Geum.ru

Россия – восток – запад

Вид материалаДокументы

Содержание


Роман китайско-американской писательницы Гиш Чжэн «Типичный американец» в контексте концепции восточнозападной литературы
Подобный материал:
1   ...   12   13   14   15   16   17   18   19   ...   26

Роман китайско-американской писательницы Гиш Чжэн «Типичный американец» в контексте концепции восточнозападной литературы



Со второй половины ХХ века большой интерес читателей и критиков вызывает азиатско-американская литература. Это не только интерес к богатой яркими, самобытными именами субтрадиции современной американской литературы, занимающей сегодня равное положение с литературами афро-американцев, коренных американцев и чиканос. Азиатско-американская литература рассматривается и в другом контексте как пример синтеза поэтики Востока и Запада, явления, значение которого в формировании культуры нового, ХХI столетия трудно переоценить.

Несмотря на утверждение Киплинга в его знаменитой «Балладе о Востоке и Западе» (1889) о невозможности их встречи и немалое количество убежденных сторонников этого мнения, продолжающих цитировать строки поэмы как бесспорный аргумент, попытки найти точки соприкосновения двух культурных миров предпринимаются приблизительно с середины ХХ века представителями различных областей гуманитарного знания. В качестве примера раннего опыта в этом направлении можно назвать философский труд профессора Йельского университета Ф.С. Нортропа «Встреча Востока и Запада» [10]. В последней четверти ХХ века работы такого характера достаточно многочисленны, о чем свидетельствуют такие сборники научных статей, как «Азиатские и западные писатели в диалоге. Новые культурные идентичности» [1], «Встреча писателей Востока и Запада. Новые культурные отношения» [16], «Сравнительное литературоведение Востока и Запада. Традиции и тенденции» [3]. Юджин Эоян, один из авторов последнего сборника, попытался сформулировать общую цель, объединяющую писателей и критиков, часто евро- или американо-азиатского происхождения: по его мнению, ими движет стремление «найти множественную перспективу, которая позволит уменьшить, если не исключить, пристрастность и искажения» в восприятии традиций Востока и Запада [3: 11].

Поэтому не случайно в журнале «Иностранная литература» в 1996 году был подготовлен специальный номер, большую часть которого занимает раздел со смелым названием «Но нет Востока и Запада нет…». В разделе представлены статьи А. Гениса «Вавилонская башня. Искусство настоящего времени», сопровождающаяся послесловием Вяч.Вс.Иванова, Г.Ш. Чхартишвили «Но нет Востока и Запада нет…» и художественные произведения, иллюстрирующие положение, заявленное в подзаголовке спецномера.

Г.Ш. Чхартишвили предлагает четкую концепцию единой мировой, восточнозападной литературы. Исследователь полагает, что в конце ХХ века возможно говорить о ней пока как о формирующемся явлении, имеющем, однако, свои яркие образцы в литературах Франции, Великобритании, США и Японии. «Восточнозападность», или «андрогинность», станет, по мнению Чхартишвили, одной из главных примет мировой литературы XXI века. Поясняя термин «андрогинность», Чхартишвили напоминает описание андрогина, первочеловека, из платоновского «Пира», имевшего одну голову, но два глядевших в противоположные стороны лица. За гордость Зевс разрубил андрогинов пополам на левую и правую, или восточную и западную, части, и с тех пор эти две стороны стремятся друг к другу [19: 258].

Метафорическое обоснование естественности слияния Востока и Запада, предложенное Г.Ш. Чхартишвили, полностью созвучно сформулированному А.Д.Сахаровым положению о необходимости стремления к совершенной гармонии левого и правого. Вяч.Вс.Иванов, сообщающий, что эту мысль великий физик высказал в обращенной к нему телеграмме середины 1970-х, поясняет, что основана она на современных нейропсихологических представлениях об образной природе правого полушария, с которым связано и творчество, и сон, и мистические ощущения, и логической, грамматической четкости левого полушария [18: 252]. Поскольку стороны света обычно определяют, стоя лицом к северу, то Восток его мистикой и верованиями в главенствующее значение интуиции и духа, всегда оказывается по правую руку, а Запад с его рационализмом и материализмом – по левую. Таким образом, закономерность стремления к слиянию Востока и Запада как двух взаимодополняющих частей целого может быть обоснована и с образной, и с научной точек зрения.

И в современной культуре этот процесс уже начался. Журнал «Иностранная литература» в упомянутом номере представил переводы произведений трех известных писателей-«андрогинов» – роман англотринидадского писателя индийского происхождения В.С.Найпола «Дорога в мир» (1994), повесть билингвальной, живущей то в Японии, то в Германии, японки Ёко Тавады «Собачья невеста» (1993) и роман китайско-американской писательницы Эми Тэн «Клуб радости и удачи» (1989). Соединение поэтики восточной и западной литературных традиций можно увидеть во всех этих произведениях. В качестве примера приведем роман «Клуб радости и удачи», который представляет собой шестнадцать монологов, по мнению Чхартишвили, имитирующих средневековые китайские любовные новеллы, и одновременно обладает «всеми нужными ингредиентами американского бестcеллера 90-х: это и … жанр поиска корней, и познавательное, но легкое чтение о «важной» зарубежной культуре, и интеллектуальное приключение, то все-таки настоящий литературный текст, а не чтиво» [19: 261].

Исследователями признается и существенность вклада азиатско-американских писателей в процесс такого культурного синтеза. Так, редактор коллективного труда «Азиатско-американское наследие» (1999) Джордж Леонард отмечает, что азиатско-американские писатели уже более столетия осваивают путь создания единой «глобальной» культуры, эпохой которой станет ХХI век [14: 42].

Поэтому концепция Чхартишвили принята за методологическую основу в нашем исследовании китайско-американской женской прозы. В данном докладе предполагается проиллюстрировать использование художественного принципа синтеза восточной и западной традиций на примере романа Гиш Чжэн «Типичный американец» (1991).

Сама писательница в одном из интервью после публикации «Типичного американца» пояснила, что ее первый роман о том, что на самом деле значит для иммигранта не просто стать гражданином США, но почувствовать себя американцем [13: 133]. Роман рассказывает историю «вживания» иммигранта Ральфа Чанга и его семьи в американскую среду. Действие приходится на 60-е годы, когда после принятия Конгрессом в 1965 году ряда законов, позволяющих иммигрантам получать в США высшее образование, в страну начался массовый приток молодых интеллектуалов из семей среднего класса, как юношей, так и девушек. Иммигранты этой волны сильно отличались от своих предшественников, чаще всего выходцев их бедных крестьянских семей, занимавшихся в Америке тяжелым, низкооплачиваемым трудом. Герои Гиш Чжэн, Ральф, его сестра Тереза и ее подруга Хелен, ставшая женой Ральфа, приезжают в США на учебу. Ральф становится инженером, Тереза врачом, Хелен, правда, из-за раннего брака образования не получает.

Ральф изо всех сил стремится как можно скорее стать настоящим американцем, поэтому с первых страниц романа он пытается соотнести свой личный опыт с американской классикой. Еще по пути в Америку герой, носящий пока китайское имя Ифэн, составляет список целей, которые он постарается достичь, при этом, по наблюдению американских исследователей [5, 6], он создает собственную версию тринадцати добродетелей из «Автобиографии» Б.Франклина. Рейчел Ли отмечает, что первый пункт в списке Ифена – «Я буду культивировать добродетель» - охватывает весь проект Франклина [5: 47].

Однако существенны и различия замыслов. Уже второй пункт жизненной программы Ифэна гласит: «Я прославлю доброе имя своей семьи» [4: 6]. Такая цель, по справедливому утверждению Дэвида Ли, отметившего в списке Ифэна еще и аллюзию к «расписанию» «великого» Гэтсби, указывает на контрастность установок китайского юноши и героев американских классиков: «конфуцианский индивидуализм», основанный на преданности семье, противопоставляется сугубо американскому «собственническому индивидуализму», ставящему на первое место независимость и право на свободу от воли других [6: 104].

Вскоре после приезда Ифэна в Америку секретарь университетского международного отдела при оформлении бумаг спросила, какое у него английское имя. Узнав, что его нет, она взяла на себя функцию по его выбору и, перебрав несколько вариантов, – Фрэд, Джон, Стив, Кен, Норман – остановилась на Ральфе [4: 10-11]. Выбор имени для героя вначале кажется произвольным, однако вскоре оказывается вполне закономерным.

Уже жизненная программа Ральфа говорит о его честолюбии, ему свойственна еще и немыслимая мания величия. Однажды во время воскресной проповеди он вдруг понял, что «хочет быть как тот богочеловек… Он представил себе, что и он мог бы повторить все его чудеса». При этом он ощутил удивительную силу и ясность мыслей [4: 88]. Рэйчел Ли отмечает, что в описании устремления Ральфа Чанга стать богочеловеком Чжэн высмеивает концепцию самообожествления Ральфа Эмерсона, сформулированного им в работе «Доверие к себе»: “человеку требуются … величие души и религия, чтобы относиться к [неудовольствию света] в богоподобной манере как к ничего не значащему пустяку [5: 163]. Выбор имени позволяет Гиш Чжэн пародийно обыграть непомерную грандиозность жизненных притязаний своего героя.

Комический финал эпизода усиливает это намерение писательницы: ощутившего удивительную ясность мыслей Ральфа неожиданно ужалила пчела, «прямо между глаз… Он почти не мог видеть... Лоб набух, словно на нем появился третий глаз» [4: 89]. Можно предположить, что в этой вновь обретенной примете внешности Ральфа содержится ироническая аллюзия на третий глаз бога Шивы. Это уже вторая черта «сходства» Ральфа с восточными богами: в самом начале романа сообщалось, что у Ральфа огромные уши, «торчащие, как боковые зеркала на машине его отца» [4: 3]. Известно, что большими ушами обладал Будда. Аллюзии на идею самообожествления американского философа с одной стороны и на мифологических восточных божеств с другой позволяет Гиш Чжэн с юмором показать несоразмерность тщеславных замыслов ее героя, который, очевидно из-за случайного комического сходства с важнейшей фигурой китайского мифологического пантеона, решил, что в Америке ему подвластно уподобиться христианскому богочеловеку.

Рейчел Ли всю историю Ральфа и его семьи в США сравнила с приключениями героя фронтира Дэвида Крокетта [5: 13]. Такая ассоциация подтверждается текстом, поскольку, описывая приметы американизации Ральфа, Чжэн сообщает, что он приобрел «шапку Дэйви Крокетта» [4:123]. Пародийный характер этой аллюзии отражает поверхностную подражательность Ральфа, его стремление лишь имитировать внешний сценарий поведения, традиционно считающегося американским, и стать «типичным американцем», неотличимым от остальных.

В то же время, несмотря на свое горячее стремление американизироваться, в принятии наиболее важных жизненных решений Ральф руководствуется китайским принципом «сян баньфа», что означает примерно «найти способ решения какой-либо проблемы или выход из ситуации». Чжэн поясняет это выражение как “to think of a way” или “to find a way” [4: 27, 245]. Английское “way”, как известно, может означать и способ, и путь, и в последнем значении используется для определения «дао» (букв. с кит. «путь»), одного из фундаментальных понятий китайской философии. Думается, что Чжэн выбрала это слово, а не, скажем, “means” или “method” для толкования бытового разговорного выражения для того, чтобы создать ироническую аллюзию к дао, поскольку “to think of a way” можно перевести не только как «обдумать способ», но и как «обдумать путь».

Такая ироническая ассоциация особенно ощутима в эпизоде, в котором Ральф в очередной раз заявляет жене, что нужно найти выход из затруднительного положения, а его младшая дочь спрашивает родителей, что значит выражение «сян баньфа». «Найти путь/способ», - поясняет ей мать. «Китайцы любят так говорить. Мы должны найти путь». «Путь к чему?» (a way to what?) - пытается разобраться дочь. «Типичное выражение», - рассеянно отвечает Ральф и продолжает говорить с Хелен по-китайски» [4: 245]. Невинный вопрос ребенка обнаруживает ложную многозначительность поисков Ральфа. На протяжении всего романа писательница иронизирует над этим устремлением своего героя, поскольку с его стороны оно чаще всего так и остается устремлением, все необходимые действия предпринимают для него сестра и жена.

Однако, когда по вине Ральфа в его семье случается несчастье – в приступе ярости он сбивает на машине свою сестру Терезу – насмешливая интонация, связанная с выражением сян баньфа исчезает, поскольку на этот раз он действительно всей душой стремится найти не расплывчатый способ, но истинный путь, веру, которая сделает чудо и спасет его сестру: «Он надеется найти путь, сян баньфа. Он изучает свое сердце. Он пытается найти веру. Он молится за Терезу» [4: 282]. Ральф обращается с отчаянной молитвой ко всем богам: «Отец наш, молился он. Аве Мария. Иногда он взывал к духам предков и к своим родителям, … не забыл и Будду, и бодхисатв, которых помнил, особенно Гуаньинь, богиню милосердия. Милосердие – он надеялся, что кто-нибудь, кто-нибудь проявит милосердие. Пожалуйста, молился он. Он умолял, сжав кулаки, - пожалуйста, пожалуйста. Чудо» [4: 284]. То, что в минуту отчаяния герой Чжэн обращается и к восточным, и западным богам, символично – очевидно, такая «восточнозападная» вера может стать наиболее естественной для американца азиатского происхождения.

Для стиля Гиш Чжэн характерно использование тропов с ярко выраженным китайским и американским колоритом, иногда сопровождающееся их сплетением. Так, при описании трудностей, с которыми Ральф и Хелен сталкивались перед открытием своего ресторана, замечается, что «они ехали верхом на тигре, и уже было трудно сойти с него» [4: 243] или «словно бамбук, они сгибались, но не ломались» [4: 249]. Ральфу же его знакомый Старый Чао, который во всем и всегда его превосходит, представляется «без конца достающим последнюю банку кока-колы из автомата» [4: 270]. Иногда восточная и западная образность соединяется в сознании героев. Тереза и Хелен как-то упоминают в разговоре китайскую поговорку, что жена с рождения за лодыжку привязана к своему мужу красной нитью [4: 65]. Позже Хелен изменяет мужу с его партнером по бизнесу Гровером и так мучительно переживает это, что ее начинают преследовать видения. В одном из них появляется Ральф с собакой, и Хелен чудится, что это ее, как собаку, учат притворяться мертвой и сидеть на задних лапах. При этом она вспоминает, что ошейник, с которым Гровер всегда выгуливает свою собаку, тоже красный [4: 258]. Символ из китайской поговорки и предмет из американской жизни выступают как метафора пут, связывающих китайскую женщину даже в Америке.

Американский исследователь Джеймс Лу утверждает, что «использование азиатских метафор и образов является ключевой повествовательной стратегией азиатско- американских писателей», оказывающейся «весьма эффективной для отображения трансформаций, происходящих с их героями» [8: 85]. Однако американцам азиатского происхождения необходимо осмыслить свое двойное происхождение. Поэтому очень точной представляется дефиниция особого азиатско-американского языка, предложенная Дэвида Синь-фу Вэнда, составителя одной из первых антологий азиатско-американской поэзии и прозы. По его определению, этот язык представляет собой «синтез двух миров: это и не иностранный язык их предков, и больше, чем английский, на котором говорят вокруг. Это идиоматическое отражение азиатско-американского опыта, содержащее азиатские влияния, взращенные в американской среде» [15: 125]. Видный азиатско-американский критик Дэвид Ли считает, что Вэнду удалось очень точно сформулировать эстетическое своеобразие двойного культурного наследия [6: 30].

Роман Гиш Чжэн «Типичный американец», как и произведения таких китайско-американских писательниц как Дайна Чан, Максин Хонг Кингстон, Эми Тэн, позволяет увидеть, что принцип неразрывного сплетения средств китайской и американской поэтик (литературные и культурные ассоциации, аллюзии) и одновременная их трансформация является органичным способом для изображения процесса обретения их героями «двусоставной», китайско-американской идентичности. Тема взаимопроникновения восточной и западной культур, ставшая главной для многих писателей азиатско-американского происхождения, обретает все большее значение не только для американской, но и для мировой культуры, что подтверждает актуальность исследований в этом направлении.


Литература:

  1. Asian and Western Writers in Dialogue. New Cultural Identities. /ed. by ссылка скрыта - London: Macmillan, 1982.- 223 p.
  2. Biography East and West. Selected conference papers. - Honolulu, HI: College of Languages, Linguistics, and Literature, University of Hawaii, and the East-West Center, 1989. - 237p. – (Series: Literary studies East and West. - v. 3) 
  3. Comparative literature East and West: Traditions and Trends. Selected conference papers. - Honolulu, HI: College of Languages, Linguistics, and Literature, University of Hawaii, and the East-West Center, 1989. - 219 p. - (Series: Literary studies East and West. - v.1)
  4. Jen, Gish. Typical American. – Boston: Houghton Mifflin / Seymour Lawrence, 1999. – 296 p.
  5. Lee, Rachel C. The Americas of Asian American Literature: Gendered Fictions of Nation and Transnation. - Princeton, N.J.: Princeton University Press, 1999. - 205 p.
  6. Li, David Leiwei. Imagining the Nation: Asian American Literature and Cultural Consent. - Stanford, CA.: Stanford University Press, 1998. - 261 p.
  7. Literary History, Narrative, and Culture. Selected conference papers. - Honolulu, HI : College of Languages, Linguistics, and Literature, University of Hawaii, and the East West Center, 1989. -142 p. – (Series: Literary studies East and West. - v. 2)
  8. Lu, James. Enacting Asian American Transformations: an Inter-ethnic Perspective//MELUS. – 1998. – Vol.23, Iss.1. – p.85 – 99.
  9. Murfin, Ross. Ray, Supryia M. The Bedford Glossary of Critical and Literary Terms. – New York & Boston: Bedford Books, 1997. – 457 p.
  10. Northrop, Filmer Stuart Cuckow. The Meeting of East and West. An Inquiry Concerning World Understanding. – New York: Macmillan Company, 1946. – 531 p.
  11. Said, Edward W. Orientalism. - New York: Pantheon Books, 1978. - 368 p.
  12. Said, Edward W. The world, the Text, and the Critic. - Harvard: Harvard University Press, 1983. – 327 p.
  13. Satz, Martha. Writing about the Things that are Dangerous: a Conversation with Gish Jen//Southwest Review. – 1993. – Vol.78, Iss.132. – p.9 – 19.
  14. The Asian Pacific American Heritage. A Companion to Literature and Arts. - New York & London: Garland Publishing House Inc., 1999. – 681 p.
  15. Wand, David Happell Hsin-fu. Asian-American Heritage: an Anthology of Prose and Poetry. -New York: Washington Square Press, 1974. - 308 p.
  16. Writers in East and West Encounter. New Cultural Bearings. /ed. by ссылка скрыта - London: Macmillan, 1982.- 218 p.
  17. Генис, А. Вавилонская башня. Искусство Настоящего времени//Иностранная литература. – 1996. - № 9. – с.206-251.
  18. Иванов, Вяч.Вс. Вместо послесловия//Иностранная литература. – 1996. - № 9. – с.251-253.
  19. Чхартишвили, Г.Ш. Но нет Востока и Запада нет. О новом андрогине в мировой литературе//Иностранная литература. – 1996. - № 9. – с.254-263.



И.В. Григорай, Институт русского языка и литературы ДВГУ,

доцент кафедры истории русской литературы ХХ в. и теории литературы