Мегаполис в зеркале

Вид материала

Монография

Содержание 3.4. Опережающее отражение развивающейся действительности и основы рефлексивного управления общественной безопасностью мегаполис

Подобный материал:

• Конференция это только часть форума. Также будет назван победитель смотра-конкурса, 537.99kb.
• Головной совет программы «общественное мнение» перестройка народного образования, 1511.05kb.
• Карточка сведений, 34.59kb.
• Zeal with the pomegranate, 5405.45kb.
• Протокол пленарного заседания Международного форума «Мегаполис: XXI век» с обсуждением, 722.08kb.
• Значение письма в истории духовного развития человека трудно переоценить. Вязыке, как, 1308.41kb.
• Жемчужины Бенилюкса и Германии, 156.24kb.
• Содружества Независимых Государств, регламент, 1308.04kb.
• Решение и рекомендации ш международного Форума «Мегаполис: XXI век. Пространственное, 155.9kb.
• Тенденции рынка Жилищное строительство Сборно-монолитное каркасное домостроение как, 186.41kb.

3.4. Опережающее отражение развивающейся действительности и основы рефлексивного управления общественной безопасностью мегаполиса

3.4. Опережающее отражение развивающейся действительности

Общественная безопасность представляет собой не объективное состояние социального организма, а форму его внешней и внутренней рефлексии, которая в основе своей бессознательна, но в сложных формах опосредствуется сознательным отражением действительности. Поэтому для обеспечения общественной безопасности важнейшим условием становится не столько формирование конкретных материальных условий жизнедеятельности общества, сколько избирательность и адекватность их отображения, а также активность в реагировании на повторяющиеся угрозы.

Эффект избирательности социального отражения как фактор, определяющий чувство безопасности, хорошо проявляется в деятельности средств массовой информации, которые, как известно, постоянно выдвигают на передний план насильственные преступления, в то время как многие другие, и в особенности беловоротничковые преступления, наносящие наибольший урон обществу, практически игнорируются. По данным исследований в Новом Орлеане, насильственные правонарушения составляют только 20 % от общего количества правонарушений, но им посвящены
68–87 % криминальных репортажей в местных СМИ ¹⁰¹.

Избирательность отображения канализирует восприятие, ведет к накоплению образов, которые, аккумулируясь, могут становиться вторичным и более мощным генератором отражаемых воздействий. Так, постоянно появляющиеся сообщения о насильственных преступлениях, как пишет Р. Кларк, усугубляют существующую атмосферу насилия: «Сообщения о поджогах, взрывах бомб, учинении беспорядков, умышленных убийствах и изнасилованиях вызывают своего рода психотическую реакцию, которую можно уподобить резонирующей вибрации. Люди, которые во всех остальных отношениях были до поры до времени совершенно мирными, реагируют на сообщение о насилии так, как если бы оно само было инфекционной болезнью, а сообщение о нем – бациллоносителем» ¹⁰². Поэтому описание насильственных преступлений в новостях дня способствует росту, а не предотвращению насилия.

Иной эффект вызывают, по оценке Р. Кларка, сообщения о беловоротничковых преступлениях. «Бизнесмену важно иметь хорошую репутацию. Обвинение в уклонении от уплаты налога путем обмана по своим последствиям является для него гибельным. Обвинение и осуждение известного бизнесмена производят сильное впечатление на деловые круги. Если за этим следует приговор к тюремному заключению, это часто действует подобно глубочайшему шоку, но такого рода приговоры по делам по беловоротничковым преступлениям выносятся редко», – констатирует он ¹⁰³.

Таким образом, характер отображения социальной девиантности социальным организмом отражается на состоянии этой девиантности, выполняя регулирующую функцию. Изменение социальной девиантности есть в то же время и изменение состояния самого общества. Процесс отражения рефлексивен. Отражаемое не только отражается в отражающем, но и отображается в нем, что ведет к его реструктуризации, изменению системы внутренних и внешних связей и порождению серии производных отражений в отображаемом. Кольцо рефлексии замыкается, и отражение возвращается в себя, превращаясь в самоотражение.

Данное свойство системных взаимодействий обозначается как опережающее отражение действительности. Представление об опережающем отражении было введено в теории функциональных систем П. К. Анохина для описания поведения живого организма в отношении последовательно и повторно развивающихся событий внешнего мира ¹⁰⁴. Цикличность и упорядоченность протекающих процессов позволяет организму быстро распознавать предстоящие события по их «приметам» еще на ранних этапах развертывания процессов ¹⁰⁵. Опережающее отражение реализуется, прежде всего, в форме простого воспроизведения того порядка действий, который много раз приносил успех и потому был поддержан естественной селекцией и закреплен традицией.

Поясняя содержание понятия «опережение», А. С. Кардашева подчеркивает, что это не есть опережение еще не наступивших внешних событий. Это есть обращение к своему прошлому опыту и одновременное «конструирование» будущего как своей цели. Следовательно, заключает она, это «самоотражение». Сама же значимость, конкретность апробированных в прошлом схем развития оценивается системой по шкале выживаемости: «Если данное событие угрожает или способствует самосохранению системы, она его избегает или идет ему навстречу. Если же данное событие индифферентно к критерию выживаемости, тогда система просто игнорирует данное событие, для системы оно не существует, т. е. “несущественно”» ¹⁰⁶. Обеспечение безопасности системы, ее самосохранение необходимо начинается с опережающего отражения.

Необходимость опережающего отражения действительности в обеспечении общественной безопасности и правопорядка хорошо осознается. Например, выделяется так называемая «опережающая криминализация», которая строится на относительно надежном прогнозе законодателя о том, что определенные действия (бездействие) в ближайшем будущем или с наступлением определенной ситуации могут стать общественно опасными, а следовательно, они должны быть заблаговременно криминализированы ¹⁰⁷. По оценке В. В. Лунеева, в настоящее время преобладает «запоздалая криминализация» деяний, что является одной из главных составляющих в тенденции отставания социально-правового контроля над преступностью.

На принципах опережающего отражения действительности основано действие многих мер по обеспечению безопасности. Так, опрос заключенных в американских тюрьмах показал, что 75 % из них не решаются совершать кражи в жилищах, оборудованных сигнализацией ¹⁰⁸. В рамках методологии опережающего отражения формулируются и рекомендации виктимологов делать свою жизнь менее прогнозируемой, что затрудняет подготовку нападения.

Опережающее отражение, как и отражение в целом, обладает свойством активности. Оно реализуется не только во внутреннем, самоопосредованном самоотражении, но и в во внешнем самоотражении, опосредованным источником информации – значимым другим. Опережающее отражение есть рефлексия и в себя, и во вне – избирательное отображение информации в окружающую действительность, т. е. управление средой. В системе опережающего отражения это управление имеет также опережающий характер, предвосхищающий, упреждающий и предупреждающий цепочки событий.

Опережающее отражение в аспекте его внешней активности получило название рефлексивного управления. Концепция рефлексивного управления была разработана В. А. Лефевром в отношении влияния на процессы принятия решений противником в военном противоборстве ¹⁰⁹. Рефлексивное управление определяется как процесс передачи партнеру или противнику специально подготовленной информации, содержащей основания для «добровольного и самостоятельного» принятия им решения, желательного для инициатора действия. На основе рефлексивного управления можно добиться того, о чем писал танский император Тай-цзун: «Тот, кто умеет устранить бедствие, справляется с ним, когда оно еще не зародилось, тот, кто умеет побеждать, побеждает противника, когда он еще не имеет формы».

Принципы рефлексивного управления широко применяются в различных сферах социума, в том числе в правоохранительной деятельности ¹¹⁰. Анализ теории и практики обеспечения общественной безопасности и правопорядка с позиций концепции рефлексивного управления позволяет определить основы опережающего отражения возникающих угроз в данной области.

Отправным пунктом здесь является распознавание предстоящих угроз по их «приметам» (признакам) еще на ранних этапах развертывания процессов. Изучая признаки, которые могли бы послужить критериями для более раннего распознавания угрозы криминализации человека, Геппингер эти «приметы» идентифицировал как синдромы следующих типов:

– социошколярной синдром – упорное прогуливание уроков, мошенничество (например, подделывание оправдательных справок) и прочие обманные действия, привычка слоняться бесцельно в учебное и внеучебное время, а также мелкие «противоправные деяния»;

– синдром недостаточной профессиональной пригодности – частая смена места работы, нерегулярность профессиональной занятости и плохое (нестабильное) поведение на работе и отношение к ней;

– синдром свободного времени – постоянное произвольное расширение свободного времени в ущерб труду, преимущественное занятие развлечениями;

– синдром контакта – преобладание случайных связей в общении, раннее возмужание при первых половых связях, частая смена партнерш по сексу;

– синдром семейных неурядиц – проживание родительской семьи преступника в плохих жилищных условиях; нуждаемость семьи в социальной помощи по ее вине; наличие близкого родственника, привлекавшегося к уголовной ответственности ¹¹¹.

Статистическая достоверность выводов Геппингера, сделанных на основе изучения биографий заключенных, обычно не оспаривается. Но большие сомнения у криминологов возникли по поводу практической применимости этих выводов сравнения. Утверждалось, что выявленные черты личности преступников (халатное отношение к работе, к семейным и иным обязанностям, неправильное отношение к деньгам и собственности, неорганизованность свободного времени и отсутствие жизненных планов) почти не имеют значения для предупреждения преступности и исправления преступников. Более того, утверждалось, что «исследования Геппингера не дают никаких отправных точек для этих процессов, которые направлены на то, чтобы избавить от преступности и противоправности как все общество, так и тех, кто становится их жертвами» ¹¹².

Обсуждая изложенную позицию, обратим внимание на утопическую ориентацию критического дискурса. При научном подходе не может идти и речи об избавлении общества от противоправности. С научной точки зрения существенно, что если установлена статистически значимая причинно-следственная (или коррелятивная) связь, то возможно оказание управляющего воздействия на детерминирующие факторы. В этом отношении исследования Геппингера дают ряд отправных точек, позволяющих провести коррекцию потенциально девиантной личности или организовать для нее условия жизнедеятельности, неблагоприятные для проявления возможных девиаций.

Так, целый ряд синдромов обусловлен возрастными патологиями (аномалиями) в развитии личности, возникшими в результате неудачного разрешения конкретных возрастных кризисов. Например, «отсутствие жизненных планов» является признаком образования описанной Л. С. Выготс­ким доминанты близи в результате разрешения кризиса подросткового возраста. Личности данного типа видят причины своих несчастий в окружающих людях, не думают об отдаленных последствиях своих поступков и т. п. ¹¹³ Возникший поведенческий паттерн может быть трансформирован в процессе ресоциализации, т. е. восстановления личности в обстановке, где личность сталкивается с пограничной ситуацией, стимулирующей формирование доминанты дали.

Привычка к упорному прогуливанию уроков, бесцельному времяпровождению в учебное и внеучебное время, обманные действия формируются в отрочестве, младшем школьном возрасте, когда разрешается возрастная альтернатива, определяемая Э. Эриксоном как «трудолюбие против чувства неполноценности» ¹¹⁴. Профилактика указанных девиаций требует существенной реорганизации режима труда и отдыха детей. Так, неоднократно высказывалось мнение о целесообразности обучения детей в школе круглый год без длительных трехмесячных летних каникул, но с более частыми каникулами продолжительностью в несколько дней.

Криминогенно значимыми могут быть не только личностные, но этнокультурные синдромы. Так, по мнению В. В. Лунеева, современный российский либерализм проявляет поразительную беспомощность в борьбе с преступностью, отвергая (из-за боязни упрека в авторитаризме – «синдром 1937 г.») апробированные в демократических странах методы эффективного социально-правового контроля ¹¹⁵.

Эффективность информационно-психологического воздействия при рефлексивном управлении основывается на таком свойстве мышления человека, как ассоциативность. Ассоциация – это обусловленная предшествующим опытом связь представлений, благодаря которой одно представление, появившееся в сознании, вызывает по сходству, смежности или
противоположности другое представление. Физиологическую основу возникновения ассоциаций составляет условно-рефлекторный механизм образования временной нервной связи между различными участками коры головного мозга, замыкание этих участков. Стремление упорядочить и осмыслить получаемую информацию, соотнести новую информацию с предыдущим опытом выступает как побудительный мотив к возникновению ассоциаций. Ассоциации составляют основу всех более сложных образований в психике человека.

В ассоциации по смежности главную роль играют пространственные и временные отношения между предметами и явлениями. В ассоциациях по времени временная связь возникает, когда за предъявлением одного предмета немедленно следует предъявление другого предмета, и между этими предметами возникает определенное взаимодействие. Ассоциации по сходству возникают, когда новый объект похож на какой-либо знакомый объект. Ассоциации по контрасту – когда в памяти возникают прямо противоположные факты и явления. Передаваемая порция сенсорной информации посредством ассоциативных связей порождает в сознании человека другую, желательную для коммуникатора информацию.

При генерировании определенных ассоциаций необходимо просчитывать все возможные варианты их порождения и комбинации. В ассоциативных связях отдельно производимые эффекты могут как взаимоуничтожаться, так и взаимно усиливать друг друга. В рамках ассоциативных связей эмоции могут вызывать определенные мысли, а идеи и понятия пробуждают чувства страсти и аффекты.

Так, известно, что люди склонны судить о безопасности того или иного места по визуально фиксируемым признакам, расцениваемым как знаки нецивилизованности – это мусор, разбитые окна, граффити, заброшенные здания, присутствие бездомных людей и нищих, проституток и шумных подростков, освещенность ночью. В сочетании с местным фольклором, как пишет М. Варр, эти признаки заставляют нас считать определенные места (ближайшие окрестности, парки, перекрестки, школы) опасными, а их отсутствие отмечает безопасные зоны ¹¹⁶.

На взаимоопосредовании чувственного и рационального мышления основываются различные приемы внушения и убеждения, используемые в информационно-психологических операциях. Поскольку безопасность является феноменом бессознательной рефлексии, то информационно-психологические технологии могут применяться как для понижения уровня тревожности населения, так и степени его агрессивности. Действие этих технологий основано на активности опережающего отражения, его влиянии на формирование объективной действительности путем материализации объективных мыслительных форм, индуцирующих восприятие и соответствующее поведение. Это своего рода affect management, который в отличие от perception management (менеджмент восприятия), изменяющего восприятие тех же объектов, регулирует эмоционально-аффективную сферу человеческой психики путем изменения объектов.

В условиях городского образа жизни немаловажное значение для формирования атмосферы безопасности имеет визуальный комфорт. Известно, что зрачок человека при осмотре пространства движется по синусоидальным кривым в соответствии с природным окружением (холм, кроны деревьев, изгиб реки), постоянно получая информацию и передавая ее в мозг. Прямые линии наших мегаполисов, однообразная прямоугольная сетка, навязчиво повторенная в коробках жилых домов, в панелях и квадратах окон, в кафельной сетке кухонь и ванных комнат, создает для глаза так называемую «агрессивную» и на физиологическом уровне вызывает ощущение дискомфорта. «Ребенок, родившийся и выросший в каменных панельных микрорайонах, – пишет С. Ф. Траут­вейн, – воспринимает этот дискомфорт на интерактивном уровне, и “визуальная агрессия” накапливается в организме, подрывая его нравственное и физическое здоровье, как диоксин – яд незаметный, но разрушительный для будущих поколений» ¹¹⁷.

Показательны в связи с этим впечатления Надежды Герасимовой, главного редактора Новосибирского книжного издательства: «У меня ощущение, что в детские годы в городе было больше уюта, больше зелени. Я жила на улице Некрасова. Когда мы ходили в детскую больницу, то кроны деревьев смыкались сверху. Ощущение было, что ты живешь в связи с природой. Сегодня город жуткий, голый. Бесконечно все спиливают, срубают. И когда я хожу по улице Сибирской, у меня просто болит сердце. Я перестала воспринимать окружение. Деревья у нас несчастные, изуродованные. А если деревья изуродованные, то какие бы прекрасные архитектурные здания ни возводились вокруг, мне очень трудно воспринимать наш город как место, в котором хочется жить» ¹¹⁸.

Динамичные изменения в городской застройке, техногенный ландшафт пробуждают чувство ностальгии – острой тоски по родине, по привычной среде жизни, чаще всего проявляющейся при вынужденном проживании на чужбине, но развивающейся и при резком изменении природной среды на родине в результате хозяйственных и социальных мероприятий. Именно последнее и вызвало у Н. Герасимовой впечатление жути, обнаженности и беззащитности города.

Ностальгия вызывает у людей, оторванных от родины, стойкие расстройства деятельности организма. Занимаясь изучением данного вопроса, К. Ясперс установил, что заболевание ностальгией развивается по одной схеме. Вначале возникает психоз, сопровождающийся психогенным расстройством жизнедеятельности организма, затем – смерть, самоубийство или преступление с целью вернуться домой. Эти расстройства, как отмечал К. Ясперс, носят явно психогенный характер, поскольку немедленно проходят при первом известии о скором возвращении на родину ¹¹⁹.

Градостроительство и архитектура определяют топологию материально-организованной среды жизнедеятельности, в которой человек проводит не менее 80–90 % всей жизни. Именно структура городской среды формирует экологию коммунальной безопасности.

Большое значение в связи с этим имеет персонализация среды. Все живое имеет собственное пространство безопасности – это зона, граница которой определяет угрожающую ситуацию, если кто-то или что-то ее пересекает. Для человека пространство безопасности имеет форму кардиоиды: спереди расстояние от тела до границы зоны примерно равно длине рук, а сзади может изменяться у разных людей от метра до десятка метров. Над головой граница располагается на высоте около полутора метров. «Почему мы устаем от длительной поездки в переполненном транспорте? – спрашивает В. Д. Ермак. – Не только потому, что часто стоим, но главным образом потому, что в нашем пространстве безопасности толчется десяток совершенно чужих людей» ¹²⁰.

Длительное пребывание в состоянии тревожности накапливает агрессию, которая неизбежно находит разрядку. По данным американских криминологов, проводивших в Санкт-Петербурге исследование причин агрессивного поведения, среди факторов, вызывающих раздражение горожан, на первом месте находится транспорт ¹²¹.

Городской общественный транспорт не единственное место, деформирующее пространство личной безопасности. «Почему плохо жить в квартире, где высота потолка два двадцать–два пятьдесят? Потому, что низкий потолок давит – деформирует наше пространство безопасности», – указывает В. Д. Ермак ¹²².

Классическим примером криминогенного эффекта низких потолков городских квартир является случай Раскольникова из романа Ф. М. Дос­тоевского «Преступление и наказание». Вот что говорит Раскольников: «Я вот тебе сказал давеча, что в университете себя содержать не мог. А знаешь ли ты, что я, может, и мог? Мать прислала бы, чтобы внести, что надо, а на сапоги, платье и хлеб я бы и сам заработал; наверно! Уроки выходили; по полтиннику предлагали. Работает же Разумихин! Да я озлился и не захотел. Именно озлился (это слово хорошее!). Я тогда, как паук, к себе в угол забился. Ты ведь была в моей конуре, видела… А знаешь ли, Соня, что низкие потолки и тесные комнаты душу и ум теснят! О, как ненавидел я эту конуру! А все-таки выходить из нее не хотел. Нарочно не хотел! По суткам не выходил, и работать не хотел, и даже есть не хотел, все лежал. Принесет Настасья – поем, не принесет – так и день пройдет; нарочно со зла не спрашивал! Ночью огня нет, лежу в темноте, а на свечи не хочу заработать. Надо было учиться, я книги распродал; а на столе у меня, на записках да на тетрадях, на палец и теперь пыли лежит. Я лучше любил лежать и думать. И все думал…»

Думы Раскольникова тревожны, и это результат бессознательной рефлексии. Далее Достоевский пишет: «Он проснулся на другой день уже поздно, после тревожного сна, но сон подкрепил его. Проснулся он желчный, раздражительный, злой и с ненавистью посмотрел на свою каморку. Это была крошечная клетушка, шагов в шесть длиной, имевшая самый жалкий вид со своими желтенькими, пыльными и всюду отставшими от стен обоями, и до того низкая, что чуть-чуть высокому человеку становилось в ней жутко, и все казалось, что вот-вот стукнешься головой о потолок».

Деформирующее воздействие на психику жилья очевидно и для его близких:

– Какая у тебя дурная квартира, Родя, точно гроб, – сказала вдруг Пульхерия Александровна, прерывая тягостное молчание, – я уверена, что ты наполовину от квартиры стал такой меланхолик.

– Квартира?.. – отвечал он рассеяно. – Да, квартира много способствовала… я об этом тоже думал…

Наблюдения Ф. М. Достоевского относятся к феномену грусти новых городов – явлению повышенной заболеваемости жителей новых городских районов, где условия среды жизни объективно как будто бы намного лучше, чем те, в которых жили переселенцы раньше. Считается, что «грусть новых городов» вызвана отрывом от привычной социально-психологи­ческой среды, ошибками в городской планировке, многоэтажным строительством, отсутствием контактов между жителями. Для того чтобы избавиться от монотонности городского пространства, рекомендуется строительство домов различной конфигурации, окраски и т. п., правильно распределить население по площади (не более 100 человек на 1 га), строительство микрорайонов на 30 тыс. человек с соотношением малоэтажного и многоэтажного строительства в пропорции 7:3, сохранить не менее 50 % пространства населенного места для зеленых насаждений, изолировать население от трасс движения транспорта, создать условия для общения между людьми ¹²³.

Специальными архитектурно-криминологическими исследованиями, результаты которых подробно излагает Г. Й. Шнайдер, установлено, что традиционный стиль застройки больших городов усиливает социальную изоляцию и страх жителей перед преступностью. Известно, что в высотных жилых домах совершается в семь раз больше преступлений, чем в многосемейных. Особенно подвержены преступности дома выше семи этажей. Они в 4 раза чаще подвергаются разбойным нападениям и ограблениям, чем дома с шестью и меньшими этажами ¹²⁴. Больше всего квартирных краж совершается в тех домах, которые расположены вдоль крупных магистралей, на самых людных и проезжих улицах. Наименьшее количество краж и ограблений со взломом фиксируется в домах, расположенных на улицах, заканчивающихся тупиком (в том числе с поворотом или с загнутым под прямым углом концом) ¹²⁵.

В целях борьбы с преступностью предлагается использовать архитектурные принципы застройки городов для того, чтобы развить у жителей дух территориальной общности, направленный на заботу о своем владении и владении своего соседа. Жители сами должны становиться силой, обеспечивающей собственную безопасность, но для этого им необходимо обеспечить достаточные средства для зонирования и контроля территории.

В архитектуре, рассчитанной на предотвращение преступности, используются реальные и символические барьеры для зонирования территории, обозначения полуобщественных и получастных проходов и подходов к дому. Полуоткрытый (полуобщественный) участок (помещение) досягаем с полностью открытой (общественной) территории (то есть с улиц и площадей), но жителями данного дома определяется как их общий (общедоступный и используемый ими). Полузакрытый участок находится внутри или вне здания. Доступ к нему осуществляется только либо с полуоткрытой, либо с целиком частной территории, но пользоваться им могут друзья, знакомые, соседи или лица, что-то доставляющие тем, кто здесь живет; однако они должны делать это так, чтобы их можно было отличить от посторонних. Прохождение через так называемые буферные зоны, через какой-то барьер (преграду) в полуобщественное и уже далее – в получастное помещение позволяет произвести идентификацию незнакомого че­ловека ¹²⁶.

Символическим барьером, отделяющим общественную территорию от полуобщественной, могут быть, например, посадки кустарника, дорожка от улицы к жилому блоку, выложенная плиткой иного цвета, чем общественный тротуар, и др. Благодаря ограде вокруг жилого дома (или большого жилого массива) получается приписанная к данному массиву получастная территория. Улицы следует перегораживать в одном конце, чтобы ликвидировать возможность сквозного проезда. Четкая маркировка подходов, проходов и буферных зон между общественной улицей и внутренними помещениями дома делает социально заметным любое преступное намерение и действует устрашающе на правонарушителя.

Планирование, которое дифференцирует и структурирует здания и части зданий, позволяет жителям быстро отличить своего соседа от вторгшегося чужого человека. Не каждый преступник решится совершить преступление в доме, где его легко могут опознать. Желательно, чтобы соседи знали друг друга, чтобы они сознательно пользовались своей территорией и чтобы они могли постоянно и между делом наблюдать за всеми полуобщественными и получастными помещениями своей среды обитания ¹²⁷.

Для этого полузаброшенные участки территории, становящиеся в силу этого опасными, рекомендуется оживлять созданием здесь игровых площадок и скверов для отдыха и развлечений в свободное время. Места парковки машин и подземные гаражи, игровые площадки, вестибюли подъездов и дорожки вокруг зданий и между ними располагаются и освещаются по отношению к дверям и окнам так, чтобы их можно было просматривать и чтобы никто из посторонних не мог скрытно использовать их с преступными целями ¹²⁸.

Игровые площадки и территории должны быть огорожены зданиями и располагаться в пределах получастных территорий. Дети, находящиеся на полуобщественных и получастных участках двора, являются неформальными социальными контролерами, поскольку во время игр они заполняют собой все эти участки и к тому же обеспечивают безопасность двора за счет постоянно следящих за ними родителей ¹²⁹.

Любопытно, что история полиции в маленьких городах Америки начиналась с «пристального наблюдения» (своего рода «увлечения») соседей, которые, заметив что-либо подозрительное, сообщали об этом властям. В настоящее время в США действуют программы квартального наблюдения, в рамках которых группы граждан объединяются в комитеты для взаимного наблюдения за собственностью и поведением граждан ¹³⁰. Наблюдение за своим жильем существенно ослабляет иррациональный страх населения перед преступностью и дает ощущение того, что территория находится под совместным надзором, активно используется и потому безопасна, а это сознание ведет к еще более интенсивному пользованию территорией и упрочению ее безопасности. Поэтому жилые единицы в зданиях рекомендуется располагать с таким расчетом, чтобы увеличить контакты между жильцами и усилить тем самым неформальный социальный контроль.

Реализация этих и многих других мер требует значительных организационных усилий, которые возможны, если общество не безразлично к судьбе своих членов. «Безразличие к преступлению порождает его рецидив», – отмечает Р. Кларк ¹³¹.

Этот взгляд, осуждающий безразличие как первоисточник преступности, опирается на архетипическое понимание порядка как различия: «Ведь культурный порядок – не что иное, как упорядоченная система различий; именно присутствие дифференциальных интервалов позволяет индивидам обрести собственную “идентичность” и расположиться друг относительно друга» ¹³².

Соответственно утрата различий, смешение, беспорядок и хаос ведут к эскалации насилия. Упоминавшиеся выше знаки нецивилизованности (мусор, разбитые окна и т. д.) формируют у людей ощущение отсутствия безопасности, поэтому поддержание элементарной чистоты и порядка во всех областях общественной жизни является необходимым условием обеспечения социальной безопасности.

Поддержание правопорядка путем непрекращающегося воспроизводства различия требует всегда полагания как одного, так и иного в качестве другого. Полагание себя в иное является жертвой. Поэтому преступное безразличие воспринимается как недостаточное самопожертвование. «Безразличие, а не беспомощность – такова другая форма нерадивости, приведшая к тому, что проживавший в пригороде состоятельный папаша предоставил в распоряжение своего подростка-сына новый автомобиль и разрешил ему не ночевать дома, – пишет Р. Кларк. – После всего этого у такого отца нет оснований жаловаться на неблагодарность, если окажется, что мальчик арестован за участие в групповом изнасиловании пятнадцатилетней девушки. Он ничем для него не пожертвовал» ¹³³.

В приведенном примере отец не нашел достаточно сил и времени, чтобы дифференцировать возрастные статусы себя и сына. Смешение возрастных различий обернулось жертвенным кризисом.

С точки зрения Р. Жирара, в горизонте архаического сознания предотвращение эскалации насилия, жертв массовой преступности требует профилактики в форме прививки учредительным насилием, регулярными жертвами, воспроизводящими фундаментальные для культурного порядка различия. Жертвы предупреждает только самопожертвование.

Из такого подхода исходило правосудие в первобытном обществе, заботившееся в первую очередь о благополучии общины. Главная цель, которая стояла перед деревенским судом, – это помирить тяжущиеся стороны. «Причем члены общины и сами судьи, никак не замешанные в разбираемом деле, готовы сами понести материальный ущерб ради того, чтобы истец и ответчик не затаили вражду друг на друга и на судей», – указывает Н. А. Бутинов ¹³⁴. При этом судьи исходили не только из абстрактного стремления сохранить мир и согласие в деревне, в общине, но и руководствовались вполне прагматическими соображениями предотвратить перерастание конфликтов в состояние постоянной вражды внутри общины с угрозой применения черной магии.

Мотив самопожертвования, позволяющий избежать жертвенный кризис, является движущей силой в стратегии социальной профилактики преступности. Р. Кларк признается, «что основным средством сдерживания организованной преступности, в конце концов, становятся самодисциплина ее боссов, не рискующих вызвать взрыв общественного возмущения, а также ограниченная покупательная способность бедняков» ¹³⁵. Он также отмечает очевидный факт того, что бегство или самооборона могут нынче обеспечить личную безопасность разве что в течение самого короткого времени. Следовательно, «безопасность может прийти только как результат служения другим, ибо до тех пор, пока не удовлетворены основные потребности всех членов общества, тревога будет достигать такой степени, что ее нельзя будет уменьшить ни силой, ни увещеваниями уважать закон» ¹³⁶.