Социолект: структура и семантика
Дипломная работа - Иностранные языки
Другие дипломы по предмету Иностранные языки
уковых скоростях, их гибкие черепа трепыхаются на черных ветрах животной агонии.
Полиция Грез рассыпается на комочки гнилой эктоплазмы, сметаемой прочь старым наркошей-дворником, кашляющим и отхаркивающимся на утреннем кумаре. Барыга, снабжающий хозяев приходит с алебастровыми банками жидкости, и Рептилии разглаживаются.
Воздух снова неподвижен и чист, как глицерин.
Моряк засек свою Рептилию. Он подплыл к ней и заказал зеленый сироп. У Рептилии был маленький, круглый диск рта с бурой щетиной, невыразительные зеленые глаза, почти полностью укрытые тонкой пленкой век. Моряку пришлось ждать час, пока тварь заметит его присутствия.
Есть ампалухи для Жирного? спросил он, и его слова зашевелили волоски веера Рептилии.
Рептилии потребовалось два часа, чтобы поднять три розовых прозрачных пальца, покрытых черным пушком.
Несколько Мясоедов валялись в блевотине, слишком ослабев, чтобы пошевельнуться. (Черное Мясо - вроде гнилого сыра, ошеломляюще вкусное и тошнотворное, поэтому едоки едят его и блюют, и едят снова, пока не падают в измождении.)
Разукрашенный чувак проскользнул внутрь и схватил один из огромных черных когтей, пустив клубы сладкого, тошнотворного дыма по всему кафе.
ВЫЙДИ ВОН, ЛАЗАРЬ
Роясь в поблекшей пленке на съемной границе - в вялой серой местности, зияющей зловонными провалами и испещренной отверстыми дырами торча, Ли обнаружил, что молодой наркоша, стоящий в его комнате в 10 часов утра, вернулся с Корсики после двух месяцев занятия водолазным спортом и спрыгнул с иглы....
Пришел покрасоваться своим новым телом, решил Ли, дрожа на утреннем кумаре. Он знал, что видел - да, Мигель, благодарю - как три месяца назад, сидя в Метрополе, отъехал от черствого желтого эклера, которым два часа спустя отравилась кошка, решил, что усилия, затраченного на то, чтобы вообще увидеть Мигеля в 10 утра, вполне достаточно и без напряжения для исправлению ошибки - (что это за чёртова ферма?), к чему добавился и нынешний вид Мигеля местами весьма потёртого, как некоего громадного, неудобного зверя, лежащего поверх остальных вещей в чемодане.
Ты великолепно выглядишь, сказал Ли, стирая более очевидные признаки отвращения грязной, салфеткой многоразового использования, наблюдая серую жижу кайфа, проступающую на лице Мигеля, изучая эту разновидность поношенности, как если бы и сам человек, и его одежда много лет перемещались по тёмным улочкам времени, а космическая станция, где можно было бы привести себя в порядок, им так никогда и не попалась на пути....
Кроме этого, к тому времени, как я мог бы исправить ошибку... Лазарь, выйди вон.... Уплати барыге и ступай домой.... К чему мне лицезреть твои старые телеса, взятые напрокат?
Ну, я рад что ты перекумарил... Оказал себе любезность. - Мигель плавал по комнате, как будто стараясь загарпунить рыбу....
Когда там, то о старшем вообще не думаешь.
Тебе так лучше, сказал Ли, мечтательно поглаживая шрам от укола на тыльной стороне руки Мигеля, делая плавающие движения пальцем по изгибам и рельефу гладкой лиловой плоти....
Мигель почесал руку.... Выглянул в окно.... Его тело шевелилось крохотными гальванизированными рывками по мере того, как включались каналы кайфа.... Ли сидел и ждал. От одной вмазки еще никто обратно в систему не лазил, чувак.
Я знаю, что делаю.
Все всегда знают.
Мигель взял пилку для ногтей.
Ли прикрыл глаза: Слишком утомительно.
У-у, благодарю, было классно. Мигель стоял со штанами, спущенными до лодыжек. Он стоял в бесформенном чехле плоти, из бурой менявшей окраску на зеленую, затем ставшую беiветной в утреннем свете, комьями опадающую на пол.
Глаза Ли шевелились в месиве, из которого состояло его лицо... маленький, холодный, серый проблеск.... Убери за собой, сказал он. И без этого грязи хватает.
О, э-э, конечно, Мигель засуетился с совочком.
Ли спрятал пакет героина.
Ли уже три дня подряд плотно втарчивал, делая, разумеется, определенные, э-э необходимые паузы, чтобы подлить масла в огонь, снедавший его желто-розово-бурое желеобразное вещество и держащий в отдалении его парящую плоть. В начале плоть его была просто мягка - так мягка, что его до кости могла поранить пылинка, сквозняк и шуршавшие мимо полы пальто, в то время как непосредственный контакт с дверями и стульями, казалось, не вызывал никакого неудобства. Ни одна рана не заживала на его мягком, подопытном теле.... Длинные белые щупальца грибов обвивали его обнаженные кости. Затхлые запахи, исходящие от атрофировавшейся мошонки окутывали его тело густым серым туманом....
Во время его первой жестокой инфекции закипевший градусник сверкнул ртутной серебряной пулей прямо в череп медсестре, и та пала замертво с прервавшимся криком. Врач окинул его одним взглядом и захлопнул стальные шторы надежды на спасение. Он приказал немедленно вышвырнуть с территории больницы и пылающую постель, и ее обитателя.
Полагаю, что его тело само способно пенициллин вырабатывать! проворчал врач.
Но инфекция выжгла плесень.... Ли теперь жил с разными степенями прозрачности.... Хоть он и не был в точности невидимкой, но разглядеть его, по меньшей мере, было сложно. Его присутствие не привлекало особого внимания.... Люди считали его игрой света и тени, либо отмахивались от него, как от отражения, от отблеска: Какой-то световой эффект или неоновая вывеска.
Теперь Ли чувствовал первую сейсм