Нужна ли истина (Вместо предисловия)

Вид материалаДокументы

Содержание


На воронеже
На стамбул
Поиски выхода
Кондратий булавин и права дона
Петр и царевич алексей
Российская империя
Великий государь
Ответ петра великого астраханскому губернатору яковлеву.
Смерть петра великого и решение вопроса о наследовании российского престола.
Подобный материал:
1   ...   4   5   6   7   8   9   10   11   ...   14

^ НА ВОРОНЕЖЕ


По небу облака плыли,

К закату лето. Близка осень.

Стук топоров и визг пилы

С утра и до глубокой ночи.


Куются цепи, якоря,

Тут корпус корабля, рангоут,

Здесь лишнего не говорят,

Здесь чувства лишние хоронят.


По берегам Хопра, Вороны,

Крестьяне валят, пилят лес,

В границах ширится Воронеж,

Патриархальный быт исчез.


Строений не хватает тут,

Землянки, шалаши, курени,

Здесь каторжный повсюду труд,

Лекарства жуткие от лени.


Тут и стрельцы, и пушкари,

Тут и «потешные», дворяне,

Не видно женщин, детворы,

Свободно ходят басурмане.


Голландцы, англичане, немцы,

В камзолах, париках седых,

Ну, одним словом иноземцы,

Хоть тут хватало и своих.


Здесь иностранцы обучали,

Как нужно строить корабли,

Здесь парусов не различали,

Их оторвали от земли.


С утра до вечера работа,

Учеба трудною была,

Так проливалось много пота,

Собрать бы, речкою плыла б.


Такого не видали встарь,

Помазанник в штанах коротких,

Москвы великой государь,

Крутого нрава, а не кроткий,


Торопит государь, торопит,

Не усидеть ему на месте,

Землею засыпают топи,

И делают всё честь по чести.


От пота грудь его блестит,

Бусинки катятся по шее,

Металл в руках его визжит,

Хоть руки от него немеют.


Тут все на муравьев похожи,

Шумит людская круговерть,

Царя Петра досада гложет,

Ещё б одну поставить верфь.


Над речкой стелется, туман,

И к ночи не пустеют верфи,

До полуночи шум и гам,

И водку пьют до полусмерти.


Табачный дым все заволок,

Танцуют, двигаются пары,

Дрожит и пол, и потолок,

И тонет все в пивном угаре.


И лики голы, как у баб,

Полосочки усов под носом,

И телом немец слабоват,

И волосы чужие носит.


И царь со всеми водку пьет,

С купцами в шахматы играет,

И громким голосом орет,

Но дела царь не забывает,


И завтра снова льется пот,

И корабли построят скоро,

Здесь создается русский флот,

Чтоб бороздить морей просторы.


^ НА СТАМБУЛ


В этом стихотворении описывается приезд в г. Керчь Петра Великого на корабле «Крепость» Судно везло в Стамбул русского посла Украинцева. Встреча с пашой произошла в Ени-Кале, нынешнем пригороде Керчи.


Паша лежал, прикрыв глаза,

У ног сидела одалиска.

Сияло солнце…Вдруг гроза,

Один удар, но очень близко.


Запыхавшись вбежали стражи.

Глаза на выкат, рот открыт.

Толкаясь, говорили разом:

«Корабль у берега стоит!»


Вскочил паша, схватил халат,

К окну бежит, он видеть хочет…

Действительно, у берега – фрегат,

И незнакомый флаг полощет.


Крест голубой на белом фоне

И оторочен полосой

Паша старается припомнить, -

Но почему же он косой?


Откуда? Кто? И как посмел

Под стены крепости явиться?

А если он начнёт обстрел?..

Не справимся, не стоит биться!


Куртины, бастионы стары…

Да, и собраться время нужно,

И обленились янычары

Не согласованны, недружны…


Вспотел паша, трясется туша.

Потуже запахнул халат.

«Наверно, с сотню будет пушек…

Аллах, не одолеть фрегат!»


От корабля отваливает лодка,

Паша лицо ладонями умыл.

Выходит бодрою походкой

Из лодки великан, в расцвете сил


« Москва? – паша ошеломлен –

Нелепость!»

А за спиною свиты гул,

И глас: «Фрегат российский

«Крепость»

Курс выбирает на Стамбул!»


^ ПОИСКИ ВЫХОДА


Орда, Литва и Польша,

Перечислять всех не берусь…

Старались все урвать побольше

От пирога, с названьем Русь.


Давясь кусками, их теряя,

Нередко грызлись меж собой,

А Русь, от края и до края,

Объята ужасом, тоской


Подняться не дают с колен,

Со всех сторон врагом зажата,

Рвут на куски, уводят в плен,

Русь и в беде была богатой.


И тянутся с добром телеги,

В Литву и Польшу гонят скот,

Часты монгольские набеги,

Мурза невольников ведет…


Нет больше Золотой Орды,

Уходят прочь позор, тоска,

И от Литвы не ждут беды,

Поднялась во весь рост Москва.


И Польше преподан урок…

Но связаны у русских руки,

Путь на Восток тяжел, далек,

На Запад путь идет сквозь муки.


Купцам российским невтерпеж,

Куда везти свои товары?

Ждет на границах их грабеж,

И столкновения, и свары.


Нет выхода России в море,

Связали по рукам, ногам,

Зажата в собственном просторе,

За выход бился царь Иван


Есть поражениям причины,

Свой иноземцев интерес,

Копейки платят за пушнину,

Скупают за бесценок лес.


Чтоб к морю проложить дорогу,

Россией плачено немало,

Трудом и кровью жизнью многих,

Морскою сделалась державой.


^ КОНДРАТИЙ БУЛАВИН И ПРАВА ДОНА


Перед царем Петром стояли две проблемы. Одна – пробиться к морю.

На Юге мешали осуществлению этой проблемы крымский хан и Турция.

Внутренние – проблема окраин государства, где всегда были выражены центробежные силы. Много сил и средств потребовалось для подавления башкирского восстания. Пользуясь ослаблением центра, где велась борьба не на жизнь, а на смерть за власть, башкиры решили отложиться от России, и даже обращались к крымскому хану с просьбой прислать им правителя. Они жгли русские села, убивали, захватывали пленных и продавали их в рабство, всего было захвачено пленников и продано свыше тринадцати тысяч, Потребовалось немало сил для подавления башкирского восстания, помог Петру калмыцкий хан Аюка. Восстал Дон, возмущенный самоуправством петровских чиновников, которые захотели брать оттуда беглых крестьян. «С Дона выдачи нет, - заявил Кондратий Булавин и два года сопротивлялся, пока в осажденном Черкасске не был вынужден пустить себе пулю в лоб. И опять Петру помогли калмыки, во главе с ханом Аюкой.


К Азову воды Дон несет,

По берегам станицы,

В них не простой народ живет,

Ведь, как ни как, - граница.


Здесь мира нет и нет войны,

Но вечно напряжение,

Повсюду воины видны –

Такое – положение.


Без пики, сабли и ружья

Здесь в поле не выходят,

Без смелости прожить нельзя,

Грозит кругом – неволя.


Законом здесь – казачий сход,

В походе – атаман,

И беглых Дон не выдает…

Попробуй взять их сам.


В Москве, Стамбуле и Крыму

Добром не поминают,

Но, что поделать, на Дону

Им тоже цену знают.


Москва припасы шлет, товар,

Казак хранит границу

От степняков и от татар,

Им с Дона не пробиться.


Но на Руси сегодня царь

Неровня Алексею,

И даже бороды, как встарь,

Никто носить не смеет.


Война и множество тягот,

Русь на дыбе трещала,

На тихий Дон бежал народ,

Их право защищало.


А у Петра, ну, как назло,

Идут дела неважно,

Ему под Нарвой не везло,

Хоть бились там отважно.


Война – прожорливый Молох,

И люди мрут, как мухи,

И на Дону переполох

Дошли до Дона слухи:


На право Дона посягнув,

Царь войско посылает,

Чтоб беглых Дон ему вернул…

Дон в ярости, пылает.


Пришел отряд на Дон – разбит,

Казаки славно бились,

Князь Долгорукий был убит,

А остальные – «смылись!»


Война меж Доном и Москвой

Реальной явью стала,

А путь решения простой –

Вернуть казачье право.


Царь Петр тогда не уступил,

Не уступил – Булавин…

Затратили немало сил,

Сильней – Руси хозяин


Задача каждого видна,

Масштаб ее различный,

Петра волнует вся страна,

А атамана – личное.


И как тут дело не крути,

А правы они оба,

Но у царя – свет впереди.

Круг атамана – злоба.


Злобятся люто казаки,

Особенно богатые,

Потери слишком велики,

Добром худеют хаты.


Кондратий к хану шлет гонца,

К турецкому султану,

А крови, горю нет конца,

Не сладить атаману.


Нет, атаман не дипломат,

Политики – орудие!

Султан и хан – не кум и сват,

А ассы – словоблудия!


Разбит и предали его

Свои же люди, кровные,

Покой и мир прежде всего,

А не дела крамольные


Расправил плечи великан,

Кругом его собаки,

Грызутся шведы, крымский хан,

Башкиры и казаки.


И сердцем чует атаман,

Змеей ползет боязнь,

Что будет выдан он врагам

На пытки и на казнь.


На Дон нагрянул Аюк-хан,

Помочь царю явился,

Старшиной предан атаман.

Что делать?.. Застрелился.


^ ПЕТР И ЦАРЕВИЧ АЛЕКСЕЙ


« Мы от тьмы к свету вышли!» - говорил Петр.

Одни выбирали свет, другие – тьму. К последним принадлежал сын Петра от брака с Евдокией Лопухиной. Волей провидения он превратился в символ боярско-церковной консервативной оппозиции. С сентября 1717 года он в течение года находился во владениях императора Священной Римской империи Карла YI. Попыткой опереться на иноземных врагов России – австрийского императора и шведского короля – Алексей показал, что под вывеской заботы о старых устоях самобытной русской жизни таилась национальная измена. Мечтая о смерти отца, о лютой казни приближенных к нему лиц, он говорил: «Я старых всех переведу и изберу себе новых по своей воле: когда буду государем, буду жить в Москве, а Петербург оставлю простым городом; корабли держать не буду, войско стану держать только для обороны, а войны ни с кем иметь не хочу, буду довольствоваться старым владением» Алексей бежал за границу не из чувства самосохранения, жизни его ничто не угрожало. Самым тяжелым могло быть заключение в монастырь, жизнь в обстановке монастырского благочестия. Бежал он, чтобы сохранить юридическое право на корону, не мог он не понимать, что может возникнуть новая попытка иностранной интервенции вроде польско-шведского нашествия начала XYII века. Живя скрыто под покровительством австрийского императора в Неаполе, Алексей убеждал австрийцев в том, что в России все готово к свержению царя Петра. Насильственное возвращение наследника в Россию, допрос и умерщвление вызывают смешанное чувство жалости и презрения, а Петр в своем горе отца и трагедии государственного деятеля возбуждает сочувствие и понимание. Никому еще не удалось передать той душевной драмы, которую пережил царь Петр. Даже в шекспировских образах и ситуациях нет ничего подобного по своему трагизму тому, что пришлось пережить Петру Великому.


Царя Петра тираном и владыкой,

Представить не могу, при всем желании,

Вошел в историю с приставкою Великий,

За ратные труды и для Руси старания.


У деспотов восточных много жен,

А значит, и детей невероятно много,

Стеною страха деспот окружен,

Играет роль живого бога.


Казнить, иль миловать он может,

Но и ему нужна хоть видимость причины,

Хотя раскаянье властителя не гложет,

Когда он приказал казнить родного сына.


А у царя Петра один,

Нет отпрысков иных мужского пола,

Хоть над Россией Петр и господин,

Со смертью сына рухнула опора.


Как не пытался сына приближать,

Тот молча, с скорбным видом, отстранился,

То ль не простил Петра за мать,

То ли за то, что на чухонке тот женился


Поехал за границу Алексей,

И вдруг исчез, как канул в воду,

Нет никаких о нем вестей,

Такого не бывало сроду.


Но, где-то ж должен объявиться,

Проходит время, его нет,

За ним людей послали за границу,

Чтоб разыскали его след.


Молчат Париж, Стокгольм и Вена,

Хотя повсюду подан знак,

Надеются наследника царя измену

Использовать. Не рассчитали как.


А тот запил, распух от водки,

А пьяный слишком много наболтал.

Слюна тягучая ползла по подбородку,

Когда он с водкой поднимал бокал.


Но крепок Вены страх перед Россией,

И Алексея выдали Петру,

Повез Толстой, как и просили,

Его на корабле, чуть теплым, по утру.


Когда он отойдет от пьяного угара,

Очнется, слишком много говоря,

Слова его большим ударом,

Падут они на голову царя.


Как шел допрос, теперь уже неважно,

Что там сенат тогда постановил,

Шатался царь, хоть с виду и отважно,

Сам приговор на сына утвердил.


Отдал на смерть родного сына,

Частицу плоти своей, кровь.

Ведь между ними все было едино:

И жизнь, и ненависть, любовь.


^ РОССИЙСКАЯ ИМПЕРИЯ


ПОРОЖДЕНИЕ МОЛВЫ

Вместо предисловия.


Молвою ты рождён,

Молвой и похоронен,

Хоть слава о тебе плыла,

Что был великий воин,

И духом твердый, как скала.


Одним лишь взглядом

Сковывал уста,

Пред именем враги дрожали,

Пусть в чем-то совесть нечиста,

Немногие об этом знали.


Ты – в книгах,

В записях деяния,

А в них велик ты, словно Бог,

Лик в бронзе твой и в камне,

О чем еще мечтать ты мог?


Но время шло,

Молве – иная пища,

Властитель у страны иной,

Деяний нет, но что-то ищет,

Твой облик замутил покой.


Исчезли книги,

Изваяния,

И стерты о тебе слова,

Воспоминанья – сострадания,

Не о тебе идет теперь молва.


^ ВЕЛИКИЙ ГОСУДАРЬ


Великий государь деяньями велик,

Но, кроме светлых дел, немало темных,

Кто в замыслы его сознанием проник,

Неповторимых, важных и огромных.


Да, были громкие и славные победы:

Гренгам, Полтава и Гангут,

Но были и просчеты, беды.

Был неприятный для России «Прут».


Размах строительства России и наука,

Но был стрелецкий бунт и казнь,

Рождалось все в тяжелых муках,

Был бунт народа, неприязнь.


А сколько крови, и страданий,

Необходимых, и напрасных,

Душевных мук царя, переживаний,

В деяниях внешне и прекрасных.

При нем Россия стала сильной,

Здоровьем жизнью заплатил,

Отдал под суд родного сына,

Не может быть, чтоб не любил,

Великий не скользит по зеркалу

времен,

Под натиском беды не отступает,

Красою созидания пленен,

Он в будущее мыслью улетает.


Он видит то, что многим не дано,

Уходит в мир теней, безвременно

погаснув,

Шагнуть через века не многим суждено,

А ожидать признания напрасно.


В друзьях у гения терпение и труд,

Врагов не взвешено, не счесть их,

Близ гения сомнений плотный круг,

И зависть с ложью оплетают сетью.


В деяньях крупных он не уязвим,

Наносят мелкие, но частые укусы,

Что можно противопоставить им,

Когда они безлики, трусы.


Деяний черного ничем не отбелить,

И черного предательства не скрасить,

Оценку времени не отменить

Он не подвластен и бесстрастен.


Были когда-то и Полтава и Лесное,

Был и Мазепа, - явно не герой.

Все это изменить – занятие пустое,

Хоть этого и хочется порой.


Как много злопыхателей у нас,

Даже тогда, когда страна бурлила,

Находятся историки сейчас –

Петровского невидящие взрыва.


Не видят титанических усилий,

Великой сделавших державу,

Наверное, о том забыли,

Как предки наши добывали славу.


Взгляните хоть на чудо-град

Со славным именем святого,

Да оглянитесь, наконец, назад,

Чтоб в заблуждении не пребывали

снова.


^ ОТВЕТ ПЕТРА ВЕЛИКОГО АСТРАХАНСКОМУ ГУБЕРНАТОРУ ЯКОВЛЕВУ.


Из Астрахани пишет губернатор,

Письмо на целых два листа,

Прекрасный был бы литератор,

Велеречива мысль, к тому ж пуста


Движения Петра нетерпеливы,

Глазами пробежав, с досады плюнул:

«Читать все то не хватит силы,

Здесь дела нет, лишь словоблудье!»


Ответ царя от слова и до слова,

Велел он тут же отписать:

« Я сколько говорил, ну, не бреши так много,

Мне некогда брехню твою читать!»


Из указа Петра Великого: «Господа сенаторы! Речь вести в присутствии не по написанному»…


Поморщился российский государь, -

Доклад выслушивал в сенате:

«Что ты бубнишь, как пономарь,

Не оторвешь взгляд от бумаги?»


И тут же издан был указ:

Речь, выступая, всякий раз,

По писанному не веди,

Своими говорили словами,

За ней внимательно следи,

Да не маши, притом, руками.

Цель выступления одна –

Дурь каждого должна видна.

^ СМЕРТЬ ПЕТРА ВЕЛИКОГО И РЕШЕНИЕ ВОПРОСА О НАСЛЕДОВАНИИ РОССИЙСКОГО ПРЕСТОЛА.


28 января 1725 года на 53 году жизни скончался Петр Великий, не успев назначить наследника престола. Прямых потомков мужского рода он не оставил. Старший сын царя Алексей был казнен, обвиненный в государственной измене. Младший – Петр умер в четырехлетнем возрасте от воспаления легких. Оставались две дочери, старшая Анна и младшая Елизавета. Имелись еще два претендента на царский престол, внук царя Петра, сын казненного Алексея – Петр, и Анна – дочь царя Ивана, старшего брата Петра Великого, находящаяся замужем за герцогом Курляндским Бироном. Между ними и будет происходить борьба за престол. Все «птенцы гнезда Петрова» разбились на два лагеря. Один состоял из знати, выдвинувшейся за период петровского правления ( Меншиков, Репнин, Толстой, Ягужинский, Бутурлин) и старинной знати, возглавляемой князьями Долгорукими – прямыми потомками Рюрика. Победили первые, присягнувшие жене Петра Екатерине ( Марта Скавронская, в молодости служанка у пастора Глюка в г. Риге) Практически у власти оказался главный русский казнокрад Александр Данилович Меншиков. Изменить что-то в политике Петра он не мог, раскрученный царем маховик движения России продолжал действовать. При жизни Петра у него было немало врагов, как внутри страны, так и за ее пределами. «Историографы» здорово потрудились, чтобы очевидные достижения Петра были объявлены результатом простых случайностей, а самого прославленного императора изобразили дикарем, психически и сексуально ненормальным человеком, трусливым, глупым, невероятно жестоким бесчестным. Все ненавистники, все враги России и до сих пор выбирают главной мишенью своей клеветы Петра. И главным сочинением такого рода является фоккеродтовское направление в историографии Петра.

Возникло оно по прямому указанию прусского короля Фридриха П, который патологически завидовал славе русского императора еще при жизни, а после смерти приказал своему чиновнику, бывшему секретарю прусского посольства в Петербурге Фоккеродту сочинить памфлет, осуждающий Петра. Фоккеродт собрал все мыслимые и немыслимые сплетни и слухи о русском царе, добавил к ним собственные дикие вымыслы и представил королю свое сочинение. Фридрих счел пасквиль слишком мягким и добавил в текст собственные суждения, призванные развенчать славу Петра. Так родился «документ», гуляющий по свету и по настоящее время.


Смерть государя тяжкою была.

Хоть контуры он четко обозначил,

Но многие не кончены дела,

А главное – наследник не назначен.


Указ Петра не просто клок бумаги,

Наследник назначался государем,

Чтоб был он для России благом,

А не бичом, или небесной карой.


Наследников мужского пола нет, -

Искать придется за границей, -

Россией будут править много лет,

Немецкие принцессы, принцы.


Пока страною правит фаворит,

Об этом государыня просила,

Жена Петра его боготворит,

«Данилыч» в прежнем фаворе и

силе


Что может сделать бывшая служанка,

Не славна силою ума?

Запустишь все и станет просто жалкой

Великая прекрасная страна.


Великих не свершалось дел,

Правленье Меншикова кратко,

Возможно, князь и не успел,

Ведь действовал по лисьи, все

украдкой.


Екатерины смерть – сгустились тучи,

Жизнь трудною для князя стала,

Ждут недруги благоприятный случай

И он пришел - князь Меншиков в опале


Лишен всех привилегий, на покой

В Березово, Сибирь отправлен.

Шел тысяча семьсот двадцать седьмой,

Всего три года он страною правил