Geum.ru

Николай Фёдорович Фёдоров статьи о литературе и искусстве печатается по

Вид материалаДокументы

Содержание


Введение в поэму «цена жизни»
О заглавии поэмы
Памир — прах; Офир —
Подобный материал:
1   ...   13   14   15   16   17   18   19   20   ...   27
^

ВВЕДЕНИЕ В ПОЭМУ «ЦЕНА ЖИЗНИ» 181


Что может быть равноценно жизни? Жизнь лишь жизни равна, то есть возвращению жизни.

В духе времени заключается зародыш новой поэмы неслыханного величия, которая открывает цель нашей жизни, призывает всех к великому делу. В предчувствии все-земного поземельного кризиса, все царства земные охвачены лихорадкою или даже горячкою земельных приобретений, которая выражается в колониальной политике, в военном империализме. Великие поэмы, как и великие религии, рождаются в эпохи великих кризисов, переходов от старого к совершенно новому. «Все явления нашего времени, — говорит философ еще первой четверти XIX века, — показывают, что в старой жизни нет больше удовлетворения». Часть земного шара, еще нуждающаяся в заселении, слишком мала, чтобы принять избыток населения перенаселенных стран. Раздел всей Земли почти окончен. По-видимому, [осталось] только молиться суровому Аллаху или развратному Юпитеру, чтобы, для выхода из такого затруднения, он послал или немецко-мусульманский меч, или французский разврат, так как устранение слабых и больных оказывается еще недостаточным для сокращения голодных ртов.

Новая поэма и должна указать иной исход, не только мирный, идиллический, но и открывающий безграничное поприще для дела совокупного, для которого потребуется и бесконечное множество не одних рук, но и голов. Цена жизни упала до самого крайнего минимума, тогда как вещь (золото, богатство) получила наивысшую ценность, и недалеко то время, когда вся литература превратится в панегирики, в оды вещам. Для старых богов уже наступили сумерки; боги вещей, боги противоестественного разврата займут высшее место в новоязычном Олимпе. На этом новом небе будут радоваться гибели грешников, уменьшению числа слагаемых. Упадок сознания и мысли, как естественное следствие погони за приобретением вещей, лишает людей самой возможности понимать причины, источники зол или отдавать <себе> отчет в мотивах собственных действий.

Новая поэма должна произвести самую коренную и, можно сказать, последнюю переоценку: прах умерших поставить бесконечно выше золота, Офиру182 предпочесть Памир, городу, поклоняющемуся золоту, предпочесть Кремль, хранящий прах отцов и взывающий к их оживлению, — мысль, чувство, душу поставить выше вещей.

И Офир, и Памир представляются двусторонними, как по внешности, так и по внутреннему содержанию и значению. Под Офиром посюсторонним разумеется золото, вещь вообще, вся культура; а под Офиром потусторонним — ад. Под Памиром посюсторонним разумеется не только прах, но и совокупление его в тело, а под потусторонним — рай, но не тень, а <как> самая жизнь. Скифия183 же — континент, материк, чтущий отцов, — центр, естественными частями коего являются страны прибрежные, полуострова и острова. Это — Третий Рим, объединитель, обращающий нынешние средства сообщения из стратегических и коммерческих в орудия знания и управления неразумною силою природы.

^ О заглавии поэмы «Цена жизни» — «Александрия»

1. Цена жизни?

Какая же цена жизни? ниже ли она всякой стоимости или выше всякой стоимости? и что равноценно жизни?.. Жизнь, обращающаяся в прах (а в прах обращается вся вселенная, как состоящая из атомов и молекул, из которых слагается и на которые разлагается всякое живое существо), — цена такой жизни, конечно, ниже всякой стоимости. Но жизнь, обратившаяся в прах и воссозданная из праха самими его же сынами, из разрушителей ставших созидателями, — такая жизнь, как и вселенная, созданная Богом из ничего, уже бесконечно выше всякой стоимости, <ибо это —> жизнь, трудом приобретенная, жизнь неотъемлемая, бессмертная.

Но словами «Цена жизни» нельзя ограничивать заглавия. Сама поэма естественно делится на три части: Памир, Офир и Скифия: Памир — прах, Офир — мнимое богатство, Скифия — истинная мудрость. Нужно иметь большое поэтическое чутье, чтобы заменить Индию Офиром, с которым слилось представление о золоте, а Россию — Скифиею, с которою у древних связано было представление о какой-то особой мудрости, и присоединить эти два слова к Памиру или Меру, с которым связано понятие о центральности и о могиле предков, — чтобы таким образом получить три основных термина для решения вопроса о цели существования и о цене жизни. С Памиром и Офиром так естественно соединять двоякое значение, то есть с Офиром — значение золота и ада, иначе — великого зла, происходящего от золота; а с Памиром столь же естественно соединять значение праха и рая, по крайней мере в смысле местопребывания теней умерших. Так что можно сказать, что изображение мира по-сю и по-ту-стороннего вынуждается этими одними двумя словами. Если для одних рай есть лишь по ту сторону, а он есть для них лишь в представлении, в мысли, — то для мудрой Скифии по-ту-стороннее станет по-сю-сторонним, когда мысль станет делом. Мудрость Скифии в том и состоит, что она, не увлекаясь блеском золота, предпочитает оживление праха золоту, приводящему к борьбе и истреблению.

А если так, то полным заглавием сказания могло бы быть следующее: «Цена жизни: ^ Памир — прах; Офир — золото, обращающее жизнь в прах; Скифия — самопознание и самоосуждение», т. е. мудрость, возвращающая праху жизнь.

Далее поэма называет себя восточным сказанием об Александре Великом, примирителе Востока и Запада, созидателе сторожевых линий на Яксарте, Эвфрате против кочевников184. Эта новая «Александрия» превращает средневекового Александра из странствователя по сю и по ту сторону Памира и Офира и созерцателя ада и рая в разрушителя первого и в созидателя второго185. Античного же Александра из повелителя и победителя людей она превращает в победителя и повелителя слепой силы природы, то есть обращает орудие истребления в орудие спасения. Новый Гомер воспевает не того Ахилла, гнев которого низвел стольких героев в Аид186, а того, который стал разрушителем ада и созидателем рая.

Поэма, из восточных сказаний взятая, но для Запада назначенных, есть поэма всемирно-русская; а Россия — не Восток, не Запад, как и не Европа и не Азия, да и не особая часть света, то есть не обособляющаяся от других частей, а составляющая с ними одно целое.

Посвящается она тому Царству, которое завоевывает безлюдные пустыни, мертвые степи. Когда эта страна говорит: «Владивосток», «Владизапад», «Владимир», то власть разумеется здесь не над народами, не над людьми, а над слепою силою природы. Царство это и есть Скифия, страна мудрости.

Но чтобы точнее определить мудрость Скифии, нужно сказать: почему череп оказывается тяжелее не золота только, но и всякого оружия, тяжелее всех произведений человеческого знания и искусства, и почему достаточно было горстки праха, чтобы придать надлежащую тяжесть <в противовес> всему, что было на весах, — установить равновесие?187


Череп праотца — представитель всех черепов его умерших потомков*, лишенный тела, жизни, мысли, чувства, лишенный всего, а потому и долг к нему всех живущих столь велик, что нужно соединить все способности всех людей, чтобы долг был уплачен, то есть, <чтобы была> возвращена жизнь.

Итак: то, что праху, утратившему жизнь, может возвратить ее, то и равноценно жизни, — то есть труд воскрешения. Иными словами: жизни равна может быть только жизнь.

Если череп <на весах в поэме> есть представитель всех умерших, то шапка Мономаха, то есть властелина Третьего Рима, за которым «Четвертому не быть», есть представительница всех живущих, и не случайность поэтому надо видеть в том, что именно преемник Мономаха, царь Третьего Рима, то есть окончательного объединения всех людей, обратился ко всем царствам Мира с призывом к миру всего мира! (Циркуляр 12 августа.)

Мудрость Скифии состоит, следовательно, в том открытии, что жизнь равноценна лишь жизни. Возвращая жизнь лишившимся ее, мы возвращаем им то, что они имели, с тою разницею, что эта жизнь, трудом и знанием приобретенная, будет уже собственностью неотъемлемою, непреходящею. Говоря, что жизнь равна жизни, мы только утверждаем, что не дважды два = четыре, а что 4 = 4, что А = А, то есть высказываем истину несомненную.