Geum.ru

М. В. Максимов (отв редактор, г. Иваново), А. П. Козырев (зам отв редактора, г. Москва), Е. М. Амелина (г. Москва), А. В. Брагин (г. Иваново), И. И. Евлампиев (г. Санкт-Петербург), К. Л. Ерофеева (г. Иваново), О. Б. Ку

Вид материалаДокументы

Содержание


Республика фьюме и «свершенная обетования»
Владимир соловьёв и проблемы телеологического эволюционизма
Ф.и. синельников
А.б. шулындина
Г.А. Будник
А. губанов
Поэтическая цельность образа окна
Подобный материал:
1   ...   4   5   6   7   8   9   10   11   12

Т.Б. Кудряшова

Ивановский государственный химико-

технологический университет


^ РЕСПУБЛИКА ФЬЮМЕ И «СВЕРШЕННАЯ ОБЕТОВАНИЯ»

«КРАТКОЙ ПОВЕСТИ ОБ АНТИХРИСТЕ»


Сделана попытка описания вполне конкретного исторического явления и исторического лица – в стилистике «Краткой повести об антихристе». При этом фактологическая часть описания данных исторических событий и упомянутого исторического лица почти дословно приводится из книги Елены Андреевны Шварц «Крылатый циклоп. Путеводитель по жизни Габриеле Д’Аннунцио»1, а также по материалам статьи Ильи Кормильцева «Три жизни Габриеле Д’Аннунцио», опубликованной в журнале «Иностранная литература» №11 за 1999 год. Это позволяет увидеть неожиданные, на первый взгляд, совпадения, о правомерности выделения которых – судить слушателю и читателю.

В Хорватии, на берегу Адриатического моря, есть город Риека, крупнейший порт страны и туристский центр. У него существует и итальянское название Фьюме (Фиуме), которое так же, как и хорватское, означает река. У города непростая история, однако то, что произошло с ним в конце второго десятилетия XX века, заслуживает особого внимания.

Когда закончилась первая мировая война, начался «пир победителей», то есть передел Европы. Италия, которой сулили златые горы за вступление в войну, чувствовала себя обманутой и обделенной. В стране набирает силу движение ирредентистов – сторонников возвращения земель «по ту сторону моря».

Жил в это время один замечательный человек, «который был одинаково далек как от умственного, так и от сердечного младенчества»2. Он широко прославился как всемирно известный поэт, прозаик и драматург, законодатель вкуса в Риме конца XIX века, кумир парижских салонов, великий любовник, депутат итальянского парламента от округа Ортона и пламенный сторонник вступления Италии в первую мировую войну на стороне Антанты. С самого начала боевых действий он воевал. Благодаря своему статусу национального кумира он побывал и летчиком, и офицером-пехотинцем, и моряком. При этом не боялся смерти, искал ее, но она ускользала. При неудачном приземлении самолета Д’Аннунцио потерял глаз (153).

Д’Аннунцио мечтая о великой Италии и, не желая, чтобы жертвы этой войны были напрасными, решил присоединить к Италии город Фьюме, отданный по Версальскому (Сен-Жерменскому) мирному договору Югославии. Во главе ударной части итальянской армии он захватил город, не пролив ни капли крови, и стал строить идеальное государство (154). Интересно, что перед решающей битвой по захвату Адриатики у него была страшная лихорадка, высокая температура, он заночевал в местечке Ронки, где был казнен австрийцами его бывший соученик Гульельмо Обердан и где незадолго до этого в госпитале лечился Муссолини. Ночью в бреду ему явилась тень Обердана, и он поклялся призраку, что избежит его участи, не будет арестован и казнен. Другая интересная подробность связана с тем, что в это время рядом с ним появляется еще одна своеобразная личность, некто Келлер, сыгравший впоследствии одну из главных ролей во всей описываемой истории и, между прочим, всегда носивший с собой в рюкзаке череп с напяленной на него черной феской (155).

Перед самой битвой на развилке дорог Д’Аннунцио произнес первую из своих речей, которые позднее были собраны в книге под впечатляющим названием «Неиссякаемая урна». Без единого выстрела в 11.45 12 сентября 1919 года отряд из двух с половиной тысяч бойцов во главе с Д’Аннунцио вошел во Фьюме, восторженно приветствуемый народом. Этот день поэт назвал Днем Святого Входа и отмечал до конца жизни (155). Сравним с соловьёвским текстом: «Грядущий человек был выбран в пожизненные президенты…, когда же он явился на трибуне во всем блеске своей сверхчеловеческой юной красоты и силы и с вдохновенным красноречием изложил свою универсальную программу, увлеченное и очарованное собрание в порыве энтузиазма без голосования решило воздать ему высшую почесть избранием в римские императоры. Конгресс закрылся среди всеобщего ликования, и великий избранник издал манифест, начинавшийся так: «Народы Земли! Мир мой даю вам» – и кончавшийся такими словами: «Народы земли! Свершились обетования! Вечный вселенский мир обеспечен. Всякая попытка его нарушить сейчас же встретит неодолимое противодействие…» (745–746) и т.д. По тексту Соловьёва весь мир вскоре складывается во всемирную монархию. В реальной истории этого, конечно же, не происходит, однако те, кто захватил Фьюме, думали, что это только начало и что в дальнейшем к флибустьерской свободной республике будут присоединены и другие территории на Адриатике, а некоторые, например анархисты, фашисты, надеялись, что с Фьюме начнется «покраснение» всей Италии, что его захват станет началом революции (156).

И действительно, первые дни республики напоминали долгий карнавал и безумный праздник. Так же, как и в «Краткой повести об антихристе», имя нового диктатора носится в воздухе, буквально через несколько часов после прибытия во Фьюме диктатору вручают послание от жителей города, адресованное ему как «губернатору». Он здесь же, несмотря на жар и лихорадку, выходит на балкон и произносит речь: «Итальянцы Фьюме! В этом безумном и подлом мире наш город сегодня – символ свободы. Этот чудесный остров плывет в океане и сияет немеркнущим светом, в то время как все континенты Земли погружены во тьму торгашества и конкуренции. Мы – это горстка просвещенных людей, мистических творцов, которые призваны посеять в мире семена новой силы, что прорастут всходами отчаянных дерзаний и яростных озарений» (157).

Сам Д’Аннунцио описывает одного из своих героев, а фактически себя следующими словами: «Достигнув осуществления в своей личности тесного слияния искусства и жизни, он открыл на дне своей души источник неиссякаемой гармонии. Он достиг способности беспрерывно поддерживать в своем уме таинственное состояние, рождающее произведение красоты, и мгновенно преображать в идеальные образы мимолетные впечатления своей богатой жизни. Обладая необычайным даром слова, он умел мгновенно передавать самые неуловимые оттенки ощущений с такой рельефностью и точностью, что иногда только что выраженные им мысли, теряя свою субъективность, благодаря удивительному свойству стиля, казались уже не принадлежащими ему... Все слушавшие его в первый раз испытывали двойственное впечатление — восторга и отвращения... (“Пламя”)» (Цит. по: Кормильцев И. «Три жизни Габриеле Д’Аннунцио». Согласимся, что есть здесь что-то напоминающее впечатления от книги «великого человека» «Открытый путь к вселенскому миру и благоденствию», в которой также было что-то «всеобъемлющее и примиряющее все противоречия» (С. 743).

И в то же время, как пишет итальянец в «Секретной книге», «я всегда жил против всего и против всех – не только в итальянском Фьюме, – утверждая, подтверждая и прославляя сам себя. Я играл с судьбой, с событиями, со жребиями, со сфинксами и химерами». Вспомним соловьёвское «но любил он только одного себя» (740).

Как же продолжалась и чем же закончилась эта история «города жизни». Республика стала единственным в мире, пусть и эфемерным, государством, где в конституцию входило обязательное обучение музыке. Государство мыслилось, как музыкальное произведение. Власть обязывала себя оставаться децентрализованной. Пробил звездный час не только Д’Аннунцио, но и этого маленького городка.

Итальянец вместе с союзниками разместился в бывшей резиденции австрийского губернатора, приказал союзникам уйти из города в течение 24 часов. Те выполнили это приказание, оставив склады, набитые продовольствием и одеждой. Все это было тотчас реквизировано, а проще – разграблено. В город стали стекаться авантюристы разных мастей. Лозунгом дня стало выражение, которое условно можно перевести как «мне плевать». Габриэль почти каждый день произносил речи с балкона дворца. Как он пишет, «народ кричал и неистовствовал, вызывая меня. Под окнами обезличенная человеческая масса бурлила, вскипала, взрывалась, как расплавленная материя. Я должен был отвечать их устремлению, должен был поддержать их надежду, сделать их верность еще более слепой, возбудить их любовь ко мне, все более раскаленную – ко мне одному. И все это только благодаря моему присутствию, моему голосу, жестам, моему бледному лицу, моему подслеповатому взору… Сила, которую невозможно было сдержать, поднималась в груди, сжимала горло, мне казалось, что между губами и языком возникает свечение. Я начинал кричать…. Я видел своим единственным глазом небесную звезду. Обрывок облака, карнарскую бурную толпу, луч божественного присутствия» (159–160).

Свидетели, в частности Маринетти, пишут о том, как легко и непринужденно правитель сходился со всеми – с детьми, с солдатами, и уж конечно, с женщинами… Толпа веселилась, женщины сходили с ума от радости. Город жил весело и безоглядно (160).

Вот слова футуриста Марио Карли, в то время одного из легионеров: «Стоило только прикоснуться к ореолу его интенсивной духовности, и ты чувствовал внутреннее опьянение, которое ощущается в присутствии святых и порождает способность к жертве и героизму даже в самых эгоистических и грубых натурах».

Через некоторое время в городе начинается голод, он с трудом переживает голодную зиму. Правда, в городе по-прежнему царило веселье. Д’Аннунцио, претендовавший на звание сверхчеловека, не единожды доказывал, что он стоит по ту сторону добра и зла. Так он дал разрешение и даже благословение грабить проходящие в заливе суда. Летчики, подобные Гвидо Келлеру, и вовсе превратились в летающих воров. Этот Келлер играл при Д’Аннунцио роль, несколько напоминающую роль чудодея по имени Аполлоний при императоре сверхчеловеке у Соловьёва. Он основал во Фьюме школу йоги, часто медитировал. На плече у него всегда сидел орел, которого он назвал своим именем Гвидо.

Однако зиму город пережил, а к лету возобновился безумный фьюманский карнавал. К годовщине республики Д’Аннунцио придумал конституцию, утвердили флаг, герб, гимн и даже выпустили почтовые марки. Многие положения хартии республики Фьюме впоследствии были усвоены фашистским законодательством, в частности сочетание высокой оценки государства с ярко выявленным корпоративным принципом. Муссолини горячо одобрил хартию, и она оказала на него серьезное влияние.

Началом конца стало подписание Рапалльского договора в ноябре 1920 года. Муссолини, к великому разочарованию Д’Аннунцио, его одобрил. Начались бои с регулярной армией, появились жертвы. 26 декабря команданте заявляет о своей отставке и 18 января произносит с трибуны свою последнюю речь…

В этой короткой нетривиальной, однако, частной, истории мы не предполагали искать прямые аналогии с грандиозной картиной развития человечества, представленной у Соловьёва. Но есть некоторые краткие мотивы, скорее обертоны, придающие и выдуманному, и реальному историческому тексту некоторое сходство в звучании. И именно это, почти эфемерное, сходство тембров почему-то заставляет задуматься, а действительно ли первый из текстов – только литературно-философское произведение?


Примечания


1 Шварц Е.А. Крылатый циклоп. Путеводитель по жизни Габриеле Д’Аннунцио. Далее ссылки на это издание приводятся в скобках с указанием номера страницы.

2 Соловьёв В.С. Три разговора о войне прогрессе и конце всемирной истории // Соловьёв В.С. Соч. В 2 т. Т.2. М., 1990. С. 740. Далее ссылки на это издание приводятся в скобках с указанием номера страницы.


Д.К. Ахтырский

Российский государственный гуманитарный университет,

г. Москва


^ ВЛАДИМИР СОЛОВЬЁВ И ПРОБЛЕМЫ ТЕЛЕОЛОГИЧЕСКОГО ЭВОЛЮЦИОНИЗМА


В современном интеллектуальном пространстве по-прежнему актуализирована оппозиция креационизма и эволюционизма. Mожет сложиться впечатление, что проблема генезиса реальности настоящего (и уже – появления человека) может решаться лишь двумя способами. Один репрезентирован христианскими фундаменталистами, настаивающими на буквальном понимании библейской идеи «шестоднева», второй – сторонниками дарвиновского варианта теории эволюции.

Такая ложная универсализация игнорирует существование множества концепций, не укладывающихся в предлагаемое прокрустово ложе. В биологии, например, это альтернативные дарвиновской эволюционные гипотезы. В философии же – это разнообразные виды т.н. религиозного (телеологического) эволюционизма.

Появление развитых эволюционистских философских доктрин связано с именами немецких романтиков конца XVIII – начала XIX в., с системами Шеллинга, Фихте и Гегеля. Как значимые, мы можем отметить имена Владимира Соловьёва, Тейяра де Шардена и Бергсона.

Наконец, во второй половине XX в. свет увидело множество новых теорий целевой эволюции – в качестве примера можно привести построения психолога и философа Кена Уилбера.

Эволюционная концепция Соловьёва делает акцент на континуальном аспекте эволюции. Духовное становление человечества у Соловьёва происходит не через дискретные качественные переходы, а через поступательное совершенствование человека и человеческого общества. Антитезой являются эволиционные концепции, предполагающие большую, чем у Соловьёва, степень дискретности.

В эволюционизме Соловьёва имеется идея магистрального вектора развития универсума. Эволюционный путь последовательно проходит сквозь царства природы – от минерального до богочеловеческого. Оппозиционными в пространстве телеологического эволюционизма являются концепции многовекторной эволюции.


^ Ф.И. СИНЕЛЬНИКОВ

Федеральное государственное научное учреждение «Социоцентр»,

г. Москва


ИДЕЯ ВОСКРЕСЕНИЯ В ТВОРЧЕСТВЕ В.С. СОЛОВЬЁВА


Воскресение тела является одной из центральных тем в философии В.С. Соловьёва. Воскресение было средоточием и целью его жизни и философии. С идеей Воскресения Соловьёв связывал ответы на вопросы о предназначении человека и человечества.

Исследование того, что именно Соловьёв считал Воскресением (и преображением), в чем видел его смысл, исследование того, как эволюционировали его взгляды, позволяет нам лучше понять философию Соловьёва, суть его жизненных и творческих поисков.

В данной работе будут рассмотрены две темы, два аспекта проблемы телесного Воскресения. В первой части речь о том, как Соловьёв понимал телесное воскресение и как он представлял себе образ воскресших. Именно потому, что было Воскресение Христа, появляется возможность философствования о Воскресении человека и всего человечества. Здесь важно задать вопрос о том, как Соловьёв представлял себе Христово Воскресение.

Во второй части будет рассмотрен вопрос об отношении Соловьёва к идее телесности, существующей в ином порядке бытия. Для понимания взглядов Соловьёва, его отношения к смыслу Воскресения (в том числе и предков) мы должны обратить внимание на то, как Соловьёв относился к идее иного, «невидимого» мира, иной телесности.

В.С. Соловьёв решился на философский поиск, на философское постижение тайны Воскресения. И это был его огромный духовный и философский подвиг. Неудачи на этом пути лишь заостряли его мысль и истончали восприятие иной реальности – реальности Воскресения и Преображения. Соловьёв пытался совместить свой духовный опыт с конфессиональной догматикой. Но эта догматика возникала тогда, когда вопросы о личности как духовно-телесном единстве вообще еще не были поставлены (это признавали и представители неопатристики Г. Флоровский и В. Лосский).

Объектом изучения будут три произведения В.С. Соловьёва: «Чтения о Богочеловечестве» (1878–81), «Смысл любви» (1892–94), «Оправдание добра» (1894–97), «Идея сверхчеловека» (1899).


^ А.Б. ШУЛЫНДИНА

Волго-Вятская академия государственной службы,

г. Нижний Новгород


Наследие В.С.Соловьёва: проблемы методологии исследования


Важнейшей проблемой исследования творчества В.С. Соловьёва является проблема адекватности восприятия его наследия в контексте развития всей мировой философии.

По В.С. Соловьёву, предметом истинной философии как цельного знания является истинно-сущее как в нем самом, так и в его отношении к эмпирической действительности субъективного и объективного мира, которых оно есть абсолютное первоначало. Основой познания этого начала является внутренний (мистический) опыт. Преображенное путем этого опыта сознание способно к восприятию целостности мироздания и к совершению сверх-логических синтетических скачков, охватывающих огромное количество взаимосвязей. Для исследования системы Соловьёва необходимо внутреннее или, по меньшей мере, рационально-логическое признание исследователем безусловности существования сверх-системного начала как основы мироздания и принципиальной возможности его познания путем внешнего и внутреннего (мистического) опыта. Отрицание такого признания делает невозможным адекватное исследование творчества Соловьёва.

Одна из центральных идей Соловьёва – идея неизбежности и принципиальной необходимости синтеза сфер знания, отвечающих за материально-природную сферу человеческого существования, за рациональное осмысление бытия и за обретение его абсолютного содержания или верховной цели. Попытка оставить высший смысл за пределами рассмотрения или сделать его вторичным по отношению к первой и второй сфере, характерная для чуждых мышлению Соловьёва материалистических, позитивистских и формальных рационалистически-ориентированных систем, делает невозможным проникновение в суть мышления философа. Несмотря на неизбежный крах всех попыток построить жизнь человека вне «высшей задачи» (или на основании ее абстрактного понимания), человечество все же оставляет эту сферу за пределами своего осмысления или предоставляет развитие этих тем «экзистенциальной философии», не способной в силу своей методологической структурной аморфности разрешить поставленные задачи.

В.С. Соловьёвым и его последователями была поставлена задача структурирования и доказана единственно возможная основа систематизации всего многообразия человеческих знаний – внутренний опыт. Любой иной способ развития и систематизации философского знания очевидно приводит лишь к увеличению числа ре-комбинаций и ре-конструкций уже проявленных в истории философии концепций, не способных вывести на иной уровень познания.


^ Г.А. Будник

Ивановский государственный энергетический университет


Православно-нравственные основы становления

отечественной интеллигенции


В истории России, возможно, в силу особенностей ее развития, интеллигенция всегда играла важную роль. Она оказывалась тем социокультурным феноменом, который не только проявлял устойчивость в кризисные моменты, но продолжал развиваться, сохраняя стабильность социума, способствуя его прогрессу. Откуда же возникает этот феномен? Когда и как он формируется?

Исходя из того, что сущностными чертами интеллигенции являются, во-первых, ее особый духовный облик и, во-вторых, образованность, можно предположить, что на Руси появление интеллигенции можно отнести к IX веку, ко времени официального крещения Древнерусского государства.

Дело в том, что христианство – глубоко нравственное и духовное вероучение, тесно связано с образованием. Эта религия образовательная по своей сути. Сам Иисус Христос выступал в роли учителя, а библейские тексты являются своего рода учебниками морали и нравственности для верующих. Не удивительно, что первыми представителями интеллигенции были монахи, священнослужители, различного рода служилые люди Древней Руси: митрополит Иларион, настоятель Троице-Сергиева монастыря Сергий Радонежский, иконописец Андрей Рублев и другие.

Через просвещение, пришедшее на Русь вместе с православным христианством из Византии, осуществлялось не только профессиональное, но, главным образом, духовное развитие славян.

Византийская образовательная система была своеобразной и не подразумевала учебных заведений в строгом смысле этого слова. С введением христианства в Киеве, Новгороде и других городах возникли первые школы, но система образования так и не была создана. Причину этого надо искать не в отсталости Руси, а в особом, христианском типе, просвещения. Здесь отношение к миру основывалось не на знании, а на вере. Христианский тип просвещения, т.е. просвещение верой и мудростью, не нуждался в специальных учебных заведениях. Образование и воспитание русского человека шло постоянно на нравственном примере членов семьи, авторитетных людей своего времени, житиях Святых. Такое образование сформировало особый тип просвещенного человека – интеллигента. Разум, знания ценились на Руси очень высоко, но это должен был быть разум, находящийся под контролем нравственности. Знания воспринимались только как дополнение к общечеловеческим ценностям. В результате просвещение формировало такие черты, как забота о благе народа, патриотизм, верность национальному долгу, самопожертвование, терпение, милосердие, подвижничество.

В связи с этим важной и значимой является мысль протоиерея Александра Меня о том, что «…индивидуальное становление, рост человека есть обязательное условие для его высшей природы». Действительно, духовное просвещение, «основанное на вере, способствует преодолению чисто биологических рубежей» (А. Мень), помогает раскрепощению духа, просветлению души, что создает условия для зарождения и становления подлинной интеллигенции.


С


^ .А. ГУБАНОВ

Костромской государственный

университет имени Н.А. Некрасова


ХУДОЖЕСТВЕННОЕ ОТРАЖЕНИЕ ФИЛОСОФСКИХ

АНТИНОМИЙ В ТВОРЧЕСТВЕ Б.Л. ПАСТЕРНАКА:

^ ПОЭТИЧЕСКАЯ ЦЕЛЬНОСТЬ ОБРАЗА ОКНА

В РОМАНЕ «ДОКТОР ЖИВАГО»


Образная система романа Б.Л. Пастернака «Доктор Живаго» исследуется учеными на протяжении нескольких десятилетий. Однако – и об этом стоит сказать сразу – пока изучаются только лишь частные поэтические особенности художественного целого, позволяющие идентифицировать проблемные смыслы не в универсальном отношении, а в локальном характере самостоятельного генезиса1. Художественная структура романа изобилует многочисленными образными моделями, привносящими религиозный, философский и эстетический контекст изображения исторических коллизий XX века. Образ окна, наряду с другими образными моделями повествования, приобретает смысловой статус опознавания структурной организации сосуществующего или входящего в его функциональные дефиниции образа, стремящегося к пределам антиномий символа. Стремление отвлеченного образа в произведении к символическому существованию продиктовано прежде всего универсальной природой, сочетающей пластику и осмысленную динамику.

В мировоззрении Пастернака образ окна выполняет семантически разнородные, в большинстве своем, вариативные функциональные направленности, которые в зависимости от характерологии ситуационной модели, воплощенной в романной ткани, оказываются адаптивными к тем внутренним особенностям образа, дополняемыми или расщепляемыми при методологическом воздействии свойств художественного потенциала образа окна. Следовательно, динамическое распространение и внесение образа окна в контексте системы других образов, неотделимо аккумулирующихся со смысловыми пересечениями в плоскости первого, порождает создание вполне явственной диалектики антиномий, вложенных в структурное развитие практически каждого сегмента повествования. Таким образом, взаимодействуя с параллельно располагающимися образами, образ окна становится фактором расширения их смысловых и функциональных дефиниций, наполняя одновременно более широкими или суженными формами осмысления.

Концепт антиномий в мировосприятии Пастернака имеет множественные прочтения, структурно-организационные истолкования, реализующиеся в избирательном плане – в скрупулезном подходе к репрезентации каждого образа, потому что философское средоточие, вкладываемое писателем в дефиниции изображаемого, всегда придерживается антиномической исключительности и неповторимости. Поэтому художественная цельность образной системы произведения сопровождается ракурсом непрерывного антиномического дискурса, способного произвести отражение имплицитного генезиса содержательной динамики поэтических элементов, включенных в парадигму данной целостности. Антиномия – это художественно трансформирующаяся единица, отвлеченно сосредоточенная в поэтике образного сегмента, выполняющая смысловое и функциональное расширение диалектики его символических состояний, носящая локальный или универсальный характер на протяжении всего художественного повествования. Отталкиваясь от мотивации данного определения концепта антиномий, мы будем последовательно выстраивать парадигму поэтических особенностей образа окна, обеспечивающих его содержательную целостность.

С точки зрения обеспечения поэтической полисемантичности образа окна – образ дороги выполняет функции анализа и сопутствующей оценки в сознании главного героя исторической действительности, или же той пространственно-временной парадигмы, в которой он оказался по воле случая. Причем в отношении данной интеграции образов важным становится компонент вариативности форм его художественного представления, поскольку действительная система интерпретации содержательной установки прямо пропорционально зависит от эксплицитного исполнения. В связи с этим фактура эксплицитного исполнения находится в теснейшей взаимосвязи с исторической загруженностью событийного времени и внутренними установками, умонастроениями Юрия Живаго. Каждая вариация формы окна – закрытое, приоткрытое, полностью открытое – привносит новые смысловые приращения к ощущению его художественной цельности.

Образ дома, в который как бы встраивается при помощи способа подробного локального описания художественного объекта образ окна, олицетворяет несколько смысловых значений: имплицитную упорядоченность – воспроизведение домашнего уюта, гармонического быта героев с их чуткими взаимоотношениями; формации эксплицитной действительности, носящей характерологические акценты хаоса и аморфности в признаках перспективности жизненного процесса. В то же время образ окна и образ дома имеют еще одну латентную смысловую параллель, реализующуюся в цветописи изображаемого архитектурного сооружения, выдержанного в традициях XIX века – творческая концепция восприятия образа Петербурга у Ф.М. Достоевского. Вкрапление литературных традиций в повествовательную ткань романа используется Пастернаком совершенно не случайно, поскольку это позволяет в еще более концентрированной форме представить онтологическую координацию противопоставления внутренней гармонии домашнего уклада и дисгармонии окружающей действительности: «<…> Гостиница произвела впечатление желтого дома, покинутого сбежавшей администрацией <…>»2; «<…> В большое окно неприбранного номера смотрела обширная безлюдная площадь тех сумасшедших дней <…>»3.

В отношении специфики генезиса динамики онтологии образа окна следует указать на очень важную особенность, фокусирующуюся в рамках автобиографического контекста, изображающегося буквально адекватно событиям, происходящим в реальной жизни с Пастернаком. Поэтому, если следовать правде изложения биографических источников, можно увидеть весьма интересную закономерность, состоящую в том, что непосредственно писатель, будучи в состоянии после сердечного приступа, находился в коридоре больничного отделения и вдумчиво смотрел в окно. Из пространства этого окна он избирательно черпал творческий материал, необходимый для создания стихотворения «В больнице», написанного по программно утвержденному пастернаковскому принципу «случайности», относящегося к периоду 50-х годов – периоду итогового осмысления непредсказуемых антиномий Бытия. Этот случай автобиографического4 переосмысления жизненной ситуации самим автором в тексте романа представляется не единожды. Функционирование данного художественного приема необходимо Пастернаку для того, чтобы максимально приблизить читательский взгляд к перипетиям состояний исторической эпохи и произвести творческую интерпретацию коллизий индивидуального жизненного процесса, как бы отвлеченно включая индивидуальную оценку в ход исторического времени, идущего по принципам модели обособленности от человеческого самосознания, придерживаясь мотива параллельной связи: «Мы видим, как в процессе жизни, в душевной смуте автора, героя романа, сначала брезжит пламя свечи, увиденное сквозь морозное окно... Затем ночная, чувственная свеча становится символом его любви к Ларе. Метель, символ истории, задувает этот одинокий огарок, гибнет личность, одухотворенность, интеллигент — и, наконец, в финале романа расцветает чудо классического стихотворения «Свеча горела», без света которого уже нельзя представить нашей духовной культуры».5

Однако поэтическая цельность образа окна отмечается искомой многогранностью, что реализует интеграцию в повествовательной модели романа достаточно большого количества художественных интенций, некоторые из них уже обозначены: это принцип автобиографизма и принцип антиномической сообразности. Следуя данным принципам, Пастернак стремительно расширяет смысловые дефиниции образа окна, прибегая к помощи уже известного принципа антиномической сообразности, позволяющей дополнить содержательную парадигму иными символическими прочтениями онтологической диалектики данного образа. В связи с этим не случайно в повествовательной модели произведения реализуется образ окна, указывающий на форму чудодейственного абстрактного рамкированного (ограниченного) пространства, выполняющего функцию своеобразного помощника и советчика, олицетворением которого становится образ Божественных сил, помогающих герою обрести чувство гармонии, в ее естественном исчислении, между внутренними переживаниями, сомнениями и природными состояниями.

Таким образом, поэтическая цельность образа окна в повествовательной ткани романа «Доктор Живаго» расценивается в качестве многоуровневого художественного компонента, имеющего собственные особенности функционирования, генезис перевоплощения. Следуя основам принципа антиномической сообразности, образ окна представляет собой динамическую парадигму постоянно обновляющихся состояний. Образ окна ретранслирует собой изображение онтологического выхода в историческую действительность самосознания и самоопределения Юрия Живаго в соединении границ имманентности и трансцендентности.


Примечания


1 В последние десятилетия в отечественном литературоведении в отношении изучения поэтики «Доктора Живаго» обнаруживаются преимущественно научные исследования локального характера, то есть ориентированные на рассмотрение частного уровня художественной организации произведения: сюжет, композиция, особенности функционирования того или иного образного компонента и т.д. В связи с этим можно выделить наиболее значимых авторов: Д.С. Лихачев, Д. Быков, В.Н. Альфонсов, А. Жолковский, В. Баевский, И. Смирнов, Н. Фатеева.

2 Пастернак Б. Доктор Живаго // Избранные произведения. В 2 т. СПб., 1998. Т. 2.

С. 95 – 96.

3 Там же. С. 105 – 106.

4 «Доктор Живаго» не роман. Перед нами род автобиографии – автобиографии, в которой удивительным образом отсутствуют внешние факты, совпадающие с реальной жизнью автора (Борисов В.М., Пастернак Е.Б. Материалы к творческой биографии романа Б.Пастернака «Доктор Живаго» // Новый мир. 1998. № 6. С. 58)

5 Вознесенский А. Свеча горела // Правда. 1988. 6 июня. С. 4.


Ответственный редактор

МАКСИМОВ Михаил Викторович


Философия В.С. Соловьёва

в межкультурной коммуникации:

К 110-летию со дня смерти В.С. Соловьёва

и 20-летию праведной кончины

протоиерея Александра Меня


Материалы

Международной научной конференции

23 – 25 сентября 2010 г.

г. Иваново, Россия


Редактор Н.С. Работаева

Компьютерная верстка и макетирование И.Н. Бессонова

Обложка А.Лебедев


Подписано в печать 20.09.2010 г. Формат 60х84 1/16.

Печать офсетная. Усл. печ. л. 7,9. Уч.-изд. л. 8,7.

Тираж 150 экз.  Заказ №


ГОУВПО «Ивановский государственный энергетический

университет имени В.И. Ленина»

153003, г. Иваново, ул. Рабфаковская, 34.


Отпечатано в УИУНЛ ИГЭУ