались в водобойный колодец и разбивались в пыль так, что туман встал над Карловым створом".

От здания ГЭС несущийся поток отделял невысокий раздельный устой, но вот вода стала перехлестывать через устой к зданию ГЭС. "Эксплуатационники остановили агрегат и начали эвакуировать из здания особо ценную аппаратуру.

-В моем кабинете ничего не трогать! - распорядился Садовский. - Не устраивайте паники...

Едва заработала новая плавучая насосная, главную стационар­ную затопило, та взорвалась, свет потух".

Стоп. Дальнейшие события 23 мая 1979 года наиболее красочно описаны в романе Ивана Виноградова "Плотина":

"Река вскипела за одни сутки. На десять, на двадцать километ­ров ниже плотины покрылась она сплошной белой пеной, и, глядя на нее с какой-нибудь прибрежной сопки, можно было подумать о гиган­тском, космических размеров котле...

Котлом этим стали сама недостроенная плотина и ее водобой­ный колодец, куда низвергался теперь мощный водопад. Он падал с большой высоты, вскипая и взрываясь еще на уступах-блоках, и над ним поднимался водяной дым, словно неопадающий белый взрыв. Сквозь водяную пыль уже не всегда просматривалась мощная дуга водопада, так что она крушила все на своем пути как бы под прикры­тием дымовой завесы...

В первые часы своего беснования одичавшая Река смыла, столкну­ла с плотины вниз все нетяжелое - доски, щиты опалубки, малые механизмы; затем, набрав силу, обрушилась на бетоновозную эста­каду, которая проходила вдоль всей плотины и под ее прикрытием -от берега до берега. По этой поднятой над землей и водой дороге тридцатитонные бетоновозы подкатывали со своим грузом прямо к блокам, к кранам, к бригадам, ускоряя работы. Как только вода начала переливаться через плотину, бетоновозы предусмотри­тельно уехали, но на эстакаде застряла одна несчастная автома­шина с лесом. Шофер, сердясь и дергаясь, бегал по воде - надеялся завести мотор. Ему кричали, чтобы уходил, а он все надеялся и что-то отвечал, шевеля губами. Тогда кто-то из начальников зао­рал шоферу в "матюгальник": "Приказываю оставить машину и уходить". Шофер поднял голову, несколько секунд зачарованно по­стоял и поспешно ринулся от машины прочь, как будто она могла вот-вот взорваться. Потом он стоял на сухом месте, недосягае­мый для потока, и смотрел вместе с другими как дуга водопада пружинится, разгибается и крепнет. Вот она хлещет уже по брев­нам, и бревна спичками рассыпаются, падают, кувыркаясь, вниз, в пучину. Вслед за ними соскользнула, приподнявшись на волне, и уди­вительно легкая машина, как будто была всего лишь спичечным коробком. Водяной дым становился все гуще и поднимался все выше.

Дальше водопад-водомет начал расправляться с самой эстака­дой, разбивая настил и сталкивая вниз колесоотбои. Добрался до двутавровых, метрового профиля, прогонов и стал гнуть их, сры­вать с болтов... Да полноте, вода ли это? — дивился и ужасался человеческий разум. Не превратилась ли она в какую-то новую, еще неведомую нам сверхпрочную материю, которая способна сокру­шать сталь? Как противостоять ей? Какими материалами и меха­низмами? И как же можно этот неуемный разгул стихии назвать таким мирным, чуть лиричным словом - паводок?

Особенно крепко держался на своих длинных ногах двадцатипя­титонный башенный кран, оказавшийся на пути потока. Вода хо­тя и дыбилась, но пока не доставала ему, голенастому, даже до колен... Потом он покачнулся. Но еще после этого, раскачиваясь, держался много часов. Только тогда, когда уже совершенно иссяк запас его стойкости, он начал медленно падать.

Подобно живому существу, стараясь и в минуту опасности хоть за что-нибудь ухватиться, он зацепился клювом стрелы за сосед­ние, более высокие блоки, весь напрягся в своем героическом сопро­тивлении и пытался удержаться, даже поверженный.

Никто не засек времени, которое кран провел в таком положе­нии. Нескончаемые и нарастающие методические удары воды, не дававшей ему передышки, пытался хладнокровно выдержать. Но в конце концов они изнурили уставшую сталь, и она согнулась. Кран сорвался. Ударяясь о бетон, изгибаясь и скручиваясь, он рухнул в кипящую воду и пропал.

А Река все ярилась, ей все было мало. Непотухающий водяной взрыв над плотиной все разрастался, и вот от него уже пошел дождь, заливая плотину и даже падая на водораздельную стенку в сухой котлован строящегося здания ГЭС. Сначала это был просто дождь, потом начали фонтанировать сильные струи - ответвле­ния неуправляемого потока, раздробленного сложной конфигура­цией этой части плотины: одни блоки были здесь подняты выше, другие остались намного ниже, третьи - между первыми и вторыми. Прыгая по этим ступеням и завихряясь на них, вода совершала дикую непредсказуемую пляску — и ничего теперь для обуздания ее, для введения в какое-нибудь русло сделать было невозможно. Котло­ван у здания ГЭС стало затапливать, и возникла угроза для работа­ющего там первого энергоблока... Нельзя было позволить Реке залить и остановить его. Пока он работает, все другие беды можно еще стерпеть, ибо ГЭС остается в строю действующих. Терпит бедствие, но действует.

Его пытались оградить барьером из мешков с цементом. Вода это ограждение снесла. Она уже проникла и в шахту энергоблока. Теперь главная забота сводилась к тому, чтобы не пустить к гене­ратору грязную воду, - иначе придется перебирать его заново. Агре­гат был остановлен, и начали возводить вокруг него кольцо из бетона. Ребята из лучшей комсомольско-молодежной бригады наде­ли гидрокостюмы и вошли в воду. А вода здешнего паводка - это вода горных ледников. Сперва она была по пояс, потом по грудь...

За ночь комсомольско-молодежная возвела бетонное кольцо. Ге­нератор был остановлен, но спасен"

Завершит рассказ летописцев о тех героических днях еще одна цитата из хроники Валентина Рушкиса:

"Качнулся и упал подъемный кран. В омут ныряли щиты, бревна, балки, выше плотины вздыбилось чудовищное облако брызг.

Сквозь пелену этого облака снова стал виден портрет Ленина. В дрожании брызг Ильич словно ожил, зашевелился. Взгляд его стал еще пристальней, чем обычно. Прищурившись и вздрагивая от на­пряжения, от горя, он смотрел на разгул Енисея. И ничто не могло утешить его".

Безутешны были и в министерстве. Были оргвыводы, выговора и все, что положено. А.А.Беляков, ссылаясь на плохое состояние глаз ехать на Саяны отказался:

"- Осрамилися они. Не поеду, совсем глаза отказывают, Василия Блаженного из окна не вижу...

- Не понимаю,- пожал плечами плотный румяный куратор си­бирских строек...

- Министр считает, что Вам, Александр Алексеевич надо бы туда съездить.

- Не поеду. Что я там, инфаркт буду из-за них получать? Я его и тут получу. Поезжай ты, помоложе".

* *

В романе И.Виноградова генератор был спасен, в жизни, увы - нет. И шандоры не "не успели", а не могли вытащить, и брызги были ниже плотины: Горину показывали десятки фото с падающим краном, смы­ваемой автомашиной.

Вода начала заливать здание ГЭС в 8.25 утра 23 мая 1979 года. Как назло начальство в тот день было в отъезде - директор Брызгалов на совещании в Томске, главный инженер Худяков - в Москве. В 10.44 агрегат отключили от сети. Двое суток, почти не покидая станцию, работники электроцеха и электротехнической лаборатории вытаски­вали из воды все, что можно было и нельзя было унести. Удалось спасти больше половины внешнего оборудования генератора, трид­цать двигателей, вакуум-насосы, задвижки, большую часть приборов.

Подробную фотолетопись затопления первого гидроагрегата соста­вил старшина водолазов Гоношенко Николай Тимофеевич:


23.05.79. Вахта "А", ДИС Кулак.

8.25, началось подтопление отметки 305 (это самые нижние помещения здания ГЭС - З.Г.). Демонтаж насосов подкачки дистиллята. 8.49, оповещен руководящий состав по списку номер три; начался демонтаж компрессоров; 10.30, подтопление отметки 310.

11.20, гидроагрегат остановлен; начался интенсивный демонтаж оборудования машинного зала.

22.00, вода в машзале на отметке 327, персонал выведен, оборудование (все,что было можно) демонтировано и вывезено.

Еще более подробно хроника тех дней и минут приведена в серой общей тетради -дневнике, который вел начальник производственно-технического отдела ГЭС А.Я.Мо­роз. Но не будем детализировать далее. И так все ясно: за четырнадцать часов, с восьми утра до десяти вечера вода поднялась на 22 метра и затопила всю подводную часть ГЭС.

Вода поднималась постепенно, затопляя снизу все пять этажей подводной части здания ГЭС. Особенно много помещений и оборудования располагалось на 320 отмет­ке, семью метрами ниже машзала. Здесь располагалась химлаборатория - яды, реак­тивы, посуда. Химики во главе с Любовью Михайловной Кулак сумели основное вынести. Перетащили оборудование мастерских в машзал. Самые тяжелые предметы достались на долю генераторщиков во главе с мастером А.П.Метелевым: двигатели насосов статора, задвижек весом по пятьсот-шестьсот килограмм приходилось катить по пятьдесят метров, чтобы подцепить краном. У релейщиков предметы менее громоз­дкие, но зато их много. Их таскали ЭТЛовцы Безроднев Н.А., Белобородова Н., Волков АН., Самхарадзе Р.Г., Старинцев А.А., во главе со старшим мастером группы релей­ной защиты О.О.Рейником. Командовали эвакуацией зам главного инженера Шевцов

Э.С., зам директора Троскалевский О.Л. и парторг Крюков. Помогали все, кто был в состоянии что-нибудь нести.

Начальник связи Федор Михайлович Алехин вспоминает, что связисты "держа­лись до последнего", начальник строительства Садовский требовал, чтобы связь не прерывалась, и связисты начали эвакуироваться, когда в их помещении показалась вода на полу. Через несколько дней связь запустили на ОРУ.

Нынешний начальник электроцеха Слободчиков Владимир Петрович, тогда стар­ший мастер генераторного участка, считает, что теперь он готов к любому потопу, что повторись что-нибудь подобное, ошибок не будет. Скажем, кольцевая стенка, возве­денная героическими усилиями бригады Познякова, принесла хлопот больше, чем пользы: когда воду стали откачивать, генератор был покрыт толстым слоем цементного молока, который пришлось смывать брандспойтами и продолжать замачивать генера­тор. Лучше, конечно, чтобы подобное не повторялось.


Было предложение заменить первую машину, но потом прошло предложение эксплуатационников - ремонтировать на месте. "Набив шишки на Красноярских генераторах, мы поняли, что такое обмотка, которая держит высокое напряжение, и не боялись ремонта на месте", - сказал спустя пятнадцать лет В.И.Брызгалов, очень гордившийся тем, что его коллектив решился на беспрецедентный ремонт. Полгода ушло на восстановление машины. Очищали все узлы и детали, тща­тельно выбраковывали стержни статора - сушили на оборотах, потом останов, высоковольтные испытания обмотки, затем выем и замена стержней, не выдержавших испытаний.

Вот так и работали. Вначале строили, полагаясь на авось, а потом ценой героических усилий исправляли. Не будем обольщаться и счи­тать, что с другими машинами было все гладко. Чтобы не быть голо­словным, - несколько слов о втором, следуя дневнику А.Мороза:


"04.08.79. Теплоход "Лодыгин" в 7.30 доставил баржу БРОП 1010 к причалу. На барже находилось рабочее колесо турбины второго гидроагрегата. При попытке при­швартоваться теплоход и баржа попали в обратное течение. Баржа стала настигать теплоход. Последний стал отпускать буксировочный трос и уходить от баржи. Трос зацепился за камни дна. Теплоход сбросил буксировочный трос в воду. Баржу прибило к берегу и посадило на камни. Днище было пробито, и корма баржи погрузилась под воду.

(Через три дня утопленное колесо ценой больших усилий было поднято и доставлено на монтажную площадку).

5.11.79 В 20.31 гидроагрегат два включен в сеть. 13.03.80. Из-за повышенного биения вала и выброса воды из уплотнения турбинного подшипника, гидроагрегат оста­новлен. При осмотре обнаружено: а) поломано сухарей 4 шт из 12-ти; б)повреждена резина на сегментах; в)повреждена облицовка шейки вала. 27.05.80. Гидроагрегат два вновь включен в сеть."


* *

Паводок 79-го года - событие, требующее всестороннего обсужде­ния. Горин попросил Кирилла Константиновича Кузьмина своею собственной рукой описать, как все это было. Ниже приводится "теория специалиста", изложенная ее автором. Ее суть: за все едино­лично отвечает "главный специалист", его мнение - закон. Если он ошибся, то никакой он не специалист, рубить ему голову. Возможно, в наше демократическое время эта теория может показаться архаич­ной.

"Прочитав увлекательно написанное и, в общем, правильное опи­сание паводка 1979 года на Саянах, хотелось бы сказать о более глубоких причинах складывающихся ситуаций. Такой взгляд "в глу­бину" при тех же внешних проявлениях и, казалось бы, очевидной связи причин и следствий, часто отводит на второй план, отодви­гает, переводя в разряд следствий, те причины, которые на поверх­ности кажутся основными и главными.

Вот случилось обвальное обесценивание рубля на биржевых тор­гах 11 октября 1994 года. Президент быстро расправился с Мини­стром финансов и главным банкиром страны, а его верный паж Костиков также быстро списал все на интервенцию мифических денег КПСС. Однако более внимательный анализ свидетельствует, что такое обесценивание рубля давно готовилось в недрах развали­вающейся экономики страны, оно зрело, как катастрофическое землетрясение в глубоком очаге, и должно было вырваться наружу, если не 11 октября, то в самом ближайшем будущем, несмотря ни на какие усилия Центробанка и Минфина, Не может быть здоровой денежной системы в стране с больной экономикой.

В паводок 1979 года на Саянах проявился преступный авантю­ризм, замешанный на сложившейся в стране безответственности за принимаемые решения. Никакие разносы руководителей Минэнер­го, обвинявших строителей в том, что они зазнались после "побед­ного" пуска агрегата 1978 года, уже не могли помочь. За год, к паводку 1979 года, было невозможно уложить весь тот бетон, кото­рый требовалось, чтобы перейти на новую схему пропуска воды Енисея через строящуюся плотину. Меньшие объемы и соответст­венно урезанные схемы готовности плотины (даже если это дела­ется самими проектантами) не могли гарантировать пропуск воды даже при средней величине паводкового расхода. Поэтому, закрыв донные отверстия плотины в октябре 1978 года, оставалось наде­яться только на Бога. Правда, эта истина не произносилась вслух никем, кроме тихо ворчавшего В.Н.Зайцева. Но от этого она не переставала быть истиной. Бог же на этот раз милосердия не про­явил.

Так где же коренная причина? Быть может, в неизбежности та­ких аварийных ситуаций при строительстве плотин?

В строительстве есть непреложный закон: никакие соображения дешевизны, удобства, сокращения сроков строительства, никакие так называемые "политические" соображения не могут осуществ­ляться за счет снижения надежности возводимого сооружения. В гидротехнике, где все тесно переплетено с "фокусами" природы, этот закон обязан выполняться особенно жестко.

Любое строительство плотин на реках должно предусматри­вать максимально надежные временные (строительные) схемы про­пуска расходов через частично возведенное сооружение.

Если плотина невысока, то обычно, отгораживается часть рус­ла, и на отгороженном и осушенном участке строится водосбросное сооружение. Вода в это время проходит по другой части русла или искусственному обводному каналу или туннелю. После готовности водопропускных устройств русло реки полностью перекрывается плотиной, пропуск воды при этом перекладывается на законченное водосбросное сооружение.

Сложнее обстоит дело при строительстве высоких плотин, про­должающемся зачастую 5-7 или даже 10 лет. Здесь появляется желание для получения экономического эффекта (выработка элект­роэнергии, ирригационные попуски, срезка половодья) использовать плотину, возведенную частично, не на полную высоту. Устраивать постоянные эксплуатационные водосбросы у основания плотин бы­вает неэкономично, а иногда, невозможно из-за больших давлений на затворы водосбросов при больших заглублениях отверстий. Кроме того, на многих реках существует угроза заиления - завала наноса­ми водосбросных отверстий, расположенных близко от дна.

Если постоянные отверстия запроектированы высоко, то появ­ляется необходимость предусмотреть на время строительства возможность пропускать воду через временные отверстия, распо­ложенные на нескольких уровнях. По мере роста плотины времен­ные отверстия нижнего уровня заделываются и работают строительные водосбросы более высокого яруса. В отечественном плотиностроении такие схемы были выполнены при возведении вы­соких плотин Нурека, Ингури, Токтогула, Чарвака, на плотине Са­яно-Шушенской ГЭС, на Асуанской ГЭС.

Гарантировать надежность пропуска паводков при таких схе­мах-этапах возможно только при условии, когда водосбросные уст­ройства более низкого яруса сохраняются и могут быть надежно использованы до полной готовности следующих по высоте водо­сбросов. Мало ли какие обстоятельства, объективные или субъек­тивные могут затормозить или вообще прекратить строительство в период, отведенный проектом, на переход от во­досбросов, расположенных на более низком уровне, к водосбросам, расположенным выше. Кроме нерасторопности и неумения строи­телей быстро строить, это может быть война, природные катак­лизмы, разрушение бетонного завода в результате диверсии, сбои в поставках материалов и многое другое. Все эти непредвиденные об­стоятельства, естественно, отразятся на темпах строительст­ва и сроках готовности новых водосбросов. Однако, величина паводка и сроки его прохождения не во власти человека. Поэтому к пропуску паводка и вообще расходов реки строящаяся плотина дол­жна быть готова постоянно.

Обстоятельства, касающиеся сроков выполнения работ по строительству плотины, перечисленные выше, могут вызвать до­полнительные затраты и даже весьма ощутимые, однако возникно­вение аварийных ситуаций должно быть полностью исключено, и это обеспечивается при возможности дублирования - пропуска рас­ходов через водосбросы более ранней стадии строительства.

Условия дублирования были обеспечены при строительстве вы­соких плотин Нурека, Ингури, Токтогула, Чарвака, но они не были предусмотрены при переходе от пропуска расходов через донные от­верстия ко второму ярусу водосбросов на Саянах.

Это не было связано с пуском первого агрегата в 1978 году. Для обеспечения возможности пропускать паводок 1979 года через дон­ные отверстия нужно было всего лишь усилить подъемные механиз­мы затворов донных отверстий и установить эти механизмы выше (прежние места затапливались). Сами затворы усиливать не тре­бовалось: они были рассчитаны на напор, превышающий возможный напор в паводок 1979 года.

Установка на более высоких отметках более мощных лебедок потребовала бы дополнительных затрат, но зато паводок, пропу­щенный через донные отверстия, никто бы даже и не заметил, а Виноградову не довелось бы украсить свой роман красочным описани­ем драматического паводка 79-го.

Так в чем же все-таки коренная причина?

Она в укоренившейся убежденности, что, если кто-то имеющий право на истину в последней инстанции (в данном случае Ленгидропроект), принимает решение, а другой кто-то (в данном случае заме­ститель министра) решение утверждает, то успех обеспечивается независимо от целесообразности и правильности принятого реше­ния. Ан нет, жизнь сложнее и мудрее. Авантюризм, если его элемен­ты присутствуют в принимаемых решениях, неизбежно проявится в самых неожиданных и порой драматических последствиях.

И еще об авторстве, компетентности и ответственности. Дом московского телеграфа построил И.И. Рерберг, Зимний дворец - Ф.Б. Растрелли, храм Христа-Спасителя и Большой Кремлевский дворец (хорошо или нет) - академик Тон. А кто же принял пахнущую авантюризмом схему пропуска паводка 1979 года в Саянах, да и кто вообще построил этот гигант на Енисее?

Известно только, что строители - Садовский и Кузьмин, эти фамилии называют, не выполнили решения Минэнерго и не уложили в плотину за январь-май 1979 года шестисот пятидесяти тысяч кубометров бетона. Почему не уложили - не хотели, не умели или это было вообще невозможно сделать? Ответ на этот вопрос нико­го не интересует. Никому не интересно и то, как прошел бы паводок, если бы эти кубы были уложены полностью. Ведь по первоначальным расчетам В.Н.Зайцева нужно было уложить около девятисот ты­сяч кубов, — в полтора раза больше, чем по приказу. Главное — не выполнили приказ.

Как это все знакомо и не подвержено переменам. Сегодня — аль­тернативы рынку нет. Кто автор этого утверждения, не подлежа­щего даже обсуждению. Назовите фамилию. Какому рынку нет альтернативы? Какова программа перехода к новым социально-эко­номическим отношениям, к новым нравственным ориентирам? Где ответ? Как сказал классик, "нет ответа".

А можно ведь и по-другому. Но для этого принимать решения должны компетентные и не безымянные люди, они должны быть авторами решений и ответственными за их правильность и эффек­тивность.

Схема перехода от второго к верхнему - эксплуатационному яру­су водосбросов Саянской плотины, так же, как и от донных отвер­стий ко второму ярусу, была невыполнима в сроки между двумя паводками и поэтому также авантюристична. Но главный инженер проекта A.M. Ефименко вовремя это понял и при поддержке строи­телей, было проведено усиление пазов затворов второго яруса, чем продлена была их жизнь при более высоких напорах. Это обеспечило уверенный пропуск паводка 1985 года, когда произошло переключение пропуска воды с водосбросов второго яруса на постоянные водосбро­сы третьего яруса.

И вот подумаешь — хорошо бы в любом деле, в том числе и в руководстве нашей великой и обильной страны, иметь своего Ефи­менку.

Правомерно ли "загонять" общество в счастье? Нужно ли ориен­тироваться на желания людей, не имеющих возможности проник­нуть в глубину проблемы, или нужно воплотить идею на основе мнений и решений специалистов, а людям предоставить пользова­ние "готовым счастьем". Я - за специалиста. Правда, для этого нужны настоящие специалисты. Раньше в гидротехнике такие бы­ли: Александров, Графтио, Веденеев, Жук. Сегодня таких нет. Я не могу назвать ни одной фамилии. Однако, имена появляются, когда возникает потребность в людях, о которых можно сказать, что такой-то (имя рек) построил Саяно-Шушенскую ГЭС (вместо це­лой толпы, выбитой золотыми буквами на мраморной доске). Дол­жно быть авторство, за которым стоит ответственность и признание. Распространить это на построение социализма или на воплощение лозунга "рынку альтернативы нет" не удается не по­тому, что не работает "принцип специалиста", а потому что спе­циалиста такого калибра не нашлось".

* *

Сегодня плоды нетерпения тех лет дают знать о себе. Представьте стену, которую полагается строить толщиной в четыре кирпича, по­строили в три, загрузили, а потом пристроили последний, четвертый столб. Не надо быть асом в механике, чтобы понять, что четвертый столб стоит незагруженный, прислоненный к стене толщиной в три кирпича, как имя прилагательное. Именно так случилось на Саянах. Плотина строилась из больших кирпичей-блоков. Размер каждого кирпича в плане двадцать пять на пятнадцать метров, высота кирпича - три метра. Толщина плотины понизу - четыре кирпича. Чтобы обес­печить досрочные пуски, строили поначалу в три столба, а потом пришлепнули четвертый. Вот и трещат первые три, и собираются техсоветы и качает (пока безуспешно) растворы Гидроспецстрой.

В бочку дегтя этой главы - ложка меда: и все-таки она построена и стоит. Каждый желающий может приехать, потрогать руками, если выпишут пропуск.

Эту главу герои читали предельно внимательно, для них она была концептуальной. Главное их замечание - к тексту предыдущего абза­ца:

- Почему "построена и стоит"? Не стоит - работает.