Николай Фёдорович Фёдоров статьи философского содержания печатается по

Вид материала

Документы

Содержание О Единстве, или соединении, без поглощения и розни Оценка ценностей Ученое сословие как отживающее Заметки о канте Опыт или История Всемирно-гражданской Истории Система природы Идеал теоретического разума не ставится долгом Идеал теоретического разума для разумных и чувствующих существ не делается долгом познания и управления Ни одна система практической философии Мир есть представление Мир как воля и представление Вопросы из отечества заратуштры поклонникам европейского заратуштры (ницше) 1-й вопрос: Чтó из двух — amor fati или odium fati 2-й. — Wille zurMacht 4-й. По собственному определению Ницше, только «сверхчеловеки 5-й. И почему поклонники Ницше не последуют совету своего наставника — бросить его Господство над людьми и рабство пред слепою силою или наоборот? Ницше о цели и свободе Иоасаф-царевич и могила юс-асафа в кашмире. ... Полное содержание

Подобный материал:

• Николай Фёдорович Фёдоров статьи религиозного содержания печатается, 1471.59kb.
• Николай Фёдорович Фёдоров статьи о разоружении и умиротворении печатается, 1908.43kb.
• Николай Фёдорович Фёдоров статьи о литературе и искусстве печатается, 2686.61kb.
• Николай Фёдорович Фёдоров самодержавие печатается, 1286.35kb.
• Николай Фёдорович Фёдоров (1828 или 1829—1903), 43.95kb.
• Николай Фёдорович Фёдоров, 222.28kb.
• Николай Фёдорович Фёдоров письма н. Ф. Федорова печатается, 11102.85kb.
• Николай Фёдорович Фёдоров библиотеки и музейно-библиотечное образование печатается, 30.42kb.
• Николай Федорович Федоров: спасение как философия "общего дела" По материалам доклад, 367.54kb.
• Лекция 9 Н. Ф. Федоров: история одного «проекта», 546.27kb.

Николай Фёдорович
Фёдоров


СТАТЬИ ФИЛОСОФСКОГО СОДЕРЖАНИЯ


Печатается по:
Н.Ф. Федоров., Собрание сочинений в четырех томах.
Том 3.
Составление, комментарии и научная подготовка текста
А.Г. Гачевой и С.Г. Семеновой.
Издательская группа «Прогресс», Москва, 1995г.
«Традиция», Москва, 1995г.


[нумерация стр. отличается от оригинала]



СТАТЬИ ФИЛОСОФСКОГО
СОДЕРЖАНИЯ
из III тома «Философии общего дела»

ФИЛОСОФИЯ КАК ВЫРАЖЕНИЕ НЕРОДСТВЕННОСТИ И РОДСТВО ¹

Признавая в мифах олицетворение, философия в своих философемах признает обезличение, отвлечение. Это определение относится к знанию, и если отвлечение и обезличение можно отнести к достоинствам, то только ко временным. Очужетворение² есть указание на коренной порок, сознание которого может привести философию к выходу на истинный путь. Но этого мало: философия, конечно, не изменяет себе, когда религию считает праздным знанием, называя ее мифо-логиею. Но религия есть не мифо-логия, а мифическое действие³; и сама философия, хотя она и считает себя знанием, однако оказывает и некоторое действие на общество. Впрочем, в очужетворении обозначается и характер, и свойство ее воздействия, или влияния на общество (<характер> антиродственный), разрушение родственности.

Философия как сознание, как разум общества подзаконного, юридического, карательного, силою закона держащегося, под постоянным надзором находящегося, признает — и то только отчасти — существование родства <только> в детской; но это со стороны философии непоследовательность; последовательное проведение философского принципа требует, чтобы и детская была введена в область надзора, чтобы учреждена была особая инспекция над отношениями матери к грудному ребенку и чтобы отношения эти, считавшиеся священными, религиозными, по изгнании религии из жизни были бы регламентированы внешним законом. Но нужно надеяться, что дело не дойдет до такой жестокой крайности. Если такая регламентация и будет существовать, то она будет вызвана нуждою, упадком родственного чувства, но неестественность такой регламентации от этого не уменьшится, а будет еще изумительнее, поразительнее.

Если философия, или знание, никогда не задававшаяся вопросом о причинах неродственных отношений между людьми — вопросом самым существенным, единственным, — решает с несвойственным ей (как основанной на сомнении) авторитетом, что гражданская чуждость и торговое бездушие составляют не временное состояние, не горький, но неизбежно-необходимый удел несчастного человечества, а прекрасную, идеальную его будущность, — какого названия заслуживают такие идеалы?! Еще удивительнее, что философия считает нужною для существ чувствующих и разумных принудительную регламентацию, тогда как для слепой силы природы не видит нужды в регуляции, т. е. даже не признает вопроса о причинах неродственного отношения природы к нам, господство слепой силы над чувствующею и разумною не считается ненормальным.

Несмотря на свое отрицательное (не вполне и не отчетливо сознаваемое) отношение к «родству и неродственности», философия есть, однако, не что иное, как наука о родстве и неродственности, представленная или изложенная в неродственной форме, т. е. в форме отвлеченной или лишенной чувства, недоступной большинству, в форме умозрительной, а не практической, в форме мысли, а не проекта действия. Философия есть наука всеобщая, она хочет обнять все; но и обнимая все, в ней, однако, нет ничего, что могло бы выйти из пределов понятия о родстве и его противоположности — неродственности. Родство и неродственность — самые полные, конкретные понятия, от них можно лишь отвлекать, обезжизневать, так сказать, обращать их в призраки, тени, в идеи, пополнить же их невозможно: в родстве полнота жизни, чувства, разума, действия, примирение религии с наукою, искусством, нравственностью; в неродственности — безжизненность, разъединение, раздор, — словом, родственное тождественно с бессмертным, а неродственное с смертным. Бог, как Триединый, есть совершеннейший образец родства. Природа — слепая естественная сила, которая в человеке начинает превращаться в сознательную, чувствующую, т. е. родственную силу. Человечество есть еще несовершенное родство: родственным сознает оно себя в религии, — но это сознание, эта дума о родстве не делается даже проектом, планом для осуществления, потому что философия и знание, или наука, совсем не думают о родстве и не только не составляют плана исполнения этого дела, но даже противодействуют религии, может быть, впрочем, потому, что религия в ее главных представителях не дает себе ясного отчета о своей задаче. Но по той или другой причине, философия противодействует родственному началу, противодействует во всех своих частях. Если она говорит о Боге, то христианское понятие о Нем, как совершеннейшем выражении родства, причисляется к самым нефилософским. Природу философия называет и чуждою, инобытием, но не чувствуя этой чуждости, признавая себя страдательным знанием, она не приходит к мысли о превращении этой слепой силы в нашу, в средство проявления нашего чувства к тем, которые поглощены природою по ее слепоте, т. е. по нашему невежеству.

ОДУШЕВЛЕННЫЕ МИРЫ КАК ВЫРАЖЕНИЕ ЖЕЛАНИЯ ВИДЕТЬ МИРЫ УПРАВЛЯЕМЫМИ РАЗУМОМ И ЧУВСТВОМ ⁴

Гностицизм — мифическая астрономия, по системе Гиппарха⁵, Птоломея: миры представлялись существами одушевленными и более и более совершенными по мере отдаления от земли. Это — эоны (νούς, λόγος...), которых заменили Юпитером, Марсом... Представляя миры одушевленными, казалось возможным общение с ними; это-то давалось теургиею — надо полагать, это было чем-то вроде нынешних спиритических фокусов. Вся эта теософия изобретена ради теургии. История тогдашняя представлена под видом демиургов. Против иудейских демиургов соединяются все языческие демиурги, т. е. это Рим, ведущий войну с иудеями. Сообразно этой системе и Константинополь можно бы было представить в виде также [1 слово неразб.] демиурга.

Конечно, если представить миры одушевленными, то достаточно одного внутреннего изменения, чтобы войти в общение со всей вселенной, а материя, как призрак, дьявольское наваждение, сама собою исчезнет. Но как этот призрак весьма упорен, то нельзя не предположить большой силы в нем. С другой стороны, и за стремлением к одушевленности также можно признать постоянство, но для объяснения этой постоянной наклонности достаточно признать желание видеть миры, управляемые разумом, чувством.

* * *

В Сократе сознание или философия перешла из области представления в область мышления

«Наука стала не системою представлений, а системою понятий». Отношения между вещами стали представлять не как только отношения представлений друг к другу под категориями единого и многого, но стали мыслить их как отношения понятий под категориями общего и частного.

В Сократе сознание или философия перешла из области представления в область мышления⁶. Нынешняя логика еще носит следы своего происхождения, излагая вначале учение о представлениях, а затем переходя к высшему учению, «учению о понятиях». Учение о представлениях есть сокращение всей философии ионийско-италийской, от Фалеса до Парменида и Анаксагора, т. е. философии природы или астрономической. Трудно, конечно, узнать в сухом учении о понятиях разговоры Сократа, его «иронию», его «эрос», т. е. переход от сознания своего невежества к сближению в деле искания истины, которая открывалась при переходе от представлений, от частных случаев, известных (лично) нам, к тому, что известно «само по себе» всем, или, что то же самое, к общим понятиям, родовым и видовым. У Канта еще область представлений (трансцендентальная эстетика) отделена от области понятий (аналитической логики), хотя он высказывает [сомнение] в том, что нужно поставить выше: первое или второе?

В наше же время сознание должно перейти (и даже переходит) от сократовской области понятий, но не отрекаясь от нее, к более древней области представлений, но представлений, объединенных в одно целое (астрономию конкретную).

Отказавшись от знания мира, оставив управление вселенной языческим богам, т. е. слепым силам (Сократ и не мечтал о новом небе и земле, в которых правда живет), он обратил нравственность из мировой в общественную, ограничив ее «справедливостью». Сократ приписал отвлеченному разуму силу, могущество, какое мог бы иметь только разум, правящий физическими, слепыми силами мира, приписал ему силу не сознавать только правду, а осуществлять ее. Справедливость, с которой отождествлял Сократ добродетель, справедливость, присущую каждому человеку (неписанный закон) без различия по языку и народности, проповедают и нынешние моралисты, будучи твердо уверены, что только недостаток знания препятствует осуществлению правды на земле.

И обратный ход от отвлеченного мышления к более живому представлению не останавливается на этом последнем. Не остановилась и философия Сократа, а продолжала свойственное ей движение в системах его учеников. В Платоне она замерла в неизменном безжизненном бытии, и в этой безжизненности философия признала совершенство бытия. В понятиях была еще некоторая жизнь, платоновские же идеи, неизменные типы, или стереотипы, суть бездушные мумии, окаменевшие идолы, которые живут только в мысли и потому не истинно, а мнимо сущие. Отсюда легко понять, почему философия, по Платону, есть искусство «освобождать душу от чувственности или искусство уменья умирать». Обратный же ход состоит в восстановлении тела не как уз, а как орудия разумной воли, не искусство умирать, а искусство всеобщего воскрешения. И в других школах философия Сократа разными, даже противоположными путями достигала той же цели — смерти. Киринейская школа — предшественница эпикурейской, —крайним выражением которой можно считать Гегезия⁷, адвоката смерти, пессимиста древнего мира. Циники — предшественники стоиков, — иной цели не имеющие, кроме чисто отрицательной — плотоумерщвления. Истинным преемником Сократа нужно считать Мегарскую [школу]⁸, ограничивавшуюся областью отвлеченного мышления, логикою.

Для мышления понятно мертвое, отвлеченное абсолютное, а не живой, личный Бог, и еще менее понятно Триединое существо, ибо единое и многое принадлежат к области представлений. Поэтому же для мышления не существует вопроса о примирении единства и множества, т. е. вопроса о братстве. Мышление относится отрицательно к внешнему выражению, будет ли это художественное восстановление, т. е. Музей, или действительное Воскрешение. Мышление отрицает иконы и обряды и все телесное. Крайним выражением отвлеченного мышления будет нирвана и квиетизм, ибо, отрицая в мире все вещественное, в душе — все имеющее образ, мышление и в самом себе находит еще нечто сложное, различное, замечает в нем (в мышлении) некоторое движение и, считая все это остатком телесности, отрицает его и тогда приходит к чистому единству, т. е. к небытию.

* * *

Для понимания Новой Истории Запада

Для понимания Новой Истории Запада существенно важно то обстоятельство, что мы можем сравнивать два перехода: переход от светского к религиозному, каковой мы имеем в Августине, в его Признаниях, с другим переходом, с переходом обратным, от религиозного к светскому, каковой мы имеем в Признаниях Руссо⁹. Сравнение тем легче, что если в Августине «святость не уничтожила человечности», «святой не убил в нем человека», как говорит Вильмен¹⁰, то и в Руссо человечность не уничтожила «божественного».

К порокам, о которых говорят в своих Признаниях Августин и Руссо, <они> относятся не только неодинаково, а даже противоположно. Руссо смотрит на собственные пороки как на несчастия и потому относится к ним не так строго, как Августин. Описывая пороки, Руссо возбуждает, можно сказать, охоту грешить, тогда как Августин питает отвращение к ним и потому не вдается в подробности при описании их. Августин в деле искоренения порока полагается исключительно на сверхъестественную помощь и не хочет знать естественных причин порочных явлений. Природа для него также безгрешна, — впрочем, как и для Руссо.

В «Soliloquia»¹¹ высказывается основное начало философии Запада: «Cogito или fallor¹² (что еще сильнее!), ergo sum», из которого доказывается, а на самом деле опровергается учение о Троице как образце общества человеческого. Все недостатки «Града Божия»: равнодушие к неединению, <к> вечной розни.

ФИЛОСОФИЯ БЛУДНЫХ СЫНОВ, ЧУЖАКОВ ¹³

Декарт — основатель новой философии Западной Европы, из которого истекает философия XVII и XVIII вв., французская и немецкая. Декарт — это Карл Великий в области философии. Из учения Декарта вытекает всепоглощающее единство Спинозы и монадологическая рознь Лейбница. Любовь к Богу до забвения самих себя и друг друга, т. е. всех, — это град Божий Спинозы, но <град> Бога иудейского. Рознь, доведенная до забвения единства, — это языческий град Лейбница.

Очевидно, та и другая система представляют неудачную попытку создать общество идеальное. Бэкон, в противоположность Декарту, обращает разум в орудие доставления удобств и удовольствий, и потому он может быть назван истинным основателем земного града.

Локк своим главным сочинением доказывает, что человек назначен быть гражданином земного города. В сочинении о разумности христианства <он> старается сделать религию безвредною для земного города, чтобы она не только не беспокоила, не нарушала удовольствий, а даже содействовала им.

Он создал земную или гражданскую педагогию. Впрочем, земной город он ограничивал кругом джентльменов. Что же касается до «быдла», до «песьей креви», до «подлых людей», то, надо полагать, он считал их неисправимыми идеалистами.

Затем следует Критика. Начала она с некритического отделения разума теоретического от практического. Такое отделение было верхом суеверия и предрассудка. Теоретический разум мог мыслить о Боге, о бессмертии (о Божием граде), но все это было только мыслию, а не делом, т. е. чрез практический разум можно было создавать лишь земной промышленный город.

ВЕЛИКИЙ СИНТЕЗ ^*