Материалы I и II научно-практических конференций 24 декабря 2003 г и 8 декабря 2004 г. /Под ред. Е. А. Петровой М.: Издательство ргсу, 2004. с

Вид материала

Документы

Содержание А.н. елизаров Закрытая сильная идентичность Открытая слабая (диффузная) идентичность Закрытая слабая (диффузная) идентичность Психологические особенности детей, лишившиеся родителей

Подобный материал:

• Таможенный кодекс Российской Федерации от 28 мая 2003 г. N 61-фз (тк рф) (с изменениями, 13352.11kb.
• Конституцией Российской Федерации, общепризнанными принципами и нормами международного, 640.11kb.
• Принят Государственной Думой 24 мая 1996 года. Одобрен Советом Федерации 5 июня 1996, 39.78kb.
• Принят Государственной Думой 22 декабря 2004 года Одобрен Советом Федерации 24 декабря, 416.58kb.
• Принят Государственной Думой 22 декабря 2004 года Одобрен Советом Федерации 24 декабря, 343.5kb.
• Основы законодательства РФ о нотариате от 11 февраля 1993, 682.88kb.
• Конституцией Российской Федерации, общепризнанными принципами и нормами международного, 594.01kb.
• Самарской Губернской Думой 21 декабря 2004 года в ред закон, 141.49kb.
• А. Г. Шнитке (с изменениями от 22. 06. 2006) Нормативная база положения Настоящее Положение, 150.23kb.
• Принят Государственной Думой 17 декабря 2004 года Одобрен Советом Федерации 24 декабря, 54.65kb.

Рефлексивно-смысловой подход к проблеме формирования идентичности в семье


^ А.Н. ЕЛИЗАРОВ


При определении понятия «идентичность» мы будем опираться на результаты анализа зарубежных и отечественных публикаций по проблемам, связанным с идентичностью, осуществленного Н.В. Антоновой.

Идентичность – сложная динамическая структура, формирующаяся и развивающаяся на протяжении всей жизни человека. Единицей этой структуры является самоопределение – некоторое решение относительно себя, своей жизни, своих ценностей, принятое в результате интериоризации родительских ожиданий («Преждевременная идентичность») или в результате преодоления кризиса идентичности («Достигнутая идентичность»).

Кризис идентичности предполагает наличие ситуации выбора, начиная от выбора школы, работы, и, кончая поиском и выбором цели и смысла своего существования. Кризис идентичности отнюдь не всегда завершается формированием единиц идентичности – самоопределений. Возможен также деструктивный вариант последствий кризиса. Это происходит, когда человек не замечает необходимости самоизменения, не видит имеющихся в его распоряжении альтернатив выбора. В таком случае человек может испытывать ряд негативных состояний:

• высокий уровень тревожности;
  
• ощущение собственной беспомощности;
  
• неверие в будущее;
  
• пониженный эмоциональный фон;
  
• ощущение потери смысла в жизни вплоть до депрессии и склонности к самоубийству.
  

Незнание причин своего состояния у такого человека, тем не менее, может выражаться в утверждениях, что у него все в порядке, ему не нужно что-либо менять в своей жизни. Описанный выше конструктивный путь достижения идентичности (вследствие личностного поиска и выбора) приводит к формированию того, что принято называть личностной идентичностью. Но возможен и другой путь. Столкнувшись с кризисом идентичности, пытаясь избавиться от негативных эмоциональных состояний, связанных с деструктивным вариантом последствий кризиса, человек пытается приобрести идентичность, присоединившись к группе, имеющей позитивный статус в обществе, и присвоить себе ее нормы и ценности, спрятаться за социальной ролью от необходимости личностного выбора. Такой путь характерен для формирования социальной идентичности. Н.В. Антонова описала две основных шкалы для измерения степени развития у человека качеств, связанных с идентичностью:

• сила – слабость идентичности;
  
• открытость – закрытость идентичности.
  

Исходя из этих двух шкал, можно выделить четыре крайних варианта развития идентичности:

1. Открытая сильная идентичность – сложившееся в результате личностного выбора в ситуации кризиса идентичности представление о себе и своей жизни. При этом человек не теряет возможности воспринимать новое, изменяться, в чем собственно и проявляется открытость идентичности. Но, меняясь, он не теряет лучшее из своего прошлого «я», ощущает единство своего прошлого с настоящим и будущим, что создает у него ощущение целенаправленности, осмысленности своей жизни. В этом и проявляется сила его идентичности.

2. ^ Закрытая сильная идентичность – человек характеризуется раз и навсегда сложившимся, жестким, не меняющимся «образом я». Он предпочитает оставаться в рамках стереотипов и не желает меняться. Возможно, это связано со страхом, вновь пережить кризис идентичности, потерять идентичность. Такой страх видимо определяется тем, что выход из ситуации кризиса был не совсем сознательным. Возможно, идентичность была приобретена путем идентификации с группой.

3. ^ Открытая слабая (диффузная) идентичность – люди ощущают смысл своих страданий и активно идут путем приобретения идентичности. Пробуют различные способы поведения и общения, ищут литературу и так далее.

4. ^ Закрытая слабая (диффузная) идентичность – люди смутно ощущают, что делают что-то не так, но не знают, как надо, и не видят перспектив для самоизменения. Возможно, закрытость определяется неудачными, травмирующими последствиями некоей поисковой активности, бывшей в прошлом. Или можно предположить, что это связано с рудиментами преждевременной идентичности, усвоенной от родителей, когда в образе мира и себя в этом мире упор делался на том, что самостоятельный личностный поиск неэтичен, греховен. Другие компоненты идентичности практически не сформировались, что и объясняет страдания. Путь же к личностному поиску закрыт. Такие люди идут путем деструктивного кризиса. В нашей консультативной практике мы наблюдали стимуляцию у клиента изменений в ситуации подобного рода психосоматической симптоматикой.

Сильная личностная идентичность нужна психологу-консультанту для того, чтобы в консультировании иметь свою внутреннюю позицию, не быть простым отражением надежд других людей.

S. Minuchin, B. Montalvo, B. G. Guerney исследуя семьи трущоб, дети из которых становились несовершеннолетними правонарушителями, установили, что во всех предшествующих стадиях развития родителей детей из этих семей видно множество незаконченных попыток добиться определенности в плане своей идентичности. Эти люди шли по пути формирования своей идентичности как социальной идентичности. То есть они пытались спрятаться от переживаний, связанных с неопределенной, диффузной идентичностью, за счет сверхвключенности сначала в роль супруга (супруги), а затем в роль сверхвоспитывающего родителя. При этом цель у них – не стать по-настоящему, действительно компетентным супругом или родителем (они в большинстве случаев просто не понимают этой задачи), а усвоить определенные внешние, наиболее часто отмечаемые атрибуты социальных ролей. Роль супруга и/или родителя привлекает подобных людей тем, что помогает организовать напряженный межличностный контакт с другим через вовлеченность, в которой снижается их тревожность. Это ярко проявляется в том, что в процессе общения для них весьма характерен сдвиг с содержания темы на выяснение межличностных отношений в ущерб результату обсуждения. Таким образом, вместо результатов, которые могли бы улучшить жизнь семьи, можно наблюдать бесконечные, не приводящие ни к какому результату (кроме ухудшения отношений между супругами) кружения вокруг вопросов распределения власти в семье и выражения взаимных симпатий и антипатий. С появлением в семье детей, дети начинают выполнять функцию средства для напряженных межличностных контактов родителей с ними и между собой (дети и их проблемы начинают служить «мостиком» для общения родителей). Субсистема пары почти полностью поглощается родительской субсистемой, так как конфликты внутри этой субсистемы менее деструктивны для отношений между родителями, чем конфликты внутри субсистемы пары.

Вместо того чтобы установить для детей определенные правила и следить за их исполнением, для родителей (в первую очередь, матери) характерно вовлекаться в интенсивные взаимодействия с ребенком, контролируя каждый его шаг. Это приводит к напряженности во взаимоотношениях между родителями и детьми. Все это, в конце концов, утомляет родителей и они склонны частично или полностью (психологически или реально) покидать семью. Периоды сверхконтроля сменяются периодами полной заброшенности. Система наказаний и поощрений зависит не от поведения детей, а от эмоционального состояния родителей. То, за что в одних условиях могут наказать, в других условиях остается без внимания или же вызывает поощрение, улыбку, смех. Кроме того, в этих семьях наблюдается феномен «множественной заботы», когда фигурами, оказывающими воспитательное воздействие, является слишком много людей с разными мнениями, оценками, которые часто находятся в конфликтах друг с другом. Все это приводит к тому, что ребенок с детства приучается к следующей точки зрения: нет и не бывает таких правил и норм, которые осторожно, при определенных условиях или тайно, нельзя было бы нарушать, ориентируясь на какое-либо свое желание. Кроме того, ребенок приучается к ощущению, что в случае эмоциональной напряженности можно и приемлемо избавляться от нее, разряжаясь на первом попавшемся беззащитном существе. Порой это можно мотивировать несоблюдением каких-либо правил. Все это формирует личность будущего правонарушителя.

Вследствие того, что родители часто выбывают из семьи, их роль может брать на себя какой-нибудь более старший ребенок («родительский ребенок»). Такой ребенок, вследствие своей «родительской» позиции, недополучает опыта общения со сверстниками «на равных». У него может возникнуть склонность к чрезмерному морализированию, также узкий круг интересов, связанный с успешным функционированием семьи.

У детей формируется внешний локус контроля (чувство, что мир стимулирует, а я только пассивный восприниматель стимулов), крайне узкий спектр словесного ответа, опыт агрессии без способности настроиться на нюансы своего эмоционального опыта, неспособность сфокусироваться на событии, в котором выходом может быть отложение реакции, возвращение к чему-либо или восстановление опыта.

Воспитание очень часто строится по принципу «чего не надо делать», а не по принципу «что делать надо». То есть родители делают акцент на контроле и торможении в ущерб руководству. Границы поведения устанавливаются в опоре на родительское настроение.

S. Minuchin & B. Montalvo идут по пути развития идентичности у родителей из описанных выше семей путем предоставления возможностей для специфической идентификации. Сущность работы состоит в том, что семье демонстрируется образ компетентного отца, с которым реальному отцу постепенно предстоит идентифицироваться. Специфика идентификации заключается в том, что отцу предлагается идентифицироваться с образом человека, не склонного к перманентным идентификациям, то есть идущим по пути развития не социальной, а личностной идентичности. Этот человек не идентифицируется с той или иной актуальной социальной ролью, он делает выборы. И вот возможность отождествиться с таким человеком предоставляется отцу. Полагаем, что если с семьей работает женщина, то она должна являть соответствующий образ матери. При этом, согласно парадигме структурной модели работы с семьей, ее следует научить подстраиваться к супругу таким образом, чтобы ориентировать его на принятие глубинных ответственных решений.

И в том, и в другом случае предполагается идентификация с образом внутренне мотивированного человека, не склонного к сиюминутным идентификациям с ролями. Это предполагает высокую степень внутреннего спокойствия, неспешности решений и ответственности суждений. Это также предполагает высокую степень принятия окружающих и позитивный эмоциональный фон, ориентацию на рефлексию (размышления вокруг того или иного вопроса, заставляющие мысль все время с новой позиции подходить к вопросу и находить в нем все новые грани).

Таким образом, семье предлагается последняя идентификация с тем, чтобы потом избавиться от пути формирования идентичности путем идентификаций с ролями. Вместо социальной у людей формируется личностная идентичность и новообразования с ней связанные – способность принимать решения на основе размышления и выбора, анализа ситуации в опоре на внутренние ресурсы.

C. F. Johnson в своей специфической методике для профилактики родительско-юношеских конфликтов, в основе которых лежит семейный треугольник (вовлечение ребенка в дисфункциональные отношения между родителями с целью их оптимизации) использует ряд методических средств, основанных на идентификации, с целью научить супругов навыкам конструктивного поведения в период согласования ожиданий и приспособления друг к другу при необходимости принять совместное решение. Здесь родителям предлагается идентифицироваться с установками и поведением человека, ведущим себя конструктивно в период спора. Ситуация организуется таким образом, что родители просто не могут отказаться от этого.

До начала обсуждения им сообщают, что разногласия – явление полезное, ибо оно говорит о ситуации, когда один видит в ситуации нечто, чего не видит другой. Им предлагают при возникновении разногласий помочь другому сформулировать его точку зрения и сделать более ясной свою. Психолог всячески демонстрирует свое уважение к их интеллекту и способностям. При этом сообщается, что в интересах вопроса, с которым родители обратились в консультацию, обязательно в процессе обсуждения (которое осуществляется в присутствии психолога и ребенка) прийти к общему решению.

После того, как супруги научатся идентифицироваться с образом эффективного партнера в ситуации обсуждения, которая носит потенциально конфликтный характер, они смогут обсуждать ряд ранее запретных вопросов, что будет способствовать развитию их личностной идентичности.

В нашей работе с родительско-юношескими конфликтами мы разработали ряд методических средств для того, чтобы стимулировать формирование идентичности по личностному типу. В частности мы предлагали родителям идентифицироваться с образами из романа И.С. Тургенева «Отцы и дети», который мы склонны трактовать как анатомию одного несостоявшегося деструктивного родительско-юношеского конфликта. Родителям на выбор предлагалось несколько персонажей романа, поведение которых удержало на разных этапах развития романа скатывание Аркадия Кирсанова в девиантное поведение. Та ситуация выбора и рефлексивного анализа, в которой они оказывались, стимулировала рефлексивный анализ и личностный выбор, что способствовало развитию личности по пути личностной идентичности. Родители из семей с деструктивными родительско-юношескими конфликтами получали новый опыт рефлексивного анализа ситуации, поиска ее смысла для себя, открывающий возможности для эффективного поведения.

Далее мы усовершенствовали и развили набор методических средств с целью стимулирования процессов рефлексии вокруг поиска смысла тех или иных внутрисемейных ситуаций по поводу деструктивных родительско-юношеских конфликтов. Особенно хочется в этом плане отметить методику развития социально воспитательного потенциала семьи, ставящую родителей в ситуацию деятельности, суть которой заключается в стимулировании развития личностной идентичности.

При работе с супружескими проблемами центральной задачей мы полагаем идентификацию с образом ответственного за судьбу семьи человека. Идентификация с этой предварительной позицией запускает процесс рефлексии над ситуацией, которой должен привести к формированию личностной идентичности. Противостоит этому часто, особенно у супруга, идентификация с социальной ролью якобы традиционного «главы семьи», ориентированного на использование силы в межличностных отношениях, что является самой неэффективной стратегией воздействия на другого.

Приведем пример. Муж с женой завтракают за столом. Муж при этом читает газету. Жена спрашивает мужа: «Ты что делаешь по дороге на работу в общественном транспорте?» Муж отвечает: «Газету читаю». Жена говорит в ответ: «Вот если бы ты не газету читал, а свои материалы к диссертации, ты бы быстрее диссертацию написал». Муж воспринял эту фразу как давление на него. Он боится, что жена будет давить на него, подчинять его своей воле, как это делала его мать по отношению к его отцу. Поэтому он встал, накричал на жену, вышел из кухни, быстро собрался и в раздражении ушел из дома с мыслями о том, что жена становится все невыносимее, и о разводе. Здесь мы сталкиваемся с типичным примером импульсивного поведения, основанного на идентификации с социальной ролью, – поступки совершаются спонтанно без рефлексивного анализа ситуации, поэтому они неэффективны.

Вот пример более ответственного поведения. После фразы жены о том, что в общественном транспорте ему бы следовало читать материалы к диссертации, муж задумался: «Что происходит в моей семье? Что происходит с моей женой? В чем смысл ее предложения? Какие чувства она сейчас испытывает? Каковы должны быть мои действия в связи со всем этим? Положим, как работать над диссертацией, это мое личное дело. Но что происходит с женой?» Рассуждая таким образом, муж начал собирать и сопоставлять факты. Жена – довольно активная деловая женщина уже седьмой месяц практически безвыходно сидит дома с грудным ребенком. Ей даже практически не с кем поговорить. Единственным источником информации о мире, единственным потенциальным собеседником является он, то есть муж. Рано уходит, поздно приходит, сейчас за завтраком сидит и читает газету. Затем уйдет. Видимо ей хочется как-то обратить его внимание на себя, ей не хватает его внимания, общения с ним. Вот в чем смысл фразы! Это просьба: «Пообщайся со мной!» Возможно также: «Прояви обо мне свою заботу!»

Естественно в этой ситуации продолжить разговор. Например: «Материалы по диссертации очень важные и ценные, в общественном транспорте их можно уронить, на них могут наступить или их может унести ветром в метро». Естественно, что жена что-то ответит, завяжется диалог. Супруга получит свою долю внимания, общения. Это уже более ответственное поведение, основанное на рефлексии, рациональном анализе ситуации, предполагающем осознанный выбор. Это путь развития личностной идентичности. Но не всегда развитая личностная идентичность решает подобную проблему.

Можно выделить специфический класс семейных ситуаций, когда человек с высоко развитой личностной идентичностью терпит фиаско при решении внутрисемейных проблем по причине сильной, но закрытой идентичности. Признаком подобного рода ситуаций является то, что вроде бы правильное и основанное на личностном выборе решение не срабатывает. Ситуация недоумения повторяется из раза в раз. Это должно настораживать. Г. Чепмен приводит следующий пример подобной истории:

«Моя жена приходила с работы домой и рассказывала мне о проблемах, связанных с ее работой. Я выслушивал ее и затем говорил ей, что, по моему мнению, ей надо сделать. Я всегда давал ей советы. Я говорил, что проблемы надо решать. «Проблемы не исчезнут сами по себе. Тебе нужно поговорить с людьми, задействованными в ситуации или с начальством. Тебе нужно разобраться с этой ситуацией». На следующий день она приходила с работы и снова рассказывала мне о той же проблеме. Я спрашивал ее, сделала ли она то, что я предлагал ей вчера. Она отрицательно качала головой и говорила «нет». Я повторял свой совет. Я говорил ей, как она может решить эти вопросы. На следующий день она опять приходила домой и рассказывала мне о той же проблеме. И я снова спрашивал ее, сделала ли она то, что я посоветовал. И снова она качала головой и говорила «нет». После трех-четырех подобных разговоров я начинал злиться. Я говорил ей, чтобы она не надеялась, что я буду сочувствовать ей, если она не хочет поступать так, как я ей советую. Ей вовсе не обязательно жить под таким давлением и стрессом. Она может решить проблему, просто сделав то, что я говорю ей. Мне было больно видеть ее под таким стрессом, потому что я знал, что ей не обязательно терпеть все это. И в следующий раз, когда она заговаривала о той же проблеме, я говорил: «Не хочу ничего слышать об этом. Я уже сказал тебе, что тебе нужно сделать. Если ты не слушаешь мои советы, то я больше вообще не хочу об этом слышать. И я отдалялся от нее и зарывался с головой в свои дела... Теперь я понимаю, что она не хотела, чтобы я давал ей советы, когда она рассказывала мне о своих трудностях на работе. Она хотела моего сочувствия. Она хотела, чтобы я выслушал ее, уделил ей свое внимание, дал знать, что я понимаю ее боль, стресс, давление под которым она находится. Она хотела знать, что я люблю ее и я с ней. Ей не нужен был совет, ей нужно было знать, что я понимаю ее. Но я никогда даже не пытался понять. Я был слишком занят тем, что давал советы. Как глупо. А теперь она ушла. Ну почему я не мог увидеть того, что вижу сейчас, когда все это происходило? Я был тогда просто слеп. И только сейчас я понимаю, как я обманул ее ожидания».

Здесь речь идет о том, что у человека из-за чересчур сильно развитого личностного начала - способности делать самостоятельные, основанные на трезвом анализе ситуации, выводы, идти путем развития личностной идентичности (что, видимо, безусловно, помогает ему в его работе и является ценным качеством) страдает способность понимать тех людей, которые сильно отличаются от него. Вместо того чтобы идентифицироваться с женой, с целью понять смысл ее запроса к нему, он априори полагает, что супруга имеет то же видение проблем и те же потребности, что и он.

Таким образом, мы видим, что идентификация с ролями может быть вредной для развития личностной идентичности, но способность к идентификации с конкретным человеком необходимое условие установления и развития эмоциональных связей в межличностных контактах. Речь идет именно об идентификации, а не об эмпатии, ибо полагаю, мужчине из примера, приведенного выше, было бы также трудно вчувствоваться в эмоциональное состояние своей жены, как ей вчувствоваться в его эмоциональное состояние. Можно понимать, учитывать, что женщине необходимо чувствовать себя в центре эмоционального внимания мужчины, но почувствовать это в значительной степени для мужчины значит, потерять себя, самому стать женщиной.

Видимо, клиентам, как и психологам-консультантам, всегда придется находить некоторую золотую середину между двумя крайними полюсами: высокая степень развития личностной идентичности и высоко развитая способность к идентификации. Значительное развитие и того, и другого, есть, видимо, признак выдающегося человека, значительного опыта пребывания в различных ситуациях и рефлексии по поводу смысла тех или иных явлений, которые не вписываются в рамки субъективного понимания. Любая ситуация, подобная супружеской, описанной выше, это всегда некоторый символ, требующий разгадки своего смысла. В данной статье продемонстрирован возможный диапазон поиска этого смысла.


^ ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ ОСОБЕННОСТИ ДЕТЕЙ, ЛИШИВШИЕСЯ РОДИТЕЛЕЙ


О.Ю. ЮРКОВ, г. Москва


В современных исследованиях, посвященных проблемам психогений, всё большее внимание уделяется патологическим реакциям, связанным с тяжёлой утратой, т.е. с жизненным событием, повлекшим за собой невозвратимую потерю значимого человека. Одной из наиболее уязвимых групп в возникновении кризисных состояний, обусловленные данным сильным стрессовым событием, являются дети-сироты, оставшиеся без попечения родителей, из них 8% детей относятся к группе истинного физического сиротства. У 50-80% лиц, перенёсших тяжёлый стресс, развиваются клинически оформленные расстройства и нарушения адаптации. Помимо специфических биологических и психологических особенностей возникновение и развитие данных расстройств связаны с несформированностью копинг-механизмов.

Клинико-психологические особенности детей с потерей родителей описаны в рубрике «Реакция на тяжёлый стресс и нарушения адаптации». Где выделяют пограничное состояние, к которому относятся неосложненная реакция утраты, которая является нормальной реакцией на смерть близкого человека. Клинически она характеризуется депрессивными переживаниями, которые сопровождаются анорексией, бессонницей, снижением веса. При неосложнённой реакции утраты могут иметь место и чувство вины. Длительность этой реакции утраты во многом определяется личностными характеристиками, его окружением и социокультуральными традициями. Очень важно учитывать этнокультуральную специфичность реагирования на стрессовые ситуации.

Острая реакция на стресс. Сюда включены транзиторные расстройства значительной тяжести, которые развиваются без видимого психического расстройства. Клиническая симптоматика полиморфна (вплоть до нарушения сознания), проявляются в инициальном состоянии оглушенности, депрессии, тревоги, гнева, отчаяния, гиперактивности и отгороженности.

Посттравматическое стрессовое расстройство. Возникает как отставленная и/или затяжная реакция на стрессовое событие или ситуацию, которые способны вызвать дистресс. Основные симптомы проявляются вспышками воспоминаний, повторяющие психотравмирующие события, актуализация психотравмы в представлениях, снах, кошмарных сновидениях, социальном избегании, дистанцирование и отчуждении от других, включая близких, изменение поведения, эксплозивные вспышки, раздражительность или склонность к агрессии, возможно антисоциальное поведение или противоправные действия, злоупотребление алкоголем, особенно для снятия остроты болезненных переживаний, воспоминаний или чувств, депрессия, суицидальные мысли и попытки, острые приступы страха, паники, вегетативные нарушения и неспецифические соматические жалобы.

Расстройства адаптации. К расстройствам адаптации относятся состояния субъективного дистресса и эмоционального расстройства, обычно препятствующие социальному функционированию и продуктивности. В целом клиническая картина характеризуется тревогой, беспокойством, анорексией, диссомнией, ощущением собственной неполноценности, снижением интеллектуальной и физической продуктивности, вегетативными расстройствами, повторяющимися воспоминаниями, фантазиями, представлениями о кризисной ситуации. В некоторых случаях возможно драматическое поведение или вспышки агрессивности.

В рамках утраты родителей у детей выделяют следующие этапы реакции горя:

- с доминирующей эмоциональной дезорганизацией, сопровождающиеся вспышкой негативных чувств – паники, гнева, отчаяния. В поведении преобладает аффективная дезорганизация с временным ослаблением волевого контроля;

- гиперактивности с доминированием эмоциональной лабильности с колебаниями настроения от дистимического с преобладанием тревожного компонента до эйфорического. Реже отмечается эмоциональное притупление без фиксации на переживании горя. Могут иметь место неадекватные поступки (уходы из дома, негативное отношение к родственникам);

- напряжение с преобладанием психофизического напряжения, тревоги. Внешне дети скованы, амимичны, молчаливы, раздражительны;

- поиска с доминированием дистимического фона настроения, потеря перспективы и жизненного смысла;

- отчаяния с доминированием жалоб на бессонницу, тревогу и страх, высказываются идеи самообвинения, собственной малоценности и вины. Испытывают одиночество, бессонницу, отмечаются потеря смысла жизни;

- с элементами демобилизации, наступает в случае неразрешения этапа отчаяния, с преобладанием невротических синдромов, маскированные субдепрессии и депрессии. Отмечается молообщительность, сосредоточенность на внутренних переживаниях, овладение чувством безнадёжности, ненужности, одиночества;

- разрешение, смирение со случившимся, примирение с этим и началом возвращения к докризисному состоянию;

- рецидивирующий, возможны приступы горя и отчаяния, сопровождающиеся депрессивными расстройствами. Провоцирующими факторами, как правило, бывают определенные календарные даты, значимые для личности, нестандартные ситуации (успех или неудача), когда возникает потребность разделить радость или горе с близким человеком.