Человек в контексте антиутопического сознания ХХ века
Дипломная работа - Литература
Другие дипломы по предмету Литература
ветрами островке он писал безвылазно, в сырости, на пределе сил. Да еще пришлось самому перепечатать роман. Он торопился - а кровь уже шла горлом, его лихорадило, и только самый отчаянный оптимист был в состоянии поверить, что эту гонку со смертью писатель выиграет.
Может быть, интуитивно он все-таки понимал, что рождается в этой горе переписанных и уже отпечатанных листков бумаги. И собирал последние силы, которые были на исходе. После выхода в свет книги Оруэлл прожил только полгода. Но все равно успел: отныне над ним не властна была и смерть. Начиналась новая жизнь - его книги.
Антиутопия никогда не была легким занимательным чтением. В ее зеркалах мир XX столетия отразился самыми мрачными своими сторонами, а проблематика, поднятая в ней, слишком ответственна, чтобы отмахнуться от нее, упиваясь острыми поворотами сюжета и столкновениями персонажей. Однако это как раз такая проблематика, вне которой невозможно осмыслить опыт нашего века. В каком-то смысле он ведь и представлял собой непрерывный поиск утопии, способной устоять в испытаниях движущейся истории, а оттого его хроника содержит так много ложных озарений, сменявшихся разочарованиями, так много конвульсий, заблуждений и катастроф. Антиутопия по-своему и на неподдельной глубине осмыслила этот социальный и духовный процесс не для того, чтобы самой впасть в сплошное отрицание, но с целью указать тупики, облегчив поиск их преодоления. И эта ее заслуга бесспорна.
Глава 2. ЗАМЯТИН, ХАКСЛИ, ОРУЭЛЛ: КОНЦЕПЦИИ ЧЕЛОВЕКА В СТАНДАРТИЗИРОВАННОМ МИРЕ
.1 Личность и власть: конфликт между естественной личностью и благодетелем
В романе Мы Евгений Замятин очерчивает контуры Единого Государства, отдаленного от нас на много столетий. Хаксли назовет грядущее Мировым Государством. Замятинский прекрасный новый мир затерялся где-то во времени (кажется, это двадцать девятый век) и пространстве (ясно лишь, что действие происходит где-то на Земле, но где? - изображение лишено географической и национальной специфики). Это город будущего, с четкими границами, замкнутый сам на себя.
В истолковании обоих романистов, научно усовершенствованное общество находится в разрыве с естественным и органическим, оно имеет подчеркнуто индустриальное лицо. Государства будущего - это результат длительной войны города с деревней и природой. Деревня погибла от голода, город наладил искусственное нефтяное питание, обрел, таким образом, независимость от земли, следствием которой стал отказ от почитания земли как общей матери.
Это общества, попавшие в рабство к Машине. В них все расчислено, размечено и проинтегрировано. Замятинское Единое Государство - благодетельное иго разума, с математически совершенной жизнью и математически безошибочным счастьем. Его идеологи обожествили прямую линию, символизирующую победу разума над диким состоянием свободы. У Хаксли это тоже общество идеальной несвободы. Его девиз Общность. Одинаковость. Стабильность мог бы быть провозглашен и адептами Единого Государства.
Город Замятина сделан из прямолинейности и прозрачности. Окружает всю эту безукоризненную геометрическую красоту Зеленая Стена, за которую вытеснен прежний неорганизованный мир. Замятин не соединяет, а разводит утопические идеи города и сада (или леса). Оппозиция рационального и иррационального, прямолинейной, стерильной, урбанистической цивилизации и живописно-беспорядочной живой природы определяет предметный мир его книги.
Повествователь Замятина находится внутри изображаемого мира, поэтому его взгляд, особенно в начале книги, - мозаичен, фрагментарен. Картина мира лишь постепенно восстанавливается в его дневнике. Причем в процессе писания герой меняется, возникает не просто сюжетная, но психологическая динамика. Адресатами же его рассказа предполагаются обитающие на иных планетах потомки как предки. Взгляд обычного утопического повествователя обычно направлен из прошлого в будущее на завершенную идеальную картину. Герой Замятина ведет прямой репортаж из будущего, которое оказывается для него и для воображаемых читателей незащищенной современностью.
Социальная структура Города Солнца поначалу кажется повествователю не менее сияющей и идеальной, чем его архитектура. Как всегда, Музыкальный Завод всеми своими трубами пел Марш Единого Государства. Мерными рядами, по четыре, восторженно отбивая такт, шли нумера - сотни, тысячи нумеров, в голубоватых юнифах, с золотыми бляхами на груди - государственный нумер каждого и каждой. Эти люди-нумера живут в прозрачных комнатах-клетках, работают на строительстве Интеграла, заполняют по праздникам амфитеатр на главной Площади Куба, где происходят публичные механические казни (преступник превращается в лужицу воды). Личные их отношения регламентирует сексуальный закон: всякий из нумеров имеет право - как на сексуальный продукт - на любой нумер. И тогда после рекомендации Сексуального Бюро по Табелю сексуальных дней нумер получает розовый билетик и шторы, чтобы на время уединиться с другим нумером в своей прозрачной клетке. Право на деторождение получают лишь те нумера, которые отвечают Материнской Норме. Дети, естественно, сразу отбираются и воспитываются общественно и анонимно.
Всю информацию граждане Города получают из единственной Государственной Газеты. Идеологическое благоденствие обеспечивает институт Государственных Поэтов. Практичес