Сочинение

261. "Я лиру посвятил народу своему" ( по поэзии Н.А.Некрасова)
Литература

Ф.М.Достоевский говорил о Некрасове, что его сердце было ранено в самом начале жизни, рана эта никогда не заживала и была всю жизнь источником его страстной и страдальческой поэзии. Мы знаем, что с шестнадцати лет юный поэт изведал голод и другие лишения из-за того, что хотел идти своей дорогой, а не той, что желал отец. И эти мытарства отразились на всем творчестве Николая Алексеевича. Но мы знаем также, что еще раньше, в детстве, в его сердце укрепилась боль за страдания своего народа. Об этом можно судить по всем известному стихотворению "На Волге", отрывок из которого мы учили не то в пятом, не то в шестом классе. Лирический герой вспоминает, как увидел оборванных бурлаков, один из которых говорил, что "кабы к утру умеретьтак лучше было бы еще...". Мальчик не мог понять этих слов, вызванных отчаянием и безысходностью, но в сердце его навсегда остался образ этого человека, "угрюмого, тихого и больного". Вероятно, с тех пор и начался путь Некрасова как народного поэта и защитника.
262. "Я любви искала и не нашла"
Литература

Ларисе Карандышев неприятен: "Е как я могу уважать человека, который равнодушно сносит насмешки и всевозможные оскорбления!" Она стыдится за Юлия Капитоныча. Тем, что Паратов, Вожеватов да Кнуров издеваются над Карандышевым, они терзают Ларису. Василий Данилыч Вожеватов является другом семьи Огудаловых. Он знает Ларису с малых лет. И она ему тоже нравится. Но, как человек с положением в обществе, с ценностями вроде купеческого слова, он не даёт волю своим чувствам. Даже когда Лариса Дмитриевна просит его о помощи, когда его поддержка необходима ей как никогда, он отказывается помочь ей всего лишь потому, что проиграл её в споре с Кнуровым. Вожеватов даже видит определённую выгоду в том, что проиграл: расходов меньше. Мокий Пармёныч Кнуров считает, что они, близкие друзья Ларисы, обязаны принять участие в её судьбе. Кнуров сразу определяет Ларису как вещь: "А хорошо бы с такой барышней в Париж прокатиться на выставку". Он считает, что не создана Лариса для бедной семейной жизни, в ней нет земного, житейского. "Эта женщина создана для роскоши, - говорит Кнуров. - Дорогой бриллиант и дорогой оправы требует".
263. "Я любви искала и не нашла" (А. Н. Островский)
Литература

Юлий Капитоныч Карандышев, возможно, любит Ларису. Он восхищается ею, боготворит её. Три года он ухаживал за Ларисой. Терпел Юлий Капитоныч и насмешки, и то, что придерживали его в женихах на всякий случай. И награждён он был за постоянство, за терпение. Лариса же собирается за него замуж от безысходности: "Не приписывайте моего выбора своим достоинствам…" - говорит Лариса Дмитриевна. Она не отрицает, что Карандышев для неё - соломинка, за которую хватается утопающий". Но Карандышев самолюбив. Для него неважно, что Лариса его не любит. Главное, чтобы посторонние думали, что выбор Ларисин был свободен, что она предпочитает его другим ухажёрам. Лариса для Карандышева является как бы ступенькой в высшее общество города. Он хочет добиться уважения Кнурова, Вожеватова, Паратова... В то время как Лариса Дмитриевна хочет уехать в Заболотье, хочет тишины и уединения, Юлий Капитоныч специально водит её по улицам. "Ему покрасоваться хочется. Да и не удивительно: из ничего да в люди попал", - говорит Харита Игнатьевна. Ему хочется повеличаться, погордиться, ведь он "влезает в лучшее общество". Ларисе Карандышев неприятен: "… как я могу уважать человека, который равнодушно сносит насмешки и всевозможные оскорбления!" Она стыдится за Юлия Капитоныча. Тем, что Паратов, Вожеватов да Кнуров издеваются над Карандышевым, они терзают Ларису. Василий Данилыч Вожеватов является другом семьи Огудаловых. Он знает Ларису с малых лет. И она ему тоже нравится. Но, как человек с положением в обществе, с ценностями вроде купеческого слова, он не даёт волю своим чувствам. Даже когда Лариса Дмитриевна просит его о помощи, когда его поддержка необходима ей как никогда, он отказывается помочь ей всего лишь потому, что проиграл её в споре с Кнуровым. Вожеватов даже видит определённую выгоду в том, что проиграл: расходов меньше. Мокий Пармёныч Кнуров считает, что они, близкие друзья Ларисы, обязаны принять участие в её судьбе. Кнуров сразу определяет Ларису как вещь: "А хорошо бы с такой барышней в Париж прокатиться на выставку". Он считает, что не создана Лариса для бедной семейной жизни, в ней нет земного, житейского. "Эта женщина создана для роскоши, - говорит Кнуров. - Дорогой бриллиант и дорогой оправы требует". Мокий Пармёныч предлагает Ларисе своё покровительство. Он как бы хочет выступить в роли ювелира, который и камень отточит, и оправу подберёт дорогую.
264. "Я научилась просто, мудро жить…". (Философские мотивы лирики А.А.Ахматовой)
Литература

В бурях века Анна Ахматова потеряла почти все, что Бог дает человеку на земле для любви и запрещает кому бы то ни было отнимать у человека. Мужа, Николая Гумилева, расстреляли по ложному обвинению в контрреволюционном заговоре, сына репрессировали, сама подвергалась гонениям и нападкам со стороны не только \"литударников\", но и государственных блюстителей партийной идеологии.
265. "Я себя убил..."
Литература

Итак, с самых первых страниц романа его главный герой студент, вернее, бывший студент Петербургского университета. Родион Раскольников одержим идеей, допускающей “кровь по совести”. Раскольников долго размышляет над отечественной и зарубежной историей и видит, что прогресс осуществляется всегда за счет кого-то, на чьих-то страданиях, жертвах и крови. Опустившись на дно жизни, не имея даже средств для продолжения учебы в университете (какая там учеба, когда он даже “спал... так как был, не раздеваясь, без простыни, покрываясь своим старым, ветхим, студенческим пальто и с одною маленькою подушкой в головах, под которую подкладывал все что имел белья, чистого и заношенного, чтобы было повыше изголовье”), Родион задумал ценой “крови по совести”, убийства совершенно бесполезной с точки зрения .здравого смысла, отжившей уже свой век старухи-процентщицы, с помощью ее денег осуществить прогресс своей жизни безбедное существование, возможность нормально закончить университет и получить престижную работу.
266. "Я усталым таким еще не был..."
Литература

Примерно в тот же промежуток времени Есенин завязал отношения с односельчанкой, к которой он даже сватался, но безрезультатно. Он не называл её имени, но были найдены письма поэта к возлюбленной: «...Я боюсь только одного: как бы тебя не выдали замуж. Приглянешься кому-нибудь и сама... не прочь - и согласишься. Но я только предполагаю, а еще хорошо-то не знаю. Ведь, Маня, милая Маня, слишком мало мы видели друг друга. Почему ты не открылась мне тогда, когда плакала? Ведь я был такой чистый тогда, что и не подозревал в тебе этого чувства». Позже оказалось, что девушку звали Маша Бальзамова. В 1912 связь прервалась. Его первой супругой (гражданский брак) стала Изряднова Анна Романовна. Их совместная жизнь продлилась недолго: почти сразу после рождения сына Юрия Есенин бросил семью. Следующей женщиной в жизни поэта была Зинаида Райх. На этот раз Сергей и Зинаида были обвенчаны. У них родилась дочь Татьяна, которую отец очень любил, но, несмотря на это, брак снова оказался расторгнутым, после чего Зинаида родила Есенину сына Константина. Пускай это и не вернуло поэта в семью, но до сих пор существует мнение, что из своих жен Есенин до конца своих дней больше всех любил Зинаиду Райх. Ей он посвятил такие строки:
267. ...Учітесь, читайте, і чужому научайтесь, і свого не цуpайтесь... ( Таpас Шевченко )
Разное

Вдумаймося в ці слова великого сина укpаїнського наpоду. Це духовний заповіт усім. Ці pядки з відомого послання "І меpтвим, і живим ..." звеpнені до тогочасної інтелігенції. Шевченко зустpічався з "малоpосійськими" двоpянами, які засуджували кpіпосництво, миколаївську pеакцію. Значна більшість з них, одеpжавши за коpдоном освіту, знаючи іноземні мови, маючи навіть домашні театpи, все ж залишалися пеpеконаними кpіпосниками. Шевченко називає їх "землячками". Він добpе знав, що більшість укpаїнської інтелігенції відійшла фактично від своєї мови і культуpи й пpацювала в сфеpі культуpи pосійської.
268. “ Лелеющая душу гуманность...” в поэзии Александра Сергеевича Пушкина
Литература

Вольнолюбивый дух присущ многим его произведениям. В оде “Вольность” Пушкин утверждает свободу как нравственный, политический идеал. Достижение свободы возможно с помощью мудрых законов, обязательных для всех - от народа до царя. Но самодержавие в России не гуманно, и не признает справедливых законов, и душит свободу. Но Пушкин с его огромным человеколюбием и любовью к жизни верит, что будущее за теми, кто “свободою горит “ и у кого “сердца для чести живы”. В стихотворении “ Деревня “ объектом критики Пушкина становится крепостное право, которое как позорное ярмо лежит на России. Основным объектом нападок Пушкина в этом стихотворении является “барство дикое” , которое присваивает себе “и труд, и собственность , и время земледельца”.
269. “...Мне не стало хватать его...” (о творчестве В.С.Высоцкого)
Литература

Он торопился, примерял на себя одежды, характеры и судьбы других людей - смешных и серьезных, практичных и бесшабашных, реальных и выдуманных. Он влезал в их заботы, проблемы, профессии и жизненные принципы, демонстрировал их способ мыслить и манеру говорить. Он импровизировал, увлекался, преувеличивал, был дерзок и насмешлив, дразнил и разоблачал, одобрял и поддерживал. Причем все это он делал так талантливо, так убедительно, что иные даже путали его с теми персонажами, которых он изображал в своих песнях. Путали и - восторгались. Путали и - недоумевали. А Высоцкий вроде бы и не обращал на это никакого внимания. Он снова и снова выходил на сцену, продолжал сочинять и петь свои - всегда неожиданные, разноплановые, злободневные - "песни-роли". И, в общем-то, это уже были не роли, а, скорее, - целые пьесы со своими неповторимыми характерами, не придуманными конфликтами, точно выстроенным сюжетом.
270. “Борис Годунов” в свете классической теории драмы
Литература

Молитва, произносимая в доме Шуйского, это пушкинское переложение, лаконичное и выразительное, пространной молитвы за царя Бориса (она приведена Карамзиным в “Истории государства Российского”). Молитва составлена в царствование Бориса Годунова и была обязательной не только на официальных церемониях, но и в домашних условиях. Карамзин, приводя неумеренные хвалы царю из этой молитвы, обвиняет: “...святое действие души человеческой, её таинственное сношение с небом, Борис дерзнул осквернить своим тщеславием и лицемерием” (“История...”. Т.11. Гл.II). Пушкин придаёт своему переложению сдержанное благородство, патриотизм искренний, а не ложный и использует лексику Хронографа, где эта молитва приводится более полно, чем у Карамзина. Вот как она звучит в завершение трапезы в доме Шуйского:
271. “В круге первом”
Литература

Последний, четвертый хронотоп романа, являет собой истинную Россию, ту самую отчизну, которую представляет дипломат Иннокентий Володин за рубежом, но которую он не может представить сам себе. Попыткой познания этого мира обусловлена жертва Иннокентия своей устроенной судьбой, своей жизнью. Этот хронотоп включает в себя летнюю поездку с Кларой Макарыгиной на электричке в деревню Рождество, посещение разрушенной церкви и, конечно же, встречу с тверским дядей Иннокентия по матери Авениром, разговоры с ним в его ветхом одноэтажном кривеньком деревянном доме. Но этот хронотоп истинной, живой России включает в себя и ее историю, утерянную и забытую. Эта история открывается Иннокентию в архиве матери - в фотоальбомах с четкой ясностью старинных фотографий, в театральных программках Петербурга и Москвы, журналах, представивших герою все богатство жизни рубежа эпох: <<от одних названий пестрило в глазах: "Апполон", "Золотое руно", "Гиперборей", "Пегас", "Мир искусства". Репродукции неведомых картин (и духа их не было в Третьяковке!), театральных декораций. Стихи неведомых поэтов. Бесчисленные книжечки журнальных приложений. - с десятками имен европейских писателей, никогда не слыханных Иннокентием. Да что писателей! - здесь были целые ихздательства, никому не известные, как провалившиеся в тартарары: "Гриф", "Шиповник", "Скорпион", "Мусагет", "Альциона", "Сирин", "Сполохи", "Логос">> (Собр.соч., т. 2, с.71).
272. “Византийский миф” в Истории одного города
Литература

Многие из размышлявших в ХIХ веке о политике Екатерины а в числе этих многих, в частности, и Пушкин указывали на непоследовательность того решения “славянской” проблемы, которая обнаружилась с окончанием русско-турецких кампаний, блистательно проведённых в XVIII столетии. В 1822 году в “Некоторых исторических замечаниях” Пушкин дал показательное примечание: “…Дунай должен быть настоящею границею между Турциею и Россией. Зачем Екатерина не совершила сего важного плана в начале фр<анцузской> рев<олюции>, когда Европа не могла обратить деятельного внимания на воинские наши предприятия, а изнурённая Турция нам упорствовать? Это избавило бы нас от будущих хлопот”. В черновом варианте примечание завершалось показательной оговоркой: “Этот вопрос может далеко завести” 5. “Будущие хлопоты”, о которых поминал Пушкин, не замедлили последовать: в ХIХ веке победоносные русские войска дважды (в 1829 и в 1877 годах) оказывались под стенами Константинополя и оба раза были принуждены соглашаться на “мягкие” условия мира, не решавшего ни “византийской”, ни “всеславянской” проблемы. А те историософские “дали”, в которые могло бы завести длительное муссирование намеченного Пушкиным вопроса, были наглядно продемонстрированы в работах и высказываниях многочисленных русских панславистов второй половины столетия…
273. “Вписанный” портрет
Литература

Интересные примеры “вписанного” портрета мы находим в прозе рубежа веков. Его использует М.Горький в своём первом рассказе «Макар Чудра»: “С моря дул влажный ветер, разнося по степи задумчивую мелодию плеска набегавшей на берег волны и шелеста прибрежных кустов. Изредка его порывы приносили с собой сморщенные, жёлтые листья и бросали их в костёр, раздувая пламя; окружавшая нас мгла осенней ночи вздрагивала и, пугливо отодвигаясь, открывала на миг слева безграничную степь, справа бесконечное море и прямо против меня фигуру Макара Чудры, старого цыгана…” Герой рассказа подаётся на фоне природы, могучей, стихийной; интересно положение Макара Чудры в этой почти мизансцене он точно в центре, “безграничная” степь и “бесконечное” море как два крыла у него за спиной (знак тире помогает прочесть этот фрагмент текста, делая паузы-жесты после слов, указывающих направления: “слева”, “справа”, “прямо против меня”). Следующее же предложение рассказа опять устроено симметрично, но теперь основное внимание отдаётся персонажу. Стихия, окружающая его, уже названа и охарактеризована (в предложении она “убирается” в деепричастные обороты), теперь важно подчеркнуть, что герой не только подобен ей, но и выше, сильнее её (показательна симметрия отрицательных частиц, сопровождающих действия героя по отношению к стихии): “Не обращая внимания на то, что холодные волны ветра, распахнув чекмень, обнажили его волосатую грудь и безжалостно бьют её, он полулежал в красивой, сильной позе, лицом ко мне, методически потягивал из своей громадной трубки… и… разговаривал со мной, не умолкая и не делая ни одного движения к защите от резких ударов ветра”(курсив здесь и далее наш. С.В.).
274. “Время колокольчиков”: литературная история символа
Литература

В цитированном выше интервью приведено интересное рассуждение СашБаша: “Возьми хотя бы название города Питер. В моей голове оно читается Пиитер. Постоянно. Помнишь: “Пиитер, я поэт…” Но это слово для меня связано не с пиететом, а с корнем “пить”. Это гораздо проще. Я, в основном, стараюсь идти к старым корням. Я глубоко убеждён, что любой город хранит в себе свою древнюю географию. Люди её не помнят, но она есть. В одном месте была берёзовая роща, а в другом рос столетний дуб, ещё в каком-то была топь. И они естественным образом связаны с нашим временем. Эта нить что называется, связь времён никогда не рвалась. Скажем, где была топь, там никогда не построят храм. Через 200лет на месте берёзовой рощи спокойный район, а где была топь наоборот, опасный так или иначе. А где был дуб срубили его и построили храм. Самое главное, когда лес рубят, его рубят на корню, то есть корни всегда остаются в земле. Они могут тлеть сотни лет, могут смешаться с землёй, но они остались корни этих деревьев. По моему убеждению, это не может не влиять на весь ход последующих событий…” 22
275. “Высокое косноязычие” Осипа Мандельштама
Литература

Да, Мандельштам поэт особенный. В этом смысле интересно замечание Георгия Адамовича, близко знавшего Мандельштама и оставившего о нем свои воспоминания. Адамович пытается определить место поэта в литературе нашей и его значение: “...Есть блоковский мир, как есть пушкинский мир. Есть царство Блока, и сознают они это или нет, все новейшие русские поэты его подданные... Но нет мира мандельштамовско-го... Невольно останавливаюсь и спрашиваю себя: что же есть? Мира нет что же есть? Есть скорее разные стихотворения, чем поэзия как образ бытия, как момент в истории народа и страны, есть только разные, разрозненные стихотворения, но такие, что при мысли о том, что их, может быть, удалось бы объединить и связать, кружится голова. Есть куски поэзии, осколки, тяжелые обломки ее, похожие на куски золота, есть отдельные строчки, но такие, каких в наш век не было ни у одного из русских поэтов... “Бес-соница, Гомер, тугие паруса...” такой музыки не было ни у кого едва ли не со времени Тютчева, и, что ни вспомнишь, все рядом кажется жидковатым. Когда-то, помню, Ахматова говорила после одного из собраний “Цеха”: “Сидит человек десять двенадцать, читают стихи, то хорошие, то заурядные, и вдруг будто какой-то лебедь взлетает над всеми читает Осип Эмильевич!”
276. “Где-то вдалеке пропел петух”
Литература

Автор предоставляет возможность своему герою посмотреть на других людей как в зеркало. В лице-зеркале Ахрамеева Сенька видит отражение своего отвратительного поступка, у него возникает желание ударить по этому “жёлтому морщинистому лицу” кулаком, ударить, по сути, самого себя и разбить это кривое зеркало. “Солдату нельзя так говорить”, возражает он дезертиру Ахрамееву и себе самому, постепенно начиная осознавать долг солдата защитника Родины, её лесов, полей и рек, среди которых и его родной Енисей, женщин, стариков и детей мира, воспоминанием о котором звучала в Сенькином сне гармошка. Осознание ошибки стало первой ступенькой из ямы. Следующая ступенька нравственного преображения Сеньки знакомство с Николаем, ставшим для него идеалом солдата. Худенький сержант-разведчик, совсем мальчишка, с тоненькими, как у девочки, руками, выведенный из строя пятью вражескими осколками, больше всего жалел о том, что не может быть рядом со своими товарищами, обороняющими родную землю. В Николае, как в нравственном зеркале, Сенька увидел своё идеальное отражение, то, к которому стремилась его душа, выздоравливающая от малярии страха.
277. “Детские” рассказы А.Платонова в контексте прочтения повести «Котлован»
Литература

Настя во спасение своё точно усваивает новые истины, но живое естество противится мёртвой догме. Заболевшая девочка в полузабытьми просится “опять к маме”. В детских рассказах, напротив, любовь, память животворящи. Семилетний Митя Климов из рассказа «Сухой хлеб» представляет, что умершие отец и дедушка “уморились” они спят в земле. Митя любит трогать руками “забытые предметы, спящие теперь в сумраке сарая”: дедушкин топор, соху, колесо от прялки, старую икону. Чтобы и мама не “уморилась” от тяжёлых земных трудов, он хочет помогать ей, на что она отвечает: “Живи, вот тебе работа. Думай о дедушке, думай об отце и обо мне думай”. Память единство всех живших и живущих. Силой своей любви мать, дождавшаяся Тимошу из каменного плена, возвращает ему, старику, детство. “Жизнь её любовью перешла к сыну. Старая мать вздохнула последним счастливым дыханием и умерла”. И трагедия сиротства оказывается преодолимой благодаря любви. Юшка дарит свою любовь девочке-сироте, он её взрастил и выучил. После смерти Юшки она возвращается в город, где он жил и где его забыли. Докторшу называют дочерью доброго Юшки. Воскресает память о нём. Пётр Савельич и Анна Гавриловна усыновили молодого машиниста: “Мы бездетные, а он без отца, без матери живёт. Вот мы и квиты будем, он наш будет, а мы его…” («Жена машиниста»).
278. “Достать чернил и...”
Литература

Звук занимает значительное место и в образном ряду, явно превалируя здесь над пейзажем. Зрительных образов в стихотворении практически нет. Описывая весеннюю распутицу, поэт почти не отрывает взгляда от поверхности земли, и лишь полёт грачей на мгновение выстраивает некую вертикаль, но за ней не следует широкой перспективы это тоже взгляд сверху вниз, и в финале мы вновь созерцаем проталины и их отражение в весеннем ветре. Зато звуков здесь даже слишком много. Весна врывается в жизнь “грохочущей слякотью” шумовой какофонией, которая соответствует смутной тревоге в душе поэта. Весеннее пробуждение, ещё более призрачное оттого, что речь идёт всего лишь о февральской оттепели, рождает у автора стремление к творчеству “писать”. Однако рождение это мучительно, и поэтому “плакать”, “писать навзрыд”. Это напряжение поэт стремится преодолеть, искусственно ускорив время, проходя, как по ариадновой нити, по цепочке звуков: “чрез благовест”, возникающий в предшествующей тишине, как звуковой маяк, “чрез клик колёс”, сменивших прежние бесшумные полозья, к водопаду ливня, срывающегося в лужи вместе с шумными грачиными стаями.
279. “Звёзды смерти” в «Реквиеме» Анны Ахматовой
Литература

Первое из процитированных стихотворений, созданное в 1939году, пронизано реминисценциями из поэтических текстов Осипа Мандельштама, о чьей гибели Ахматова узнала как раз в это время 1. Так, в строках “Всё перепуталось навек 2. // И мне не разобрать // Теперь, кто зверь, кто человек” возникает та же антитеза, что и в мандельштамовском стихотворении 1931года “За гремучую доблесть грядущих веков...” (“Мне на плечи кидается век-волкодав, // Но не волк я по крови своей”); строки Ахматовой “...и следы // Куда-то в никуда”, возможно, восходят к “Стихам о неизвестном солдате” (1937) Мандельштама: “Миллионы убитых задёшево // Протоптали тропу в пустоте”; а финал ахматовского стихотворения заставляет вспомнить о заключительных строках раннего мандельштамовского стихотворения “Я вздрагиваю от холода...” (1912): “Что если над модной лавкою // Мерцающая всегда, // Мне в сердце длинной булавкою // Опустится вдруг звезда?” 3
280. “Звуки итальянские”
Литература

Частью батюшковской программы создания гармоничной поэзии было усовершенствование языка, поскольку, по убеждению поэта, “язык у стихотворца то же, что крылья у птицы” 8. Признавая, что русский язык до крайности груб и дик, он высказывает идею облагораживания русского языка средствами мелодичного и выразительного итальянского. “Отгадайте, на что я начинаю сердиться? пишет Батюшков Гнедичу 5 декабря 1811 г. На что? На русский язык и на наших писателей, которые с ним немилосердно поступают. И язык-то по себе плоховат, грубенек, пахнет тарабарщиной. Что за Ы? Что за Щ? Что за Ш, ший, щий, при, тры? <…> Я сию минуту читал Ариоста, дышал чистым воздухом Флоренции, наслаждался музыкальными звуками авзонийского языка и говорил с тенями Данта, Тасса и сладостного Петрарка, из уст которого что слово то блаженство” 9. Увлечение итальянским языком, многочисленные попытки переводов великих итальянских поэтов, наконец, стремление преобразовать собственную поэтическую речь под стать благозвучной итальянской творческое кредо Батюшкова. “Звуки итальянские! Что за чудотворец этот Батюшков”, записал Пушкин на полях одного из самых гармоничных стихотворений Батюшкова «К другу» 10. В статье «Ариост и Тасс» (1815) Батюшков восклицает: “Учение итальянского языка имеет особенную прелесть. Язык гибкий, звучный, сладостный, язык, воспитанный под счастливым небом Рима, Неаполя и Сицилии, среди бурь политических и потом при блестящем дворе Медицисов, язык, образованный великими писателями, лучшими поэтами, мужами учёными, политиками глубокомысленными, этот язык сделался способным принимать все виды и формы” 11. Позднее Батюшкова стали считать основоположником возникшей в конце 20-х годов XIX в. “итальянской школы” русской поэзии, главой которой был преподаватель словесности Благородного пансиона при Московском университете С.Е.Раич 12. Раич пошёл гораздо дальше своего предшественника. Он не ограничивался только лишь ассонансами и аллитерациями, считая, что в русский язык необходимо ввести из итальянского “неисчерпаемый запас новых пиитических выражений, оборотов, слов, картин; тогда бы всё для нас на нашем небогатом языке опоэзилось” 13. Прививка русскому языку итальянского звучания представлялась равносильной привнесению на русскую варварскую почву великой итальянской культуры над холодной, заснеженной Россией вот-вот должно было засиять “счастливое небо Рима”.

Blog

Сочинение