Концепция читателя в критике В.Г. Белинского
Дипломная работа - Литература
Другие дипломы по предмету Литература
с такою важностию, как будто город берем… [С. 309]. Критик считает, что это явление было неизбежным этапом европеизации русского общества, но в XIX в. обществу уже пора бы вырасти из него. Пришло время срывать маски и показывать истинную суть вещей.
В Литературных мечтаниях на эту тему звучит страстный монолог: Что за блаженство, что за сладострастие души сказать какому-нибудь гению в отставке без мундира, что он смешон и жалок с своими детскими претензиями на великость, растолковать ему, что он не себе, а крикуну-журналисту обязан своею литературною значительностию; сказать какому-нибудь ветерану, что он пользуется своим авторитетом на кредит, по старым воспоминаниям или по старой привычке; доказать какому-нибудь литературному учителю, что он близорук, что он отстал от века и что ему надо переучиваться с азбуки; сказать какому-нибудь выходцу бог весть откуда, какому-нибудь пройдохе и Видоку, какому-нибудь литературному торгашу, что он оскорбляет собою и эту словесность, которой занимается, и этих добрых людей, кредитом коих пользуется… [С. 94].
Белинский допускает, что в литературных дискуссиях часто нарушаются законы приличия, но умный и образованный читатель, по его мнению, всегда сможет отличить истину от лжи, а человека от его слабости. Истина требует определенных жертв, и этими жертвами часто оказываются правила вежливости и толерантности, честному критику приходится наносить удары по общественному мнению и мнению знаменитых людей, недаром к одной из глав Литературных мечтаний он поставил эпиграф: Amicus Plato, sed magis amica veritas (Платнон мне друг, но еще больший мне друг - истина (лат.).), а в статье О стихотворениях г. Баратынского восклицает: Нет, пусть будет воздаваемо каждому должное, пусть заслуга пользуется уважением, а бездарность обличится и всякий займет свое место! Неужели наши мелкие расчеты, наше жалкое самолюбие, наши ничтожные отношения дороже и важнее истины, общественного вкуса, общественной любви к искусству, общественных понятий об изящном? [С. 189].
Критик может ошибаться, но Белинский опровергает мнение, что строгий и резкий приговор убьет неразвившееся дарование. Исходя из его эстетической теории, гений не может не писать, ни похвалы, ни суд публики над истинным талантом не властны. А поэты, которых заставляет замолчать первая выходка критики, как раскричавшегося ребенка лоза няньки [С. 282] - поэты не настоящие, для них только благо будет, если критик откроет им глаза на их заблуждение. В статье Стихотворения Владимира Бенедиктова Белинский пишет об этом, как о необходимом благе: Если превознесенный поэт есть человек с душою и сердцем, то неужели не грустно думать, что он должен итти не по своей дороге, сделаться записным фразером и после мгновенного успеха, эфемерной славы видеть себя заживо похороненным, видеть себя жертвою литературного бесславия? Если это человек пустой, ничтожный, то неужели не досадно видеть глупое чванство литературного павлина, видеть незаслуженный успех и, так как нет глупца, который не нашел бы глупее себя, видеть нелепое удивление добрых людей, которые, может быть, не лишены некоторого вкуса, но которые не смеют иметь своего суждения? [C. 196]. Он вспоминает, что и Байрон, и Пушкин изначально не были встречены с восторгом, однако это не заставило их замолчать, их гении продолжали развиваться, а над несправедливыми нападками они только смеялись: Байрон написал Чайльд-Гарольда, а Пушкин припечатал поучения критики ко второму изданию Руслана и Людмилы. Также Белинский отмечает, что, если критика несправедлива, она встречает сильную оппозицию в публике, у которой все-таки есть какое-то врожденное чувство прекрасного.
Критик и журналист ответственны перед читателем за то, что преподносят ему в своих журналах. В статье О критике и литературных мнениях Московского наблюдателя Белинский спорит по этому поводу с Шевыревым. В первом номере Московского наблюдателя за 1836 г. Шевырев поместил статью Перечень наблюдателя, где оправдывается перед читателями, требующими библиографии, почему в его журнале нет этого раздела. Среди прочего он отмечает, что тех простодушных читателей, кто сомневается в покупке книги и хочет найти ответ на этот вопрос в журнале, Наблюдатель из невежества выводить не собирается, и мотивирует это тем, что оставаться внакладе при покупке книги есть достойное наказание для невежества [C. 301].
Однако Белинский считает, что своим молчанием журналист только способствует успехам литературных спекулянтов: Журналист должен поставить себе за священнейшую обязанность неусыпно преследовать надувателей невежества, препятствовать успехам мелкой литературной промышленности, столь гибельной для распространения вкуса и охоты к чтению [Там же].
Он отмечает, что плохая книга способствует укоренению превратных понятий и делает невежду еще невежественнее. Он говорит о провинциалах, которые хотят дать детям образование более хорошее, чем имеют сами, спрашивает, чем таким людям руководствоваться при выборе книг, утверждая, что журналист ответственен перед ними: А ведь эти дети принадлежат к молодым поколениям, которые должны некогда явиться честными и способными деятелями на служении отечеству, а ведь направление их деятельности зависит от книг, по которым они учатся или которые они читают! Неужели же и эти поколения, юные и жаждущие образования, должны наказываться за невежество своих отцов?. [Т?/p>