Хранитель
Вид материала | Документы |
- Художник В. Бондарь Перумов Н. Д. П 26 Война мага. Том Конец игры. Часть вторая: Цикл, 6887.91kb.
- Г. Н. Кондакова Главный хранитель музейных фондов, 4056.71kb.
- Елене Георгиевне Боннэр исполнилось 85 лет. Елена Боннэр является одним из основателей, 1282.61kb.
- Реферат: Семья хранитель и носитель духовности, 174.32kb.
- Добро и зло: нравственные ориентиры человеческого бытия, 113.1kb.
- Обзор книжных коллекций фонда редких книг библиотеки музея-заповедника «Бородинское, 86kb.
- Т. Белина Посвящается Джин Флорес, сотруднице Организации Объединенных Наций, которая, 2693.54kb.
- Правила игры 6 Что такое пкм? 10 Волшебный компот, 2407.26kb.
- «Здесь люди подтверждают судьбы, стажи, Порою даже даты позабыв, Решить проблемы позволяет, 23.52kb.
- Творческие коллективы показали программы в номинациях: «Российская деревня хранитель, 759.95kb.
functional analysis», American Journal of Sociology, 1939, 44, 938—964, на 939. — Примеч.
автора.
14 В. Malinowski, «Anthropology», op. cit., 135. Б. Малиновский придерживался этой
точки зрения без существенных изменений и в более поздних работах. Среди них см.,
например, «The group and individual in functional analysis», op. cit., на 962—963: «...мы
видим, что каждый институт способствует, с одной стороны, интегральному функ
ционированию общества в целом, но он также удовлетворяет производные и основ
ные потребности индивида... каждым из перечисленных благ пользуется каждый от
дельный член» [курсив мой]. — Примеч. автора.
15 Kluckhohn, ^ Navaho Witchcraft, 46b [курсив мой]. — Примеч. автора.
114
переменная16, меняющаяся со временем для одного и того же общества и различная в различных обществах. Все ли общества должны обладать некоторой степенью интеграции — это вопрос определения голословных утверждений. Но не у всех обществ такая высокая степень интеграции, в которой каждая культурно стандартизированная деятельность или верование функциональны для общества в целом и одинаково функциональны для людей, живущих в нем. Радклиффу-Брауну фактически не надо было далеко ходить за примерами, стоило лишь обратиться к своему любимому миру аналогий, чтобы усомниться в адекватности предположения о функциональном единстве. Ибо мы находим существенные вариации в степени интеграции среди отдельных биологических организмов, несмотря на продиктованное здравым смыслом предположение, что тут уж, конечно, все части организма стремятся к «единой» цели. Рассмотрим хотя бы следующее высказывание:
Легко увидеть, что есть высокоинтегрированные организмы, жестко регулируемые нервной системой или гормонами, и потеря любой большой их части сильно влияет на целую систему и часто вызывает смерть, но, с другой стороны, существуют низшие организмы с намного более слабой взаимосвязью, где потеря даже большей части тела вызываетлишь временное неудобство до регенерации заменяющих тканей. Многие из этих более свободно организованных животныхнастолько слабо интегрированы, что разные части могут находиться в активной оппозиции друг к другу. Так, если обычную морскую звезду положить на спину, часть ее щупальцев может пытаться повернуть животное водном направлении, тогда как другие стараются повернуть ее в противоположную сторону... В силу своей свободной интеграции морская ветреница может плыть дальше, оставив часть своей ножки прикрепленной к камню, так что ее тело оказывается сильно разорванным17.
Если это верно относительно отдельных организмов, то a fortiori* казалось бы справедливым в отношении сложных социальных систем.
Не нужно далеко ходить, чтобы показать, что предположение о полном функциональном единстве общества постоянно противоречит фактам. Социальные обычаи или настроения могут быть функциональными для некоторых групп и дисфункциональными для других в одном и том же обществе. Антропологи часто приводят «возрос-
16 Заслугой Сорокина в его раннем обзоре теорий социальной интеграции явля
ется то, что он не упустил этот важный факт. СГ. Р.А. Sorokin, «Forms and problems of
culture-integration», ^ Rural Sociology, 1936, 1, 121-141; 344—374. — Примеч. автора.
17 G.H. Parker, The Elementary Nervous System, процитирован: W.C. Allee, Animal
Aggregation (University of Chicago Press, 1931), 81—82. - Примеч. автора.
* тем более (лат.). — Примеч. пер.
115
шую солидарность общины» и «возросшую гордость за семью» в качестве примеров функционально адаптивных настроений. Тем не менее, как отметил Бейтсон18 и многие другие, усиление семейной гордости среди отдельных семей зачастую может приводить к подрыву солидарности небольшой местной общины. Постулат о функциональном единстве не только часто противоречит фактам, он еще имеет очень малую эвристическую ценность, поскольку отвлекает внимание аналитика от того обстоятельства, что данный социальный или культурный элемент (обычай, верование, модель поведения, институт) может иметь разное значение для различных социальных групп и для отдельных членов этих групп.
Если масса наблюдений и фактов, отрицающих предположение о функциональном единстве, столь велика и легкодоступна, как мы показали, интересно узнать, как же так получается, что Радклифф-Браун и другие, которые следуют его примеру, продолжают придерживаться этого предположения. Возможно, ключом к разгадке служит тот факт, что эта концепция в своих последних формулировках была разработана антропологами, то есть людьми, занимающимися в первую очередь изучением обществ, не знающих письменности. Принимая во внимание то, что Радин описал как «высокоинтегрирован-ную природу большинства цивилизаций аборигенов», это предположение может подойти для некоторых, если не для всех обществ, не знающих письменности. Но приходится интеллектуально расплачиваться за перенос этого, возможно, полезного предположения из области малых обществ без письменности в область больших, сложных и высокодифференцированных обществ с письменностью. Наверное, ни в одной другой сфере опасность такого переноса не проявляется столь явно, как в функциональном анализе религии. На этом стоит ненадолго остановиться хотя бы потому, что тут отчетливо видны заблуждения, которые мы унаследуем, если примем это предположение, не подвергнув его тщательной проверке.
^ Функциональная интерпретация религии. При рассмотрении цены, которую приходится платить за перенос этого подразумеваемого предположения о функциональном единстве из области относительно малых и относительно тесно спаянных групп без письменности в область более высокодифференцированных и, возможно, более свободно интегрированных обществ, полезно рассмотреть работу социологов, особенно тех, кто обычно чутко относится к допущениям, на которых основывается его работа. Этот вопрос представляет большой интерес, так как он связан с более общим вопросом о попытках приме-
18 Gregory Bateson, ^ Naven (Cambridge [England] University Press, 1936), 31—32. — Примеч. автора.
116
нить без соответствующих модификаций к изучению обществ с письменностью концепции, полученные и развитые при изучении обществ, не имеющих письменности. (Во многом та же проблема возникает и при переносе методов и процедур исследования, но мы это здесь не рассматриваем.)
Широкие и сделанные безотносительно ко времени и пространству обобщения об «интегративных функциях религии» в основном, хотя, конечно, не в целом, получены из наблюдений за обществами, не имеющими письменности. Нередко социолог безоговорочно принимает сведения, касающиеся таких обществ, и продолжает разглагольствовать об интегративных функциях религии в целом. Так недолго дойти до рассуждений следующего рода:
^ Причина, по которой необходима религия, со всей очевидностью заключается в том факте, что общество достигает единства в первую очередь благодаря тому, что у его членов есть определенные общие конечные цели и ценности. Хотя эти ценности и цели субъективны, они влияют на поведение, и их интеграция позволяет обществу функционировать как системе".
В развитых обществах, построенных на научной технологии, духовенство постепенно утрачивает свой статус, поскольку духовная традиция и вера в сверхъестественное отходят на второй план... [но] Ни одно общество не стало настолько совершенно секуляризированным, чтобы полностью ликвидировать веру в трансцендентальные цели и сверхъестественные существа. Даже в секуляризированном обществе должна быть какая-то система для интеграции конечных ценностей, для их ритуального выражения и эмоционального регулирования, необходимых при ра-
Исходя из ориентации Дюркгейма, которая была в основном построена на изучении обществ, не имеющих письменности, эти авторы склонны выделять только явно интегративные последствия религии и игнорировать ее возможно дезинтегративные последствия в определенных типах социальной структуры. Однако рассмотрим следующие известные факты и вопросы. (1) Когда в одном обществе сосуществуют разные религии, часто происходят серьезные конфликты между разными религиозными группами (достаточно посмотреть на огромную литературу по межрелигиозным конфликтам в европейских обществах). В каком же тогда смысле религия способствует интеграции «данного» общества в различных обществах с множеством
Kingsley Davis and Wilbert E. Moore, «Some principles of stratification», ^ American Sociological Review, April 1945, 10, 242—49, на 244 [курсив мой]. — Примеч. автора. Ibid., 246 [курсив мой]. — Примеч. автора.
117
религий? (2) Безусловно верно, что «общество достигает единства [в той степени, в которой оно проявляет такое единство] в первую очередь благодаря тому, что у его членов есть общие конечные цели и ценности». Но где данные, указывающие на то, что «нерелигиозные» люди, скажем, в нашем обществе реже согласны с определенными общими «целями и ценностями», чем приверженцы религиозных доктрин? (3) В каком смысле религия способствует интеграции большего общества, если содержание ее доктрины и ценностей расходится с содержанием других, нерелигиозных ценностей, которые характерны для многих людей в том же обществе? (Например, конфликт между неприятием Католической церковью законодательства о детском труде и светскими ценностями предотвращения «эксплуатации юных иждивенцев». Или противоположная оценка регулирования рождаемости различными религиозными группами в нашем обществе.)
Можно было бы значительно расширить список общеизвестных фактов, касающихся роли религии в современных обществах с письменностью, и с ними, безусловно, хорошо знакомы функционалисты-антропологи и социологи, описывающие религию как интегратйв-ную, не ограничивая круг социальных структур, для которых это верно. Можно по крайней мере себе представить, что теоретическая ориентация, выведенная из исследования обществ без письменности, заслонила собой очевидные факты о функциональной роли религии в обществах с несколькими религиями. Наверное, именно перенос предположения о функциональном единстве и приводит к вычеркиванию всей истории религиозных войн, инквизиции (которая вбивала клин не в одно общество), разрушительных конфликтов между религиозными группами. Ибо факт остается фактом: все игнорируют эти хорошо известные данные, предпочитая примеры, взятые из исследования религии в обществах без письменности. Еще более поразительно, что в той же самой статье, процитированной выше, где дальше говорится о «религии, приводящей к интеграции с точки зрения настроений, верований и ритуалов», нет ни намека на возможно разъединяющую роль религии.
Такой функциональный анализ может, конечно, подразумевать, что религия приводит к интеграции тех, кто верит в те же самые религиозные ценности, но маловероятно, что имеется в виду именно это, поскольку это просто бы доказывало, что интеграция достигается любым консенсусом по любому множеству ценностей.
Более того, это опять-таки показывает, как опасно придавать постулату функционального единства (который может быть более или
118
менее приемлемым для некоторых обществ без письменности) значение безусловной модели обобщенного функционального анализа. Обычно в обществах без письменности существует всего лишь одна преобладающая религиозная система, так что, кроме"отдельных девиантов, членство всего общества и членство религиозной общности фактически совпадает по объему. Очевидно, что в этом типе социальной структуры общий набор религиозных ценностей может иметь в качестве одного из своих последствий усиление общих чувств и социальной интеграции. Но это не так-то легко поддается доказуемому обобщению относительно других типов общества.
У нас будет возможность вернуться к другим теоретическим заключениям современного функционального анализа религии, но на данный момент мы видим, чем чревато принятие несостоятельного постулата о функциональном единстве. Такое единство всего общества нельзя успешно постулировать, предваряя наблюдение. Это непреложный факт. Теоретическая система функционального анализа должна четко требовать точного определения единиц, для которых данный социальный или культурный элемент является функциональным. Она должна четко допускать, что данный элемент может иметь разные последствия, функциональные и дисфункциональные, для индивидов, подгрупп и для более широкой социальной структуры и культуры.
^ Постулат универсального функционализма
В сжатом виде этот постулат гласит, что все стандартизированные социальные или культурные формы имеют позитивные функции. Малиновский формулирует его категорично, как и другие аспекты функциональной концепции:
Функциональная точка зрения на культуру настоятельно выдвигает, таким образом, принцип, что в любом типе цивилизации каждый обычай, материальный объект, идея или верование выполняет какую-то жизненно важную функцию...21
Хотя, как мы видели, Клюкхон допускает изменчивость единицы, какой является форма культуры, он присоединяется к-Малинов-скому в постулировании функционального значения всех сохраняющихся форм культуры. «Мой основной постулат... гласит, что ни одна
В. Malinowski, «Anthropology», op. cit., 132 [курсив, хотя и дан, наверное, излишен при такой выразительности оригинала]. — ^ Примеч. автора.
119
форма культуры не выживает, если не представляет собой реакцию, которая в некотором смысле является регуляторной или адаптивной...»22 Может ли этот универсальный функционализм быть эвристическим постулатом — это будет видно. Но нужно быть готовым к тому, что он тоже отвлекает внимание аналитика от ряда нефункциональных значений существующих форм культуры.
Фактически, когда Клюкхон пытается доказать свое положение, приписывая «функции» элементам без видимых функций, он говорит о такой функции, которую, как можно было бы увидеть по определению, без всякого исследования, выполняют все существующие до сих пор элементы культуры. Так, он высказывает мысль, что на
данный момент бесполезные в техническом отношении пуговицы на рукавах европейского мужского костюма содействуют выполнению «функции» сохранения привычного, поддержания традиции. Люди по большей части испытывают больший комфорт, если чувствуют преемственность в поведении, если чувствуют, что придерживаются ортодоксальных и социально одобренных форм поведения23.
Это как бы представляет собой пограничный случай, когда приписывание функции мало что вносит в непосредственное описание модели культуры или формы поведения. Вполне можно предположить, что все устоявшиеся элементы культуры (которые можно расплывчато описать как «традицию») как минимум имеют функцию «сохранения привычного, поддержания традиции». Это все равно что сказать, что «функция» подчинения любои-установившейся практике, — это позволить конформисту избежать санкций, которые иначе были бы к нему применены за отклонение от установившейся практики. Это, безусловно, верно, но мало что проясняет. Однако это послужит нам напоминанием, что надо будет исследовать типы функций, которые приписывает элементам культуры социолог. На данный момент мы приходим к предварительному предположению, что, хотя каждый элемент культуры или социальной структуры может иметь функции, рано утверждать безоговорочно, что каждый такой элемент должен быть функциональным.
Постулат универсального функционализма является, конечно, историческим результатом бурной, скучной и затянувшейся дискуссии по поводу «пережитков», в которой ломали копья антропологи в первой половине столетия. Понятие социального пережитка, то есть, по словам Риверса, «обычая... [который] нельзя объяснить его со-
22 Kluckhohn, ^ Navaho Witchcraft, 46 [курсив мой]. — Примеч. автора.
23 Ibid., 47. — Примеч. автора.
120
временной полезностью, но который становится понятным благодаря его прошлой истории»24, восходит по крайней мере к Фукидиду. Но когда на первый план вышли эволюционные теории культуры, понятие пережитка оказалось стратегически еще более важным для реконструкции «стадий развития» культур, особенно для обществ, не имеющих письменности и не оставивших никаких письменных свидетельств. Для функционалистов, желавших уйти от того, что они считали обычно фрагментарной и часто предположительной «историей» обществ без письменности, критика понятия пережитка вылилась в критику всей интеллектуально неприемлемой для них системы эволюционного мышления. В результате они, наверное, перестарались в своих нападках на это центральное понятие эволюционной теории и выдвинули столь же односторонний «постулат» о том, что «каждый обычай [везде]... выполняет некую жизненно важную функцию».
Было бы обидно позволить полемике антропологических предков создавать столь же великолепные преувеличения в настоящем. Раз социальные пережитки были открыты, получили название и были изучены, их нельзя изгнать постулатом. А если нельзя предъявить никакие образцы таких пережитков, то дискуссия сходит на нет сама по себе. Более того, можно сказать, что даже когда такие пережитки можно обнаружить в современных обществах с письменностью, они, похоже, мало что дают для понимания поведения человека или динамики социальных изменений. Нетребуя от них исполнения сомнительной роли — роли жалких заменителей письменных исторических свидетельств, — социолог, занимающийся обществами с письменностью, может без особого ущерба пренебречь пережитками. Но не надо, чтобы архаичная и не имеющая отношения к делу полемика заставляла его принять несостоятельный постулат, что все элементы культуры выполняют жизненно важные функции. Ибо это тоже проблема, подлежащая изучению, а не готовый вывод, сделанный до исследования. Гораздо более полезным в качестве ориентира для исследования нам представляется предварительное допущение, что у существующих культурных форм есть четкое равновесие функциональных влияний, идет ли речь об обществе, рассматриваем как единое целое, или о подгруппах, достаточно сильных, чтобы сохранить эти формы неизменными путем прямого принуждения или косвенного убеждения. При такой формулировке сразу же удается избежать присущей функционально-
24 W.H.R. Rivers, «Survival in sociology», ^ The Sociological Review, 1913, 6, 293—305. См. также Е.В. Tylor, Primitive Culture (New York, 1874), особ. 1, 70—159; и недавний обзор проблемы Lowie, The History of Ethnological Theory, 44ff., 81f. Разумное и сдержанное изложение проблемы см.: Durkheim, Rules of Sociological Method, chapter 5, особ, на 91. — Примеч. автора.
121
му анализу склонности сосредоточиваться на положительных функциях и направить внимание исследователя и на другие типы логических выводов.
^ Постулат обязательности
Последний из этого трио постулатов, распространенных среди социологов-функционалистов, является во многих отношениях самым двусмысленным. Двусмысленность становится очевидной в вышеупомянутом манифесте Малиновского, гласящем, что в каждом типе цивилизации каждый обычай, материальный объект, идея или верование выполняет некую жизненно важную функцию, у каждого своя задача, это обязательный элемент работающего целого25.
Из этого отрывка не совсем ясно, об обязательности чего он говорит: функции, элемента (обычая, объекта, идеи, верования), выполняющего функцию, или их обоих.
Эта двусмысленность довольно часто встречается в литературе. Так, в уже упомянутом нами изложении роли религии Дэвисом и Мором на первый взгляд кажется, что они считают религию обязательной именно какинститут: «Причина, по которой религия необходима...», «...религия... играет уникальную и обязательную роль в обществе»26. Но вскоре оказывается, что не столько институт религии рассматривается как обязательный, сколько функции, которые обычно закрепляют за религией. Ибо Дэвис и Мор полагают религию обязательной лишь постольку, поскольку она заставляет членов общества принять «некоторые общие для всех конечные ценности и цели». Эти ценности и цели, говорится там,
должны... казаться членам общества имеющими некую реальность, и как раз роль религиозной веры и ритуала — дать и усилить это ощущение реальности. Через ритуал и веру общие цели и ценности связаны с воображаемым миром, который символизируют святыни, и этот мир, в свою очередь, значимым образом связан с фактами и тяжелыми испытаниями в жизни индивида. Через поклонение святыням и существам, которые они символизируют, и через приятие сверхъестественных предписаний, которые в то же время являются кодексами поведения, осуществляется мощный контроль за поведением человека, направляя его на под-
25 В. Malinowski, «Anthropology», op. cit., 132 [курсив мой]. — Примеч. автора.
^ 26 Kingsley Davis and Wilbert E. Moore, op. cit., 244, 246. См. недавнее изложение
вопроса Дэвисом во вступлении к W.J. Goode, Religion Among the Primitives (Glencoe,
Illinois: The Free Press, 1951) и интересные функциональные интерпретации религии
в этом томе. — ^ Примеч. автора.
122
держание институциональной структуры и сообразуя его с конечными целями и ценностями27.
Декларируемая обязательность религии, таким образом, основана на допущении, что именно через «поклонение» и «сверхъестественные предписания» — и только через них — можно достичь необходимого минимума «контроля за поведением человека» и «интеграции с точки зрения настроений верований».
Короче говоря, постулат обязательности в своей обычной формулировке содержит два связанных, но различимых утверждения. Первое: предполагается, что существуют определенные функции, являющиеся обязательными в том смысле, что если они не будут выполнены, общество (или группа, или индивид) не сохранится. Тем самым выдвигается понятие