М. В. Максимов (отв редактор, г. Иваново), А. П. Козырев (зам отв редактора, г. Москва), Е. М. Амелина (г. Москва), А. В. Брагин (г. Иваново), И. И. Евлампиев (г. Санкт-Петербург), К. Л. Ерофеева (г. Иваново), О. Б. Ку

Вид материала

Документы

Содержание Владимир соловьёв и отец александр мень Специфика современного религиозного Владимир соловьёв о неверующем

Подобный материал:

• Концерты с 1 по 30 ноября 2011 г. Концертный зал имени П. И. Чайковского, 328.29kb.
• Выпуск 48 Э. Ф. Шарафутдинова чеченский конфликт: этноконфессиональный аспект отв редактор, 3024.85kb.
• Т. А. Ткачева (отв редактор), Е. В. Кузнецова (зам отв редактора), 4827.93kb.
• Проект изменение №2 сниП 23-05-95 “естественное и искусственное освещение” Москва, 965.23kb.
• Проект изменение №2 сниП 23-05-95 “естественное и искусственное освещение” Москва, 965.22kb.
• А. А. Чувакин (редактор), И. В. Огарь (зам. Редактора), Т. В. Чернышова (отв за выпуск),, 2910.4kb.
• Анархо-индивидуализм в среде отечественной интеллигенции второй половины XIX первой, 355.04kb.
• Факультет философии и политологии, 13663.08kb.
• В. Н. Набоков и русская литература ХIХ века: мотив казни, 234.67kb.
• Учебное пособие Иваново 2003 удк, 4072.99kb.

Е.А. Прибыткова

Московская финансово-промышленная академия


Нравственность на языке права:

этический минимализм в современно мире¹


Одна из основных проблем, с которыми столкнулось человечество в эпоху мультикультурализма, – поиск общей нормативной и ценностной основы, которая бы соединяла многообразные культурные традиции и была нечувствительна к непреодолимым различиям между ними. Свой вклад в эти поиски внесла теория этического минимума, одним из самых ярких представителей которой был русский мыслитель Владимир Сергеевич Соловьёв. Последователи этой теории рассматривали этический минимум как единственно возможную универсальную форму этоса и одновременно фундаментальную ценность правовой коммуникации плюралистического социума. Единство в современном обществе, с их точки зрения, может мыслиться не иначе как «минимальное единство».

На основании классификации, предложенной Дж. Коэном, в докладе анализируются два методологических подхода в рамках учения об этическом минимуме: реальный и легитимирующий минимализм. Первый подход, развиваемый Вл. Соловьёвым, подчеркивал содержательное родство фундаментальных ценностей, разделяемых всеми членами сообщества. В рамках концепции всеединства русский философ отстаивал идею внутренней духовной связи всего существующего. Сокрытая от постороннего взгляда, она может быть обнаружена при адекватном методе исследования. Как и все сторонники реального минимализма (Г. Еллинек, А. Ященко, И. Месснер, В.А. Луйпен, Г.Л.А. Харт, М. Уольцер, Г. Кюнг), Вл. Соловьёв был убежден в том, что различные религиозные, философские и культурные традиции актуально соединены общей нормативной и ценностной основой.

Второй подход был предложен французским религиозным мыслителем Ж. Маритеном, который настаивал на принципиальной непреодолимости идеологических, философских, религиозных и культурных различий и тщетности любых попыток «создать общий доктринальный минимум». При этом он признавал возможность отыскания «практических точек совпадения» и формулирования общих практических принципов совместного существования. В поддержку этого тезиса ученый рассказывал об обсуждении Декларации прав человека во Французской национальной комиссии ЮНЕСКО, где было выражено удивление тем, что сторонники противоборствующих идеологий пришли к соглашению относительно проекта перечня прав человека. «Да, отвечали они, мы согласились по поводу этих прав, полагая, что нас не спросят почему. С этого “почему” начинается полемика» («Человек и государство»).

Согласно концепции лигитимирующего минимализма Дж. Коэна, практическое согласие достижимо не потому, что оно укоренено в фундаментальных ценностях различных культурных традиций, а благодаря способности этих традиций интерпретировать свои собственные ценности в духе общих практических принципов. Современный исследователь Ч. Бейтц предлагает концепцию «постепенного совпадения» [“progressive convergence”], в соответствии с которой не реальная, но потенциальная «достижимость из» различных культур и мировоззрений характерна для универсальных социальных правил. Последние получают поддержку благодаря независимой «адаптивной реинтерпретации», т.е. максимально возможной самостоятельной «доработке нормативного материала» многообразных культур до уровня условий современного международного общения.

В докладе представлена попытка примирения двух подходов. Сторонники легитимирующего минимализма правы в том, что нормативное и ценностное ядро универсальной правовой культуры – это не предпосылка или данное, а цель и задача современного общества. Первоначально этический минимум может существовать лишь в форме согласия об основополагающих принципах, без которых общество не может жить и развиваться. В то же время Вл. Соловьёв и последователи реального минимализма правы в том, что международно-признанные минимальные нравственные стандарты образуют основание универсального этоса с общими идеями, понятиями и ценностями. Важную интегрирующую роль при этом играет институт прав человека, объективирующий минимальное общепризнанное представление об основополагающих ценностях, жизненно значимых для поликультурного сообщества. Поддерживаемые самоинтерпретационными усилиями различных культурных традиций, принимаемые в качестве приоритетных правовых принципов и интегрированные в правовые порядки локальных обществ минимальные стандарты нравственно должного конституируют глобальную правовую культуру.

Примечания


¹ Исследование выполнено при финансовой поддержке РГНФ в рамках научно-исследовательского проекта РГНФ («Теория этического минимума в праве: история и современность»), проект № 08-03-00662а.


Б.К. Матюшко

Национальный педагогический университет

имени М.П. Драгоманова, г. Киев


^ ВЛАДИМИР СОЛОВЬЁВ И ОТЕЦ АЛЕКСАНДР МЕНЬ

ОБ ИСТОРИЧЕСКОМ ЗНАЧЕНИИ БУДДИЗМА


Двух великих тружеников на ниве русской философии и богословия объединяет не только отношение преемственности и дни памяти. Владимир Соловьёв покинул наш мир в начале ХХ века, историческое значение которого невозможно переоценить. Отец протоиерей Александр Мень не по своей воле предстал Пастыреначальнику Христу за вечной наградой в начале 90-х годов того же века, ставшими эпохальными не только для жителей 1/6 части нашей планеты. Они сохраняют преемственность и в мысли, и в служении Богу и людям.

Великие люди не обходятся без страданий, но тем более они не обходятся без великого наследия и благодарности потомков и продолжателей их дела. По названию знаменитой книжной серии истории философии в каждом из них современники видят свои Pro et Contra. И Соловьёв, и отец Александр становились мишенями для критиков, желающих, как им кажется, совершить общее дело без ошибок, и уж тем более без ересей.

Одной из ярчайших граней творчества Владимира Соловьёва и отца Александра Меня является исследование и раскрытие ими той роли, которую в истории духовной культуры всего человечества выполнила своим появлением и развитием первая мировая религия – буддизм, имеющий и сейчас сотни миллионов верных. Идеи царевича Гаутамы не только нашли отклик у народов всего юго-востока Азии почти 2500 лет назад, но и в наши дни завоевывают души многих людей в мире, традиционно носящем название христианского.

И дело не только в известных созвучиях слов Будды и Христа и в отступлении за последние несколько веков значительной части западного мира от Евангелия. Причины распространения буддизма и христианства гораздо более глубинные, чем может показаться на первый взгляд. Более того, следуя по пути выдающихся христианских мыслителей, от святого мученика Иустина Философа до Владимира Соловьёва и священников Павла Флоренского и Александра Меня, мы со всей уверенностью можем сказать: четыре благородные истины в своем роде стали предвестниками Нагорной проповеди.

Конечно, уникальность христианства заключается в том, что оно пришло в наш мир не как новое философское учение. «Бог стал человеком, чтобы человек стал богом», – возвещают Отцы Церкви даже в наши дни. Тогда же, за полтысячелетие до Христа, за несколько тысяч километров на восток от Палестины, в Индии выступил Шакийский отшельник, решивший поделиться своим духовным опытом со всеми.

Величайший русский философ обращается к теме буддизма уже на заре своего творчества. В 21 год в блестяще защищенной магистерской диссертации «Кризис западной философии (Против позитивистов)» Соловьёв говорит о влиянии учения Будды на пессимизм Артура Шопенгауэра и необходимости соединения полноты духовных созерцаний Востока с формой западной философии и христианства. В работе «Философские начала цельного знания» уже сформировавшийся мыслитель отмечает преимущества находок буддийской философии над самим Гегелем, диалектиком, непревзойденным до сих пор. «Критика отвлеченных начал» и «Оправдание добра» – вот главнейшие сочинения Владимира Соловьёва, раскрывающие место и значение буддизма в развитии человечества и его стремлении к нравственному идеалу.

Русский философ исследует истоки возникновения буддизма, понимаемого им в аутентичном виде аскетической этики. Соловьёв не только определяет причины и повод появления этого великого учения, но и отмечает его несомненные положительные стороны. Они заключаются, как известно, в помощи человеку в деле освобождения от злых страстей, что и сближает буддизи с возникшим позже хритианством. Но вместе с тем нельзя оставить без внимания то, что буддийская аскеза представляет собой абсолютное отрицание, ведущее к нигилизму, к небытию, ничто. Уместно сказать, что практически «извечный» антагонист и оппонент Владимира Соловьёва – величайший украинский позитивист, один из ведущих представителей этого философского течения в России – Владимир Лесевич, по-своему воспринял буддизм именно как разновидность критической философии, не желающей «витать в облаках» метафизики и в то же время призванной помочь человеку в усовершенствовании. В цикле работ о буддизме Лесевич утверждает главное его достижение: веротерпимость.

В этой связи обращает на себя внимание согласие Соловьёва и Лесевича в важнейшей для понимания наследия крупнейшего русского философа идее: отрицательной оценке теософии Елены Блаватской, Анны Безант и других современников. Владимир Соловьёв был вынужден отмежеваться даже от родного брата Всеволода, о чем сказано в предисловии к последнему произведению философа. Не поразительно ли то, что Владимир Лесевич в свойственной ему манере, с украинским темпераментом выступает в критике построений Блаватской с теми же аргументами, что и современные, в том числе и русские православные богословы!

Об актуальности такой критики, объединившей представителей непримиримых взглядов, в наш век, который слишком многие наши ближние воспринимают как Новый в оккультистском понимании, нет надобности распространяться. Заметим лишь, что для человека православного аргументы Соловьёва, а также ряда его последователей, и, конечно, с необходимыми оговорками, даже Лесевича, имеют самое жизненное, практическое значение.

По Владимиру Соловьёву, буддизм и стал одной из ступеней на пути к истинному Богочеловечеству. Великий русский мыслитель не обходит стороной также идейное родство этого восточного учения с античной философией, прежде всего с платонизмом. Высшей, ближайшей же ступенью к вселенскому и всечеловеческому идеалу является, конечно же, христианство.

Эту мысль через полвека развивает один из интереснейших философов и богословов Русской Православной Церкви светлой памяти священник Александр Мень. Подобно своему наставнику в философии, отец Александр оставил нам фундаментальные труды. Первое место среди них занимает общепризнанная семитомная «История религии» со славным, достойным святоотеческой философской традиции, подзаголовком «В поисках Пути, Истины и Жизни». Первый том – «У врат молчания», издаваемый вместе с другими произведениями отца Александра в разных сериях, посвящен истории духовной культуры, в первую очередь, древней Индии. Православно-теологический, историко-философский и даже естственно-научный анализ буддизма и его контекста делает труд незабвенного служителя Бога продолжением выдающихся построений «Критики отвлеченных начал», «Оправдания добра» и других составляющих наследия Владимира Соловьёва. Отец Александр использовал книги, статьи, следовательно, достижения отечественных, западных и восточных исследователей в век физики элементарных частиц, компьютера и космических путешествий.

Это и позволило ему существенно дополнить и развить идеи Владимира Соловьёва. Отец Александр выступает как профессиональный историк, православный богослов и философ. Фактически он не только подкрепил оценку исторического значения буддизма, высказанную своим предшественником и учителем, параллелями в духовных культурах древних Китая, Греции, Египта, Месопотамии. Священник Александр Мень высказал ряд мыслей, которые мы можем найти у его современников, русских философов в эмиграции: Семена Франка и Николая Лосского, также обращавшихся к наследию Будды.

И они свидетельствуют о верности Христу и продолжении дела Владимира Соловьёва живущими в годы отчуждения разных миров на Родине и вдали от нее.

По нашему мнению, Владимиру Соловьёву и отцу Александру Меню оснований для упрека в умалении христианской истины и православия есть меньше всего именно в решении ими вопроса, ставшего темой данной статьи. Оба мыслителя верны Христу. Указав на несомненные достижения, ведущие к совершенству, и столь же несомненные и явные опасности буддизма, они, по слову апостола Павла, стали «всем для всех, чтобы спасти хотя бы некоторых» (1 Кор. 9, 22).

Оба мыслителя обратились прежде всего к людям своего века, своей страны, но, естественно, их слово не может ограничиться разными, ставшими для нас столь привычными, пределами. Дело в Вечности и том, насколько человек наших дней не упускает ее из вида.


К.Л.Ерофеева

Ивановский государственный энергетический университет


^ Специфика современного религиозного

сознания в свете наследия В.С.Соловьёва

и О. Александра Меня


Каждая историческая эпоха привносит свою специфику в религиозное сознание. Как массовая религиозность, так и религиозность отдельной личности с необходимостью вбирает в себя определенные черты своего времени, культуры, цивилизации. Разумеется, чем богаче и крупнее личность, индивидуальность, тем более самостоятельна и оригинальна она в своем отношении к трансцендентному началу. Героиня романа «Анна Каренина» на вопрос: что такое любовь отвечает: если «сколько голов – столько умов», то и сколько сердец – столько родов любви. Эту мысль с полным основанием можно продолжить и применительно к любви человека к Богу. В этом отношении поучительны биографии выдающихся деятелей культуры разных времен. Духовные искания Паскаля и Герцена, Толстого и Сартра, множества ученых, писателей, священников демонстрируют широкий диапазон метаний духа от истовой веры к сомнению, от атеизма и религиозному озарению и обращению.

Особенно драматично религиозное сознание людей нового и новейшего времени. «Век девятнадцатый, железный» пропитан атеизмом и нигилизмом. В нем царит культ науки, а религия либо подвергается ницшеанскому отрицанию, либо воспринимается с вежливым безразличием. Именно в такую эпоху происходила духовная эволюция В.С. Соловьёва и ряда других выдающихся религиозных мыслителей русского философского ренессанса. Неудивительно поэтому, что в их биографиях присутствуют и периоды увлечения материализмом, и глубокие мировоззренческие перевороты. В ХХ веке наша страна в основном существовала в парадигме официального атеизма. Религиозность в советский период расценивалась как удел необразованных, отсталых людей, либо как чудачество, либо как знак оппозиционности, нелояльности к власти. Как в ХIХ, так и в ХХ веке, хотя и по разным причинам, требовалось особое духовное мужество, чтобы исповедовать православную веру. Жизнь и служение Владимира Соловьёва и о. Александра Меня показательны как пример такого мужества и содержат много общих моментов и черт. Оба мыслителя стремились к рациональному доказательству преимуществ христианства в сравнении с иными религиями, оба чувствовали в себе призвание к проповеди, к духовному учительству. И оба, в силу этого, остаются современными и мощно влияют на состояние сердец и умов тех, кто ищет свою дорогу к высшему началу.


Л.А.ОБЛОВА

Национальный педагогический университет

имени М.П. Драгоманова, г. Киев


^ ВЛАДИМИР СОЛОВЬЁВ О НЕВЕРУЮЩЕМ


Вопрос о вере поднимается человеком не одно поколение. Кто таков верующий – волнительно всегда. При этом размышления о неверии остаются обойденными. Отсюда ассимиляция сомневающегося с неверующим, клеймо «неверного» (непорядочного человека) на атеисте. Владимир Соловьёв – один из немногих, кто сумел обратить должное внимание на состояние человека в опыте неверия. Философ в форме рассказа показал, как воспринимает происходящее неверующий¹. И представил критерии неверия.

Первое, на что обращает внимание В.Соловьёв, – это неуемная любовь неверующего к самому себе. Исключительно к себе. Охваченный неверием, полностью отбрасывает человеческое (Другое) и утверждается в мысли, что изначальность – пыль (бред и ерунда). А так как исконное неустранимо, неверующий всецело присваивает неизбежность себе. При этом не несет ответственность перед человечеством как верящий, а, взваливая «всё» на себя, мыслит быть абсолютно необходимым миру. Таким образом, неверие – это сила несогласия и неспособность брать участие в должном адекватно.

Пораженный несогласием неверующий не просто сомневается (испытывает конечность человеческого естества), а доходит до требовательных истерик быть избранным и властвующим над миром. Он невменяем, поэтому ставит под вопрос не слабое место (ошибку) предшественника, а трансцендентальную чистоту Идеи. Неверующий не по необходимости «оттесняет» другого человека, а преодолевает Богочеловека. Он жаждет быть совершенством и готов управлять миром по своему закону.

Закон неверующего искусственно безусловен. Доверившись призрачному, он полагается на инстинкты. Но действует не как животное, а как Зверь. Дело не в «грязном» (чопорном, чванном) отношении, а в внелогичном положении неверующего. Животное не осознает необходимости себя, поэтому ему родственна стадность. Зверь же ужасается свободы и ведет с ней хитрую борьбу. Речь идет про инстинкт мысли (спиритуализм). Дело в том, что «скотское» есть таковым из-за того, что не ведает познания и животному не под силу править. А Зверю присуще Знание, но «узнанное» Он использует против человечества и во имя себя.

Устанавливая свои правила игры, неверующий снимает закон Бытия и призывает слушать того, кто дарует не должное, а желанное. При этом искать советует не себя в себе, а удовлетворять потребность явную и понятную. Чувствуя себя покровителем, неверующий манипулирует уловками сытости и праздности (правдой распределения) и на самом деле все делает себе на благо². Устраивая суд милости, человек в состоянии неверия усыпляет бдительность устранением нужды, скуки (выживания) и предлагает взамен покорный (внешне спокойный) образ жизни. Фокус заключается в испепелении основ мироздания в целях создания фальшивого мира вне Непостижимого. Пространства, очерченного границей вседозволенности одному единственному человеку.

Способы неверующего прислушаться к «себе» направлены на уничтожение бескорыстного и самопричинного. Это основания разрушения (растления) личностных усилий. Изоляция неожиданностей, изумлений необходима неверующему для устранения неуместного. То, что это есть прямым насилием естественного и привлечением Зла, не всегда понятно, ибо предложенное удобно и соблазнительно. Приманивая человечество четким пониманием своего места, неверующий лепит человека без сознания – куклу.

Неверующий верит, что особым образом относится к Богу и не осознает истинность отношения Бога с конкретным человеком. Неверующий просто больше не умеет быть человеком, ибо мыслит, что так же велик, как велик Бог. Охваченный неверием, одержим грандиозностью собственного, сенсационностью присутствия, достигающей безусловности³. Он желает сделать свой опыт всеобщим, распространить свое понимание на всех и так создать лад (всё у-ладить). Мир для неверующего – это масса раболепствующих (сытых и захваченных зрелищем) существ. Поэтому человека надо не изменять, а насыщать.

Идя на поводу Чужого, неверующий оказывается по ту сторону безусловности и объективно лишает себя силы настоящего. Будучи изнуренным бездуховностью, неверующий демонстрирует бесплодие добродетели. Не совпадая с мерой, он совпадает с безотчетностью действия всё делать для самовозвышения. Блокируя необходимость человека определять самоё себя, неверующий поступает неразумно: запрещая самореализовываться, ставит человеческое в зависимость от себя. А так, последовательно уничтожая свой «приход», сам лишается власти. Требование действия без мысли перестает быть нравственным и превращает человека (прихожан) в инертную массу. Это сопровождается предубежденным (расчетливым, корыстным) отношением к происходящему.

Неверующий требует от «подданных» бездумного выполнения предложенного. Тем самым он вырабатывает привычку удовлетворяться данным. В результате получает в удел не интересных ему же самому существ. Без сопротивления неверующий теряет смысл действования и оказывается в ситуации самообкрадывания. Покорность быстро надоедает и больше не питает. Но ужас (необходимость) в том, что последовательность неверующего приводит не к рухнувшим надеждам, а к самоуничтожению.

Неверующий творит беспримерное. Он не может отшатнуться от Бога, так как считает своим долгом перешагнуть Его. Такого рода акт у человека (и у верующего, и у атеиста) вызывает недоумение. Неверующему же такая попытка под силу. Атеист утверждает, что Бога нет, но это значит, что Бога не видно. Для атеиста Бог слишком далеко. Неверующий – не атеист, так как заходит слишком далеко. Он видит необозримое и обращает то, что узрел, против себя. Тогда как атеисту важно куда-то пристроить свою душу, неверующий без стеснений устраивает над ней надзор и притесняет её бессмертие. Находясь под нестерпимым гнётом, душа немеет и утверждает смерть бессмертия.

Размышления В. Соловьёва дают основание утверждать, что неверие – извращение веры. Состояние неверующего безнадёжно. Он сам способствует необратимым (незаконным) изменениям истинно человеческого основания. Даже улавливая «провальность» своей позиции, неверующий отчаянно сопротивляется внутреннему посылу и действует сам – вне совести. Напористо укрепляя отчуждение близости, человек в состоянии неверия представляет культ личности.

Вышесказанное определяет то, что человек в состоянии неверия может совершить следующие действия:

- преодолевает закон Бытия;

- поступает противоестественно (зверски) по отношении к божественному (жаждет разрушить бытийствующее основание);

- угнетён свободой (запрещает человеческое в человеке);

- действует в отрыве от мысли (вне совести);

- одержим идеей спасения мира на основании своего правления;

- уверен в исключительной значимости своего присутствия;

- бездарен совершать добродетель;

- использует корысть как главное орудие влияния;

- руководствуется принципом «всё дозволено»;

- автономный опыт подменяет авторитарным.

Таким образом, если вера – импульс Другого, направленный «от себя», то неверие – толчок Чужого, направленный «на себя», против изначальной способности человека через несогласие с предустановленным.

Примечания

¹ Соловьёв В. Три разговора о войне, прогрессе и конце всемирной истории. М.: ПИК, 1991. – 192 с.

² Там же. С. 158.

³ К слову, речь идет об опыте «человекобога». См. подробнее Соловьёв В.С. Чтения о Богочеловечестве // Соловьёв В.С. Соч. В 2 т. М.: Правда, 1989. Т. 2. С. 169.