Концепция читателя в критике В.Г. Белинского
Дипломная работа - Литература
Другие дипломы по предмету Литература
?ной из главных задач журналиста и литературного критика.
2.4 Журналист и читатель
Поскольку качество образования в русском обществе (особенно в провинции) недостаточно высокое, как считает В.Г. Белинский, а чувство прекрасного еще плохо развито, журналистика должна стоять на службе у просвещения и всячески способствовать распространению наук и правильных понятий об изящном.
На критике в его представлении лежат своего рода миссионерские задачи: она должна обличать дурные вкусы общества и, продираясь сквозь них, давать читателям понятие об истинной красоте и истинном искусстве. В статье Ничто о ничем, или Отчет г. Издателю Телескопа за последнее полугодие (1835) русской литературы он пишет: Там, где есть уже охота к искусству, но где еще зыбки и шатки понятия о нем, там журнал есть руководитель общества [С. 254]. Эта задача непростая, он понимает, что гораздо легче самому чувствовать и понимать прекрасное, чем заставлять других чувствовать и понимать его, нелегко убедить читателей в своей правоте: Если одни из читателей, прочтя мою статью, скажут: Это правда или, по крайней мере: Во всем этом есть и правда; если другие, прочтя ее, захотят прочесть и разобранные в ней сочинения, - мой долг выполнен, цель достигнута [C. 182].
Например, в Литературных мечтаниях, выдвинув тезис у нас нет литературы, возможность появления в России литературы он ставит в прямую зависимость от готовности публики ее воспринять. Решая вопрос, что же должно явиться прежде: гениальные художественные произведения или читатели, которые смогут его понять и оценить по достоинству, критик склоняется в пользу последнего: нашей литературе должна предшествовать некоторая образованность вкуса, или, другими словами, у нас сперва должны явиться читатели, dilettanti {Любители. - Ред.}, а потом уже и литература [C. 260]. Процветание в книжной торговли, по его мнению, только подтверждает этот вывод: там, где с равною жадностью читается и хорошее и дурное, где равный успех имеют и песенники г. Гурьянова и стихотворения Пушкина, там видна охота к чтению, но не потребность литературы. Только при условии того, что публика начнет разбираться в огромном количестве текстов и читать избирательно, может появиться литература [C. 260].
Критику постоянно приходится вставать перед выбором - писать честно и беспристрастно, во имя истины и вечной идеи, не боясь свергнуть и оскорбить признанные авторитеты и обидеть хороших людей, которые являются при этом плохими авторами, либо идти на поводу у вкуса и мнения общества, бояться говорить правду в глаза, придерживаться тактики конформизма. В статье О критике и литературных мнениях Московского наблюдателя Белинский пишет о тяжести этого противостояния: Но всего горестнее, что у нас еще не могут понять того, что можно уважать человека, любить его, даже быть с ним в знакомстве, в родстве - и преследовать постоянно его образ мыслей, ученый или литературный [С. 310]. Он с горечью замечает, что из-за того, что современники не умеют отделять человека от его мысли, на критика, убивающего свое время и здоровье для того, чтобы расставить все по своим местам и найти истину, обрушивается общественное недовольство, доходящее даже до ненависти и личных обид. Критику, поступающему искренне и честно, не следует ждать от общества наград и уважения за свою деятельность, он должен находить утешение в том, что способствует просвещению и установлению истины.
В.Г. Белинский резко нападает на светскость и паркетность в литературе, он протестует против незаслуженных литературных авторитетов и раболепия публики перед ними: У нас, как я уже и говорил, еще и по сию пору царствует в литературе какое-то жалкое, детское благоговение к авторам; мы и в литературе высоко чтим табель о рангах и боимся говорить вслух правду о высоких персонах. Говоря о знаменитом писателе, мы всегда ограничиваемся одними пустыми возгласами и надутыми похвалами; сказать о нем резкую правду у нас святотатство [С. 94]; мы уважаем благородство в литературе, но не терпим паркетности, высоко ценим изящество, но ненавидим щегольство [С. 270]. Журнал Московский наблюдатель он обвиняет в том, что тот, вместо распространения современных понятий об изящном в литературе, переносит туда законы светского общества, пытаясь действовать по правилам какого-то литературного приличия: Он хочет во что бы то ни стало одеть нашу литературу в модный фрак и белые перчатки, ввести ее в гостиную и подчинить зависимости от дам [C. 308]. Это стремление к светскости во всех сферах жизни Белинский связывает c общей тенденцией подражательности Европе, характерной для русского общества начиная с XVIII века, чему немало способствовали реформы Петра I. В Западной Европе, по его мнению, пора светскости уже миновала, а рыцарство, в том числе и литературное, давно считается пошлостью. Но русский народ, восприняв это все с опозданием, неуклюже пытается копировать смешные и не характерные для него вещи, которые, к тому же, в Европе давно вышли из моды: Мы еще недавно надели белые перчатки, и потому ходим, поднявши руки вверх, чтоб все их видели; мы еще недавно переменили охабень на фрак, и потому беспрестанно охорашиваемся и оглядываем себя со всех сторон; мы еще недавно перестали бить наших жен и пляску вприсядку переменили на танцы, и потому кричим громко place auх dames, как бы похваляясь своею вежливостию, и танцуем французскую кадриль