"Таинственные повести" И.С. Тургенева в истории отечественного литературоведения
Дипломная работа - Литература
Другие дипломы по предмету Литература
тво через красоту: С беспощадной прямотой выразил эти мысли наш Тургенев. “У искусства нет цели, кроме самого искусства”, говорил он. Красота для Брюсова синоним покоя, недвижности, познавательной инертности созерцающего произведение искусства: Как бы ни были безупречны формы сонаты, как бы ни было прекрасно лицо мраморного бюста, но если за этими звуками, за этим мрамором нет ничего, что меня повлечет к ним? Человеческий дух не может примириться с покоем [4; с. 86].
В конце ХIХ начале ХХвв. именно на эту особенность тургеневских текстов указывали литературные критики и ученые с различной идеологической и эстетической ориентацией, обращавшие, однако, особенное внимание на тургеневский эстетизм.
В трактате О искусстве (1899) Брюсов объявляет доминирующей характеристикой искусства коммуникацию, а основным конструктивным признаком нового направления в искусстве активизацию читательского восприятия.
Очевидно, что ни один писатель из плеяды гениев и талантов ХIХвека не мог сравниться с Тургеневым в области эстетического воздействия на читателя. Однако, как мы видим, это воздействие, согласно утверждениям критиков и самого Брюсова, заключалось не в активизации, а в успокоении, гармонизации читательского сознания. Такое отношение русского читателя к художественному тексту несомненно осознается Брюсовым как бессознательное следование нормам кантианской эстетики, которая, как известно, была неприемлема для других старших символистов в конце 90-х начале 900-хгодов.
Движущим механизмом текста жизни, по Брюсову, является страсть, а не любовь структурная доминанта русского классического романа и текста поведения читателя этого романа. Классики русской прозы не удовлетворяют Брюсова тем, что не изображают в своих романах страсть: Искусство прошлого никогда не находило для изображения страсти той же силы, как для изображения любви Таково отношение к страсти Тургенева и Толстого [4; с. 26].
По Брюсову, именно страсть, а не любовь преодолевает внутреннюю ограниченность индивидуальности: …и будет лишь полнота ощущений, в которых все утонет, все перестанет быть, и прямо очам нашего истинного “я” откроется бесконечность [4; с. 23].
Неприятие Тургенева со стороны Брюсова имеет еще одну причину. Она, как уже говорилось выше, связана с размышлениями лидера символизма о путях развития русской прозы. Активность Брюсова возрастает по мере того, как он видит, что многие писатели, причисляющие себя к новому искусству, не только третьестепенные, но иногда очень яркие и талантливые, в своих прозаических опытах ориентируются на стилистику и тематику тургеневских повестей и романов. Так, например, в рецензии на сборник рассказов Марка Криницкого, одного из представителей массового символизма и своего близкого знакомого, Брюсов писал: Писать теперь, как это делают Криницкий, Рафалович и Голиков, по трафаретам Тургенева, это все равно, что в век скорострельных ружей выступать против врага с рогатиной и пращой. Тургеневская проза для Брюсова это проза, ставшая достоянием массовой литературы, литературных эпигонов.
Брюсовская установка на множественность истин (одновременное их сосуществование), характеризующая его эстетическую позицию в начале 1900-хгг., объясняет и его отношение к Тургеневу. Брюсову, конечно, хорошо было известно, что представление о личности Тургенева в литературной критике конца ХIХ начала ХХвв. зависело зачастую не от конкретного материала, а от тех многочисленных легенд, которые на протяжении второй половины ХIХв. складывались в сознании современников писателя. Отметим, что и сам Брюсов отдал дань подобному подходу, рецензируя в Русском архиве за 1902г. издания тургеневских писем. В Весах, однако, Брюсов публикует ряд связанных с Тургеневым материалов, демонстрирующих объективный, историко-литературный подход к рассматриваемым текстам. Брюсов, стремившийся к восстановлению объективной картины истории русской литературы ХIХв., не делает исключения и для Тургенева, хотя, безусловно, для него гораздо более важными авторами являлись русские поэты, которых он причислял к предшественникам русского символизма (Пушкин, Фет, Тютчев, Некрасов).
Очевидно, что Тургенев важен для Брюсова как подспудный организатор и координатор эволюции русской поэзии. Брюсов был единственным символистским критиком, эксплицировавшим эту функцию Тургенева в русской культуре ХIХвека и вольно или невольно указавшим на Тургенева как на предшественника нового искусства, претендующего на глобальную организацию культурного процесса.
В целом, рецепция Брюсовым тургеневского наследия типологически вполне сопоставима с восприятием Тургенева Мережковским и Волынским. В характере этой рецепции отсутствует четкая смысловая доминанта. С одной стороны, Тургенев в большей (Мережковский) или меньшей (Брюсов, Волынский) степени признается предшественником нового искусства, с другой же стороны, Тургенев считается художником вчерашнего дня. И дело здесь не только в разграничении историко-литературных заслуг Тургенева и меры его включенности в новое искусство. Дело здесь, скорее, в большом количестве типологических совпадений в эстетической ориентации лидеров символизма и Т?/p>