Социологический анализ познавательного процесса в «Теориях прибавочной стоимости» Карла Маркса

Вид материалаКнига

Содержание


§ 4. Значение обоснования понятия «стоимость»
Обоснование стоимости
Обоснование стоимости
Аргументы в пользу стоимости
Подобный материал:
1   ...   6   7   8   9   10   11   12   13   14
^

§ 4. Значение обоснования

понятия «стоимость»


Обоснование стоимости в «Капитале» и «Теориях прибавоч­ной стоимости» по своему значению далеко выходит за преде­лы своей чисто экономической формы. Задача данного пара­графа – обратить внимание на принципиальную значимость этого обоснования для социологии, философии, истории, исто­рии философии и социологии познания. В частности, необходи­мо отметить его значение для решения трех исторически вос­производящихся проблем, которые с момента создания «Капи­тала» не могут рассматриваться без учета проделанной Марк­сом работы по обоснованию стоимости: проблемы существова­ния объективных закономерностей в сфере общественной жизни, проблемы места и роли заблуждений в общественном процессе познания, проблемы истинности всеобщих понятий, предопреде­ляющих истинность всей основанной на них системы знаний. Без решения этих, достаточно важных самих по себе, проблем обре­чены также остаться поверхностными представления о соци­альной природе познания.

^ Обоснование стоимости

как демонстрация

социальной закономерности


Одним из фундаментальных оснований социального агности­цизма является отрицание факта существования общественных закономерностей. Действительно, утверждать возможность

133 –


познания общественных явлений как познания предвосхищающе­го, а не просто констатирующего, можно всерьез только при условии признания общественных законов. Между тем неповто­римость исторических событий, активное влияние человека на ход социальных процессов приводят все новых и новых авто­ров к противопоставлению законов природы и общества и, по сути дела, к отрицанию последних. Эта тенденция проявилась в распространении «субъективного метода» в русской социоло­гии конца XIX века. Она сказалась в представлениях Виндель­банда и Риккерта, подразделивших науки на «номотетические» и «идеографические», противопоставивших общественное и есте­ственнонаучное знание. Она может быть обнаружена в пред­ставлениях Вебера о наиболее общих понятиях истории как «идеальных типах».

По мнению Вебера, понятие закона в применении к общест­венным явлениям не есть отражение объективно существующе­го общего, а является всего лишь наиболее удобным инстру­ментом для систематизации фактов. Риккерт рассматривает понятие общественной закономерности как contraditio in adjecto – как противоречие в определении. О. Нейрат утверждает, что историческое знание невозможно, ибо не допускает опытной проверки. К. Поппер считает, что в обществе имеют место не за­коны, но тенденции, а следовательно, невозможны точные выво­ды и теоретические обобщения. Р. Арон предлагает заменить в применении к общественным понятия необходимости и законо­мерности понятиями возможности и вероятности. Социологию как всего лишь описание человеческого поведения рассматри­вают П. Ландсберг, С. Додд, П. Лазарсфельд. Ряд авторов упре­кают Маркса в непонимании противоречия между признанием закономерностей и одновременным признанием сознательной де­ятельности людей (Р. Штаммлер и др.). К. Хант считает, что признание объективной закономерности в сфере общественной жизни обрекает человечество на пассивность, С. Хук заявляет, что коммунисты своей активной деятельностью опровергают принцип детерминизма.

Значение «Капитала» для опровержения подобных обвинений и точек зрения было показано В. И. Лениным в конце прошлого века в критике Н. К. Михайловского. «В каком же это смысле говорит Маркс об экономическом законе движения общества и еще рядом называет этот закон Naturgesetz – законом природы?» – спрашивает Ленин. – «Как понимать это, когда столь мно­гие отечественные социологи исписали груды бумаги о том, что область общественных явлений выделяется особо из области естественно-исторических явлений, что поэтому и для исследования

134 –


первых следует прилагать совсем особый «субъективный метод в социологии»?»1

Ответ на этот вопрос и одновременно доказательство сущест­вования общественной закономерности дает, по мнению Ленина, исследование Марксом закона развития капиталистического спо­соба производства. «Он берет одну из общественно-экономичес­ких формаций – систему товарного хозяйства – и на основании гигантской массы данных... дает подробнейший анализ законов функционирования этой формации и развития ее. Этот анализ ог­раничен одними производственными отношениями между членами общества: не прибегая ни разу для объяснения дела к каким-нибудь моментам, стоящим вне этих производственных отноше­ний, Маркс дает возможность видеть, как развивается товарная организация общественного хозяйства, как превращается она в капиталистическую, создавая антагонистические... классы бур­жуазии и пролетариата, как развивает она производительность общественного труда и тем самым вносит такой элемент, кото­рый становится в непримиримое противоречие с основами самой этой капиталистической организации»2.

Существенное значение для развития ленинской идеи о зна­чимости «Капитала» для доказательства существования и осо­знания смысла понятия «общественная закономерность» имеет конкретизация вопроса в применении к понятию «стоимость». Именно стоимость, выступающая на первый взгляд как «contraditio in adjecto» (о чем и заявляет Маркс на первых страницах «Ка­питала»3), является доказательством «объективно существующе­го общего» (Вебер) на протяжении всего существования товар­ного обмена. Именно стоимость является внутренней основой различных тенденций (К. Поппер), необходимостью, проявляю­щейся через возможность и вероятность (Р. Арон). Именно по­этому понятие стоимости позволяет перейти от описания эконо­мических явлений к их строгому научному анализу, позволяет показать совмещение сознательного и бессознательного в эконо­мической деятельности.

Важным свойством стоимости как доказательства обществен­ной закономерности является ее действие на протяжении дли­тельного исторического периода. Подготовив к изданию 3-й том «Капитала», Энгельс включает в него дополнение «Закон стои­мости и норма прибыли», в котором довольно подробно рассмат­ривает действие закона стоимости «с начала обмена, превратившего

——————————————————

1 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 1, с. 132.

2 Там же, с. 138.

3 См.: К. Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т. 23, с. 44–45.

135 –


продукты в товары», и до XV столетия. «Начало же обмена товаров, – добавляет Энгельс, – относится ко времени, которое предшествует какой бы то ни было писаной истории и уходит в глубь веков в Египте по меньшей мере за две с половиной, а может быть и за пять тысяч лет, в Вавилонии же за четыре-шесть тысяч лет до нашего летосчисления»1.

Маркс отмечал действие закона стоимости не только начиная с «первобытного состояния», но и спорадически при капиталис­тическом способе производства (для мелких собственников, жи­вущих своим трудом и «до известной степени» в отношениях между различными сферами производства и разными страна­ми2), а также при социализме. И, наконец, самое главное – за­коны капиталистического способа производства объяснены Марксом как модификации закона стоимости, позволяющего по­нять зависимости, иначе неуловимые.

Между тем проблема стоимости, широко обсуждавшаяся в политэкономии, как правило, не учитывается философами и со­циологами при решении проблемы общественной закономерно­сти. Противники Маркса в своей критике и его последователи в своей защите опираются на представления о законе, получен­ные из отдельных высказываний Маркса, из его общесоциологи­ческих выводов, которые не содержат достаточно полной аргу­ментации. По поводу стоимости она есть. Существенной частью ее должны были стать, по нашему убеждению, «Теории приба­вочной стоимости» при их окончательной подготовке к печати. Можно понять ошибку экономистов, посчитавших эту аргумен­тацию недостаточно убедительной, но совершенно недопустимо решать проблему существования общественных законов, отвле­каясь от проблемы стоимости. Само существо вопроса и наибо­лее весомые аргументы остаются в этом случае вне поля зрения. И это следует расценить как несомненное упущение современ­ной мысли 3.

^ Обоснование стоимости

как образец «снятия» заблуждений 4


Если теперь из области социологии мы перенесемся в сферу гносеологических проблем, то увидим, как то же самое обоснование

——————————————————

1 См.: К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 25, ч. II, с. 474–475.

2 Там же, ч. I, с. 193–194.

3 Показателем может служить статья в «Философской энциклопедии» «Закономерность общественная», где дается критика перечисленных ниже буржуазных авторов, но аргумент стоимости не используется.

4 Раздел написан совместно с В. А. Мерклиным.

136 –


стоимости позволяет по-новому поставить и разрешить про­блему заблуждения. В ряду заблуждений, давно уже отмеченных философской мыслью, таких как заблуждения, порожденные «не­совершенством человеческого разума», недостатком знаний, классовыми и личными интересами, социальной передачей невер­ных представлений и др., Маркс выделяет иллюзии, закономерно порождаемые конкретной исторической формой общественных отношений. Речь идет о товарном фетишизме, который неустра­ним даже после того, как наука, обосновав понятие стоимости, раскрыла его тайну: «вещная видимость общественного характе­ра труда» продолжает сохраняться для «людей, захваченных от­ношениями товарного производства...» 1.

Идея предопределенности всеобщих заблуждений объектив­ной видимостью, вытекающей из определенных общественных от­ношений, была высказана Марксом давно. В «Тезисах о Фейер­бахе» он замечает, что все мистерии, уводящие теорию в мисти­цизм, могут быть рационально разрешены на основе человечес­кой практики2; на страницах «Немецкой идеологии» отмечает сложность опровержения подобных заблуждений и намечает об­щий метод их критики: «Подобные конструкции, так же как и гегелевский метод, можно критиковать лишь показывая, как они строятся, и тем самым доказывая, что ты господствуешь над ни­ми» 3. Но только в «Капитале» эти идеи были воплощены в кон­кретном исследовании.

На протяжении всех трех томов (а не только в разделе о то­варном фетишизме) система позитивных воззрений строится Марксом так, чтобы проследить «акт рождения догмы», предот­вратить ее повторение, показав стоимость как фундамент всех экономических отношений.

Важную роль в решении этой задачи должен был играть ана­лиз истории экономической мысли в «Теориях прибавочной стои­мости». Примером может служить исследование Марксом пред­ставлений вульгарной политической экономии об источниках и формах дохода, опубликованное в приложениях к третьей части работы.

Известно, что основными формами дохода в капиталистичес­кой системе производства являются прибыль, рента и заработ­ная плата. Соответственно, источниками доходов, согласно общепринятым представлениям, являются капитал, земля и труд. Объективно, проблема состояла в необходимости отыскания

——————————————————

1 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 23, с. 84.

2 См.: там же, т. 3, с. 3.

3 Там же, с. 515.

137 –


теоретического принципа, на основании которого можно было бы вывести различные формы дохода из одного источника, обосно­вав тем самым их внутреннюю закономерную связь и единую природу, что, в свою очередь, давало возможность описать меха­низм капиталистического производства в конкретности и тоталь­ности. Сложность решения этой задачи состояла в том, что в на­личном бытии капитализма формы дохода и их источники су­ществуют как изначально самостоятельные, друг от друга не за­висимые и друг к другу не сводимые. Поэтому всякая попытка их общего согласования выглядела бы, с точки зрения непосред­ственной практики, как попытка согласовать бузину в огороде и дядьку в Киеве.

В «Теориях прибавочной стоимости» Маркс демонстрирует два принципиально различных подхода к решению этой проблемы. Первый – это подход, сформулированный в экономических докт­ринах Смита и Рикардо. «Классическая политическая эконо­мия,– отмечает Маркс, – старается посредством анализа свести различные фиксированные и чуждые друг другу формы богат­ства к их внутреннему единству и совлечь с них ту форму, в ко­торой они индифферентно стоят друг возле друга; она хочет по­нять внутреннюю связь целого в отличие от многообразия форм проявления»1. Как известно, сделать это классической полити­ческой экономии не удалось. С одной стороны – в силу сложно­сти самой проблемы, с другой – в силу исторической неразви­тости метода научно-теоретического анализа.

Второй подход – это подход с методологических позиции вульгарной политической экономии. «В то время, – пишет Маркс, – как классическим и потому критическим политико-эко­номам форма отчуждения причиняет затруднения и они пытают­ся путем анализа совлечь ее, вульгарная политическая экономия, напротив, как раз в той отчужденности, в которой противостоят друг другу различные доли стоимости продукта, чувствует себя впервые вполне у себя дома: подобно тому как схоластик чув­ствует себя в своей стихии, имея дело с формулой «бог-отец, бог-сын и бог – дух святой», так вульгарный экономист относится к формуле «земля – рента, капитал – процент, труд – заработная плата». Ведь это есть та форма, в которой на поверхности явле­ний эти вещи кажутся непосредственно связанными друг с дру­гом, а потому и та форма, в которой они живут в представле­ниях и в сознании агентов капиталистического производства, на­ходящихся в плену у этого способа производства. Вульгарная

——————————————————

1 К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т. 26, ч. III, с. 525.

138 –


политическая экономия считает себя тем более простой, естест­венной и общеполезной, тем более далекой от всяких теоретичес­ких хитросплетений, чем более она на самом деле занята только тем, что переводит обыденные представления на доктринерский язык. Поэтому, чем в более отчужденном виде она воспринимает формы капиталистического производства, тем ближе она к сти­хии обыденных представлений, т.е. тем более она плавает в своей собственной природной стихии»1. Отказ от теоретического анализа, принятие на веру наличной реальности «как она есть», короче говоря, – типичный вариант мистического решения про­блемы.

Маркс прекрасно понимает, что мистика вульгарных эконо­мистов не случайна. Вообще вся вульгарная школа вырастает как спекулятивная реакция на те затруднения, противоречия и в конечном итоге заблуждения, которые были свойственны класси­ке. Следовательно, необходимо снять эти заблуждения. А здесь возможен только один путь – путь позитивной разработки тео­рии и дальнейшего развития научного аппарата, ибо те принципы и категории, с которыми работали представители классичес­кой школы, оказались неэффективными. Те средства познания, которыми располагали Смит и Рикардо, не давали возможности согласовать данные действительности и теоретический принцип, с помощью которого эти данные должны были описываться. Ну­жен был такой категориальный инструментарий, на основе кото­рого можно было бы разрешить противоречие «между видимым движением системы и ее действительным движением»2.

Так в теории Маркса появляется категория «форма превра­щенная», выступающая в качестве основного средства для обос­нования понятия стоимости и снятия заблуждений.

«Форма превращенная» – это такая форма, которая является эффектом игры другой, исходной по отношению к ней формы (деньги – превращенная форма стоимости, прибыль – превра­щенная форма прибавочной стоимости и т.д.). Причем, цель этих превращений и опосредствовании может продолжаться до бесконечности. Прибыль как превращенная форма прибавочной стоимости превращается в новые, более конкретные формы про­цента и ренты, процент с капитала превращается, в свою оче­редь, в «сложные проценты» и т.д. По отношению к каждой но­вой форме предшествующая оказывается ее содержанием и внутренним единством, а каждая последующая – превращенной формой действительного существования предыдущей. Чем длиннее

——————————————————

1 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 26, ч. III, с. 528–529.

2 Там же, ч. II, с. 178.

139 –


цикл, тем больше опосредствующих звеньев между исходной и превращенной формой, тем больше скрыты и нераспознаваемые следы самих этих опосредовании. Различные отношения и мо­менты не только обособляются в нечто самостоятельное, получая такой способ существования, при котором они кажутся не зави­сящими друг от друга, но они представляются как нечто данное от природы в естественно-историческом смысле. «...Как только прибавочная стоимость, – пишет Маркс, – распадается на раз­личные особые части, относимые к разным, лишь вещественно различным элементам производства – к природе, к продуктам труда, к труду, – как только она вообще получает особые, без­различные друг к другу, не зависящие друг от друга формы, ре­гулируемые различными законами, ее общее всем этим формам единое начало – т.е. сама прибавочная стоимость, – а потому и природа этого общего единого начала становятся все более и бо­лее нераспознаваемыми и не показывают себя в явлении, а дол­жны быть еще только открыты как некая сокровенная тайна. Это обособление формы отдельных частей прибавочной стои­мости и их противопоставление друг другу как самостоятельных форм находят свое завершение в том, что каждая из этих частей сводится к некоторому особому элементу как к своей мере и своему особому источнику, или в том, что каждая часть приба­вочной стоимости представляется действием некоторой особой причины, акциденцией некоторой особой субстанции. А именно, прибыль – капитал, рента – земля, заработная плата – труд.

И вот эти-то готовые отношения и формы выступают как предпосылки действительного производства, ибо капиталистичес­кий способ производства движется в им самим созданных фор­мах и эти последние, его результат, в процессе воспроизводства и такой же мере противостоят ему как готовые предпосылки. В ка­честве таковых они практически определяют поведение отдель­ных капиталистов, служат для них мотивами и т.д. и как такие мотивы отражаются в их сознании»1.

Даже самые великие из буржуазных экономистов не сумели преодолеть это извращение действительной связи явлений, по­скольку сами в той или иной мере были захвачены миром лож­ной видимости. Эту задачу решил Маркс, обосновывая понятие стоимости и прибавочной стоимости, которое он считал «рацио­нальной основой для понимания всех фактов» капиталистичес­кой системы производства, в том числе для рационального объяснения заблуждений. Примененный в «Капитале» метод «снятия» заблуждений,

——————————————————

1К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т. 26, ч. III, с. 509.

140 –


существенным компонентом которого является рассмотрение исто­рии предшествующей мысли, должен быть осознан каждым ис­следователем как радикальное средство преодоления препят­ствий в развитии познания, порожденных его надындивидуаль­ной природой. В частности, необходимо быть внимательным к вариантам мистического объяснения трудных вопросов, которые, по мнению Маркса, оказываются следствием неудачи вполне ра­циональных попыток разрешения теоретических загадок. Явля­ясь симптомом расхождения между данными действительности и средствами познания, они, в случае их рационального объясне­ния, обещают наибольшие сдвиги в развитии научного аппарата.


^ Аргументы в пользу стоимости

как критерии истинности

всеобщих понятий


Обоснование стоимости Марксом несомненно связывалось им с проблемой существования общественных закономерностей и рассматривалось как образец опровержения фетишистских за­блуждений, Но, кроме того, это обоснование, как нам кажется, могло иметь особую непосредственно-философскую цель.

Обоснование стоимости помогает вскрыть общие причины от­каза от аналогичных понятий, при котором могут быть отброше­ны высшие достижения предшествующей мысли и замедлен об­щественный познавательный процесс. Отрицание понятия стои­мости в современной буржуазной политэкономии, отрицание за­конов социальной жизни и понятия общественно-экономической формации в социологии и истории, отрицание понятия материи, понятий «материализм» и «идеализм» в философии хорошо показывают как общую актуальность поставленного вопроса, так и полную применимость выявленных на материале политической экономии причин отказа от всеобщих понятий в любом перечис­ленном случае. В каждом из них имеет место непонимание того, что категории науки призваны объяснить не каждый отдельный конкретный случай, а класс аналогичных явлений в целом, что наше исходное представление об этих понятиях, с позиций кото­рого возникает бунт против них, само должно быть углублено. В каждом случае упорство в отрицании данных понятий усиливается при столкновении с их догматической, поверхностной, автори­тарной защитой.

Поэтому аргументы в пользу понятия «стоимость» в общей форме могут рассматриваться как критерии для оценки и отбора унаследованных всеобщих понятий. В этих понятиях концентрируется

141 –


величие человеческого разума, его созидательная мощь, они открывают совершенно новые возможности в исследовании, но могут оказаться заблуждением. Выработка способов их про­верки позволяет решить проблему отношения к наследию пред­шественников в самом важном и остром пункте, там, где воз­можны наибольшие потери.

Философская значимость обоснования стоимости, таким об­разом, очевидна. Но есть ли основания говорить о качественном движении Маркса в решении проблемы истинности философских понятий? Во второй главе, анализируя вклад Маркса в проблему категорий, мы не касались важнейшего вопроса об их истинно­сти. Знакомство с обоснованием стоимости делает возможным его разрешение, а сравнение с историко-философской мыслью позволяет решить вопрос о специфике вклада Маркса в данную проблему.

Теория анамнезиса Платона, средневековый реализм, теория врожденных идей в новое время могут рассматриваться как своеобразное объяснение истинности всеобщих понятий, направ­ление номинализма – как отрицание ее. Английский и француз­ский материализм, рассматривая опыт как критерий истинности знания, по сути дела обходят вопрос о трудностях проверки на истинность всеобщих понятий. Идея их интуитивного происхож­дения и уверенность в их истинности у Спинозы не сопровожда­ется достаточной аргументацией. Доказательство объективной истинности общих понятий, полученных интуитивным путем, от­сутствует и у Фихте. Кант, заостряя проблему до вопроса о сущ­ности наиболее общих абстрактных понятий, о формах чувствен­ности и рассудка и утверждая их априорность, снимает вопрос об их истинности. Устранение вопроса об истинности этих понятий, по мнению Гегеля, подрывает возможность говорить об истинном знании вообще; он стремится обосновать их истинность, но до­стигает этого, в конечном счете, путем признания их доприродного существования.

В лице Фейербаха философская мысль делает новый поворот: многовековая проблема, порожденная невозможностью прове­рить всеобщее понятие с помощью чувств и вследствие этого приводящая к самым различным странным решениям, объявля­ется им разрешимой на основе чувственного восприятия. «...Всё является чувственно воспринимаемым, – заявляет он, – если не непосредственно, то опосредствованно, если не обычными грубыми чувствами, если не глазами анатома и химика, то глазами фило­софа...»1. Это заявление может показаться идентично сходным с

——————————————————

1Л. Фейербах. Избранные философские произведения, т. 1. М., Госполитиздат, 1955, с. 190.

149 –


тем, что утверждали французские материалисты, но содержит в себе принципиальное отличие, так как высказано уже после све­дения Кантом сути проблемы к вопросу об общих понятиях и, несомненно, имеет их в виду.

Маркс уже в работе «К критике гегелевской философии пра­ва» отмечает необходимость отличать «ходячие» ложные мнения от «ходячих» истинных1. Отталкиваясь от убежденности Фейер­баха в том, что решение проблемы лежит не на пути разрыва с чувственным восприятием, а на пути связи с ним, Маркс принци­пиально развивает эту мысль. От чувственного созерцания как критерия истины всеобщих понятий он поднимается к крите­рию практики. Он подчеркивает, что стоимость объективно су­ществует в чувственно воспринимаемом предмете – товаре и не­возможна вне его. По мере развития практики стоимость обособ­ляется в деньгах и приобретает самостоятельное движение в капитале, получая, таким образом, явную наглядность. Эта попыт­ка найти аналог понятия в самой действительности в качестве стороны материального объекта, а затем показать, как в ходе практической деятельности эта сторона объекта, служащая осно­вой понятия, приобретает обособленное существование, в исто­рии мысли оказывается уникальной. Не менее оригинальным яв­ляется параллельное рассмотрение развития практического ана­лога понятия и развития представлений о нем. Сопоставление этих процессов способно дать очень много для решения вопроса об истинности всеобщих понятий.

Своеобразие подхода Маркса наглядно выступает при сравне­нии способов обоснования стоимости с позицией априоризма Канта и применением исходной абстракции у Гегеля. Априоризм можно критиковать, просто отрицая его, как это делали многие; можно показать исходные понятия разума в качестве развиваю­щихся, как это сделал Гегель; можно попытаться восстановить на этнографическом материале социальное становление понятий пространства и времени, как это сделал Дюркгейм; но можно на материале конкретной науки показать, как развитие действи­тельности и мысли делает необходимым развитие таких понятий, которые Кант считает априорными. Именно это сделано Марксом на примере понятия стоимости в отношении таких категорий, как, ««всеобщее», «причина», «закон», – способ, достаточно убеди­тельный и никем другим не использованный. Видимо, не слу­чайно, обосновывая стоимость в критике Бейли, Маркс проводит сравнение с таким понятием, как пространство2.

——————————————————

1 См.: К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 1, с. 309.

2 Там же, т.26,ч. III, с. 145–146.

143 –


Исходная абстракция у Гегеля и Маркса, по мнению некото­рых авторов, играет одинаковую роль. Обнаруживая в «Капита­ле» выведение всех экономических категорий из понятия «то­вар», подобное выведению всех логических категорий из единого понятия в «Науке логики», толкуют его как простое заимствова­ние. В подобных случаях верно улавливается факт влияния Гегеля на Маркса, но не осознается в достаточной мере расхождение с ним. Особое внимание к категории товара в «Капитале», на наш взгляд, не в последнюю очередь предопределено стремле­нием вопреки Гегелю материально воплотить исходную абстрак­цию – стоимость. Без этого невозможно размежевание с идеа­листической позицией великого философа.

Неожиданные и далеко ведущие теоретические возможности, которые открывает анализ обоснования стоимости для критики априоризма и «снятия» исходного гегелевского принципа, позво­ляют видеть в этом обосновании глубинную философскую цель в ее принципиально новом решении.

144–