Хранитель

Вид материала

Документы

Содержание The Oral History Collection of Columbia University Historyof Science The Works of Francis Bacon. Примеч. автора. Space and Geometry Sudies and Essays in the History of Science and Learning offered in Homage to George Sarton Street Comer Society: The Social Structure of an Italian Slum British Journal of Sociology The Craftof Social Research Примеч. автора. The Human Meaning of theSocial Sciences Enter Plato: Classical Greece and the Origins of Social Theory Merion, On the Shouldersof Giants

Подобный материал:

• Художник В. Бондарь Перумов Н. Д. П 26 Война мага. Том Конец игры. Часть вторая: Цикл, 6887.91kb.
• Г. Н. Кондакова Главный хранитель музейных фондов, 4056.71kb.
• Елене Георгиевне Боннэр исполнилось 85 лет. Елена Боннэр является одним из основателей, 1282.61kb.
• Реферат: Семья хранитель и носитель духовности, 174.32kb.
• Добро и зло: нравственные ориентиры человеческого бытия, 113.1kb.
• Обзор книжных коллекций фонда редких книг библиотеки музея-заповедника «Бородинское, 86kb.
• Т. Белина Посвящается Джин Флорес, сотруднице Организации Объединенных Наций, которая, 2693.54kb.
• Правила игры 6 Что такое пкм? 10 Волшебный компот, 2407.26kb.
• «Здесь люди подтверждают судьбы, стажи, Порою даже даты позабыв, Решить проблемы позволяет, 23.52kb.
• Творческие коллективы показали программы в номинациях: «Российская деревня хранитель, 759.95kb.

20

на нее влияли изменения в окружающей культуре и социальной структуре. Осуществленное на практике разграничение способство­вало бы, короче говоря, созданию социологической истории социо­логической теории.

Однако у социологов сохраняется весьма ограниченное, упрощен­ное представление об истории социологической теории как о собра­нии критических обзоров прошлых теорий с добавленными для пи­кантности краткими биографиями главных теоретиков. И тогда ста­новится понятно, почему почти все социологи считают, что они вправе преподавать и писать «историю» социологической теории — в конце концов, они же знакомы с классическими работами прошлого. Но такое представление об истории теории не является фактически ни историей, ни систематикой, а лишь неудачным гибридом.

В действительности эта концепция — аномалия в современной интеллектуальной работе, говорящая о том, что социологи и исто­рики все чаще меняются ролями. Так, социологи придерживаются своей узкой и поверхностной концепции истории идей в то самое время, когда новое поколение специалистов по истории науки вглубь и вширь пропахивает поле социологии, психологии и политологии в поисках теоретических ориентиров для своих интерпретаций раз­вития науки³.

Специализированная история науки включает разумные, но ошибочные концепции, убедительные на момент их формулиров­ки, но позднее не выдержавшие эмпирических проверок или заме­ненные концепциями, более соответствующими дополнительным данным по этому вопросу. В нее также входят неудачные начальные попытки, ныне архаические доктрины и как бесполезные, так и по­лезные ошибки прошлого. Логическое обоснование истории науки заключается в том, чтобы понять, почему все произошло именно так в той или иной науке или комплексе наук, а не в том, чтобы привес­ти краткие обзоры научной теории в хронологический порядок. Бо­лее того, такого рода история не ставит своей целью обучить совре­менного ученого ныне практикуемой теории, методологии или ме­тодам в его науке. Историю и систематику научной теории можно соотносить друг с другом именно потому, что сначала признается различие между ними.

³ К наиболее важным представителям новой истории науки относятся Чарльз Гиллеспи, Генри Герлак, Руперт Холл, Мэри Боас Холл, Томас Кун, Эверетт Мен­дельсон, Дерек Прайс, Роберт Скофилд, Л. Пиерс Уильяме и А.С. Кромби. — При­меч. автора.

21

Научно-теоретические публикации в социологии

Социологи и историки науки кардинально поменялись ролями и в другом, тесно связанном с этим отношении. Историки энергично составляют «устную историю»⁴ недавнего прошлого науки, записы­вая на пленку проведенные методом фокус-групп интервью с глав­ными участниками этой истории; социологи до сих пор ограничива­ются обращением к опубликованным документам. Это еще один при­мер того, как переместившиеся на чужую территорию историки об­гоняют коренных жителей-социологов, которым они явно обязаны своими методами интервью. Короче говоря, историки физических и биологических наук начинают писать аналитические истории, осно­ванные на социологии науки⁵, тогда как социологи продолжают рас­сматривать историю социологической теории как ряд критических кратких обзоров следующих друг за другом теоретических систем.

Когда социологи исходят из этой ограниченной концепции, впол­не естественно, что главными источниками для них являются опуб­ликованные труды, описывающие эти теоретические системы: напри­мер, труды Маркса, Вебера, Дюркгейма, Зиммеля, Парето, Самнера, Кули и других, менее внушительных фигур. Но этот вроде бы очевид­ный выбор источников разбивается о подводный камень — различие между законченными вариантами научной работы в том виде, в кото­ром они появляются в печати, и действительным ходом проводимого ученым исследования. Оно слегка напоминает различие между учеб­никами по «научному методу» и тем, что на самом деле думают, чув­ствуют и делают ученые, когда занимаются своей работой. Книги, посвященные методам, выдают идеальные модели: как ученые долж­ны думать, воспринимать и поступать, но эти искусные нормативные модели, как известно всякому, кто занимается исследованием, не вое-

⁴ Созданная историком Элленом Невинсом как средство закрепления мимолет­
ных данных об историческом настоящем, «устная история» основана на методах ин­
тервью, свойственных скорее полевым социологам, чем историкам, которые знакомы
с традиционными способами сбора и анализа материалов. Доклад об «устной истории»
как методе исследования, вышедшем далеко за пределы своего первоисточника в Ко­
лумбийском университете, представлен в ^ The Oral History Collection of Columbia University
(New York: Oral History Research Office, 1964), том 1 и ежегодных приложениях.

В качестве примера: Американский институт физики составляет под руковод­ством Чарльза Уэйпера «устную» и документальную историю ядерной физики; с его методами вполне могли бы соревноваться социологи, занимающиеся недавней исто­рией своей собственной дисциплины. — Примеч. автора.

⁵ Примеры истории науки с социологическим оттенком см. в ежегоднике ^ History
of Science, впервые опубликованном в 1962 г. под редакцией А.С. Кромби и М.А. Хос-
кинса; также Marshall Clagett, cd. Critical Problems in the History of Science (Madison:
University of Wisconsin Press, 1959). — Примеч. автора.

22

производят те типичные отступления от нормы, которые они делают в ходе исследований. Чаще всего научная статья или монография пред­стает в безупречном виде, совсем или почти не отражающем интуи­тивные догадки, неудачные предпосылки, ошибки, несоответствия и счастливые случайности, которые на самом деле сопутствовали ис­следованию. Таким образом, научные публикации не предоставляют множество источников, необходимых для реконструкции действи­тельного хода научных разработок.

Концепция истории социологической мысли как ряда критичес­ких обзоров опубликованных идей очень сильно отстает от общеприз­нанной реальности. Даже до того, как три столетия назад был изобре­тен жанр научной статьи, было известно, что беспристрастный, глад­кий и условный язык науки может передать голую суть новых вкладов в науку, но не может воспроизвести действительный ход исследования. Другими словами, даже тогда признавали, что история и систематика научной теории требуют совершенно разных исходных материалов. В самом начале семнадцатого века Бэкон отмечал с недовольством,

что никогда никакое научное знание не было представлено в том же порядке, в каком было получено, в том числе и в математике, хотя следо­вало бы принять во внимание, что в утверждениях, идущих в конце, дей­ствительно используются для доказательства и наглядности утверждения или допущения, идущие в начале⁶.

С тех самых пор мыслители с присущей им наблюдательностью периодический, по всей видимости, независимо друг от друга отмеча­ли то же самое. Так, спустя век Лейбниц высказал во многом похожее замечание в своем неофициальном письме, которое к настоящему вре­мени стало историческим документом:

Декарт хотел нас уверить, что почти ничего не читал. Это было слиш­ком. И все же хорошо изучать открытия других ученых так, чтобы нам становился ясен источник открытий и они становились в некотором роде нашими. Хорошо, если бы авторы давали нам историю своих открытий и этапы на пути к открытию. Если они себя этим не утруждают, нам надо постараться угадать эти этапы, для того чтобы извлечь большую пользу из их работ. Если бы критики сделали это для нас при обзоре книг [здесь, конечно, закономерен вопрос к великому математику и философу: как?], они бы оказали публике огромную услугу⁷.

⁶ Francis Bacon, ^ The Works of Francis Bacon. Собраны и изданы: James Spcdding,
Robert Leslie Ellis, and Douglas Denon Heath (Cambridge: England: Riverside Press, 1863),
VI, 70. — Примеч. автора.

⁷ Gottfried Wilhelm Leibniz,P/i/tojop/z/jce/j^c/jn/Ce/), С.I.,Gerhardt,ed. (Berlin, 1887),
HI, 568, в своем письме Луи Бурке из Вены, 22 марта 1714 г. — ^ Примеч. автора.

23

По сути, и Бэкон, и Лейбниц говорят о том, что исходные мате­риалы, необходимые для истории и для систематики науки, отлича­ются существенным образом. Но поскольку ученые обычно публи­куют свои идеи и находки не для того, чтобы помочь историкам вос­становить их методы, а чтобы сообщить современникам и, как они надеются, потомкам о своем вкладе в науку, они по большей части продолжают публиковать свои работы скорее в логически обосно­ванном виде, чем в исторически описательной манере. Эта практи­ка продолжает вызывать такого же рода замечания, как у Бэкона и Лейбница. Почти через два века после Лейбница Мах отметил, что, на его взгляд, положение дел не улучшилось за тысячелетия после по­явления евклидовой геометрии. Научные и математические описания все еще тяготели скорее к логической софистике, чем к отображению путей исследования: «Евклидова система восхищала философов сво­ей логической безупречностью, и, очарованные ею, они не разгляде­ли ее недостатков. Великие исследователи, даже в недавние времена, были сбиты с толку и представляли результаты своих исследований, следуя примеру Евклида; тем самым они фактически скрыли свои ме­тоды исследования, что нанесло науке огромный ущерб»⁸.

И все же в некотором отношении наблюдение Маха возвращает нас вспять. Он не смог понять того, что так ясно осознал Бэкон не­сколько веков назад: научные отчеты и протокольные записи будут неизбежно различаться в зависимости от того, имеют ли они своей целью внести определенный вклад в современную систему знаний или улучшить понимание того, как исторически развивается научная ра­бота. Но Мах подобно Бэкону и Лейбницу все-таки дает понять, что нельзя надеяться восстановить подлинную историю научного поиска, уделяя внимание лишь конвенционализированным опубликованным сообщениям. Это же недавно подчеркнул физик А.А. Моулз, сказав­ший, что ученые «профессионально подготовлены скрывать от себя свои самые глубокие мысли» и «невольно преувеличивать рациональ­ный аспект» работы, проделанной в прошлом⁹. Здесь необходимо под­черкнуть, что эта привычка сглаживать недостатки реального хода исследования в основном вызвана сложившимися правилами науч­ных публикаций, предусматривающими безликость языка и формы сообщения. Из-за этого создается впечатление, что идеи развивают­ся без участия человеческого ума, а исследования проводятся без

⁸ Ernest Mach, ^ Space and Geometry, перевод TJ. McCormack (Chicago: Open Court Publishing Co., 1906), 113, курсив мой. — Примеч. автора.

' А.А. Moles, La creation scientifique (Geneva, 1957) приводится по цитате: Jacque Barzun, Science: The Glorious Entertainment (New York: Harper & Row, 1964), 93. — При­меч. автора.

24

привлечения рук человека. Это наблюдение обобщил ботаник Агнес Арбер, заметивший, что «манера представления научной работы... формируется идейными пристрастиями этого периода». Но хотя сти­ли научного изложения разнятся в зависимости от преобладающих интеллектуальных предпочтений конкретного отрезка времени, все они представляют собой скорее стилизованное. Это наблюдение обоб­щила ботаник Агнес Арбер, заметившая, что «способ представления научной работы... формируется идейными пристрастиями того перио­да, когда она создается». Но хотя стили научного изложения разнятся в зависимости от преобладающих интеллектуальных предпочтений кон­кретного отрезка времени, все они представляют собой скорее сти­лизованное воссоздание исследования, чем точное описание его фак­тического развития. Так, Арбер отмечает, что во времена Евклида, когда высоко ценилась дедукция, действительный ход исследования был скрыт за «искусственным методом нанизывания утверждений на произвольно выбранную нить дедукции», что делало неясным его эм­пирический аспект. Сегодня у ученого «из-за господства индуктив­ного метода, даже если он на самом деле пришел к гипотезе по анало­гии, возникает инстинктивное желание замести следы и представить всю свою работу — а не просто доказательство — в индуктивной фор­ме, как будто фактически все выводы получены благодаря именно это­му методу»¹⁰.

Агнес Арбер отмечает, что лишь в художественной литературе можно обнаружить попытки передать переплетающийся ход мысли:

Лоренс Стерн и некоторые современные авторы, на чью манеру пись­ма он повлиял [довольно явная аллюзия на таких импрессионистов, как Джеймс Джойс и Вирджиния Вульф], отчетливо представили себе и по­пытались передать посредством языка сложное, нелинейное поведение человеческого ума, как он мечется, пренебрегая оковами временной пос­ледовательности; но немногие [ученые] отважились бы на такой экспе­римент»".

Тем не менее есть основания надеяться, и далеко не в силу наи­вного оптимизма, что социологам в конечном счете удастся преодо­леть свое неумение отличить историю от систематики теории. Преж-

^w Agnes Arber, «Analogy in the history of science», ^ Sudies and Essays in the History of Science and Learning offered in Homage to George Sarton, cd. By M.F. Ashley Montagu (New York: Henry Schuman, 1944), 222-233 at 229. — Примеч. автора.

¹' Agnes Arber, The Mind and the Eye: A sudy of the Biologist's Standpoint (Cambridge: University Press, 1954), 46. Главу 5 «Биолог и письменное слово» и фактически всю эту проницательную, тонкую и очень содержательную книгу надо включить в список обя­зательной литературы для историков каждой научной дисциплины, не исключая со­циологии. — Примеч. автора.

25

де всего некоторые из них осознали, что обычные публикации пред­ставляют собой недостаточную основу для того, чтобы докопаться до истинной истории социологической теории и исследования. Они восполняют этот пробел, обращаясь к другим источникам: научным дневникам и журналам (например, Кули),'переписке (например, Маркса — Энгельса, Росса — Уорда), автобиографиям и биографи­ям (например, Маркса, Спенсера, Вебера и многих других). Совре­менные социологи начинают издавать беспристрастные хронологи­ческие записи того, как практически проходили их социологические исследования, подробно описывая, какие интеллектуальные и соци­альные влияния они испытывали, как случайно натолкнулись на те или иные факты и идеи, отмечая свои ошибки и оплошности, откло­нения от первоначального замысла исследования и всякого рода дру­гие эпизоды, которые возникают при работе, но редко попадают в опубликованные сообщения¹². Хотя это только начало, хроники та­кого рода значительно расширяют практику, введенную Лестером Ф. Уордом в шеститомных «Зарисовках космоса»¹³, когда каждое эссе он предварял «историческим наброском о том, когда, где и почему имен­но оно было написано»¹³³.

Другой многообещающий знак — это появление в 1965 г. «Жур­нала истории поведенческих наук», первого журнала, полностью по­священного истории этих наук (тогда как истории естественных и биологических наук посвящены несколько десятков основных и сот­ни второстепенных журналов). Третий признак — растущий интерес

¹² Примеры: детальное методологическое приложение Уильяма Фута Уайта к рас­
ширенному изданию ^ Street Comer Society: The Social Structure of an Italian Slum (Chicago:
University of Chicago Press, 1955); изложение И.Г. Сазерленда о развитии его теории
дифференциальной ассоциации в The Sutherland Papers, ed. By Albert Cohen, Alfred
Lindesmith and Karl Schuessler (Bloomington: Indiana University Press, 1956); Edward A
Shils, «Primordial, Personal, Sacred and Civil ties», ^ British Journal of Sociology, June 1957,
130—145; MarieJahoda, Paul F. Lazarsfeldand hansZeisel, DieArbeitslosen von Marienthal,
2-е непереработанное издание (Bonn: Velag fur Demoskopie, 1960), с новым вступле­
нием Лазарсфельда об интеллектуальном происхождении, обстановке социологичес­
кого и психологического мышления и ходе исследования. В 1964 г. интерес к тому,
как на самом деле проходили различные социологические исследования, отражен в
двух сборниках таких описаний: Phillip E. Hammond, ed Sociologists at Work: ^ The Craft
of Social Research (New York: Basic Books) and Arthur J. Vidich, Joseph Bensman and
Maurice R. Stein, eds., Reflections on Community Studies (New York: John Wiley & Sons). —
Примеч. автора.

¹³ New York and London: G.P. Putman, 1913—1918. — ^ Примеч. автора.

^№ Еще один пример взаимодействия между работой, биографией социолога и социальной организацией в этой области см. в биографическом эссе: William J. Goode, Larry Mitchell, Frank Furstenberg in Selected Works of Williard W. Waller (в печати). — Примеч. автора.

26

к истории социального исследования. Именно на этот путь указал, на­пример, Натан Глейзер в своем подлинно историческом эссе о «Про­исхождении социального исследования в Европе», а Поль Ф. Лазарс-фельд основал программу специальных монографий, посвященных раннему этапу развития эмпирического исследования в Германии, франции, Англии, Италии, Нидерландах и Скандинавии¹⁴. А Олвин Гоулднер своей недавней работой о социальной теории Платона со­здает явный прецедент для монографий, связывающих окружающую социальную структуру и культуру с развитием социальной теории¹⁵. Таковы лишь некоторые признаки того, что социологи обращаются к явно историческому и социологическому анализу развития теории.

Преемственность и прерывность в социологической теории

Как и прочие мастера своего дела, историки идей подвержены разнообразному профессиональному риску. Самая интересная его разновидность появляется каждый раз, когда они пытаются иденти­фицировать историческую преемственность и прерывность появле­ния идей. Заниматься этим — все равно что ходить по проволоке, так как часто достаточно немного отклониться от вертикального поло­жения, чтобы потерять равновесие. Для историка идей это чревато или тем, что он будет утверждать, что обнаружил преемственность мысли там, где ее фактически не существовало, или тем, что ему не удастся выявить ее там, где она действительно была¹⁶. Когда наблю-

¹⁴ Nathan Glazer, «The rise of social research in Europe», in ^ The Human Meaning of the
Social Sciences, Daniel Lerner, ed. (New York: Meridian Books, 1959), 43—72. См. пер­
вую монографию, опубликованную в программе Лазарсфельда: Anthony Oberschall,
Empirical Social research in Germany 1848—1914 (Paris and the Hague: Mouton, 1965). —
Примеч. автора.

¹⁵ Alvin W. Goulgner, ^ Enter Plato: Classical Greece and the Origins of Social Theory (New
York: Basic Books, 1965). — Примеч. автора.

" Вот характерный пример: я натолкнулся на во многом сходное с этим разграни­чение через несколько лет после того, как детально его разработал в курсе публичных лекций. См. Обсуждение «предшественников»: Joseph T. Clark, S.J., «The Philosophy of science and the history of science», в Clagett, op. cit., 103—140, и комментарии по поводу этой статьи И.Е. Драбкина [I.E. Drabkin], особенно стр. 152. Это совпадение идей вдвой­не удачно, поскольку я уже долгое время высказываю то мнение, что истории и социо­логии идей являются примерами некоторых одинаковых исторических и интеллекту­альных процессов, которые они описывают и анализируют. Отметьте, например, такое наблюдение, что теория многократных независимых открытий в науке подтверждает­ся ее собственной историей, так как ее периодически открывали заново на протяже­нии нескольких поколений. R.K. Mcrton, «Singletons and multiples in scientific discovery: a chapter in the sociology of science», 1961, 105,470—486, на 475—477. См. другие случаи

27

даешь за поведением историков науки, то складывается четкое впе­чатление, что их ошибки чаще всего, если не всегда, сводятся к пер­вому из этих заблуждений. Они, недолго думая, указывают на нали­чие ровного потока предвестников, предвидений и предвосхищений во многих случаях, где более тщательное исследование выявляет их как плоды воображения.

Вполне понятно, что для социологов это характерно не в мень­шей степени, чем для историков науки. Ибо и те и другие принимают модель исторического развития науки как приращение знаний; с этой точки зрения редкие паузы случаются только из-за неудачной попыт­ки восстановить полную информацию из трудов прошлого. Не зная предыдущих работ, ученые других поколений делают открытия, ока­зывающиеся переоткрытиями (то есть концепциями и сведениями, уже изложенными раньше в каждом функционально существенном отношении). Для историка, имеющего доступ и к ранним, и к более поздним вариантам открытия, это является показателем интеллекту­альной, хотя и не исторической преемственности идей, о которой не подозревал более поздний автор открытия. Это предположение о пре­емственности подтверждается тем фактом, что в науках имеют место многократные независимые открытия, о чем свидетельствуют мно­гочисленные примеры¹⁷. Отсюда, конечно, не следует, что поскольку некоторые научные идеи были полностью предвосхищены, то так было во всех случаях. В действительности историческая преемствен­ность знаний включает в себя новые дополнения к предыдущим зна­ниям, которые не были предугаданы; в какой-то мере также имеет место настоящая прерывность в форме квантовых скачков в форму­лировке идей и открытии эмпирических закономерностей. Фактичес­ки одна из мер по развитию социологии науки как раз и состоит в решении проблемы определения условий и процессов, вызывающих преемственность и прерывность в науке.

Эти проблемы воссоздания степени преемственности и прерыв­ности присущи всей истории науки. Но они приобретают особый ха­рактер в истории таких наук, как социология: здесь она в основном ограничивается кратким обзором идей, расположенных в хроноло-

гипотез и теорий, являющихся примерами самих себя, занесенные в указатель в: R.K. ^ Merion, On the Shouldersof Giants (New York: The Free Press, 1965; Harcourt, Brace & World, 1967). — Примеч. автора.

" О последних работах, в которых собраны доказательства такого рода, по крайней мере со времен Фрэнсиса Бэкона до времени Уильяма Огберна и Дороти Томас, и которые дают дополнительные систематические подтверждения, см. Merton, «Singletons and multiples in scientific discoveries», op. cit. и «Resistance to the systematic study of multiple discoveries in science», European Journal of Sociology, 1963, 4, 237—282. — Примеч. автора.