Россия – восток – запад

Вид материала

Документы

Содержание Роль английского языка в заимствовании русским языком слов восточноазиатского происхождения Самсунг (vs. Самсун), тэквондо / таэквондо (vs. Тхэквондо < taekwondo < t’aekwondo) Современное положение заимствований, кодового переключения и смешения (на материале англо-русского билингвизма) American Studies Идеологическая и социальная оценочность и проблемы перевода с русского языка на английский [gulag: 59]. Bisis, biznis, biznismeni, kottedzhi

Подобный материал:

• Запад есть запад, восток есть восток, не встретиться им никогда. Лишь у подножья Престола, 103.57kb.
• История философии: Запад Россия Восток, 12465.72kb.
• Методические рекомендации студентам по теоретическому изучению курса "Россия в мировой, 132.94kb.
• Международная научная конференция «Восток Россия Запад», 129.87kb.
• Россия страна загадок! Ее загадочность кроется в ее предназначении - объединять Восток, 97.77kb.
• Международная научная конференция «Восток Россия Запад», 69.4kb.
• Кросскультурное взаимодействие в современном мире и диалог, 174.93kb.
• История философии: Запад Россия Восток, 10656.07kb.
• Сценарий проблемно-эвристического урока, 125.21kb.
• Список литературы для студентов, изучающих мэмо учебники и учебные пособия Авдокушин, 165.97kb.

Роль английского языка в заимствовании русским языком слов восточноазиатского происхождения

В настоящее время не вызывает сомнения тот факт, что английский язык получил статус языка №1 международного общения, распространенного глобально, используемого практически в каждой стране мира и потому оказывающего влияние на языковые и культурные процессы многих других народов. Выступая в роли языка-посредника, английский язык, подобно насосу, собирает, втягивает в свой вокабуляр, так называемые «культурно-нагруженные» слова, известные в отечественной лингвистике как реалии, и способствует их распространению среди других этносов. Так происходит опосредованное английским языком распространение инокультурных понятий, традиций, заимствуемых другими культурами и отражаемых в опосредованных заимствованиях.

Посредническая роль английского языка усиливается тем, что в настоящее время основная масса заимствований осуществляется письменным путем – сообщения в Интернете, страноведческая информация в энциклопедиях и справочниках подается на английском языке. Так например, правительство Республики Корея официально заявило, что необходимым условием вхождения Кореи в мировое сообщество является политика интернационализации, под которой понимается облечение традиционной национальной культуры в современную форму выражения, доступную другим народам,¹ т.е. форму выражения посредством языка мирового общения, английского языка.

Нередко опосредованные заимствования иностранных слов конкурируют с прямыми заимствованиями. Под прямыми заимствованиями мы понимаем процесс и результат непосредственного перехода слова из одного языка в другой, а опосредованными – через третий язык, язык-посредник.

В процессе русско-восточных (напр., китайских, японских, корейских) контактов сложилась своя система оформления прямых заимствований. Назовем ее востоковедческой традицией, поскольку эта система закрепилась именно в отечественной школе востоковедения, пользующейся не только этническими фонетическими и иероглифическими алфавитами, но также и латиницей. Так, в частности, в отечественной китаистике используется латинская система письма, называемая пиньинь; известны системы латинизации корейского письма, разработанные А.А.Холодовичем², описанные Л.Р.Концевичем³; в отечественном японоведении используется также система Ромадзи, или система латинизации.

Эти системы латинизации первоначально не имели привязки к английскому языку – порою они использовали также традиции, заложенные еще голландскими и португальскими миссионерами на Дальнем Востоке. Эти системы латинизации опирались на практическую транскрипцию, то есть на передачу звукового облика слова, и не всегда соответствовали звучанию, передаваемому английскими буквами. Так, например, система латинизации пиньинь проявляет особенно значительные расхождения с англоязычным звучанием: qigong – цигун; renminbi - жэньминьби – система же передачи слов буквами кириллического алфавита построена на передаче звучания этого слова и отражает определенные иероглифы. Исконные звуки восточноазиатских языков не всегда однозначно совпадают со звуками европейских языков, поэтому представителями разных этносов они воспринимаются по-разному и по-разному коррелируют с буквами в разных системах латинизации и кириллизации. Так в японском и корейском языках есть согласный который лишь в некотором роде напоминает свистящий и шипящий и поэтому в разных системах латинизации он передается то как мягкий S, то как SH (Silla, Shilla), в то время как в русском изображении чаще всего используется буква С (Силла; тж. Синто – Shinto).

Вместе с тем, как только доминирующим стал письменный способ заимствования, в русскоязычных текстах, особенно текстах, написанных не востоковедами, стали все чаще появляться заимствования, в которых преобладающей стала корреляция, соответствующая английскому произношению отдельных букв и буквосочетаний. Так появились формы суши, вместо суси (< sushi), тай-чи / тай-джи вместо тайцзи (< tai-chi, tai-ji), Фуджи вместо Фудзи (< Fuji), Хитачи вместо Хитати (< Hitachi).

Это явление опосредованного заимствования восточноазиатских слов через английский язык стало массовым сравнительно недавно – в последней четверти ХХ в. Такие слова имеют до сих пор, как правило, неустойчивую форму и входят в разные лексикографические источники по-разному, образуя переводческие дублеты. Однако надо отметить, что зародилась эта традиция достаточно давно, о чем свидетельствуют давно зафиксированные словарями русского языка формы гейша, рикша, джиу-джицу, вытеснившие соответственно гэйся (geisha), рикися (jin-rikisha), дзю-дзицу (jiu-jitsu).

Под влиянием англоязычного написания в русском языке оформляются и многие корейские слова: Самсунг (vs. Самсун), тэквондо / таэквондо (vs. Тхэквондо < taekwondo < t’aekwondo).

Естественно, что такие образования создаются людьми, не знающими восточных языков, но читающих по-английски и переносящих правила англо-русской корреляции на корреляцию восточных и русских слов, записанных латиницей и кириллицей. Возникнув на базе просторечия, последняя тенденция распространилась также и в область профессиональных заимствований (спорт, кулинария, бизнес, торговля). Так, например, составив англо-русский глоссарий восточноазиатских заимствований из области восточных единоборств, я дала его на редактирование спортсменам, занимающимся профессионально ушу, дзюдо и другими единоборствами. Предполагалось, что они подправят некоторые дефиниции, толкования, но, к моему удивлению, основная масса правок свелась к замене букв в русской терминологии по англоязычной модели: waza-ari – ваза-ари вместо вадза-ари («полпобеды»), bojitsu - бо-джитсу вместо бодзицу, «искусство борьбы с использованием длинных деревянных палок в качестве оружия»; hidari shizentai – хидари-шизэнтай, хидари-сидзэнтай, «левая стойка»; neko-ashi dachi - нэкоасидати, нэко-аши-дачи, «стойка кошки».

Такой разнобой в оформлении восточноазиатских заимствований не мог не привести к необходимости создания специального переводного англо-русского словаря, закрепляющего существующие формы и предлагающего доминирующий вариант. В связи с этим актуален стал вопрос о разработке явлений опосредованного перевода заимствований с английского языка на русский, о сущности этого перевода и возможных корреляциях таких графически разных систем письма, как латиница и кириллица.


О.Н. Сычева, Институт иностранных языков ДВГУ

аспирантка кафедры теории и практики перевода

Научный руководитель: профессор З.Г. Прошина.

Современное положение заимствований, кодового переключения и смешения (на материале англо-русского билингвизма)

В настоящее время проблема заимствований, кодового переключения и смешения приобрела особую остроту, так как в современном мире нет языков, словарный состав которых не обогащался бы за счет иноязычных слов. «Подобно культурам, языки редко бывают самодостаточными» (Эдвард Сепир). Современное общество живет в многоязычном мире. Социальные, политические и экономические потрясения мирового масштаба привели к небывалой миграции народов, их переселению, расселению, столкновению, смешению, что, безусловно, приводит к диалогу культур. Вильгельм фон Гумбольдт пишет о том, что «ка­ждый язык описывает вокруг народа, которому он принадлежит, круг, откуда человеку дано выйти лишь постольку, поскольку он тут же вступает в круг другого языка. Освоение иностранного языка можно было бы уподобить завоеванию новой позиции в прежнем видении мира: до известной степени фактически так дело и обстоит, поскольку каждый язык содержит всю структуру понятий и весь способ представлений определенной части человечества» (Гумбольдт 2000: 80). Таким образом, по мере общественного прогресса возрастает социальная и культурная значимость всех языков: и языков широкого международного общения, и языков, на которых говорят несколько тысяч человек.

Наш интерес представляют культурно-языковые контакты между английским и русским языками – языками двух «супер-держав». Это объясняется тем, что как в России, так и в Америке сложились свои, во многом неповторимые социальные, культурные и этноязыковые условия существования разных языков. Английский язык широко распространен, что подтверждается признанием его языком международного общения, интернациональным, универсальным, глобальным и даже дополнительным языком для ряда народов. В то же время развитие культуры, науки, образования способствует усилению позиций английского языка на мировой арене и в России, в частности.

Мы присоединяемся к мнению Б. Качру, который считает что, будучи интернациональным, английский язык в каждой стране функционирует по-своему (Б. Качру 1986: 122). Именно этот вопрос, т. е. функции английского языка в российском социуме, мы и попытаемся раскрыть. Очень часто его роль не ограничивается только установлением международных связей, но также является связующей внутри нации, о чем свидетельствует тенденция к употреблению английской лексики в речи носителей русского языка не только в разговорном стиле, но и в деловом общении. Например:

У вас вообще преподается American Studies? (телефонный разговор между представителем Американского Посольства в Москве и сотрудником отдела международных проектов в вузе; 12.03.2003 г.).

Странно, при попытке доступа к диску, уходит в reboot. Смотри, глючно работает. Значит плохой link. Глючный patch. (разговор начальника отдела сетевых коммуникаций с подчиненным; 25.04.2003 г.)

- Что с арендой?

- Долгосрочная, на 9 лет, с приоритетом на пролонгацию, естественно (два бизнесмена обсуждают условия сделки; х/ф «Другая жизнь»; 8.04.2003 г.).

Работодатели в один голос говорят, что non-linguistic graduates не умеют вести переговоры (защита кандидатской диссертации 28.05.2001 г.).

Исследования культурно-языковых контактов Америки и России предполагают разграничение ряда терминов - кодового переключения, смешения и заимствований. Не смотря на давний интерес лингвистов к этим явлениям, необходимо отметить, что до сих пор ученые задаются вопросом, что за ними стоит.

Определение кодового переключения было предложено У. Вайнрайхом в 1953 году. Это идеальное переключение с одного языка на другой происходит в соответствии с обязательными изменениями, а не в неизменной, речевой ситуации и, в рамках одного предложения (У. Вайнрайх 1953; 33). Такие теоретики, как Di Pietro (1977), Scotton и Ury (1977), Poplack (1980), Gumperz (1982) говорят о существовании «неидеального» кодового переключения, которое имеет место и в рамках одного предложения, и в неменяющейся речевой ситуации. Таким образом, стали выделять кодовое переключение на лексическом уровне, в рамках одного предложения и за рамками предложения. С тех пор этот термин интерпретируется по-разному в зависимости от того, на чем делается акцент исследователя.

Д. Кристал понимает кодовое переключение, как кодовое, или языковое переключение с одного языка на другой в процессе коммуникации билингвов, которые нерегулярно пользуются вторым языком, или хорошо его знают (D. Crystal 1987).

Рассмотрев существующие подходы к кодовому переключению, мы пришли к пониманию этого феномена как явления лингвистического и социолингвистического. Итак, кодовое переключение – это кодовое, или языковое переключение с одного языка на другой в процессе коммуникации, происходящее на трех уровнях: лексическом (слово), внутри предложения (словосочетание или целое предложение) и за рамками предложения (как словосочетания, так и предложения). При этом речевая ситуация может меняться, или оставаться неизменной в зависимости от темы разговора, социальной принадлежности говорящего и места коммуникации.

Р.А. Хадсон отмечает, что КП – это закономерное следствие билингвизма (или многоязычия). Билингвом, вслед за C. Myers-Scotton, мы считаем человека, способного свободно и правильно изъясняться на двух языках – родном и иностранном. Не смотря на то, что англо-русский билингвизм не носит массового характера, все же исходя из ориентации нашей жизни на западные, в частности американские, ценности демократии, рыночной экономики, прав человека, очень многие люди настроены сейчас на принятие «иностранщины» (В.Г. Костомаров 1999: 139-140). Этому способствует и рост интереса к изучению английского языка, находящегося сейчас в моде. Перед любым, говорящим на более чем одном языке, всегда стоит выбор языка, в зависимости от обстоятельств. В первую очередь принимается во внимание тот факт, какой язык приемлем для собеседника. В многоязычном обществе в различных ситуациях используются разные языки, а выбор контролируется социальными законами данного общества (Hudson R.A. 2000: 51-52).

Carol Myers-Scotton отмечает, что в обществе, в котором кодовое переключение является показателем полярности групп, такой феномен, как кодовое переключение встречается очень редко. То же самое можно сказать и об обществе, частью культуры которого является борьба за «чистоту» языка (Myers-Scotton C. 1995: 233). Об этом говорит и О.В. Высочина в своей диссертационной работе, посвященной пониманию значения иноязычного слова. «Интенсификация процесса заимствований, частое употребление иноязычных слов в СМИ без качественных комментариев и объяснений их значения вызывает тревогу у лингвистов, т.к. есть опасность неверного использования заимствований, неадекватного их понимания, искажения системного значения иностранных слов носителями языка. Неправильное словоупотребление в свою очередь может привести к коммуникативным неудачам, курьезам» (Высочина О.В. 2001: 49-50). Она подчеркивает необходимость, по-нашему мнению, не безосновательно, изучения того, как носители русского языка понимают значение наиболее употребительных иноязычных слов.

Carol Myers-Scotton говорит о существовании континуума правильно построенной речи билингва, на одном полюсе которого находится кодовое переключение. Этот континуум учитывает два фактора: 1) степень предсказуемости используемых грамматических структур и 2) мотивации говорящего (Carol Myers-Scotton 1995: 224). Именно эти факторы отличают кодовое переключение от таких явлений, как кодовое смешение и заимствования. Кодовое переключение – структурно последовательно, т.е. структуры, используемые в ходе КП, предсказуемы. Всего выделяют три вида составляющих элементов в рамках модели кодового переключения – это: 1) Когда морфемы содержания представлены из двух контактирующих языков, а грамматический каркас – только из родного языка, «языка-матрицы» (Matrix Language), как его называет Carol Myers-Scotton (Carol Myers-Scotton 1995: 220). Это означает, что все синтаксически активные морфемы берутся только из родного языка; 2) Имеет сходство с предыдущей моделью, за исключением того, что части предложения на родном языке построены в соответствии с грамматикой родного языка и все некорневые морфемы – также из родного языка; 3) Другие части предложения построены по правилам второго языка. Главное, на что здесь Carol Myers-Scotton обращает наше внимание и, что позднее было эмпирически доказано Форсоном (1979), Гиббонсом (1987), Петерсеном (1988) и др. – это то, что хотя в процессе кодового переключения участвуют два языка, они - не равноправны. У каждого из них – своя функция (зд. же: 222).

Относительно мотивации использования КП в речи, следует выделить следующие функции: а) необходимость подчеркнуть важность социально-прагматического воздействия КП на собеседника посредством индивидуального лексического выбора, либо через принятую модель КП; б) акцент внимания на смене темы разговора, т.е. маркер дискурса; в) использование лексики второго языка, отличной от лексики родного языка семантическими и прагматическими характеристиками, с целью более четкой передачи своих намерений; г) замена отсутствующего в родном языке эквивалентного слова, т.е. заполнение лакуны. Важное замечание – говорящий выбирает модель КП, потому что это соответствует его намерениям.

В этом и заключается основное отличие кодового переключения от кодового смешения, неосознанного употребления в кратких речевых отрезках слов и выражений второго языка, когда говорящий испытывает трудности при употреблении целых иноязычных конструкций, и поэтому прогнозировать варианты смешения языка невозможно. Р.А. Хадсон определяет кодовое смешение как показатель чего-то многозначительного, экстра важного, того, что нельзя передать средствами только одного языка. Чтобы произвести нужный эффект на слушателя, говорящий балансирует между двумя языками, использует в своей речи лингвистический коктейль (linguistic cocktail) (Hudson 2000: 53). Например: Стал ходить на сешен (session) с пиполом (people) общаться (Ляпис Трубецкой «Голуби»).

Еще одно явление в рамках культурно-языковых контактов английского и русского языков, которое, мы считаем, необходимо рассмотреть – это заимствование. Процесс заимствования так же, как и кодовое переключение в условиях билингвизма, закономерен, вследствие развития языка в реальной коммуникативной среде. В современном языкознании специфика английских заимствований в русском языке и русских - в английском представлена достаточно полно в работах следующих ученых-исследователей: Айтмухаметовой Д.И., Обуховой И.Н., Беляевой С.А., Ларионовой Е.В., Павленко Г.В., Сешан Ш., Кабакчи В.В., Ward D., и др. Заимствование – это элемент чужого языка (слово, морфема, синтаксическая конструкция и т. п.), перенесенный из одного языка в другой в результате языковых контактов, а также сам процесс перехода элементов из одного языка в другой (Ярцева В.Н 1998: 158).

В современном русском языке, на первый взгляд, наблюдается изобилие заимствований. Однако если вести подсчет не по иноязычным словам, а по денотатам, т.е. учитывать, для каких понятий имеются только иноязычные слова, а для каких - и русские, то слов, не имеющих адекватного русского эквивалента, будет значительно меньше общего числа иноязычной лексики в русском языке.

В соответствии с делением, предложенным И.А. Стерниным, заимствованная лексика может быть разделена на следующие группы (Стернин, 1998: 35):

• Лексические единицы, называющие денотаты, ранее отсутствующие в российской действительности: брокер, дилер, ваучер, холдинг, грант, банкомат и др;

• Лексические единицы, называющие эволюционировавшие денотаты русских слов (такие денотаты имели то или иное обозначение в русском языке, но в новых условиях сами денотаты изменились, что привело к их переименованию иноязычными словами - иноязычные слова обозначают такие денотаты более адекватно, поскольку в «своем» языке они давно специализированы именно на обозначении данных денотатов): менеджмент - вместо управление, маркетинг - вместо планирование спроса и сбыта, спонсор - вместо лицо или организация, финансирующее какое-либо мероприятие и др.

• Лексические единицы, называющие денотаты, не изменившиеся сложные составные наименования (результат действия закона экономии речевых усилий): саммит – вместо встреча в верхах, импичмент – вместо выражение недоверия, инаугурация – вместо вступление в должность, дедлайн – вместо крайний срок подачи документов и др.

Здесь, особенно во второй и третьей группе, важная роль отводится парадигматике и семантике слова, как показателю национально-культурной специфики. Ведь для русского человека слово дедлайн, например, не имеет такой коннотации, как для носителя языка. В нашем понимании крайний срок совсем не тот, что указан, можно прийти и позже.

Именно в этих группах присутствует, на наш взгляд, опасность злоупотребления иноязычными словами в речи, привлечения иностранной лексики даже в тех случаях, когда можно обойтись соответствующим русским словом. Ведь подчас употребление иноязычных слов объясняется, как справедливо считал Д.С. Лотте, лишь стремлением сделать свою терминологию непонятной для "непосвященных" вместе с боязнью называть предметы, кажущиеся сложными, обыденными словами (Лотте, 1982; 55).

Чтобы иметь полную картину относительно различий кодового переключения, смешения и заимствований, рассмотрим аргументы, представленные Carol Myers-Scotton.

Во-первых, человек, владеющий одним языком, может и, на самом деле, использует лексические заимствования в своей речи, тогда как в кодовом переключении задействован лишь человек, владеющий двумя языками. Во-вторых, если лексема одного языка считается заимствованной из другого языка, то мы можем проследить ее употребление в обоих языках даже среди носителей, не знающих эти языки. Однако лишь в том языке, из которого пришло данное заимствование, оно может употребляться в своем исконном значении. Это скорее психолингвистический аспект, отличающий КП от заимствования. И третья отличительная черта касается структурных и социально-политических отношений рассматриваемых языков. Лексические заимствования доминантного и в политическом и экономическом смысле языка обогащают лексику другого, менее экономически и политически влиятельного языка. В отличие от кодового переключения, когда не господствующий на мировой арене язык зачастую является основным.

Причин для заимствования слов одним языком из другого, как и для кодового переключения и смешения, чрезвычайно много. Опираясь на работы ведущих в этой области лингвистов (Лотте 1982, с. 112, Крысин 1968, с. 21 - 30), и диссертационное исследование Высочиной О.В, проведенное в 2001 году, мы выделяем: 1) экстралингвистические (внеязыковые), внешние и 2) внутрилингвистические, т.е. собственно языковые, внутренние.

К экстралингвистическим причинам можно отнести:1) влияние культуры одного народа на культуру другого; 2) повышение интереса к изучению того или иного языка; 3) осуществление мер в области языковой политики, направленных на поощрение и совершенствование процесса обучения иностранным языкам, на формирование активного двуязычия; 4) авторитетность языка-источника, например, компьютерная, спортивная терминология традиционно заимствуется из английского языка: джойстик, армреслинг, бодибилдинг и др. (это приводит к появлению интернационализмов); 5) исторически обусловленное увлечение определенных социальных слоев культурой чужой страны.

К внутрилингвистическим причинам заимствования относят следующие: 1) отсутствие в родном языке эквивалентного слова для нового понятия или предмета - это основная причина заимствований: компьютер, пейджер, факс, принтер, ксерокс, 2) тенденция к использованию одного заимствованного слова вместо описательного оборота, т.е. стремление к краткости, действие закона экономии, например, саммит - встреча в верхах, инаугурация - вступление в должность, импичмент - выражение недоверия и т.п.; 3) стремление к детализации определенного понятия, разграничению некоторых его смысловых оттенков путем "закрепления" их за разными словами, т.е. стремление к точности, например, субсидия - грант, образ — имидж, убийца - киллер и т.п.

Кроме этого, выделяются социально-психологические причины заимствования, к которым можно отнести следующие: 1) тенденция к экспрессивности, престижность иностранного слова приводят к макияж - мэйкап, подросток - тинейджер, реклама – паблисити и др.; 2) коммуникативная актуальность: перед выборами чаще используются слова электорат, рейтинг, импичмент и т.п.; 3) формирование интернационального жаргона: хайфай, чуинг, сингл и др (Высочина 2001: 38-40).

Необходимо отметить, что кодовое переключение часто является отправной точкой для таких заимствований, которые И.А. Стернин выделяет в отдельную группу как лексические единицы, называющие эволюционировавшие денотаты русских слов, по Carol Myers-Scotton - это core borrowings (Carol Myers-Scotton 1995: 228). Но для их ассимиляции требуется длительный промежуток времени, потому что они не привносят ничего нового, не заполняют лексическую лакуну.

Однако если речь идет о культурных реалиях, то здесь нет ничего общего с кодовым переключением. Как отмечает А.А Ривлина «Культурно-специфический компонент значения заимствуемой единицы не просто сохраняется, но выдвигается на первый план и определенным экспрессивным образом модифицируется при заимствовании в соот­ветствии с культурной спецификой языка-реципиента» (Ривлина 2001: 80).

Нет сомнений относительно того, что кодовое переключение, смешение и заимствования – это не одно и то же. Р.А. Хадсон отмечает, что при кодовом переключении и смешении языки вовлечены в процесс коммуникации, а при заимствовании – в контакт вступают языковые системы (Hudson 2000: 55).

Однако в связи с тем, что явления лексического заимствования и кодового переключения на лексическом уровне очень похожи, а иногда и идентичны, и процесс заимствования основной массы новых слов имеет отношение к кодовому переключению на лексическом уровне, остановимся на этом вопросе более подробно. Как в кодовом переключении и смешении, так и в заимствованиях очень четко прослеживается мотивация использования этих явлений, не зависимо от функций, выполняемых ими в языке. Во всех случаях элементы одного языка «имплантируются» в грамматическую структуру другого языка потому, что они отвечают намерениям говорящего. Р.А. Хадсон отличает кодовое переключение и смешение от заимствований, объясняя это так. В процессе кодового переключения и смешения использование каждого языка является особенно символичным для тех, кто часто пользуется этими явлениями, т. к. они имеют непосредственное отношение к определенной группе людей или ситуации (Hudson 2000: 55). В то время как заимствования – достояние всего общества, каждого его члена. Система языка оставляет в своем словарном фонде лишь номинативно и коммуникативно-значимые единицы иноязычного происхождения.

Таким образом, вслед за большинством лингвистов мы приходим к следующим выводам. До сих пор не существует единства по поводу содержания самих терминов, нет описания процесса их появления, адаптации и функционирования в языке. Не все, что заимствуется из другой культуры, отражается в заимствованных словах, а все, что имеет отношение к культуре – лингвистически закодировано. Причины, по которым один язык заимствует из другого языка, также разнообразны, как и обстоятельства, из-за которых люди вступают в контакт с иноязычной культурой, переключаются с одного кода на другой или смешивают их. В современных языках наблюдается интенсификация процесса заимствования, кодового переключения и смешения. Они открывают доступ к более высокому уровню культурно-цивилизационного развития, демонстрируют широкий кругозор автора, знание иностранного языка и принятие перспективы развития международных контактов, формирования открытого общества.


Литература:

1. Высочина О.В. Понимание значения иноязычного слова (психолингвистическое исследование): Дис. …канд. ф. н. – Воронеж, 2001. – 183 с.
   
2. Гумбольдт В. фон. Избранные труды по языкознанию. - М.: Про­гресс, 2000. - 400 с.
   
3. Иностранный язык для специалистов. Лингвистические и методические аспекты: Сборник статей для преподавателей, аспирантов и студентов языковых вузов. / Под общ. ред. И.А. Федотовой. – Благовещенск, Изд-во БГПУ, 2001.- 132 с.
   
4. Костомаров В.Г. Языковой вкус эпохи. Из наблюдений над речевой практикой масс-медиа. – СПб: Златоуст, 1999. – 320 с.
   
5. Лотте Д.С. Вопросы заимствования и упорядочения иноязычных терминов и терминоэлементов. – М.: Наука, 1982. – 149 с.
   
6. Сепир Э. Избранные труды по языкознанию и культурологии: Пер. с англ./Общ. ред. И вступ. ст. А.Е. Кибрика. – 2-е изд. - М.: Прогресс, 2001. – 656 с.
   
7. Стернин И.А. Лексическое значение слова в речи. – Воронеж: Изд-во Воронежского университета, 1985.
   
8. Ярцева В.Н. Большой Энциклопедический словарь. Языкознание. - М.: «Большая Российская энциклопедия», 1998. – 685 с. – (Филологи мира).
   
9. Kachru B. The Alchemy of English: The Spread, Functions and Models of Non-Native Englishes. – Oxford a. o., 1986. – 200 p.
   
10. Hudson R.A. Sociolinguistics. Foreign Language Teaching and Research Press. Cambridge University Press. Second Edition, 2000. – 284 p.
    
11. Myers-Scotton C. Social motivation for code-switching: Evidence from Africa. Oxford: Clarendon Press (Oxford University Press), 1995. – IX, 177 p.
    

Н.Г. Юзефович, Хабаровский государственный педагогический университет,

доцент кафедры английской филологии

Идеологическая и социальная оценочность и проблемы перевода с русского языка на английский

Изменение статуса перевода из языкового посредничества в межкультурное посредничество требует от переводчика большого внимания к социальным факторам, особенно при переводе лексики и фразеологии, обозначающей политические и социальные явления.

В период «языкового пуризма» отечественные переводчики и лексикографы традиционно придерживались традиции «переводить все», не учитывая позицию носителя английского языка. Поскольку при буквальном переводе с русского языка на английский многие «советские политические» термины положительной коннотации приобретали, в лучшем случае, нейтральный оттенок, а часто и негативные коннотации.

Это можно объяснить рядом объективных причин. Во-первых, закрытостью нашего общества, ограниченным доступом к оригинальным аутентичным словарям. В последнее время появляется все больше исследований, доказывающих, что буквальный перевод политических реалий воспринимается представителями другой картины мира неадекватно источнику, что разрушает эффективность общения.

Так, описывая наше недавнее прошлое, насыщенное милитаристскими клише, вместо традиционных в советских англоязычных изданиях калек fight for harvest/knowledge, etc., которые создают довольно агрессивный образ нашей страны, предпочтение следует отдать передачи смысла, словосочетаниям типа efficient work, diligent study, которые адекватны источнику по содержанию.

Английский язык межкультурного общения, ориентированный на русскую культуру, представляет собой особую функциональную сферу применения английского языка в современном мире. Ведущим специалистом в изучении данного варианта языка является профессор В.В. Кабакчи, который на протяжении многих лет изучает специфику англоязычного описания русской культуры (английский язык межкультурного общения, ориентированный на русскую культуру - АЯМОрк), и руководит исследованиями различных сфер его использования.

Согласно концепции АЯМО, разработанной В.В. Кабакчи, лексические единицы, обозначающие элементы другой, внешней, по отношению к данному языку культуры, называются ксенонимами (от греческого «ксенос» - чужой). Ксеноним – это единица номинации элементов внешней культуры.

Ксенонимический континуум АЯМО развивается неравномерно относительно разных культур, русская культура представлена в нем менее полно, чем более тесно контактирующие культуры (испанская или французская).

Однако современная тенденция к развитию диалога культур, возрастанию интереса к советской истории России способствует увеличению доли русскокультурных ксенонимов в английском языке. Интерес и важность изучения советского политического лексикона обусловлены во многом тем, что именно сегодня возможно объективное изучение данной лексики. Определенная часть советизмов прочно вошла в лексико-семантическую систему английского языка, и изменение политических условий не обязательно приводит к отмиранию лексики такого рода, она живет в принимающем языке по законам данного языка.

Поскольку советская политическая номинация «привязана» к своей, советской идеологии и формирует особую политическую картину мира, использование ее в другом контексте требует не просто наложения на другую картину мира, а определенного смыслового переосмысления. Субъективное восприятие действительности, обусловленное и политикой своей страны, часто осложняет адекватное понимание иноязычной политической лексики, которая, как правило, характеризуется оценочностью. Вариативность коннотаций, разные денотаты снижают эффективность общения, и могут привести к полному непониманию.

Методом сплошной выборки из толковых и специальных словарей, которые являются объективным критерием принадлежности ксенонимов к лексико-семантическому составу английского языка, было выделено более 1200 политических ксенонимов-номинаций советского периода. Анализ аутентичных публикаций и лексикографии позволил определить степень ассимиляции исследуемых единиц.

Материал исследования представлен моноязычными толковыми словарями английского языка большого объема (The Oxford English Dictionary, etc), среднего и малого объема, словарями неологизмов и культуры. Использовались энциклопедические издания, посвященные СССР: The Cambridge Encyclopedia of Russia and the former Soviet Union (1994), etc. Узус представлен аутентичной периодикой (Time, Newsweek, People’s, Anchorage Daily News, Guardian Weekly, International Herald Tribune, etc), и современной периодикой, издаваемой на английском языке в России (Moscow Times, St Petersburg Times), а также советологической литературой, публицистикой, художественными произведениями, путевыми заметками; переводная литература представлена Солженицыным. Всего было изучено 32 произведения (общий объем около 6000 страниц).

Ведущим принципом современного межкультурного общения является принцип точности, что подтверждается увеличением доли заимствований в АЯМО. В исследуемом материале около 70% ксенонимов представлены заимствованиями.

Большую роль в формировании политического ксенонима играла диссидентская литература, главным образом, переводы А. Солженицына на Западе, что обусловило распространение криминального сленга, который зарегистрирован русской и англоязычной лексикографией в последнее десятилетие (zek, sharashka, gulag). В АЯМОрк семантизация таких единиц, как правило, сопровождается объяснением негативной окраски, что очень важно для адекватного функционирования ксенонима.

Например, пейоративный ксенонима stukach в тексте прямо описывается негативно окрашенным словосочетанием regarded with contempt.. Коннотации могут актуализироваться при введении в текст аналогов соответствующей окраски (‘shabashniki’ = moonlighters).

Распад СССР, с одной стороны, привел к тому, что множество советизмов стали перемещаться ближе к периферии лексико-семантической системы языка, с другой, попытки переосмыслить прошлое, чтобы избежать ошибок в настоящем, способствовали закреплению в специальных справочниках и словарях, изданных в последнее десятилетие, советизмов. Кроме того, отдельные явления, особенно негативные, как и их номинации, не исчезли, а перешли в следующий социальный этап:

Gruppovshchina, inter-ethnic bullying in the armed forces [CamEnc 1994: Glossary].

Поскольку такие ксенонимы находятся на стадии адаптации, они не только маркированы графически в словаре, но и обязательно сопровождаются параллельным подключением в речи: …the brutality and bullying suffered by recruits (so-called dedovshchina)… [CamEnc 1994: 455].

Понятие «личность» в советской культуре понимается как «социалистическая личность» или «новый советский человек», идионим сочетается с такими единицами положительной коннотации как «всесторонне-развитая, гармоничная личность». В АЯМОрк для выделения такого словозначения часто используют заимствование lichnost’, а экспликация может осуществляться разными способами, калькированием словосочетаний, объясняющих данное понятие или полионимом-интернационализмом individualism.

В советских англоязычных публикациях individualism воспринимается как «псевдо-интернационализм», поскольку он выражает понятие «противопоставленный коллективу», что в советской культуре считается пороком: Perestroika is about waking up the lichnost – ‘individualism’ in our men [NY Times International Feb 19 1990].

Основные политические термины завершающего этапа существования СССР – это «гласность» и «перестройка». По скорости возникновения ксенонимов-коррелятов данных терминов можно провести параллель с распространением слова «спутник». Однако если sputnik вызывал у определенной части населения англо-говорящего мира негативные коннотации («мощь, достижение СССР», идеологического противника США), то анализируемые единицы являлись свидетельством падения «Железного занавеса», что воспринималось положительно абсолютным большинством.

Конец 1980-х годов все еще характеризовался преимущественным употреблением аналогов в АЯМОрк. Поэтому первоначально многие источники пытались найти и использовать описательные обороты, кальки, но не заимствования. Русско-английский словарь общественно-политической лексики предлагает следующие варианты этого идионима в английском языке: publicity, publicizing, openness, glasnost [РАСОПЛ: 83]. Этот словарь, изданный в 1987 году, отражает многочисленные разнообразные попытки передать суть понятия средствами английского языка, причем заимствование стоит на последнем месте.

В Учебном словаре сочетаемости общественно-политических терминов, изданном позже, в 1989 году, первым отмечается уже заимствование: glasnost, openness, publicity [УССОПТ: 73]. Английский неологизм glasnost был зарегистрирован Longman Guardian New Words еще в 1986 году.

В аутентичных источниках заимствование еще какое-то время сосуществовало с другими единицами, функционировал целый ряд своего рода лексических вариантов, которые фиксировала и советская лексикография. Однако ксенонимическая номинация в данном ряду только одна – заимствование, поскольку только glasnost обладает точностью, обусловливает уверенную обратимость, идеологически и оценочно маркирован.

Политика Горбачева была настолько популярна, что новые ксенонимы быстро входили в жизнь и использовались даже как полионимы. Так, появились кафе с названием Glasnost: coffee-house the Glasnost Café. В конце 1980х этот ксеноним обладал положительной оценочностью и эмоциональностью в АЯМОрк. На данном этапе, это скорее нейтральная единица-историзм.

Заимствование элементов внешней культуры требует, использования параллельного подключения, т.е. введения в текст дополнительных способов семантизации: объяснение, описательный оборот, калькирование, для выражения оценочности вводятся также лексические единицы соответствующей окраски. Адаптация ксенонима во многом определяется социальной значимостью единицы.

В современном АЯМОрк все чаще используется особый тип заимствования -- локалоид (термин В.В. Кабакчи). Это своеобразные «обратные» заимствования, т.е. такие единицы английского происхождения, которые АЯМОрк заимствует в свой лексикон при помощи транслитерации или транскрибирования из русского языка. Именно интернациональность формы такой лексической единицы позволяет ей легко ассимилироваться в тексте. Специфика локалоид, особые коннотации выделяются несколько необычным написанием, отличающимся от английской единицы, кроме того, локалоиды всегда выделяются курсивом.

В процессе изучения советского политического ксенонима было выделено около 30 локалоидов. Его преимущество относительно интернационализма в том, что он помогает выделить оценочность и коннотации. Изоморфизм формы может маскировать варьирование содержания, что является препятствием эффективному общению. Поэтому локалоид, обращая на себя внимание своеобразной формой, заставляет задуматься и о содержании.

Первым зарегистрированным локалоидом является ксеноним Kulturny. Идионим «культурно» (очень частотный в советском лексиконе) и полионим culture фактически являются ложными интернационализмами, что способствовало введению в АЯМОрк-сов локалоида, который шире по семантике, чем единица английского языка, поскольку обладает дополнительным словозначением «невежливо», «невоспитанно». И самый авторитетный источник лексикографии Оксфордский словарь фиксирует Kulturny [< Russ kul’turny civilized] (in the Soviet Union) cultured, civilized [OED VIII: 544]. This was the region of privilege, of class, of kulturny [GULAG: 59].

Однако в речи наибольшее распространено получило производное с отрицательным префиксом «не-»:

There is a right and wrong way to do almost everything. The wrong way is termed nyekulturny (uncultured or bad manners), and a foreign visitor and behavior will be judges by the same standards [From Nyet to Da: 120].

Для письменной речи последнего десятилетия такая ксенонимическая номинация становится все более характерной. Хотя идеологически обусловленное варьирование семантики может привести к развитию полисемии, как отмечалось выше, это, как правило, характерно для денотативного варьирования. Варьирование коннотаций сложнее распознать, поскольку общее толкование лексической единицы синонимично в контактирующих культурах, именно при помощи локалоида современные авторы выделяют особенности ксенонима.

Полионим-интернационализм democracy в речи является фактически псевдо-интернационализмом вследствие большой субъективности восприятия и употребления данной единицы. Понятие «демократия» положительно в обеих культурах, и применительно именно к своей стране, поэтому локалоид подчеркивает специфику значения:

Demokratizatsia – another troublesome word because it does not mean the same thing as its English equivalent – democratization. [Canadian Tribune Feb 29, 1988]].

Это второй зарегистрированный локалоид в практике АЯМОрк-сов. Частотность использования данного локалоида подтверждается тем, что он включен в Глоссарий Cambridge Encyclopedia of Russia and the Former Soviet Union:

demokratizatsia democratization [CamEnc 1994: Glossary].

Для локалоидов наиболее характерны стилистические функции (создание национального колорита), поскольку изоморфизм формы лексических единиц контактирующих языков облегчает восприятие. Сравните: «комендант» = commandant= komandant; «бригада» = brigade=brigada; «эмансипация» = emancipation= emancipatsiya.

Russian women call it emantsipatsiya – emancipation [Guardian Weekly Apr 13 1997].

Сходство формы локалоида и лексической единицы английского языка, однако, не всегда означает идентичность содержания. В отдельных случаях такое использование выделяет псевдоинтернационализмы. Локалоид, маркированный курсивом, способствует выделению варьирования семантики, которым отличается от своего англоязычного коррелята русский этимон, особенно если речь идет о понятиях, свойственных контактирующим обществам:

He likes order. He won’t let the spekulyanty get away with too much [Smith 1984: 127].

Использование этого локалоида характерно и для современных текстов, поскольку в АЯ – это единица делового языка, но в РЯ, это все еще негативно окрашенное слово, как отмечает современная лексикография.В следующем примере семантика локалоида эксплицируется определением, но следует отметить, что в современном АЯ данное понятие также довольно часто стали использовать с негативной коннотацией, многое определяется источником цитации:

In Russian, the word feministka is pejorative, meaning a bossy man-hater rather than a woman who wants equality in the workplace [NY Times International Nov 25 1991].

Локалоиды часто используются для ксенонимической номинации таких идионимов, который в речи характеризуются негативными коннотациями:

…Or Jews such as Volodya Slepak and Aleksandr Lerner who wanted to emigrate but were refused permission, and became known as refuzniki [Smith 1991: 11]. Always he (a KGB official) takes some (letters) with him, usually the anonymkas (anonymous ones) [Smith 1984: 498]. ...they (artists) were frightened of her because of her husband. Artists and the Komitet had mutually exclusive ideals [GULAG: 35].

Передача иронии или скептического отношения к этнониму, который трактуется в советской культуре достаточно специфично по сравнению со своим англоязычным коррелятом.

Bisis, biznis, biznismeni, kottedzhi в контексте русской культуры иногда приобретают облагороженное значение, излишнюю эмоциональность, что вызывает, вызывает недоумение или улыбки иностранцев.

Проявление эрудиции и информированности автора текста, который показывает свое знание русской культуры, что создает эффект большой достоверности при восприятии текста:

…political diktat and pretentious habits of rulers.Under dictators, life and thought do not cease: art becomes the substitute outlet for politics [Smith 1991: 96]. Stalin ... preferred to use the word pereseleniye (resettlement) instead of deportatsiya (deportation) when discussing his policy on ethnic minorities [St Petersburg Times Apr 4 1997].

Понятие русской «коллектив», одно из ведущих понятий советского общества, привело к субстантивации прилагательного collective. Однако сложность восприятия этого явления для ментальности западного человека, согласно которой для развития общества важнее личность, чем коллектив обусловили популярность локалоида kollektiv:

The collective consciousness, kollektiv strongly reinforced by the ideological approval and distrust of individualism, throws Russians together... [Life: 72]. He had come to understand the Russians... He knew the kollektiv mind [GULAG: 96].

В контексте АЯМОрк локалоиды функционируют как ксенонимы советской культуры.

Анализ выделенных примеров показывает, что осиновые причины использования локалоидов следующие. Создание национального колорита экономными средствами, поскольку изоморфизм формы локалоида и идионима облегчает восприятие ксенонима:.

..the whole of Russian society is shifting gears in what reformers call konversiya, or conversion. A year ago, when the Soviet Union broke up, konversiya took on a whole new meaning [Time Dec 7 1992];

Свидетельство эрудиции и информированности автора, что создает эффект надежности информации:

…it is easy to arrange the terms chronologically. First come the terms that describe the Brezhnev legacy: zastoi (stagnation), pustoi prilavok (empty store counter), kul’t partii (cult of the party) [St Petersburg Time July 18 1997];

Выделение варьирования семантики или особых коннотаций, которые определяются контекстом:

Uniformed police, militsia (“police” was considered a bourgeois term), are omnipresent in Soviet cities. [From Nyet to Da: 104]. Unfortunately, the militsia stopped me on my way… [Moscow Times Jan 18 2000];

Скептические коннотации в случае своего рода «псевдоинтернационализмов»:

The Communist Party sanctioned foreign investment and a form of limited private enterprise known as kooperativ. Cooperatives had been a vestige of “late Leninism” [Remnick: 187].

Локалоиды, как разновидность заимствования, становятся все более популярным способом ксенонимической номинации. Такой способ заимствования во многом обусловлен глобализацией английского языка и расширением межкультурных контактов, с одной стороны, а с другой, потребностью, по возможности передать оттенки значения, особые коннотации одной культуры средствами иного языка.


Литература и сокращения:

1. Кабакчи В. В. Основы англоязычной межкультурной коммуникации. СПб., 1998. – 230 с.
   
2. РАСОПЛ - Русско-английский словарь общественно-политической лексики. – М., 1987.
   
3. УССОПТ - Учебный словарь сочетаемости общественно-политических терминов. М., 1989.
   
4. CamEnc - The Cambridge Encyclopedia of Russia and the Former Soviet Union. Cambridge University Press, 1994.
   
5. DRuss - .Kabakchi V. V. The Concise Dictionary of Russia. St-Petersburg, 2001.
   
6. From Nyet to Da -- Richmond Yale. From Nyet to Da, Understanding the Russians. - Yarmouth, Maine: Intercultural Press Inc., 1992. – 175 p.
   
7. GULAG - Flannery Sean GULAG. – Charter Books, NY., 1987. – 372 p.
   
8. OED - Oxford English Dictionary, The. – 2^nd ed. – Oxford: Clarendon Press, 1989.
   
9. Remnick - Remnick, David. Resurrection. The Struggle for a New Russia. – New York: Random House, 1997. – 398 p.
   
10. Smith 1984 - Smith Hedrick. The Russians. – New York: Ballantine Books, 1984. – 775 p.
    
11. Smith 1991 - Smith Hedrick. The New Russians. – New York: Avon Books, 1991. – 734 p.