Человек в контексте антиутопического сознания ХХ века

Дипломная работа - Литература

Другие дипломы по предмету Литература

ки же спокойствие поддерживает опытный глаз Хранителей - они тайно следят за всеми нумерами и карают отступников.

Где-то над всеми, в небесах - Благодетель, новый Иегова на аэро, мудрый Паук в белых одеждах, появляющийся перед нумерами раз в год, в День Единогласия, чтобы единогласно быть избранным на следующий срок (в Городе, следовательно, существуют не монархия или деспотия, а вполне демократические процедуры).

Единое Государство существует даже не по законам безличного организма, а просто как высокоорганизованная машина, в которой каждый нумер - винтик, шуруп, в любое мгновение заменимая деталь. Потому даже выше Благодетеля оказывается царствующая над всеми Часовая Скрижаль. Свободными от диктата Скрижали остаются только два Личных Часа. Таковы математически-безошибочное счастье, математически совершенная жизнь, которые с воодушевлением, с восторгом, сам захлебываясь от счастья, воспевает герой-повествователь на первых страницах поэмы о Едином Государстве.

Здесь нет ни малейшего намека на индивидуальность, на возможность выделиться из мы: быть оригинальным - это нарушить равенство. Никаких личностей, лишь единицы населения, учтенные статистикой. Человека загоняют в раба, в муравья, в обезличенный нумер. Число, цифра, заменившие слово, вытеснили и личные имена, упраздненные как проявление преступной тяги к необщности. Всякая исключительность - это аномалия, неполноценность, порок, с которым и идет борьба. Безымянный человек отождествляется с пронумерованным местом в общем строю.

Нет тут и трудовой самодеятельности, свободы творческого замысла. Коллективистский труд с его поточно-конвейерными формами приобретает рабски-подневольный характер. Само слово тейлоризм (в значении жестко рациональная организация труда, происходящем от имени ее американского изобретателя - инженера Ф. У. Тейлора) несколько раз встречается в романе Замятина, наблюдавшего тейлоризм в действии в период своего двухлетнего пребывания на английских верфях. Но для Замятина был неприемлем и русский вариант тейлоризма, который будет позднее теоретически обоснован в трудах А. К. Гастева и в книге А. А. Богданова Всеобщая организационная наука (тектология). Еще в начале XX века А. Богданов, будущий идеолог Пролеткульта, в своей утопии Красная звезда изобразил высокоорганизованный казарменно-уравнительный коммунизм, с его восприятием человека как материала, подобного неживой природе и пригодного для социальной геометрии. С такой концепцией человека и полемизировал Замятин, рассказавший об участи трех отпущенников, в виде опыта на месяц освобожденных от работы и в припадке тоски покончивших с собой. Подобный же эксперимент проводили и у Хаксли, когда во всей Ирландии ввели четырехчасовой рабочий день. И что же в итоге? Непорядки и сильно возросшее потребление сомы - наркотических таблеток, дающих радостный настрой.

Каждый осознает себя лишь шестеренкой, функцией гигантской государственной машины, выпадение из которой закономерно обрекает его на гибель. Механическое начало сознательно внедряется в его жизнь, ведет к еще большей неразличимости винтиков общественного механизма. Государства строго регулируют даже воспроизведение потомства. В Мы это достигается подбором родителей: одна из героинь романа не имела права на желанного ребенка, т. к. ростом не дотягивала десяти сантиметров до Материнской Нормы. Хаксли пошел дальше. У него родительский принцип исключен вообще: производство детей поставлено на конвейер и полностью отделено от человека. Воздействуя на мутацию, с помощью генной инженерии в инкубаторе взращивают особи разных пород - так выполняют государственный заказ на кадры. Каждая каста получает соответствующее воспитание. Низшие (гаммы, дельты, эпсилоны) готовятся для выполнения тяжелой, черной работы, высшие (альфы, беты) формуются как интеллектуалы.

В мире, осуществившем национализацию деторождения, материнство карается как криминал. Люди будущего не знакомы с унизительными узами родства. В Мы дети не знают своих родителей, у Хаксли они появляются из бутылки. Бернард Маркс, герой О дивного нового мира, говорит своей возлюбленной: Я часто думаю: быть может, мы теряем что-то, не имея матери. И, возможно, ты теряешь что-то, лишаясь материнства. В страшные минуты своих метаний Д-503 вдруг обращается к самому спасительному и человеческому: Если бы у меня была мать - как у древних: моя - вот именно - мать. И чтобы для нее - я не строитель Интеграла, и не нумер Д-503, и не молекула Единого Государства, а простой человеческий кусок ее же самой - истоптанный, раздавленный, выброшенный… Чтобы она услышала то, чего никто не слышит…

Слова мать, отец, родители, родной дом, семья - бранные и непристойные в новом мире. Отрыв от родительского корня - это отказ от органической преемственности. Родители - ближайшее звено прошлого, а прошлое интенсивно искореняется: закрыты исторические музеи, взорваны памятники, запрещено печатание и чтение книг. Для героев Замятина и Хаксли жизнь - это лишь бесконечное повторение настоящего, его самовоспроизведение, поэтому дети будущего не изучают историю, считая прошлое вздором, ненужным хламом и бесполезным фактом. История учит, что мир преходящ, а это не согласуется с идеей социальной стабильност?/p>