Человек в контексте антиутопического сознания ХХ века
Дипломная работа - Литература
Другие дипломы по предмету Литература
?вый социализм, казнящий революцию во имя диктатуры вождей и всевластья подчиненной бюрократии, с той поры сделался для Оруэлла главным врагом, чей облик он умел различать безошибочно, не обращая внимания на лозунги и знамена.
Так возник его тяжелый конфликт с современниками. Надо хоть в общих чертах представить себе тогдашнюю духовную ситуацию на Западе, чтобы стало ясно, какой смелостью должен был обладать Оруэлл, отстаивая свои принципы. Фактически он подвергал себя изоляции. Консерваторов он не устраивал тем, что по-прежнему стойко верил в социалистическую идею, и пусть это был типичный социализм чувства, не всегда ладящий с историей, никакого примирения с реакцией он не допускал. Для либералов Оруэлл был докучливым критиком и явным чужаком, поскольку не выносил их прекраснодушного пустословия. Он не мог принять олимпийского спокойствия перед лицом опасностей слишком реальных и грозных. Он не верил, что тут только случайные отклонения и издержки, которые не остановят торжество прогресса.
Но особенно яростно спорил Оруэлл с теми, кто почитал себя марксистами или, во всяком случае, левыми. В левых кругах на Западе долгое время предосудительной, если не прямо преступной, считалась сама попытка дискутировать о сути происходящего в Советском Союзе. Внедренная сталинизмом система была бездумно признана образцом социалистического правопорядка, а СССР воспринимали как форпост мировой революции. Из западного далека не смущали ни ужасы всеобщей коллективизации с ее миллионами умирающих от голода, ни внесудебные расправы над противниками Вождя или всего лишь заподозренными в недостаточной преданности и слишком сдержанном энтузиазме.
Но Оруэлл примириться с этим не мог, как бы ему ни пытались внушить, будто речь идет о частностях, которым история найдет свое объяснение и оправдание. Суть сталинской системы как авторитарного режима, который и в целом, и в частностях враждебен коренным установлениям демократии, была им понята с точностью, для того времени едва ли не уникальной.
Вся биография Оруэлла зафиксирована до последних деталей в десятках книг. Но их бы не было столько, не успей он буквально вырвать у смерти, наступавшей на пятки, свой главный труд - роман 1984.
До конца 30-х годов, хотя и с оговорками, но Оруэлл верил в материальный прогресс как в цель общественного развития; он и становление фашистской диктатуры поначалу объяснял лишь нищетой и разорением побежденной Германии. Однако в преддверии мировой войны и особенно после того, как она началась, все здание веры Оруэлла дало трещину. А тут еще Испания, разочарование во вчерашних соратниках. Его взгляды в эти годы сложны и путаны, под стать питающей их действительности. Что-то зреет в нем, какие-то глобальные обобщения; в этой идейной сумятице зачат плод, который и станет 1984.
1984 написан писателем-реалистом, хорошо знавшим быт лондонцев военных лет. Скудный рацион, малые переселения народов из городов в сельские районы и обратно, отсутствие бытовых удобств, к которым успели привыкнуть в мирной жизни, запущенные дома и плакаты на стенах Гитлер слышит тебя. Чуть-чуть отретушировать - и перед нами мир 1984-го.
Среди множества открытий Джорджа Оруэлла самое ценное - это особая философия тоталитарного строя: двоемыслие. А также ее лингвистическое оформление - новояз. Без них построенное им царство диктатуры неминуемо рухнуло бы; подкрепленное ими, оно завораживает жутью несокрушимости.
Одна из самых памятных сцен романа - допрос, во время которого садист и властолюбец ОБрайен отечески обучает жертву тонкостям двоемыслия: от той требуется - не подтвердить под пыткой, а понять, прочувствовать всей душою, что дважды два - столько, сколько нужно. Стоит прочитать это дважды, трижды. Заучить наизусть.
Еще в Испании мысль о мире, в котором 2+2 будет столько, сколько скажет вождь, показалась Оруэллу страшнее бомбы и пули. На заре эпохи массовых коммуникаций и всесилья информации его испугала тирания слова, окончательное и неограниченное всевластие Ее Величества Лжи.
Действие всегда рождает противодействие; эта ньютонова механика, приложимая к законам общества, оставалась последним островком надежды даже в самых мрачных антиутопиях. И Д-503 у Замятина, и Дикарь у Хаксли индивидуально потерпели поражение, но после их отчаянных попыток взорвать антиутопию она сама уже не производит впечатление монолита. Ясен, по крайней мере, путь ее разрушения.
У Оруэлла - иное. Он первым в литературе построил конструкцию логически совершенную. И оттого столь пугающую. Его иллюзорный мир даже в принципе сокрушить невозможно, поскольку заключена сделка соучастия, когда тиран и его жертва вместе играют в дезинформацию! Двоемыслие - не только навязанная сверху идеология, это ведь и малодушие тех, кому действительно легче жить с двумя правдами одновременно. Сделка поистине дьявольская, потому что она соблазнительна для жертвы. Но, как и все подобные проявления трусости ума, эта попытка снять с себя ответственность в итоге обернулась лишь новой комфортабельной клеткой.
Последние годы писатель работал как иступленный. Роман 1984 часто называют его завещанием, хотя Оруэлл определенно рассчитывал прожить еще несколько лет. Завещанием книгу сделал досадный случай.
Под конец жизни всегда больной и вечно нуждающийся писатель смог скопить денег на покупку дома. В сущей глухомани, на продуваемом всеми морскими