Социологический анализ познавательного процесса в «Теориях прибавочной стоимости» Карла Маркса

Вид материала

Книга

Содержание Глава iii проблема истинности теоретического знания в свете его детерминации практикой § 1. Ограниченность теории наличными формами практики и движение к абсолютной истине. Постижение сущности на различных этапах развития практики Абсолютная истина и модели познания

Подобный материал:

• Норма прибавочной стоимости, 353.57kb.
• Крапиль Николай Валерьевич Проверил к с. н., доцент Николаев Владимир Геннадьевич Москва, 83.99kb.
• Социология карла маркса марксизм, марксизмы и социология Маркса, 403.69kb.
• Некоторые идеи тут от чтения мною (ZT) в 1960-е (или в 1970-е, 4112.65kb.
• Ооо «Роза Ветров Урал» 455049, г. Магнитогорск, пр. Карла Маркса, 198, неж пом., 160.56kb.
• Вконце XIX века увидел свет третий том «Капитала» Карла Маркса. Акаким был великий, 509.86kb.
• М. В. Ломоносова Социологический факультет Кафедра социологии безопасности Кузнецов, 291.07kb.
• Карла Маркса" Карл Каутский., 3070.39kb.
• Ул. Карла Маркса, 29, Иркутск, 664003 тел./факс (3952) 24-05-86, 822.64kb.
• Фильма, 265.24kb.

^

ГЛАВА III ПРОБЛЕМА ИСТИННОСТИ ТЕОРЕТИЧЕСКОГО ЗНАНИЯ В СВЕТЕ ЕГО ДЕТЕРМИНАЦИИ ПРАКТИКОЙ

«Теории прибавочной стоимости», как мы убедились, дают немало свидетельств неустранимой зависимости теоретического познания от развития практической деятельности, а также от личных интересов исследователей, независимо от их воли оказы­вающихся классовыми. Но есть ли здесь свидетельства того, что Маркса специально интересовали следствия, вытекающие из данной зависимости? Обосновывал ли он возможность постижения истины в этих условиях?

Прямых высказываний по этому вопросу нет, но методы ана­лиза воззрений различных авторов, систематически используе­мые Марксом, позволяют дать положительный ответ на постав­ленные вопросы.

Маркс неизменно выявляет отрицательные, затемняющие мо­менты в тех взглядах, которые в целом соответствуют действи­тельному положению вещей, вскрывает объективные основания, ошибочных воззрений, прослеживает условия, в которых невер­ные в своей основе взгляды могут оказаться полезными для раз­решения вопросов, стоящих в стороне от основной линии теоре­тического спора.

Все это свидетельствует о том, что, Маркс исходил из важнейшей для борьбы с агностицизмом предпосылки – в любом теоретическом положении содержится анализ объективного фак­та, а, следовательно, зерно истины. Однако сама по себе такая предпосылка еще не выводит за пределы эклектического пред­ставления – «все истинно и ложно в одно и то же время».

– 83 –


Возвышается ли Маркс над простой констатацией как ограничива­ющей, так и стимулирующей роли практической деятельности порождающей упреки в эклектицизме? Можно ли найти в «Те­ориях прибавочной стоимости» свидетельства постановки вопро­са о неуклонном, закономерном движении к конкретному знанию сущности, невзирая на все препятствия? Рассмотрим этот вопрос сначала на примере зависимости познания от уровня развития практики (§ 1), а затем, на примере зависимости, его от прак­тических интересов и моральных установок исследователя (§ 2)
^

§ 1. Ограниченность теории

наличными формами практики

и движение к абсолютной истине.

Возможность разрешения противоречия.


Неустранимая зависимость научного познания от наличных форм практической деятельности может привести и действительно приводит к агностическим выводам. Некоторые современные буржуазные авторы, опираясь на мысль Маркса из первого тезиса о Фейербахе о том, что объект надо брать субъективно, как человеческую предметную деятельность, справедливо утверждают, что об объекте мы знаем ровно столько, сколько позволяют нам формы практической деятельности с ним. Но из этого верного положения делается вывод о том, что поскольку объект в целом нам недоступен, то непостижимой оказывается и его сущность. Признавая возможность объективного знания в рамках наличных форм деятельности, возможность объективной истины снимает, таким образом, вопрос об истине

абсолютной.

Такое агностическое по сути дела представление способа на первый взгляд, получит подтверждение не только в «Тезисах о Фейербахе», но и в «Капитале». Во втором томе, рассматривая кругообороты различных форм капитала и различные фигуры процесса кругооборота, Маркс показывает, как они, выявляя одни стороны положения вещей, затемняют другие.

В «Теориях прибавочной стоимости», как мы это показали в предшествующей главе, Маркс рассматривает ограниченность меркантилизма, физиократии, Смита (по сравнению с Рикардо), континентальных авторов (по сравнению с английскими),

– 84 –


результат ограниченности доступных им форм практической деятельности. Но сама общая направленность «Капитала» говорит о том, что Маркс идет дальше простых констатаций. Рассмотрение доводится им до такой точки, когда сущность капи­талистического способа производства все-таки постигается.

Обвинения Маркса в агностицизме, оказывающимся следст­вием выявления зависимости познания от наличных форм дея­тельности, опровергаются сравнительно легко. Но они могут мо­дифицироваться в свою противоположность. Марксу предъяв­ляются упреки в том, что доводить дело до познания сущности он не имел права. Предшествующие взгляды, по мнению неко­торых авторов, оказываются ограниченными с его точки зрения, но сам он, в свою очередь, может быть подвергнут критике, и то, что он считал постижением сущности, достижением абсолюта таковым уже не окажется. Это сомнение, которое может быть названо сомнением ретроспективы, обыгрывает реальную трудность. Действительно, правым всегда оказывается послед­ний в ряду преемственности, но есть ли объективные основания для признаний этой правоты? Каждый автор прав с точки зре­ния своих условий практической деятельности. Но она может принимать любые формы, развиваться в самых различных на­правлениях в зависимости от проводимой экономической политики и не всегда легко найти объективный критерий для срав­нительной оценки различных форм практической деятельности, как низших и высших, лучших и худших. Таким образом, сни­мается вопрос о возможности абсолютного знания.

Аналогичное сомнение является глубинным основанием для отрицания объективных закономерностей в развитии общест­венной жизни у Риккерта, Виндельбанда и других авторов. По их мнению, поскольку всегда имеет место свобода выбора форм деятельности, например форм ведения хозяйства в раз­личных странах в одно и то же время, постольку исчезают осно­вания для признания объективных закономерностей и исчезает возможность выводы, сделанные с точки зрения одних форм дея­тельности, считать более или менее истинными, чем выводы с позиции других форм деятельности. Марксу инкриминируется непродуманность этих сомнений. Признание им объективных законов развития общества, доведение исследования до позна­ния сущности экономических процессов рассматривается как результат веры.

Соответствуют ли действительности эти упреки?

В «Теориях прибавочной стоимости» мы видим, во-первых, намеренный отход от ретроспективных оценок. Маркс неодно­кратно подчеркивает случаи правоты Кенэ по сравнению со Смитом,

– 85 –


Смита по сравнению с Рикардо, правоту последнего по сравнению с его учениками и т.д. Во-вторых, мы обнаруживаем здесь прямую постановку сомнения ретроспективы в связи с развитием форм практической деятельности. Сравнивая взгляды Родбертуса и Рикардо по вопросу ренты, Маркс не просто оценивает теорию Рикардо как более совершенную, но специально обосновывает этот вывод. «...Отнюдь нельзя сказать, – пишет он, – что Рикардо, исходящий в данном случае из английских условий, столь же ограничен, как и померанский помещик, мыслящий в пределах померанских отношений. Ибо английские условия – единственные условия, в которых адекватно разви­лась современная собственность на землю, т.е. собственность на землю, видоизмененная капиталистическим производством Английская теория является в этом пункте классической для современного, т.е. капиталистического, способа производства Померанская же теория, наоборот, обсуждает развитые условия с точки зрения исторически более низкой, еще не адекват­ной формы отношений» ¹.

Как видим, Маркс разрешает затруднения не просто исходя из факта более позднего бытия исследователя, а из наличного более широкого материала, из владения новыми данными, порожденными не просто сменой одних форм деятельности другими, а закономерным, их развитием, от форм экономически менее выгодных к формам более выгодным, экспансией капита­листического производства на все сферы труда. Движение от спорадически появившихся форм капиталистического производ­ства к постепенному охвату ими всей экономической жизни может служить основанием для рассмотрения форм деятельности как более или менее развитых. Это, в свою очередь, дает объективный критерий для сравнительной оценки точек зрения, выдвигаемых с позиций различных форм деятельности.

Таким образом, Марксу не только не свойствен агности­цизм на почве ограниченности познания наличными формами деятельности, но и его уверенность в постижении сущности, в приближении к абсолютной истине является глубоко продуман­ной. Это дает нам основания искать в «Теориях прибавочной стоимости» попытки обосновать закономерность движения к абсолютной истине по мере развития практики. Они выразились по нашему мнению, во-первых, в особом внимании Маркса к идеям Петти и Кенэ, во-вторых, в его стремлении обнаружить понятие прибавочной стоимости в рассуждениях Смита и Рикардо

<sup>——————————————————

1</sup>К. Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т. 26, ч. II, с. 257.

– 86 –


при одновременном утверждении о невыделенности этой категории в чистом виде и, в-третьих, в его интересе к рабо­там Рамсея, Джонса, Шербюлье.

^ Постижение сущности на различных этапах развития практики


Завершив основной текст «Теорий прибавочной стоимости», Маркс в 1863 году возвращается к анализу взглядов Вильяма Петти, которые рассматривались им ранее в работе «К крити­ке политической экономии». Этот очерк, помещенный издате­лями «Теорий прибавочной стоимости» в приложении, позволяет оценить достижения пионера политэкономии с позиций ее основных достижений в середине XIX века.

Петти не был понят не только современниками, но и позд­нейшими экономистами, в частности, по словам Маркса, его третировал Евгений Дюринг за отсутствие специальных экономи­ческих работ. Маркс, напротив, в его отдельных замечаниях, разбросанных в статистических работах, обнаруживает абст­рактную постановку и решение будущих важнейших проблем политической экономии. Он отмечает у Петти членения внутри понятия «стоимость, различение им «естественной цены», «по­литической цены» и «истинной рыночной цены», показывает, что он, по сути дела, определяет стоимость как количество тру­да и ставит вопрос о стоимости труда; обнаруживает деление на производительный и непроизводительный труд и постановку вопроса о массе денег в обращении; находит более глубокую, чем у Мальтуса, теорию народонаселения и т.д. Наконец, Маркс выявляет у Петти довольно развитую теорию ренты: трактовку ее как избытка сверх необходимого труда, определение стоимости земли как капитализированной ренты; определение ее величины, являющееся, по мнению Маркса, показателем выхода Петти за пределы земледельческого труда ко всеобщему труду; понятие дифференциальной ренты с фиксацией обеих порождающих ее причин – различий в плодородии почвы и различий в производительности труда. Это позволяет Марксу заявить, что дифференциальная рента была объяснена Петти лучше, чем Адамом Смитом.

Таким образом, в середине XVII века, более чем за сто лет до Смита, мы находим понятие трудовой теории стоимости и понятие сущности ренты – идеи, кардинально необходимые для понятия прибавочной стоимости. Очерк о Петти показывает возможность постижения сущности объекта на ранних этапах

– 87 –


развития форм практической деятельности. Общая погружен­ность меркантилизма в сферу обращения, порожденная преобладанием торгового капитала, не помешала Буагильберу и особенно Петти прорвать круг всеобщих ограниченных представ­лений.

Та же идея приводится Марксом на примере разбора «Экономической таблицы» Кенэ. Отмечая общую ограниченность воззрений физиократов условиями сельскохозяйственной по преимуществу Франции, он показывает на примере Кенэ удивительную для его времени попытку охватить единым взором закономерность связи сферы обращения и сферы производства – метод, позднее оказавшийся для Маркса одним из основных средств решения проблемы прибавочной стоимости.

В «Теориях прибавочной стоимости» при первом знакомстве останавливает внимание явное противоречие между верным замечанием к работе, где утверждается, что категория прибавочной стоимости никем не была выделена в чистом виде и названием работы, а также оглавлением второй части, где мы встречаемся с такими заголовками, как «Теория цены издержек у Рикардо и Адама Смита»¹ и «Рикардовская теория прибавочной стоимости». Это противоречие получает рациональное объяснение при анализе текста.

Сущность капиталистического способа производства – прибавочная стоимость, и, делая этот способ производства пред­метом своего исследования политэконом имеет дело с прибавочной стоимостью, сознает он это или нет. Ни Смит, ни Рикардо не выделили категории прибавочной стоимости в чистом виде, не отделили ее от прибыли, не поняли, что законом, предопределяющим развитие капиталистического способа производ­ства, является закон прибавочной стоимости но, рассматривая капиталистический способ производства, они не могли избежать анализа прибавочной стоимости. Именно это старается показать Маркс. Он приводит цитаты из Смита, которые с совершенной очевидностью доказывают, что Смит, анализируя причины, заставившие его отказаться от трудового понятия стоимости, по существу, рассматривает цену издержек. «Здесь временами вся история возникновения «естественной цены», и к тому же еще выраженная вполне соответствующим языком и постро­енная при помощи вполне соответствующей логики»², – резюмирует Маркс.

<sup>——————————————————

1</sup>Понятие «цена издержек» – необходимое различие для понимания сущности прибавочной стоимости, введенное Марксом.

² К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 26, ч. II, с. 236.

– 88 –


в разделе «Рикардовская теория прибавочной стоимости» Маркс мимоходом делает два важных замечания, позволяющих оправдать такое название. У Рикардо нет категории прибавочной стоимости, но поскольку у него не отмечаются также и различия в органическом строении капитала, то он по существу рассматривает дело таким образом, будто весь капитал непо­средственно затрачивается на заработную плату. А так как при­быль и прибавочная стоимость в таком случае оказываются тождественными, то и получается, что Рикардо ведет речь именно о прибавочной стоимости. «Постольку, следовательно, он делает предметом своего рассмотрения прибавочную стоимость, а не прибыль, и постольку можно говорить поэтому о теории прибавочной стоимости у Рикардо», – пишет Маркс¹. В конце главы Маркс рассматривает, как Рикардо под названием при­были исследует относительную форму прибавочной стоимости. Все эти рассуждения Рикардо о прибыли, по мнению Маркса, можно считать верными только в том случае, «если вместо нормы прибыли» читать «норма прибавочной стоимости»².

По мере развития капиталистического способа производства наряду с законом стоимости начинает действовать закон прибавочной стоимости. Никто не сформулировал его до Маркса, но политэкономы, исходящие из понятия стоимости не могут не наталкиваться на факт этой перемены. Это сказывается прежде всего в вопросе об эквивалентности обмена между трудом и капиталом. По словам Маркса, Смит осознает нарушение закона стоимости в этом случае, отмечая, что большее количество труда обменивается на меньшее³; Рикардо (по его мнению), последовательно проводя закон стоимости, не распространяет положение об эквивалентности обмена на случаи обмена товара на труд: «...правильный инстинкт подсказывает ему это исклю­чение...»⁴; Шербюлье, не понимая и не объясняя механику эксплуатации, «чувствует, что здесь происходит какой-то переворот»⁵.

Таким образом, отмечая у Петти и Кенэ предвосхищение позднейших идей классической политэкономии, показывая воз­можность сознательно ставить на ранних этапах развития форм практической деятельности важнейшие теоретические вопросы, возможность постижения сущности «первого порядка», Маркс

<sup>——————————————————

1</sup> К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т. 26, ч. II, с. 411–412.

² Там же, с. 467.

³ См.: там же, ч. I, с. 62.

⁴ Там же, ч. III, с. 173.

⁵ Там же, с. 390.

– 89 –


на примере Смита и Рикардо выявляет невозможности уйти от вопросов сущности «второго порядка». Стремление обнаружить в воззрениях предшественников понятия, не выделенные ими в чистом виде, может рассматриваться как один из методов анализа Марксом истории экономической мысли, метод, полностью отсутствующий в классической политэкономии и в современных историях экономических учений. А это, в свою очередь, позволяет сделать вывод о том, что Марксом прослежена неустранимость отражения сущности на любых этапах развития практики и отражение сущности объекта в научных исследованиях вопреки сознательному намерению их авторов. При анализе структуры «Теорий прибавочной стоимости возникает вопрос, почему Маркс включает в обзор, структурно отделяя от рикардианцев и пролетарских противников политэкономов, трех авторов – Шербюлье, Рамсея, Джонса, работы которых невелики, незначительны и в подавляющем большинстве историй экономических учений не рассматриваются. Маркс, видимо, стремится показать, как в новых условиях развития теоретической мысли рядовые исследователи, не отличающиеся гениальностью Петти, Кенэ, Смита, Рикардо, принимающие в отличие от пролетарских авторов буржуазный способ производства, но не стремящиеся специально защитить и обосновать его, как рикардианцы, закономерно наталкиваются на идею исторического характера капитализма являющуюся необходимым условием постижения его сущности.

Такое предположение подтверждает, во-первых, фраза из раздела о Ленгэ, где Маркс замечает, что одной из задач его исторических обзоров является стремление показать, «в какой форме политико-экономы критикуют самих себя...»¹. Во-вторых, заявление в разделе о Рамсее: «Итак, здесь мы подошли к тому пункту, где сама политическая экономия, на основании своего анализа, объявляет капиталистическую форму производства, а потому и капитал, не абсолютным, а лишь «случайным», историческим условием производства»². И, в-третьих, – развернутое изложение этой мысли в разделе о Джонсе.

«Здесь мы видим, – пишет Маркс, – как действительная наука политической экономии кончает тем, что рассматривает буржуазные производственные отношения как всего лишь исторические, «которые ведут к более высоким отношениям, где исчезает тот антагонизм, на котором основаны буржуазные

<sup>——————————————————

1</sup> К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 26, ч. I, с. 347. ² Там же, ч. III, с. 339.

– 90 –


производственные отношения»¹. Экономический анализ идет настолько далеко, что исчезает, во-первых, самостоятельная, ве­щественная форма богатства, оно выступает как результат человеческой деятельности. Во-вторых, различные составные части богатства утрачивают свою кажущуюся самостоятельность, процент и рента выступают как части прибыли, а сама прибыль сводится к прибавочной стоимости, т.е. к неоплаченному труду. Если рикардианцы, отрицая необходимость ренты, считают неизбежной эксплуатацию рабочих, то такие экономисты, как Джонс, признают лишь историческую, правомерность этого от­ношения. С этого момента, по мнению Маркса, приходит конец заблуждению, рассматривающему буржуазный способ произ­водства как естественный закон производства, и открывается перспектива нового общества.

Как видим, стремление проследить движение от абстрактно схваченной сущности к ее закономерному постижению в понятиях по мере развития теории, создающей все более конкретную модель существующих отношений, и по мере развития форм деятельности с объектом, подспудно стимулирующих движение более конкретной модели, положено в основу структуры работы.

В результате чисто теоретического интереса Петти может подойти к понятию стоимости как всеобщей основы обмена, к понятию ренты как порождению труда. Через сто лет охват капиталистическими отношениями всех сфер производства со­провождается массовым убеждением в том, что естественные отношения между различными видами производства и торговли являются наилучшими. Политика фритредерства предопределяет поиск объективной всеобщей основы обмена. Подчинен­ность ренты капиталистическому способу производства спорадическая во времена Петти, обнажается во времена Рикардо и закономерно наталкивается на преодоление фетишизма ренты. Экономические кризисы в середине XIX века подводят к необходимости рассмотрения сфер производства и обращения в их единстве, т.е. к необходимости повторения уникальной для своего времени попытки Кенэ. Можно, как Ленгэ, выявить на ранних стадиях развития капитализма противоречие интересов буржуазии и пролетариата, но в XIX веке, по словам Маркса, невозможно не прийти к беспощадной формулировке Рикардо – «Труд, или капитал» ².

Давая нам более непреложное, чем простое чувственное

<sup>——————————————————

1</sup> К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 26, ч. III. с, 445–446

² Там же, с. 268.

– 91 –


созерцание свидетельство истинности факта, практическая деятельность, взятая в ее развитии, детерминирует естественный отбор существенно важных фактов. Те из них, которые были порождены относительно случайными условиями, особенностями исторического периода и обстановки, исчезают, уступая место необходимым. Те, которые затемнялись временными обстоятельствами, выступают на поверхность. Те, которые казались перво­степенно важными, не являясь на самом деле таковыми, занимают постепенно свое истинное место. Различные факты, являющиеся модификациями одной сущности и воспринимаемые первоначально как изолированные, по мере развития форм практической деятельности закономерно приводятся в связь и т.д. Развитие практики, таким образам, приводит к воз­растанию возможностей постижения сущности и приближения к абсолютной истине.


^ Абсолютная истина и модели познания


Недостаточно адекватное понимание взглядов Маркса по вопросу о соотношении практики и познания можно встретить в советской философской мысли. С одной стороны, имеет место упущение ограничивающей роли наличных форм практической деятельности, которым, как мы видели, Маркс уделяет значи­тельное внимание. Совершенно не упоминать об этом при разборе вопроса о роли практики в познании значит передавать представления Маркса недостаточно полно. С другой стороны, в некоторых работах обнаруживается известная абсолютизация ограничивающей роли наличных форм практической деятельности, оказывающаяся, в частности, в специфике образных средств, применяемых для характеристики марксистского понимания взаимоотношения познания и практики.

Образные сравнения, своеобразные модели познавательного процесса применяются в философии издавна. «Пещера» Платона, «призраки» Бэкона, «чистая доска» Локка, потенциальное присутствие статуи Геркулеса в куске мрамора у Лейбница приближение к горе, окутанной туманом, у Рассела – все эти сравнения помогают донести до читателя сущность данной гносеологической системы. У Гегеля такой моделью, хотя и менее образной, служит круг: мир идей через мир природы замыкается миром человеческого познания. Маркс пользуется моделью восхождения от абстрактного к конкретному.

Для характеристики взаимоотношения практики и познания иногда используется модель шор, с обеих сторон ограничивающих

–92–


поле нашего зрения, модель коридора, ведущего нас в одном вполне определенном направлении, модель узкой штольни, прокладываемой в безграничном массиве природы¹. Как видим, для любого из этих сравнений характерно стремление подчеркнуть узость, сжатость, замкнутость научного знания, порожденного влиянием практики. Такая модель трактуется как соот­ветствующая представлениям Маркса.

По поводу взаимоотношения познания и практики у Маркса, как и у предшествующих авторов, не обнаруживается специ­альных, сравнений. Но материал «Теорий прибавочной стоимости позволяет утверждать, что для него развитие форм практической деятельности оказывается глубинной основой теоре­тического движения от абстрактного к конкретному, а потому эта модель может быть перенесена на характеристику взаимо­связи научного познания и практики – развитие практики можно рассматривать, как внутреннюю движущую силу в восхож­дении теоретического знания от абстрактного к конкретному. Модель движения от абстрактного к конкретному и модель коридора дают разные возможности для иллюстрации роли практики в процессе познания. Ярко подчеркивая ограничен­ность познания наличными формами деятельности, модель ко­ридора не способна показать резко увеличивающиеся возмож­ности познания по мере развития практики и даже по мере ее простого расширения, распространения на новые стороны объ­екта при сохранении качественной специфики. Модель движе­ния от абстрактного к конкретному знанию имманентно содер­жит в себе идею об углублении знаний ранее исследуемого объекта, идею доступности сущности в абстрактном виде уже на ранних стадиях развития деятельности с объектом, идею не­устранимости сущности на любых стадиях развития деятельности, идею нарастания возможностей познания сущности по мере развития форм деятельности, идею неуклонного стягивания кольца вокруг нее, вопреки представлению о хаотическом дви­жении во мраке.

Модель коридора, уместная, для характеристики индивиду­альной деятельности, оказывается искажающей при рассмотре­нии отношений между научным познанием и формами практи­ческой деятельности в общественно-историческом понимании, поскольку объект охватывается ими целиком в его существен­ных отношениях. Предмет науки определяется всегда не с по­зиций индивидуальной деятельности, но с позиций практики,

<sup>——————————————————

1</sup> Л. М. Косарева. Проблема предмета науки с точки зрения марк­систской категории деятельности. Автореф. канд. дисс. Ростов-на-Дону, 1971.

– 93 –


что и учитывается в модели движения от абстрактного к конкретному.

Модель движения от абстрактного к конкретному позволяет ставить вопрос об объективном критерии для оценки истинности взглядов, выдвигаемых с позиций различных форм деятельности Модель коридора такой возможности не дает. Вопреки желанию автора она может оказаться скорее удобной иллюстрацией для точки зрения, отрицающей возможность такого кри­терия, и для точки зрения «ретроспективы».

Модель движения от абстрактного к конкретному позволяет говорить о возможности относительного завершения познания в рамках данного качества. Маркс подчеркивает, например, что сущность капиталистического способа производства по мере его полного развития может быть понята окончательно. Признание возможности относительного завершения знания чрезвычайно важно как свидетельство достижимости абсолютной истины. Подчеркивание Марксом этого момента наталкивает на мысль о поиске объективных основ гегелевской идеи замкнутости знания, подвергаемой столь резкой критике. Но в отличие от Гегеля Маркс завершает круг познания неоднократными указа­ниями на переход к другой форме отношений, в свою очередь нуждающейся в познании. Модель коридора своей оборванностью вопроса о возможности познания резко отличается как от подхода Маркса, так и от подхода Гегеля.

Модель коридора, на наш взгляд, является следствием чисто абстрактного интереса к проблемам познания. Она, видимо, порождена стремлением поставить вопрос о возможности познания безграничной природы. В таком ракурсе она имеет рациональный смысл. Действительно, задействованные в на­шей практике природные объекты лишь микроскопический островок в океане мироздания. Но человечество издавна интересует возможность знания не столько о факте сущест­вования того, что находится вне поля нашего зрения, и о чем мы знаем только то, что это нечто, которое может быть, сколько знание сущности того, что находится вблизи нас. Выбирая модель коридора, мы, хотим того или нет, подменяем жизненно необходимый вопрос о знании сущности того, что задействовано в нашей практике, второстепенным вопросом о сущес­твовании того, что нам недоступно как объект; проблему качественного изменения возможностей познания подменяем вопросом о количественном увеличении знания. Модель движения от абстрактного к конкретному позволяет избежать этой огра­ниченности.

Модель коридора можно расценивать как свидетельство

– 94 –


потери историко-философских достижений. Любое из вышеприве­денных нами сравнений, хотя и не связанных непосредственно с практикой, дается с учетом углубления возможностей позна­ния. Примером может служить хотя бы модель Рассела (контуры горы видны издали, по мере приближения выступают де­тали) или модель Лейбница (намеченная прожилками в куске мрамора статуя Геркулеса получает четкие очертания).

Философскую мысль на всем протяжении ее существования интересовала не только и не столько констатация ограничен­ных возможностей познания в наличный момент, сколько усло­вия его расширения и движения к истинному знанию. В фи­лософии нового времени постоянно фиксируется ограниченность нашего знания, но острие внимания направлено на обсуждение средств его увеличения. Этим она отличается от систем, не от­рицающих прямо и непосредственно возможность познания, но концентрирующих свое внимание почти исключительно на трудностях познания и получивших название агностицизма. Водо­раздел между этими системами, таким образом, проходит не в плане простого разового утверждения возможности или невоз­можности познания, не в различии между полным оптимизмом и безудержным пессимизмом, а в плане общей направленности гносеологических исследований.

Ограничиваясь при постановке вопроса о взаимосвязи по­знания и практической деятельности моделью штольни, не по­казывая хотя бы, на худой конец, возможности расширения ее диаметра, мы, вольно или невольно, концентрируем наше вни­мание и внимание читателя исключительно на моментах, огра­ничивающих возможность познания. Такая модель демонстри­рует возможность движения, но это не есть движение к истине, а, скорее движение никуда, и поэтому автор, выбирающий та­кую модель, вправе ожидать упрека в агностицизме.

Когда при разборе вопроса о взаимосвязи познания и прак­тической деятельности ограничиваются утверждением, что чело­веческое знание обречено быть замкнутым в его наличных фор­мах в каждый данный момент, то становится ясным, что за фиксацией ежеминутного положения вещей теряется важней­ший вопрос о тенденции познания во всей его глубине. Если же исходить из этой тенденции, единственно верной, как предпосыл­ки, то модель штольни для характеристики взаимосвязи науч­ного познания и практики была бы невозможной. Таким обра­зом, эта модель, неправомерно связываемая с именем Маркса, на деле оказывается вполне адекватным выражением агностиче­ского в своей сущности подхода.

– 95 –


Модель движения от абстрактного к конкретному прямо направлена против всех разновидностей агностицизма. Подход Маркса при всестороннем учете трудностей познания, порожденных, в частности, зависимостью познания от наличных форм деятельности, изначально ориентирован на выявление возмож­ностей конкретизации знания, постижения абсолютной истины по мере развития практики и потому оказывается гораздо более глубоким.

Причиной абсолютизации ограничивающей роли практиче­ской деятельности является, на наш взгляд, во-первых, рассмот­рение вопроса на материале естествознания, в то время как познание социальных явлений, оказываясь более сложным случаем, дает большие возможности для конкретного разрешения проблемы; во-вторых, одностороннее понимание абсолютной истины, которая, по важнейшему замечанию Ленина, отражает не только понятие исчерпывающего знания о действительности достижимого лишь в тенденции, но является характеристикой любой объективной истины; в-третьих, использование лишь отдельных работ Маркса, а именно «Экономическо-философских рукописей» и «Немецкой идеологии». Достаточно глубокое знакомство с «Капиталом» вообще и с «Теориями прибавочной стоимости», в частности, делает такую абсолютизацию невоз­можной.