Нужна ли истина (Вместо предисловия)

Вид материалаДокументы

Содержание


Дмитрий пожарский
Царь михаил федорович романов.
Гуди гораздо
Слово и дело
Черная книга
Царь федор алексеевич
Крымский поход
Правление царевны софьи
Стрелецкие бунты
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10   ...   14
Часть с князем Трубецким

осталась,

Поляков станут добивать…

А часть на Тихий Дон подалась.


Неплохо встретил Тихий Дон, -

Гуляла день и ночь старшина,

Заруцкому такой прием

Был по душе, да и Марине.


Хороший гость на день, на два.

Заруцкий дольше задержался.

От прежней радости едва

Лишь привкус горечи остался.


Остались Волга, да Урал,

Решил на Яик пробираться,

Да, близкий круг его продал…

И кол в нутро его пробрался.


^ ДМИТРИЙ ПОЖАРСКИЙ


Один из спасителей отечества, предводитель дворянского ополчения, профессиональный военный, участвовавший почти во всех войнах Смутного времени. Да, наступила время спасения России, из-за распрей между боярами. В самом сердце страны, в московском Кремле сидели поляки. Низложенный боярами царь Василий Шуйский был увезен в Польшу, где и скончался. Талантливый полководец Скопин-Шуйский вызывал зависть группы бояр и был ими отравлен.

Польский король Сигизмунд захватил Смоленск. Русские бояре предложили престол России польскому королевичу Владиславу. Такого разложения Россия еще не испытывала. Прими королевич православие, ход бы истории был бы иным. Настаивал на этом патриарх православной церкви Гермоген, он же призывал русских к восстанию против поляков. Владислав от православия отказался Поляки, стоящие гарнизоном в Москве заключили патриарха в темницу и уморили голодом. Новгород захватили шведы. И в это, самое сложное для России время нашлись люди, которым судьба России была не безразлична. Такими людьми оказались нижегородский купец Козьма Минин Сухорук, отдавший все свое состояние на организацию ополчения и заставившего раскошелиться остальных купцов и горожан, и князь Дмитрий Пожарский.. Командовать ополчением был призван князь Дмитрий Пожарский. Пожарский справился со своей миссией, привел ополчение под Москву, осадил Кремль, взял приступом Китай-город, вынудил поляков сдаться. Затем к дворянскому ополчению примкнуло казачье войско, руководимое князем Дмитрием Трубецким. Польский король Сигизмунд умер, Королем стал Владислав. Он, наняв немецких рейтар, с польским войском двинулся на Москву, но потерпел поражение. Смута значительно сократила земли России. Но она была спасена. А спасителям ее, князю Дмитрию Пожарскому и Козьме Минину на Красной площади поставлен памятник, как спасителям России, и это – справедливо!


Урок полякам преподан,

Москва легко вздохнула.

У Дмитрия бессчетно ран,

Хворь болью заглянула.


Мягка пуховая постель,

Но жесткая подушка,

«Мир наступил, а что теперь?»–

Князь потянулся к кружке.


Два – три глотка и стихла боль,

Но думы осаждают,

А с ними боль приходит вновь

Надежда князя тает.


Звонят, звонят колокола,

Москва ликует, люди.

Сегодня вознесла молва,

А дале, князь, что будет?


Ты не богат, не родовит,

Последний из Пожарских,

Сегодня лаврами увит,

Венец подносят царский.


А завтра участь Годунова,

А может, - монастырь?

Из Кракова поляки снова

Придут, нарушив мир?


Как много развелось князей,

Потомки Гедемина,

И много Рюрика корней,

Хоть суть у всех едина.


В боярской шубе ходит тать,

Следи за нею в оба,

Способен родину продать,

Клянясь служить до гроба.


В горлатых шапках, соболях,

Потеет, преет в шубе,

Перед тобой не хлипкий лях,

А по медвежьи, грубый.


И руки долгие у всех,

У Шуйских, Милославских,

Убить, готовы те и те,

Чужак для них Пожарский.


Князь поднялся с постели, сел,

Грудь ходит ходуном,

Земли есть крохотный надел

И есть отцовский дом…


Здесь трудно действовать уму,

На то Москва – столица,

Не сладко будет одному,

Крепки бояр традиции.


Тут чин по чину за столом,

Спесь друга перед другом,

А ты привык носить шелом,

Не шубу, а кольчугу.


Князь Дмитрий тело опустил,

Опять открылась рана.

«Москва, тебе я послужил,

Послужат пусть Романовы!»


НЕ ВЕЗЕТ


Не везет нам, не везет,

Нету Государя,

Кое-как страна живет,

Грабят нас и хают.


С горя водку хлещем мы,
Под краюшку хлеба,

До тюрьмы, и до сумы

Ближе, чем до неба.

Бог на нас махнул рукой,

Мрем мы, словно мухи,

Беды прут на нас рекой,

Терпим боль, да муки.


Мы виновны, спору нет, -

Матушку Россию
Разоряли столько лет,

Надорвали силы.


Подскажите, как нам быть,

Нету Государя?

Заграницу, что ли, плыть,

Пусть его подарят?


Не впервые нам просить,

Были как-то немцы,

Будем снова голосить,

Некуда нам деться.


^ ЦАРЬ МИХАИЛ ФЕДОРОВИЧ РОМАНОВ.


Избран на царство, когда ему было 16 лет ( отцом был патриарх Филарет – приемник Гермогена. Филарет провел немалое время в польском заточении). Церковь поддержала выбор Михаила. Два других претендента полной поддержки не имели. Дмитрия Пожарского не хотели казаки, так как он был предводителем дворянского ополчения. Князя Дмитрия Трубецкого не желали дворяне, так как он был от казаков. Михаил устраивал всех. Был молод, тих и спокоен – надеялись, что он будет послушным в руках правительства. В феврале 1613 года он был утвержден на царство.


Устала Русь, мятежных нет,

И Польша получила «в зубы»,

Повсюду разорений след,

И не зовут на битву трубы.


Нет претендентов на престол,

Исчезли те, кто рвался к власти,

Зарублен тот, тот сел на кол,

Тот умер от любовной страсти.


Но, как и прежде было, встарь,

Держава станет неделимой,

Когда един есть государь,

Законы, правила – едины.


Собрались люди, выбор есть,

Сейчас нужны не воины.

Кто понесет тяжелый крест,

Кто более достойный?


Сын Филарета – Михаил,

Спокойный, молчаливый,

Достоинств полон, добрых сил,

Простой и некичливый.


Согласье дали казаки,

Бояре, горожане,

Дворянской конницы полки,

Священники, крестьяне


Наверно выбор был хорош,

Царь дал стране подняться,

И крепким стал российский грош,

И нет условий - драться.


Стучат повсюду топоры,

Возводят избы, божьи храмы,

Дремали силы до поры,

В работах заживают раны.


Дела ведет земский собор –

В нем люди от сословий,

Хоть часто возникает спор –

Основа всех условий.


Потом боярские приказы,

И тридцать лет в стране покой,

Восстаний не было ни разу,

Был, правда, казус небольшой.


К Москве толпа крестьян пришла,

Толпа большая, тысяч в двадцать,

Чтобы добыть себе права –

За Родину с врагами драться.


Соха, крестьянское подворье

Им нужных денег не дают,

Сменить косу на саблю, волю,

Им по душе военный труд.


Толпу восставших разогнали,

Всем велено идти домой,

Чтоб жили мирно и пахали,

Работы нет для них иной.


Примечание: Такой эпизод с крестьянами, смешной с нашей точки зрения, очень характерен для мышления людей XYII века, когда массы людей не хотели ковыряться в земле, стремились жить на границах России, отстаивать веру православную и исполнять волю царя батюшки. Годы смуты не прошли даром, некоторые люди так и не могли вернуться к мирному труду, и избыток жизненных сил толкал их на авантюрные дела


^ ГУДИ ГОРАЗДО


23 июля 1634 года, пишет путешественник из Голштинии Адам Алиарий: «в городе Ладоге скоморохи, чтобы позабавить господ послов играли и пели про великого государя и царя Михаила Федоровича. Увидев, что господам выступление понравилось, они прибавили увеселительные танцы. Русские в танцах не ведут друг друга за руку, как это принято у немцев, но танцуют каждый за себя и отдельно.


Государя позабавим,

Русь великую прославим,

И послов – господ из-за границы.

Ведь и мы не лыком шиты,

Иноземцы будут биты,

Вишь, какие постны у них лица.


Мы гудцы и скоморохи,

Инструменты, что ли, плохи?

Домры, гусли, сурны и волынки,

Посвистель, сопель, рожок,

Переплюнет всех гудок –

Это ль не веселые картинки?


Мы пустились в скач и пляс,

Груди прыгают у нас,

Да в разнос пустились сами ноги,

Веселился весь народ,

Лица веселы господ,

Все же люди, пусть душой убоги.


Распеваем мы не зря,

Славим батюшку царя, -

У послов размякнут черствы души,

Будут помнить скоморохов,

На душе легко, не плохо,

Лучше будут думать, слушать.

ПРИМЕЧАНИЕ: Гудеть – играть на музыкальных инструментах.

Сопель – свистковая ивовая флейта
Посвистель - малая флейта, использовалась еще и как ратный инструмент.

Рожок – традиционный пастуший инструмент, называемый еще скоморошьей трубой. Рожки были разные: сольные, визгунки, басы.

Волынка – мешок из шкуры, со вставленными трубками, называлась так по шкуре животного, из которого изготавливалась. Если из шкуры козы, то и называлась – козой, или козицей. И ту, и другую еще называли просто – дудой.

Гудок - трехструнный смычковый инструмент, похожий на скрипку,

В отличии был меньших размеров и не имел боковых вырезов.


^ СЛОВО И ДЕЛО

( Царствование Алексея

Михайловича Романова)


Единственным территориальным приобретением первых Романовых была Донская земля. Донские казаки получали от Москвы оружие, Москва не вмешивалась в дела казаков, а те стерегли южные границы

России. В 1632 г была попытка отбить у поляков Смоленск. Русское войско было окружено поляками и капитулировало, выдало артиллерию и сложило знамена к ногам короля. Герой войны против Тушинского вора боярин Шеин был признан виновным в поражении и был казнен. А в остальном это было спокойные для России времена.


Царь суеверен, спасу нет,

Боится наговора, сглаза,

Без перерыва, много лет

Есть пища тайному приказу.


Не так взглянул, не-то сказал,

Или царю во сне приснился,

Иль недруг тайно оболгал,

А ты царю не повинился.


И знал о том, а может, нет,

И не видал того ни разу,

Добудут от тебя ответ

В застенках тайного приказа.


Всех пыток тут не сосчитать,

Сломать, унизить человека,

Был благоверен, или тать,

Ты будешь мертвым, иль калекой.


С «приказа» списаны картины,

Все пытки страшного суда,

Здесь жилы рвут, ломают спины,

Считай пропал, попав сюда.


А выдержать не хватит сил,

Здесь боль и кровь потоком льется,

И, если даже не грешил,

О связи с бесом сознается.


Царь Алексей театр любил,

Игрой актеров наслаждался,

Потом он в бане тело мыл,

От грешных мыслей очищался.


Кликуш, ведуний, ведунов,

Так развелось в России много,

Что и приказ не был готов

Служить царю, боярам, Богу.


Секут парнишку на дыбе,

Трещат суставы, рвутся жилы,

И тело юное в борьбе,

Измучено, утратив силы.


И запах кала и мочи,

И запах крови, запах пота,

И вновь сменились палачи –

«Устав, кваску попить охота»


Виновен он, кафтан примерил,

А на царя был шит кафтан,

Попробуй дьяка разуверить,

Что не нанес беду, изъян


Он телесам царя земного,

Что он по глупости надел,

Крест целовал, и клялся Богом,

Что он дурного не хотел.


Умолк, обмяк, его стащили,

Водой облили ледяной,

Прижгли железом, кол забили.

Вздохнули, парень не живой


Таков был самый «смирный» царь,

А что сказать, кто Грозный?

Так жили предки наши встарь,

Презрев все пытки и угрозы.


И если кто-то злой навет,

На недруга создал умело,

Калекой может стать навек,

Лишь крикнув: «Слово – дело!»


^ ЧЕРНАЯ КНИГА


День черным был

И ветер злился,

Снег рыхлый повалил с небес,

В хоромах царских появился,

В камзоле черном смуглый «бес»


В штанах коротких,

Туфли с пряжкой,

Парик огромный завитой,

В Москве известный лекарь

фряжский,

С козлиной белой бородой.


Царя лечил он

Дни и ночи,

Пилюлями, настоями

От хрипов легких, боли в почках,

Сердечного застоя.


Всё безуспешно,

Царь Алексей помре,

Бояр вокруг суровы лица,

Сошлись, кто служит при дворе –

Хованский, князь Голицин,


Князья Урусов,

Долгорукий

В гроб поместили государя,

Тесьмой связали ему руки,

Поверх накрывши объярью.


Под бабий крик,

И вой пурги,

Поставлен гроб на сани,

Вокруг друзья, вокруг враги

С фальшивыми слезами.


Царь похоронен,

Новый царь,

Подросток, но разумный,

Не хочет жить, как жили встарь,

Духов скликает думных.


Сложить велит

И сдать в охран

Все пыточные книги,

Скончалось сколько там от ран,

И умерших на дыбе,


Бояр, князей,

Да столбовых?

Пусть отпоют их в храме,

Просить Всевышнего, святых,

Простить всю эту драму.


Три сундука,

Да ящик,

Да сундучки, мешки, мешочки,

Шестнадцать коробов больших,

На этом бы поставить точку…


Собрать бы все

До кучи,

Похоже стало бы на скарб

Какой-то барыни, а лучше,

Купчихи, прячущей наряд.


А сколько судеб,

Сколько крови,

Терзаний, мук и горьких слёз,

Смертей чудовищных и воя,

Несбывшихся мечтаний, грёз!


Куда девался весь архив,

Ведь это только лишь остатки?

Петра Великого порыв…

Здесь не навел свои порядки.


Примечание: объярь - шелковая материя

особой выделки, украшенная золотыми

и серебряными полосами.


^ ЦАРЬ ФЕДОР АЛЕКСЕЕВИЧ

РОМАНОВ.


Нет громких дел, и нет победы,

Коль не велась сама война,

Ну, словно на престоле не был.

В Москве царила тишина


Не слышно криков: «Слово – дело!»,

Исчезли стоны, горький плач,

На Лобном месте, опустелом

Не виден с топором палач.


Нет дьяков тайного приказа,

Исчезли ведьмы, колдуны –

Согласно царскому указу,-

Царю страданья не нужны…


А чтобы не были без дела,

И не искали супостатов,

Им воспитание доверил,

Царевича – меньшого брата


И Петр Великий никогда

Не вымолвил дурного слова,

Он брата чтил везде, всегда,

И помнил – вечно молодого


^ КРЫМСКИЙ ПОХОД


В 1676 г. Польша в очередной раз, накануне вторжения турецких войск на Украину предала Россию, заключив с турецким султаном мирный договор, благодаря чему освободилось стотысячное войско, брошенных против стрелецкого ополчения и казацких отрядов. С великим трудом русским удалось отстоять Киев и левобережную Украину. А ведь перед этим Россия заступилась за Речь Посполитую, потребовав от османов прекращения нападения на Польшу. Поэтому, когда дьяк Посольского приказа Емельян Украинцев сообщил гетману Самойловичу о решении фаворита царевны Софьи Василия Голицына примкнуть к коалиции католических держав против Турции, гетман справедливо заметил, что воевать за чужие интересы глупо. Голицын пренебрег предостережением такого опытного военачальника как Самойлович. Поход 1688 года на Крым закончился позорным провалом. Сам Голицын отделался легким испугом – любовь Софьи спасла его от опалы. Виновником провала похода сделали гетмана Самойловича. Роль предателя здесь Сыграл Иван Мазепа. Это было его первое предательство и награда за это предательство была гетманская булава, врученная Мазепе.

Куда ни глянь – степь слилась с горизонтом,

Трава пожухла – буро-желтый цвет,

Накрыта голубым небесным зонтом,

И от жары нигде спасенья нет.


Нещадный зной, и нет давно дождей,

И по утрам не выпадают росы,

Плетется по степи толпа людей,

Готовых все, что есть, на землю бросить.


Щекочет ноздри запах разных трав,
Покрылось под одеждой тело потом,

Не отдохнув за ночь, чудовищно устав,

На много верст растянется пехота.


Густую пыль подняв, трещат, скрипят телеги,

Едва волочат ноги кони,

Так часты на обоз татарские набеги,

Не убежать от бешенной погони.


Идут назад, закончился поход.

На этот раз дошли до Перекопа.

Измученный жарой, болезнями народ.

Смерть на носу, а так пожить охота.


А сколько умерло и брошено в степи,

Дорогу устилают трупы павших,

А сколько ехать и пешком идти,

Измученным, голодным и уставшим.


Чуть-чуть отстал, пиши – пропал,

Откуда ни возьмись, появится татарин,

Аркан взметнулся и на плечи пал,

Пятнадцать тысяч так пропали.


Вчера был человек, сегодня он – товар,

Цену ему назначат в Кафе,

Он стал добычею военною татар,

Судьбе своей он чем-то не потрафил.


Закончит жизнь в чужбине, под кнутом,

А может быть, закончит на галере,

Но это будет не сейчас, а лишь потом,

Сегодня он беде своей еще не верит.


Вокруг летают стаи воронья,

А после них в степи белеют кости.

Так далеки до дома, до жилья,

И здесь они – непрошенные гости.


Легко вздохнули, - добрались. Россия.

Пошли леса, поля, озера, реки,

И тучки поплыли в просторах синих,

И деревеньки, пусть пока и редки.


И вот Москва, вливаются в ворота,

С похода возвращаются стрельцы.

Там позади усталая пехота,

А конники, ну, право, молодцы!


Вдоль крупа лошадей висят пищали,

Взметнулись в небо копья, бердыши.

Хоть ликом все заметно отощали,

Но, все же – браво парни, хороши.


Сто тысяч двигались в поход,
С похода их вернулось шестьдесят,

Тяжелым оказался переход,

И до сих пор все жилочки трещат.


Бьют лавры и звонят колокола,

Повсюду слышны крики ликованья.

Встречать и государыня пришла,

Ведь долгим было с милым расставанье.


Награды, грамоты лились рекой

На голову великого героя.

А тем, по глупости ушедшим в мир иной

Желают царства в небесах и вечного покоя.


^ ПРАВЛЕНИЕ ЦАРЕВНЫ СОФЬИ


Русь женского правленья не признала,

Регентству близился конец,

Хоть государыней себя и величала,

И заказала царственный венец…


Но шапка Мономаха тяжела,

Виски сдавила, болью сердце гложет,

Она бы дальше царство повела,

Но братец меньший пальцем не поможет.


А положенье тяжко, что сказать,

Опора на стрельцов и для нее опасна,

И князь Голицын, надо понимать,

В любовь играл, наверно, не напрасно.


Он нерешителен, да и характер – мягкий,

Прекрасны европейские манеры,

Любила Софья князя без оглядки,

Считая первым русским кавалером.


Военного таланта не имел,

И дипломат довольно никудышный,

Не числится за ним прекрасных дел,

А о плохих повсюду слишком слышно.


Рубили часто головы стрельцам,

Хованский пал, за ним и Шакловитый,

Да разве можно верить молодцам,

Ведь многие бессмысленно убиты.


Заключена царевна в монастырь,

А князь Голицын ссылку заработал

Петр власть забрал, еще это не мир,

Но здравие Руси – его забота.


^ СТРЕЛЕЦКИЕ БУНТЫ


Стрельцы покрыли себя славой в войне против Тушинского вора, но в последующие семьдесят лет зажили иной жизнью. В поисках легкой жизни в стрельцы пошли многочисленные любители хорошо поесть, сладко поспать и выпить за казенный счет. Боеспособность стрелецкого войска стала низкой. Стрелецкие полковники, пользуясь бесконтрольностью, задерживали стрелецкое жалованье, заставляли стрельцов и их жен работать на себя.

Недовольство стрельцов росло и накапливалось. Царь Алексей умер. Воспользовавшись выбором нового царя, несостоятельностью правления Нарышкиных, родственников второй жены царя Алексея, стрельцы явились в кремль и потребовали выплаты жалованья. Напуганные явившейся численностью стрельцов, Нарышкины выплатили деньги. Мало того были биты батогами и разжалованы полковники. И тут Милославские, родственники первой жены царя Алексея разными слухами натравили стрельцов на своих соперников в борьбе за власть. Были убиты: глава стрелецкого приказа князь Юрий Долгорукий и его сын, боярин Артамон Матвеев, боярин Иван Языков, два брата царицы – матери царя Петра. Остальных Нарышкиных отправили в ссылку. Правительницей была объявлена царевна Софья, самая властолюбивая из дочерей умершего царя. Почувствовав себя хозяевами положении, стрельцы вели себя вызывающе, шантажируя правительство. Ими воспользовался князь Иван Хованский, по кличке Тараруй, за склонность к разговорам и пустым обещаниям. Лавируя между правительницей Софьей и войском, Хованский быстро забирал власть в руки, популярность его росла. Он стал представлять серьезную опасность. Софья с обоими царевичами Иваном и Петром из Москвы направилась в подмосковное село Коломенское, а оттуда в Троице-Сергиевский монастырь. Под предлогом встречи сына украинского гетмана Самойловича боярам было предложено явиться к правительнице. Решил это сделать и князь Хованский. По пути его захватил боярин Михаил Лыков, привез к царевне Софье. И тут же в пыли у дороги Хованскому отрубили голову. Новым начальником стал думный дьяк Федор Шакловитый. Хованщина кончилась


Не будь стрелецких смут,

Едва ли про стрельцов мы

что-то б знали.

Пехота – что уж тут,

Вооружение пищали.


Цель далека, стрельба напрасна,

Здесь – постоянный недолет,

На внешний вид пищаль прекрасна,

Но только слишком близко бьет.


К пищали придана секира,

В руках надежна молодца,

Защита городского мира –

Вот назначение стрельца.


И роль стрельцов не велика,

Надежны только в обороне,

Но весть прошла через века,

Как нанесли ущерб короне.


Стрельцами выгодно служить,

Без пошлины вести хозяйство,

Ну, одним словом, не тужить,

Вися на шее государства.


Их развелось, хоть пруд пруди,

За счет стрелецкого приказа,

Пока молчат, что впереди,

Когда подымятся все разом.


Всего их тысяч сорок,

Здоровых, крепких мужиков,

Лишь спичку брось, чтоб вспыхнул

Порох,

Они с оружьем, без оков.


Царь умер, меж родными ссора,

Всяк норовит попасть во власть,

Косятся, шепчутся и скоро

Кому-то голову покласть…


А тут, к беде и два царя,

И оба – дети, малолетки,

И Милославских род не зря

С стрельцами шепчется нередко.


Ждут, где Нарышкины падут,

Ошибок делая немало,

Их не пропал посев и труд,

Пришла пора, и рать восстала.


Расчета требуют стрельцы,

А денег нет – казна пустая,

К кремлю подходят молодцы,

Желанья комом нарастают.


Им уплатили, не ушли,

Приказ стрелецкий разгромили,

Искали жертвы, и нашли

Князь – Долгорукого убили.


Кровь всколыхнула неприязнь,

Нарышкины на пики пали,
Хованский появился князь,

Которого все прежде знали.


Что балагур, что пустозвон,

Недаром прозван Тараруем,
Подмял приказ стрелецкий он,

И жизнями бояр торгует


Но подвела Ивана речь, -

Попутал бес, ушел от Бога,

И голова скатилась с плеч

К ногам царицы, в пыль дороги.


Пришел на смену Шакловитый,

Он Софье праведно служил,

Как и Хованский, был убитый,

Он ту же смерть и заслужил.


И кульминация настала,

Подавлен был стрелецкий бунт,

Россия от стрельцов устала,

Ей надоели пьянь и блуд


На лобном месте молодцы.

За глупость смертью уплатили,

И в лету канули стрельцы,

Как будто прежде и не были.


Картину видели мы все,

В ней утро той, стрелецкой казни,

К ней подготовка не на спех,

Смерть принимают без боязни.


С молитвой, словно на ночлег,

Кладется голова на плаху,

Одеты в белые, как снег,

Длиною до колен рубахи.