Сочинение

341. «Звезды смерти стояли над нами...»
Литература

Поэзия А. Ахматовой это исповедь человека, живущего всеми бедами, болями и страстями своего времени и своей земли. Людям, приходящим в этот мир не дано выбирать время, родину, родителей. На долю А. Ахматовой выпали самые тяжелые годы в самой невероятной стране мира: две революции, две войны, страшная эпоха сталинской тирании. Еще в 1917 году поэтесса ответила покинувшим Россию и звавшим ее за границу: «…равнодушно и спокойно руками я замкнула слух, чтоб этой речью недостойной не осквернился скорбный дух». Талант, преданность родной земле, подвижничество, мужество и верность заветам великой литературы - вот те качества, за которые народ наградил А. Ахматову своей любовью. Поэма «Реквием» - это потрясающий, основанный на фактах собственной биографии, документ эпохи, свидетельство того, через какие испытания прошел наш народ. Репрессии 30-х годов, обрушившиеся на друзей и единомышленников А. Ахматовой, разрушили и ее семейный очаг: вначале был арестован и сослан сын, а затем муж. Сама она жила в постоянном ожидании стука в дверь. Создаваемые между 1935 и 1940 годами строчки «Реквиема» не могли даже лечь на бумагу. Их заучивали наизусть друзья поэтессы, для того чтобы задушенный крик «стомильонного» народа не канул в бездну времени. «Эмма, что мы делали все эти годы?; Мы только боялись!»- сказала как-то А. Ахматова своей подруге. Да, они были просто люди, не из камня и не из стали. И боялись они не только за себя, но за детей и родителей, жен и мужей, близких и друзей. Над ними все время стояли «звезды смерти», этот библейский образ, ставший символом сталинской эпохи, образ возникший в Апокалипсисе. «Пятый Ангел вострубил, и я увидел Звезду, падшую с неба на Землю, и дан ей был ключ от кладезя бездны. Она отворила кладезь бездны, и вышел дым из кладезя, как дым из большой печи; и помрачилось Солнце и воздух от дыма из кладезя. Из дыма вышла саранча на Землю…» (Откровение Иоанна Богослова, 9:1-3).
342. «Земное» и «неземное» в «Стихах о Прекрасной Даме» А. Блока
Литература

Александр Александрович Блок один из изысканнейших поэтов русской классической литературы. Увлекшись в юности философией Владимира Соловьева о «двоемирии», поэт на время становится мистиком, чувствует в окружающем мире предвестников конца света. А наступающую революцию Блок ощущает как развертывающийся хаос. Спасение же видит в божественном начале «Мировой души» или «Вечной женственности».
343. «И безвинная корчилась Русь...»
Литература

Неповторимую и искреннюю поэзию оставила после себя Анна Андреевна Ахматова. Эмоциональный дневник и правдивейшую летопись времени представляет ее лучшая поэма «Реквием». Читая великие страницы, поражаешься мужеству и стойкости женщины, сумевшей не только все это достойно пережить, но и переплавить свои и людские страдания в стихи.
344. «Идешь, на меня похожий... »
Литература

В начале века среди символистов очень модно было писать о потустороннем мире, своем уходе, смерти. Самостоятельная Цветаева тоже отдала дань моде, но сделала это удивительно непосредственно, без картинной позы, излишней слезливости и словословия. Совсем молодой она рассуждает о неотвратимости своего ухода. С легкой грустью, немного иронично, вероятно, потому, что до этого срока еще далеко: пофилософствовала и отмахнулась.
345. «История государства Российского...» А.К.Толстого
Литература

P.S. Пытались сочинить продолжение этой “Истории...”, захватив времена, памятные нам всем. Но далеко куцему до зайца. Для этого нужно быть Алексеем Толстым. Так бы и думали мы, что это единственный опыт такого изложения истории, не появись в этом году “История Англии для юных” Чарльза Диккенса*. Насколько я знаю, эта книга никогда не включалась в выходившие у нас собрания сочинений Диккенса; упоминания о ней я не встретил и в биографии писателя. Это, конечно, не триста тридцать стихотворных строк, а пятьсот страниц прозы. Превосходный перевод Т.Бердиковой и М.Тюнькиной передаёт диккенсовский язык и отношение автора к описываемым им лицам и событиям. Историю писатель изложил для своих детей; он нисколько не старался приукрасить что-либо или кого-либо. Даже романтический король Ричард Львиное Сердце это такой коварный негодяй, какие встречаются нечасто. Получилась не столько история Англии, сколько история английских королей, но каково при этих королях жилось народу, видно чуть не на каждой странице. Вот краткий пример:
346. «Как прекрасна земля и на ней человек!»
Литература

Ничто не может сравниться с картинами природы родной стороны, запечатленными в душе каждого человека. Пребывая вдали от родины, поэт хочет рассказать любимой женщине о чарующей красоте рязанских раздолий, когда-то наполнивших его жизнь яркими впечатлениями. Наверное, чувство тоски по дому и гордости за родной край звучит в строках стихотворения "Шаганэ ты моя, Шаганэ..." Я готов рассказать тебе поле, Про волнистую рожь при луне. Как бы ни был красив Шираз, Он не лучше рязанских раздолий. В стихотворении "Не бродить, не мять в кустах багряных" перед нами предстает образ когда-то любимой девушки ("Отоснилась ты мне навсегда). С алым соком ягоды на коже, Нежная, красивая была. На закат ты розовый похожа, И как снег, лучиста и светла.
347. «Книга для каждого освещает наше личное движение к истине». М.Пришвин.
Литература

Таким образом Булгаков подводит читателя к выводу, что борьба между добром и злом, светом и тьмой окончится победой добра. Автор глубоко убеждён, что при любых обстоятельствах, даже самых тяжелых, человек должен оставаться человеком и стремиться к познанию истины через добро. Косвенно эту мысль подтверждает оценка Воланда: «Они люди как люди. Любят деньги, но ведь это всегда было… Ну, легкомысленны… Ну, что ж… и милосердие иногда стучится в их сердца… Обыкновенные люди… в общем, напоминают прежних…».
348. «Когда ум с сердцем не в ладу...»
Литература

«Палата № 6» создает диалог известных представлений о возможностях разума, сюжетно синонимирует понятия разумности и сумасшествия. Мучимый страхами и кошмарами, Иван Дмитрич обращается к «фактам и здравой логике» в поисках избавления от душевных тревог, и обнаруживается, что чем умнее он рассуждал, тем отчаяннее становился его страх перед жизнью. Парафраз толстовских идей является лишь экспозицией конфликта, общим местом, настойчиво диктующим потребность утвердиться в безотносительности морально-этических схем или обнаружить их бытийную неприменимость. Оказывается, что жизнетворческие панацеи преувеличивают собственное значение в качестве способов перевоспитания человека. Диагностика противоречий между различными механизмами вживания в действительность намного проще и драматичнее; расписанность социальных и индивидуальных ролей есть «пустая случайность» отличие больного от врача, умствующего эксцентрика от душевнобольного не что иное, как фикция. Просматривается мысль Свифта, что «все пациенты Бедлама подозревают в сумасшествии своих лечащих врачей». Локализация фабульной сферы до пределов клиники позволяет изучить центральный мотив культуры в кульминационных моментах. Марк Аврелий и Ницше, Достоевский и Шопенгауэр становятся объектами цитирования в психиатрических беседах. Подводятся итоги не прекращающихся споров, обозначается характер несчастий и горестей, выпадающих на долю людей, и сам род переживаний («Обыкновенный человек ждет хорошего или дурного извне... а мыслящий от самого себя»). Поверка идей предшественников происходит посредством анатомирования теорий, их вивисекции на предельно материальные составные; толстовское опрощение предстает в необлагороженном этическими рассуждениями плане, аллегория сна Пьера, образ бесчисленных капелек, сливающихся в океан, комментируется языком биологии: «Чем ниже организм, тем он менее чувствителен и тем слабее отвечает на раздражение, и чем выше, тем он восприимчивее и энергичнее реагирует на действительность». Толстовская мечта об органическом единстве неоформленной силлогизмами природы и культурной мудрости расщепляется рассуждениями об антагонизме элементов, чувствующих и мыслящих по разным законам.
349. «Кончились всякие знамения, и наступили события...» (Человек и история в романе М Булгакова «Белая гвардия»)
Литература

Из конкретных образов романа возникают образы символы, построенные на исторических ассоциациях. Дом - сквозной образ романа, присутствующий так или иначе на каждой странице романа. Это образ-символ , вместивший в себя разные конкретные дома- в первую очередь, дом Турбиных, а затем - дом Василисы, дом Щегловых, дом Най-Турсов, дом Юлии Рейсс. И одновременно это дом вообще, семейный очаг- условие человеческого благополучия и государственного благополучия. Образ Города - широкое обобщение. Нечто сходное совершалось во многих городах, может быть, и не только России: перед нами и конкретный горд, и некий вечный Город, где разворачивается историческая трагедия.
350. «Крейцерова соната»в четыре руки
Литература

В «Исповеди» Толстой пообещал своим читателям: “Когда-нибудь я расскажу историю моей жизни и трогательную, и поучительную в эти десять лет моей молодости”. О том, как человек “всей душой желает быть хорошим”, чистым, совершенным, comme il faut, но, увы, молодость, с присущими ей страстями, всем своим страстным существом противостоит этим благородным устремлениям. Слово своё он сдержал: через десять лет была написана «Крейцерова соната». Многие куски повествования полноправно могли бы дополнить «Исповедь», уж слишком они автобиографичны. Рассказ откровенно тенденциозен и назидательно дидактичен. От лица своего героя Толстой беспощадно срывает покровы с прикровенных сторон супружеской жизни, обрушивается на медицину и врачей, на развращённость высшего сословия, на порочное воспитание юношей и девушек, даже невинный, в сущности, детский грех, присущий, по его же словам, “0,99 нашим мальчикам”, он возводит в степень блуда и развращённости. “Я никак не ожидал, пишет он в «Послесловии» к повести, что ход моих мыслей приведёт меня к тому, к чему он привёл меня. Я ужаснулся своим выводам, хотел не верить им, но не верить нельзя было”. С “ужасом” перечитывая утомительно-длинный исповедальный рассказ неубедительного, искусственного дидактика Позднышева, Толстой тем не менее не спорит, даже не пытается хоть как-то оппонировать ему, что уж вовсе не по-толстовски, но полностью подчиняется его идее a` the`se. (Так же он будет перечитывать и свои дневники. В завещании, оставленном в Дневнике от 27 марта 1895 года, Толстой просит: “Дневники мои прежней холостой жизни, выбрав из них то, что стоит того, я прошу уничтожить... Дневники моей холостой жизни я прошу уничтожить не потому, что я хотел бы скрыть от людей свою дурную жизнь: жизнь моя была обычная, дрянная... жизнь беспринципных молодых людей, но потому, что эти дневники, в которых я записывал только то, что мучило меня сознанием греха, производят ложноодностороннее (курсив мой. С.Р.) впечатление...” Но, подумав, решает: “А впрочем, пускай остаются мои дневники, как они есть. Из них видно, по крайней мере, то, что, несмотря на всю пошлость и дрянность моей молодости, я всё-таки не был оставлен Богом и хоть под старость стал, хоть немного, понимать и любить Его”. И это не обычные записки на коленке, не дневниковые, составленные на ходу мысли, это завещательная просьба, момент истины. “Я не был оставлен Богом...” Толстой в этом твёрдо уверен. Эта уверенность, пусть не церковного, но религиознейшего человека, каким был и оставался писатель до смерти, несмотря на все свои духовные скачки. Он уверен, что перед Ним не скроешь свою наготу в смоковных кущах, не сожжёшь тайком в камине рукописи, ибо нет ничего сокрываемого от Него. Кто знает вес ветра, воде меру, не прочитает ли Тот тайные мысли на скрижалях человеческого сердца?.. Что пользы в вычёркивании? Разве что-то подправить в своих писаниях, дополнить, разъяснить для потомков...)
351. «Кто имеет уши слышать, да услышит!»
Литература

Молодой шофер Ванька Стригалев способен просидеть в своей «Волге» сутки, «не читая, а о чем-то медленно думая». Родители беспутной Юльки, живя «в свое удовольствие», катаясь вокруг Европы и по ближним странам, откупаются от дочери дорогими заграничными подарками. Сирота «при родителях», предоставленная самой себе пятнадцатилетняя Юлька тем временем «добивала себя с кавалерами». Кочегар Чича Мезенцев умер, месяцами не выходя из своей кочегарки, куда его жена каждый вечер приносила по пол-литра водки. Незадачливая бессердечная «мамуля» решила «хитро» избавиться от своего новорожденного ребенка, закрыв его в автоматической камере хранения на вокзале.
352. «Кто ничего не делает, с тем ничего не станется»
Литература

Самым обидным мне кажется обвинение в том, что Вы писали не по совести, а в угоду властям. При этом, как правило, упоминают роман “Мать”. Интересно, в угоду каким властям было в 1906 году создано это произведение?! Я, конечно, не ученый и не литературный критик, поэтому могу говорить лишь о своем личном восприятии этой книги. Для меня “Мать” гимн материнству, этому самому прекрасному и великому чувству на земле. Только мать, соединенная кровно и духовно со своим ребенком, способна, выражаясь Вашими словами, “достать до облаков”, стать истинным творцом жизни. Любовь к сыну, а не увлечение революционными идеями помогает Ниловне сблизиться с людьми. “Обилие любви, так поздно разбуженной в груди тревожными толчками жизни”, делает ее другим человеком. Во всех острых ситуациях романа побеждают, по существу, материнские чувства, способные перевернуть мир.
353. «Кто сказал тебе, что нет на свете настоящей, верной, вечной любви?..» (по роману М. А. Булгакова «Мастер н Маргарита»)
Литература

Маргарита до встречи с Мастером жила скучно, одиноко и благополучно. Наверное, даже нельзя сказать, что Маргарита была несчастной: ведь человек, не познавший счастья, своего несчастья не осознает. Но был в ее жизни какой-то надлом. Не случайно, когда Мастер видит Маргариту впервые, она несет в руках тревожные желтые цветы, в глазах ее одиночество. Эти цветы как бы предвещают будущую трагедию. А неожиданная встреча с Мастером изменяет всю жизнь Маргариты. Все в мире вдруг обретает смысл, жизнь играет яркими красками и для Маргариты, и для Мастера. Ее дыхание сливается с его дыханием, и в этом единении рождается лучшее произведение Мастера его роман о Понтии Пилате. Маргарита становится преданной его читательницей музой своего возлюбленного. Мне кажется, что для Маргариты все происходящее имеет цену куда большую, чем для Мастера. Я не хочу сказать, что он не любил ее. Но в жизни Мастера было многое. Пусть он был одинок, но его жизнь наполняли книги, история, роман. А у Мар! гариты до Мастера не было ничего. Но, возможно, это одиночество как-то закалило ее, сделало душу сильней. Булгаков пытается донести до нас мысль о том, что понять истинную любовь и красоту невозможно, не зная ненависти и безобразия. Может быть, именно злу и страданиям мы обязаны тем, что в сравнении с ними познаем добро и любовь.
354. «Лагерная» тема в произведениях А.Солженицына и В.Шаламова
Литература

В своих произведениях оба писателя при описании концлагерей и тюрем добиваются эффекта жизненной убедительности и психологической достоверности, текст наполнен приметами непридуманной реальности. В рассказе Солженицына «Один день Ивана Денисовича» большая часть персонажей подлинные, взятые из жизни герои, к примеру, бригадир Тюрин, кавторанг Буйновский. Только главный герой рассказа Шухов содержит собирательный образ солдата-артиллериста той батареи, которой командовал на фронте сам автор, и заключенного Щ-262 Солженицына. «Колымские рассказы» Шаламова тесно связаны с отбыванием ссылки самого писателя на Колыме. Это доказывает и высокая степень детализированности. Автор уделяет внимание страшным подробностям, которые невозможно понять без душевной боли - холод и голод, порой лишающие человека рассудка, гнойные язвы на ногах, жестокий беспредел уголовников. В рассказе «Плотники» Шаламов указывает на глухо замкнутое пространство: «густой туман, что в двух шагах не видно было человека», «немногие направления»: больница, вахта, столовая, - которое и для Солженицына является символичным. В рассказе «Один день Ивана Денисовича» узникам враждебны и опасны открытые участки зоны: каждый заключенный старается как можно быстрее перебежать участки между помещениями, что является полной противоположностью героям русской литературы, традиционно любящим ширь и даль. Описываемое пространство ограничено зоной, стройкой, бараком. Заключенные отгорожены даже от неба: сверху их беспрерывно слепят прожектора, нависая так низко, что будто лишают людей воздуха.
355. «Лолита». Трансформация темы судьбы в сценарии В. Набокова
Литература

В сценарии таких прямых высказываний, исходящих из уст героя, совсем мало: судьба здесь строится из неосознаваемых Г.Г. совпадений, поэтому действительно герой сценария менее внимателен, чем герой романа. Уже будучи обманутым, накануне побега Лолиты, он только замечает, что опутан какой-то паутиной, которую не в силах разорвать, и что вокруг него и девочки «выросло что-то странное, чего он не может понять». Еще один символ беды, который он замечает, ? это оторванные руки манекенов (две сложены в жесте отчаянья, одна лежит отдельно) в маленьком городке, где Лолита неудачно попыталась сбежать от него. Комбинация эта перекочевала в сценарий из романа, но в обоих случаях Гумберт не замечает, к каким другим эпизодам она отсылает. Между тем, ряды «рук» в романе и сценарии -разные. В романе они отсылают к руке любовника хозяйки последнего отеля, в котором остановился Г.Г. перед побегом своей возлюбленной, и к однорукому соседу Скиллеров в сцене последней встречи Лолиты и Г.Г. и тем самым задолго предвещают печальную развязку. Сценарий предполагает показ крупным планом рук Анабеллы и Г.Г. как символ их неутоленной страсти, жирных волосатых пальцев Куильти, агента судьбы, и кроме того, руки в переносном значении упоминаются в репликах героев: доктор Рэй говорит в момент расставания Г.Г. и Валерии, что судьба супружества героя больше не в его руках, обманутый Гумберт, поверивший в возрождение отношений с Лолитой после ссоры в Бердсли, заверяет ее: «Я в твоих руках». Таким образом реализуется метафора: герой -игрушка в руках судьбы. Мотив рук становится напрямую связанным с темой фатума и более тесно переплетается с другими нитями ткани судьбы: темой любви, цепью знаков, обнаруживающих присутствие Куильти, и т.д. В романе перед нами совпадения, замечаемые, но не понимаемые героем, вызывающие смутную тревогу, а читателю позволяющие догадаться об «узорах», складываемых автором. Герой сценария не только не замечает тонкой системы авторских пророчеств и вражеских тенет, сплетенных для него по воле потусторонней силы, и безрассудно бросается в них, но, более того, он сам, в слепоте своей, помогает плести для себя гибельную паутину.
356. «Луч солнца золотой...»
Литература

Поэтическая традиция поиска лирическим героем тени, прообраза покоя, неизменно будет контрастировать с импульсивностью порывов быть опьяненным солнцем (Брюсов, «Знойный день») или уподобиться светилу (Бальмонт, «Будем как Солнце», «Аромат Солнца», «Я в этот мир пришел, чтоб видеть Солнце...»). Соприкосновение с огненной стихией, которого так опасался герой лирики XIX века, воспринимается литературой начала века уже как сознательный акт самосожжения, жест жертвенности, выраженный Бальмонтом с энергией патетической уверенности: «Я буду петь... Я буду петь о Солнце в предсмертный час!». Подвергаются трансформации и классические эмблемы. «Майская гроза» у Иннокентия Анненского ассоциируется с апокалипсическими пророчествами («Минута с неба наводненье, еще минута там пожар»), а «огненная стихия» Андрея Белого с родиной («...безумствуй, сжигая меня, Россия, Россия, Россия мессия грядущего дня!»). Культура с отчаянной радостью ожидает грядущих катастроф, разрушает ставшие сакральными образы классической гармонии. Ночь перестает быть тайной и символом покоя, она представляется Надсоном адом глубокой мглы, врагом «зари познания» («Во мгле»), входит в набор отрицаемых литературой понятий, дискредитированных внесоциальностью проблематики. Новые контуры революционного искусства многоцветны по живописной гамме, но эмоционально черно-белы; точно проведенная грань между священным и инфернальным придает произведениям оптимистические настроения, предельно инверсируя традиционные образы. Человек обнаруживает бесконечность собственных возможностей в противостоянии и полемике с авторитетными величинами. Маяковский в «Облаке в штанах» бросает вызов небу, требуя от него снять шляпу в знак уважения к эмансипированной личности, а более поздние «разговоры запросто» с солнцем о смысле поэтического творчества не менее эффектно утверждают изменившуюся роль лирического субъекта, настолько освобожденного от обязанностей созерцать упорядоченное мироздание, что без тени пиетета он может входить в запретную сферу русской лирики и навязывать светилу профессиональные разговоры. Беседы с солнцем, без сомнения, интересное решение художника, но оно настолько выходит за границы устоявшейся лирической традиции, что можно со всем основанием говорить о пародировании классики.
357. «Любовь – это когда хочется того, чего нет, и не бывает» (по произведениям И.А. Бунина и А.И. Куприна)
Литература

У И. Бунина, в рассказе «Солнечный удар», то же можно сказать о главном герое. Вот блистает этот миг сбывшегося сна и угасает, оставляя боль и лишь воспоминание о счастье. Но в своем несчастье герои счастливее многих, которые те десять лет, что были отданы за миг сбывшейся мечты, тратят на обыденность реальности или проводят в бесплодных поисках идеала. «Ну, хорошо; вы сойдете с ума от этой удивительной, невероятной любви, а поручик Диц сойдет с ума от паралича и гадких болезней», А. Куприн в «Поединке» словно вторит И. Бунину. Людям свойственно стремление к тому, чего не бывает, чего невозможно достичь. Порой они любят не человека, а мечту о любви. «Когда я был помоложе, во мне жила одна мечта: влюбиться в недосягаемую, необыкновенную женщину, такую, знаете ли, с которой у меня никогда и ничего не может быть общего. Влюбиться и всю жизнь, все мысли посвятить ей». Может быть, тоска по любви приближает человека к высшему, к истинному чувству? Но есть и другое мнение: «Есть, брат, женские души, которые вечно томятся какой-то печальной жаждой любви и которые от этого от самого никогда и никого не любят» (И. Бунин).
358. «Мелодией одной звучат печаль и радость...» (Тема любви в лирике А. Блока)
Литература

Андрей Белый назвал своего гениального друга и соперника “первым поэтом земли русской”. С этим трудно не согласиться. Как XIX век был озарен гением А. С. Пушкина, так и XX век нельзя представить без трагического голоса Александра Блока. Этот трагизм явлен во всем: в воспевании любви и неудачах в интимной жизни, в приверженности символизму и в сознательном переходе к реализму, в принятии революции и разочаровании в ней накануне смерти, в страстном обожествлении России и ощущении собственной вины перед ней. При этом поэт всегда и во всем остается удивительно цельной личностью, наверное, потому, что слушал жизнь “всем сердцем”. И совершенно естественно, что первой это сердце посетила любовь.
359. «Мелодией одной звучат печаль и радость...» (Тема любви в лирике А.Блока.)
Литература

Эпоха 1900-х годов эпоха лирики, в которой по преимуществу отразились тревоги, упования времени, сулившего «неслыханные перемены, невиданные мятежи». Блок, бесспорно первый лирик своего времени. Поэт вошёл в литературу как певец Прекрасной Дамы. Удивительное откровение юной души высший взлёт, озарённость, романтический порыв, томление, восторг, душевная чиситота это ранний Блок. В юношеской лирике Блока («Стихи о Прекрасной Даме») всё овеяно атмосферой мистической тайны и совершающегося чуда. Всё в этой лирике «робко и темно», зыбко и туманно, подчас неуловимо.
360. «Место сборника «Вечер» в творчестве А. Ахматовой
Литература

Синтаксис ее не перегружен придаточными конструкциями, он прост. Простота поэтического языка Ахматовой определяется очень существенными на фоне традиций символизма отрицательными признаками: отсутствие мелодических повторений, анафорического параллелизма, рассчитанного на музыкальное воздействие («напевного стиля»). Повторение у Ахматовой являются средством простого эмоционально-логического усиления, как в обычной речи. Ее язык по грамматической простоте родствен английскому. Ничто не обнажает слабость поэта так, как это делает классический стих, поэтому он редко встречается в чистом виде. Нет трудней задачи, чем написать две строчки, чтобы они прозвучали по своему, а не насмешливым эхом чьих-то стихов. Стихи Ахматовой никогда не были подражательными. Ее оружием было сочетание несочитаемого. Когда героиня на одном дыхании говорит о силе чувств, «на правую руку надетой перчатке с левой руки», - дыхание стиха его размер сбивается до такой степени что забываешь каким он был изначально. Как пишет В. Жирмунский, рифмы у нее легкие, размер не стесняющий. Иногда она упускает один два слога в последней строке четверостишия, чем создает эффект перехваченного горла или невольной неловкости, вызванной эмоциональным напряжением. Но дальше этого она не шла, ее было не нужно : она свободно чувствовала себя в пространстве классического стиха и не считала свои высоты достижением или чем-то особенным. Но для читателей это было и будет неземным, возвышенным, непостижимым.

Blog

Сочинение