Николай Фёдорович Фёдоров статьи о литературе и искусстве печатается по
Вид материала | Документы |
СодержаниеЦена жизни Суд или Самоосуждение.Скифия, или Искупление Делом оценивается жизнь. Весы при самом входе в это Царство, как врата в него. |
- Николай Фёдорович Фёдоров статьи о разоружении и умиротворении печатается, 1908.43kb.
- Николай Фёдорович Фёдоров статьи религиозного содержания печатается, 1471.59kb.
- Николай Фёдорович Фёдоров статьи философского содержания печатается, 3314.73kb.
- Николай Фёдорович Фёдоров самодержавие печатается, 1286.35kb.
- Николай Фёдорович Фёдоров (1828 или 1829—1903), 43.95kb.
- Николай Фёдорович Фёдоров, 222.28kb.
- Николай Фёдорович Фёдоров письма н. Ф. Федорова печатается, 11102.85kb.
- Николай Фёдорович Фёдоров библиотеки и музейно-библиотечное образование печатается, 30.42kb.
- Николай Федорович Федоров: спасение как философия "общего дела" По материалам доклад, 367.54kb.
- Лекция 9 Н. Ф. Федоров: история одного «проекта», 546.27kb.
ЦЕНА ЖИЗНИ
Из восточных сказаний. Александрия.
Памир и Офир. Посю- и потусторонний Памир и Офир, потусторонний Памир — рай — тени, потусторонний Офир — ад.
Весы, т. е. Страшный ^ Суд или Самоосуждение.
Скифия, или Искупление, Воскрешение.
Александр как примиритель Востока и Запада.
Хождение по мытарствам, т. е. в потусторонний Памир и Офир. Скиф может войти в Офир чрез Памир, чрез могилу праотца.
Для верующих «Мир» — блаженство лишь вне мира. Для неверующих нет мира ни в мире, ни вне мира, а лишь в мысли. Только для признающих веру как дело признаваемое вне мира, или в мысли, осуществляется в мире.
^ Делом оценивается жизнь. Только возвращением праху жизни [жизнь] выполняет свое назначение.
Посю- и потусторонний Памир (прах) и Офир (золото) и есть мнимый рай и действительный ад. Такое признание мнимости, мысленности лишь рая и действительности ада и есть самоосуждение человеческим родом самого себя, вместе — Страшный суд, выражаемый весами с надписью «мани, факел, фарес». На этих весах взвешиваются все погибельные Царства или мытарства: Царства тимократические, милитарные; Царство знания без дела194 и царство искусства как подобия, или <царство> идео- и идоло-латрические. На одной чашке весов череп, представитель всех черепов, — кость, требующая своего тела, в прах превратившегося, и тем обличающая лишивших ее тела, жизни.
Золото должно отказаться от эксплуатации, оружие — от истребления, лишения жизни, знание — стать делом, искусство — действительным <восстановлением (а не творением подобий)>, чтобы прах стал телом и ожил195.
Осуждение самого себя за обращение мира в ад чрез свою рознь и усобицы приводит человеческий род к признанию за собой долга обратить мир из ада (Офира) в действительный рай (Памир), потусторонний Памир, или трансцендентное воскресение, в имманентное воскрешение.
Такая поэма находит свое адекватнейшее полнейшее выражение в Александрии, т. е. превращает всемирную Историю во всемирную поэму — венец всех поэм, начиная от Гомера, оплакивающего сходящих, или, точнее, низводимых в Аид раздорами Востока и Запада, до Данта, изображающего потусторонний ад, и Шекспира, переносящего его в посюсторонний ад. В Истории, представляемой как одна битва с постепенно расширяющимся полем сражения и обнимающим, наконец, всю землю, Александр — преемник Ахилла, в лице коего Запад ополчился на Восток, — и может стать героем этой поэмы. Александр, соединяющий в себе дело и знание, как ученик Аристотеля, переносит западное знание в страну веры, на Восток. Поход Александра был и ученою экспедициею, создавшею Александрийский музей196, чрез который учения Востока стали известны Западу*.
Все завоеватели: Цезарь, мечтавший о завоевании Востока и возвращавшийся чрез Север или Скифию, преемник Цезаря, первого императора, Карл Великий, которого легенда делает первым крестоносцем, Наполеон — не могли не считать себя продолжателями Александра, что и дает нам право в лице Александра соединить всех полководцев. Александру, действительному завоевателю Востока, историки приписывают планы завоевания Запада (как Цезарю — план завоевания Востока). Цезарь, завоевавши Восток, сделал бы столицею не первый, а второй Рим, а Александр, если бы завоевал Запад, столицу перенес <бы> из Александрии <тоже> во второй Рим. Скифия же, или третий Рим, мог быть создан примирителем Востока и Запада после самоосуждения, посредством весов сделавшим истинную оценку и праху, и золоту, понявшим Цену вещей или Смысл и цель жизни.
Кратко — «Цена жизни» раскрывается чрез прохождение двойного — того и сего-бочного Памира и Офира и обращение их, чрез взвешивание их, т. е. чрез Страшный Суд или самоосуждение, — Памира, представляемого черепом, и Офира — всеми средствами культуры. Акакия Царская и народная открывает смысл жизни чрез сравнение или взвешивание.
СКИФИЯ **
Весы при входе в Скифию; поле с курганами — могильниками, из коих выходят отцы (каменные бабы)197. Строение обыденного храма или переход от научения к искуплению. Кремль третьего Рима198. Поставление <самодержца> в Праотца место, главу коего видим на весах при входе. Венчание на царство и Пасха.
Забывая о разделении на части света (Европу и Азию) и окидывая одним взглядом великую материковую равнину (поле, вытесняющее лес), мы видим не сухими костьми усеянное поле, а покрытое могильниками, жальниками, курганами, из коих выходят те, что были скрыты под ними (каменные бабы (отцы)). Вот что видит, вступая в Скифию, примиритель Запада и Востока, грядущий из Царьграда, Нового Рима к Третьему.
^ Весы при самом входе в это Царство, как врата в него. Нужно сделать последнюю переоценку всех ценностей, чтобы вступить туда. Иссохший череп на одной чашке весов, череп, лишенный тела и жизни, как укор совести от всех умерших ко всем живущим. На другой чашке — все золото Офира, меч Первого Рима, художественные изваяния Эллады, музыкальные произведения Италии и Германии, гильотина филантропической Франции, тиара папская, короны раздробившегося западного императорства, суровые жезлы Москвы и в особенности Петербурга, — все это оказалось легче черепа. Только горстка праха подняла череп, потому что эта горстка и есть тот прах, который народы, рассеявшиеся по лицу всей земли, переносили с могил отцов на новые селитбища; это тот прах, который властелины-собиратели влагали в свою державу*, как императоры Римские; это есть и та акакия, которую при венчании на Царство <вручают императору>, — прах, который некогда жил, который «имеет востати» и которому должна быть возвращена жизнь. Последний есть принадлежность Третьего Рима, потому что 4 му не быть. Это тот прах, которым должны посыпать главу блудные сыны, горожане, граждане, возвращающиеся к могилам отцов и к праху праотца.
В этой горстке праха разрушившееся тело черепа. И сам человек представляет «весы», когда в одной руке держит горстку праха, а в другой — золото, и если бросит прах на могилу умершего и, взявши золото, удалится от могилы, то будет блудным сыном, «человеком» или гражданином нашего времени; или же, оставив золото, сделает прах предметом исследования или познания того, чем он был, доказывая восстановлением того, чем он был, истину восстановления.
«Поэма весов» — всечеловечна, взывая к каждому, сознающему себя <на то> призванным, взвесить: прах ли сделать предметом знания и искусства или же золотом, то есть богатством, наделить всех?..
Даже манна, хлеб не труда, а чуда, который ели в пустыне евреи и умерли, но ни еврейское чудо, ни эллинская мудрость, ни римская власть [текст обрывается.]