Хранитель

Вид материала

Документы

Содержание Примеч. автора. Священные книги Востока Sociological Theory: Its Nature and Growth Modern Social Theorists Примеч. автора. The Edge of Objectivity: An Essay in the History of Scientific Ideas Примеч. автора. Примеч. автора. Примеч. автора.

Подобный материал:

• Художник В. Бондарь Перумов Н. Д. П 26 Война мага. Том Конец игры. Часть вторая: Цикл, 6887.91kb.
• Г. Н. Кондакова Главный хранитель музейных фондов, 4056.71kb.
• Елене Георгиевне Боннэр исполнилось 85 лет. Елена Боннэр является одним из основателей, 1282.61kb.
• Реферат: Семья хранитель и носитель духовности, 174.32kb.
• Добро и зло: нравственные ориентиры человеческого бытия, 113.1kb.
• Обзор книжных коллекций фонда редких книг библиотеки музея-заповедника «Бородинское, 86kb.
• Т. Белина Посвящается Джин Флорес, сотруднице Организации Объединенных Наций, которая, 2693.54kb.
• Правила игры 6 Что такое пкм? 10 Волшебный компот, 2407.26kb.
• «Здесь люди подтверждают судьбы, стажи, Порою даже даты позабыв, Решить проблемы позволяет, 23.52kb.
• Творческие коллективы показали программы в номинациях: «Российская деревня хранитель, 759.95kb.

44

нет даже намека на бесстрастность при создании портрета французс­кого искателя предвосхищений:

Обладая некоторой начитанностью и хорошей памятью, он обнару­живает, что поэты, как правило, не являются родоначальниками избран­ной темы, и ему кажется, что он одерживает над ними своеобразную по­беду, указывая, где они ее взяли. С чисто исторической точки зрения против этого, конечно, ничего не возразишь: иногда это интересно и никогда не должно быть оскорбительным. Однако на самом деле чаще всего выглядит именно так, а у Лангбена только так... «Если бы м-р У. водрузил на нос очки, он бы увидел, что это напечатано было таким об­разом», и т.д. и т.п. ... Боюсь, что Данте, знай он Лангбена, организовал бы для него особые bolgia*; да и в дальнейшем он бы не испытывал недо­статка в обитателях⁴⁷.

У преднамеренного поиска предвосхищений в биологических и естественных науках есть мощный аналог в социальных науках. На­пример, в социологии это явление также имеет свои корни. Хотя нам недостает сравнительных монографических исследований по этому вопросу, современная социология на ранних стадиях своего разви­тия, по-видимому, не носила такого кумулятивного характера, как физические и биологические науки⁴⁸. Пристрастие социологов в де­вятнадцатом веке, а у некоторых и поныне, к развитию своих соб­ственных «систем социологии» означает, что в них, как привило, из­начально видят соперничающие мыслительные системы, а не консо­лидированный кумулятивный продукт. Из-за этого исторический анализ развития теории сосредоточивается на том, чтобы показать, что предполагаемая новая система совсем не нова. История идей в этом случае превращается в выяснение претензий и контрпретензий на такую оригинальность, которая нетипична для прогресса науки. Чем меньше внимания уделяется различным уровням аккумуляции идей, тем сильнее тенденция к поиску сходств между прежней и со-

* «злые щели» (ит.) — глубокие рвы в восьмом круге «Ада» Данте. — Примеч. пер.

⁴⁷ George Saintsbury, A History of Criticism and Literary Taste in Europe from the Earlier
Texts to the Present Day (Edinburgh and London: William Blackwood & Sons), II, 400—
401. -Примеч. автора.

⁴⁸ Мы не хотим сказать, что модель развития в физических и биологических на­
уках — это модель постоянной, неуклонной преемственности и кумулятивное™ зна­
ния. Для истории этих наук, безусловно, характерны многие повторные открытия
спустя годы или даже десятилетия после того, как предоткрытие исчезло из виду. Но
такие паузы в непрерывности интеллектуальной традиции, впоследствии заполнен­
ные независимыми повторными открытиями, заставляющими наблюдателей обра­
титься к забытым версиям, встречаются реже и не столь значительны, как в соци­
альных науках. — ^ Примеч. автора.

45

временной идеей, а от этого недалеко и до выискивания предвосхи­щений.

Историки социологии то вступают на эту зыбкую почву, то дви­жутся в противоположном направлении. В разной степени⁴⁹ они ко­леблются между двумя описанными нами основными предположени­ями относительно развития социологии: с одной стороны, они зани­маются выискиванием предвосхищений; сдругой — они полагают, что социология развивается благодаря появляющимся время от времени новым ориентациям и благодаря включению в знания новых допол­нений, полученных на основе исследований, проведенных в свете этих ориентации, — иногда здесь имеют место подтвержденные документа­ми предоткрытия, предвидения и предвосхищения.

Наверное, никто из историков социологической теории не зани­мался столь тщательно вопросом предоткрытий, предвидений и пред­восхищений, как Питирим Сорокин в своем солидном труде «Совре­менные социологические теории»⁵⁰, пользующемся большой популяр­ностью и сейчас, через сорок лет после первой публикации. В книге, построенной на анализе школ социологической мысли и задуманной «для соединения современной социологии с ее прошлым», перед ана­литическим обзором каждой школы дается список предшественни­ков. Вероятно, из-за того, что в книге приводятся ссылки на более чем тысячу авторов, в ней применяются весьма различные критерии идентичности прежних и последующих идей.

Одна крайность заключается в утверждении, что древние труды — ^ Священные книги Востока, Конфуций, даосизм и т.д. — содержат «все основные» идеи современных социологических или психологических школ; последние описываются как «всего лишь повторения» или «про­стые повторения» (например, стр. 5п, 26п, 309, 436—437). В каких-то случаях сходство состоит в ссылках прежних классиков на определен­ные «факторы» в общественной жизни, которые также обсуждаются в более поздних работах: например, в Священных книгах «подчеркивает­ся роль», которую играют «факторы расы, отбора и наследственности»

⁴⁹ При методологическом анализе следующих современных работ по истории со­
циологической теории обнаруживается большое разнообразие в этом отношении: N.M.
Timasheff, ^ Sociological Theory: Its Nature and Growth (New York: Doubleday & Co., 1955);
Dan Marlindale, The Nature and Types of sociological Theory (Boston: Houghton Mifflin Co.,
1960); Harry E. Barnes and Howard Becker, Social Thought from Lore to Science (Washington:
Harran Press, 1952, 2nd ed.); Charles P. Loomis and Zona K. Loomis, ^ Modern Social Theorists
(New York: D. van Nostrand, 1961); Harry Elmer Barnes, Ы.Ап Introduction to the History of
Sociology (Chicago: Universty of Chicago Press, 1948); Lewis A. Coserand Bernard Rosenberg,
Sociological Theory (New York: Macmillan, 1964, 2d ed). — Примеч. автора.

⁵⁰ Pitirim A. Sorokin, «Contemporary Sociological Theory» (New York and London:
Harper & Brothers, 1928). — ^ Примеч. автора.

46

i td 219); «тот факт, что мыслители с незапамятных времен осознава­ли важность роли «экономических факторов» в поведении человека, организации общества, социальных процессах...» (стр. 514) и т.д. В ка­ких-то случаях замечание, что некая школа мысли является очень ста­рой, оскорбляет своей несправедливостью. Так, формальная школа (Зиммель, Теннис, фон Визе), считающая себя новой, охарактеризо­вана как «очень старая, возможно, даже самая старая среди школ соци­ологии» (стр. 495); об экономической школе, главным образом об от­вергнутых взглядах Маркса и Энгельса, говорится, что она «стара, как сама человеческая мысль» (стр. 523); тогда как психосоциологическая «теория о том, что вера, особенно магическая или религиозная, — это самый действенный фактор в человеческой судьбе, является, наверное, старейшей формой социальной теории» (стр. 662).

С другой стороны, в книге Сорокина четко выражена концепция, согласно которой эти древние идеи были существенным образом раз­работаны в более поздних работах, не являющихся «простыми повто­рениями». Это выражено в следующем противоречивом замечании: «...ни Конт, ни Виниарский, ни кто-либо другой из социологов кон­ца девятнадцатого века не может претендовать на то, что является ро­доначальником вышеизложенной или практически любой другой тео­рии. Они лишь развивали то, что было известно много веков и даже тысячелетий назад» (стр. 368, курсив мой). Или опять: социологичес­кая школа, «как почти все современные социологические системы, зародилась в далеком прошлом. С тех пор с различными вариациями принципы этой школы можно обнаружить во всей истории социаль­ной мысли» (стр. 437; курсив мой).

Эта промежуточная формулировка допускает возможность важ­ных новых отправных точек в истории социологической мысли. Так, И. Де Роберти назван «одним из первых пионеров в социологии» (стр. 438); Ковалевский «разработал свою [демографическую] теорию не­зависимо от Лориа на три года раньше» (стр. 390п); блистательный Тард «оставил много оригинальных планов, идей и теорий» (стр. 637); недавние изучения общественного мнения «значительно прояснили наше представление об этих явлениях» (стр. 706); Гиддингс — «пио­нер американской и мировой социологии» (стр. 727п); и как после­дний пример развития за счет постоянных дополнений к имеющим­ся знаниям: «социальная физиология... таким образом, шаг за шагом... была расширена, и в настоящий момент мы наблюдаем первые по­пытки построить общую, но основанную на фактах теорию социаль­ной мобильности» (стр. 748).

Это стремление распознать степени сходства между более стары­ми и более современными теориями становится намного более замет-

47

ной в парном томе Сорокина «Социологические теории сегодня»⁵¹, опубликованном тридцать лет спустя. Какая-то часть того, что в пре­жней работе описывалось как предоткрытия, теперь фактически трак­туется как предвидения, а названное ранее предвидениями — как предвосхищения. Новая работа остается такой же непримиримо кри­тической, как и прежняя, но тем не менее, за редкими исключения­ми, передает ощущение роста и развития в теории. Два примера, вы­деленных курсивом, отражают этот сдвиг во взглядах автора.

Шпенглер и Данилевский: от предоткрытия до предвидения

Так, теории О. Шпенглера были предугаданы полвека назад. Фак­тически по всем своим существенным характеристикам работа Шпенг­лера — простое повторение социальных рассуждений Леонтьева и Да­нилевского [а поскольку Данилевский опередил Леонтьева на четыре года, работа Леонтьева, надо думать, тоже «простое повторение»]. (Со­временные социологические теории, стр. 26п, курсив мой.)

Как «простое повторение» работа Шпенглера казалась бы излиш­ней, поскольку ее ничто не отличает от работы предшественников. Но более позднее и более разборчивое суждение Сорокина указывает на обратное:

Книга Шпенглера «Закат Европы», опубликованная в 1918 г., оказа­лась одним из самых значительных, противоречивых и долговечных ше­девров первой половины двадцатого века в областях социологии культу­ры, философии истории и немецкой философии. Хотя в целом по своему характеру «Закат Европы» полностью отличается от работы Данилевско­го, тем не менее ее основная концептуальная структура напоминает труд Данилевского во всех важных моментах... Многие страницы, посвящен­ные Шпенглером детальному анализу этих трансформаций [в цикле соци­альных форм или систем], отличаются новизной, проницательностью и яв­ляются классическими... Несмотря на недостатки, «Закат Европы» вполне может остаться одной из наиболее важных работ первой половины двад­цатого столетия. («Социологические теории сегодня», стр. 187,196—197.)

Маркс — Энгельс и их предшественники: от выискивания предвосхищений к предвидению

Что касается оригинальности и теоретического содержания Марк-совой материалистической концепции истории (но не практического влияния Маркса) в настоящий момент... видимо, нет возможности ут-

⁵¹ Pitirim A. Sorokin, Sociological Theory of Today (New York: Harper & Row, 1966).

48

верждать, что Маркс привнес хоть одну новую идею в эту область или дал новый и лучший в научном отношении синтез идей, существовавших до него (ССТ, 520п, курсив мой).

В своей прежней работе Сорокин продолжает повторять, что ни в конкретных идеях, ни в теоретическом синтезе Маркса и Энгельса нет ни толики оригинальности; заканчивает он классическим кредо искателя предвосхищений:

Первое: с чисто научной точки зрения, что касается ее здравых эле­ментов, в их теории нет ничего, что не было бы сказано более ранними авторами; второе: действительно оригинальные идеи являются совершен­но ненаучными; третье: единственное достоинство их теории в том, что в ней в несколько более сильном и расширенном виде обобщены идеи, вы­сказанные до Маркса... Нет никаких оснований считать их научный вклад более чем средним (ССТ, 545).

В своей более поздней работе Сорокин, продолжая сильно кри­тиковать теорию Маркса⁵² и обоснованно утверждать, что она не воз­никла ex nihilo*, готов признать за ней особую интеллектуальную (а не просто политическую) роль.

Карл Маркс и Фридрих Энгельс, разделив социокультурные отно­шения на два класса — «производственные отношения, [которые] состав­ляют экономическую структуру общества», и «идеологическую надстрой­ку, «...дали новую жизнь и полное развитие экономической разновидное-

⁵² Сама же теория Маркса, касающаяся исторического развития науки и мышле­ния, конечно, предполагает, то ex nihilo nihil fit. Как выразился Маркс при известной попытке отделить прежнюю массу накопленных идей от своих собственных допол­нений к ней: «...мне не принадлежит ни та заслуга, что я открыл существование клас­сов в современном обществе, ни та, что я открыл их борьбу между собою. Буржуаз­ные историки задолго до меня изложили историческое развитие этой борьбы клас­сов, а буржуазные экономисты — экономическую анатомию классов. То, что я сделал нового, состояло в доказательстве следующего: 1) что существование классов связано лишь с определенными историческими фазами развития производства, 2) что классо­вая борьба необходимо ведет к диктатуре пролетариата, 3) что эта диктатура сама составляет лишь переход к уничтожению всяких классов и к обществу без классов». (Письмо Маркса Иосифу Вейдемейеру от 5 марта 1852 г. — К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., изд. второе, М., Госполитиздат, 1962. — т. 28, ее. 424—427.) Нет необходимости принимать самооценку Маркса за чистую монету; два из этих трех вкладов сомни­тельные проекты относительно будущего, и, как свидетельствует поздний Сорокин, Маркс внес вклад не только в теорию общественных классов. Дело в том, что и в письме Маркса, и у позднего Сорокина есть попытка различить простое предоткры-тие и аналитические или синтетические дополнения, развивающие знания. — При­меч. автора.

* из ничего, на пустом месте (лат.).

49

ти дихотомических теорий. Почти все недавние теории такого рода пред­ставляют собой разновидности и разработки этого различия, проводимо­го Марксом и Энгельсом... Теория Маркса, по сути, является прототи­пом всех рассмотренных мною более поздних теорий (СТС, 289, 296; кур­сив мой).

Если более позднюю работу Сорокина взять за образец, то мы, возможно, наблюдаем сдвиг в сторону более дифференцированного подхода к развитию социологических идей. Это только идет на пользу. Если отказаться от выискивания предвосхищений, то социологи смо­гут непредвзято сосредоточиться на выяснении того, в каком именно отношении более новые разработки идей построены на прежних, что­бы проанализировать характер и условия преемственности в социо­логической науке.

Гуманитарный и естественнонаучный аспекты социологии

Контраст между отношением точных и гуманитарных наук к ве­ликим классическим трудам отмечался часто. Он вызван глубокими различиями в типах избирательной аккумуляции, происходящей в цивилизации (куда входят наука и техника) и в культуре (куда входят гуманитарные науки и ценностные формы)⁵³. В более точных науках избирательная аккумуляция знаний означает, что классический вклад, сделанный гениальными или необыкновенно одаренными людьми в прошлом, во многом развивается в более поздних работах и часто людьми явно менее талантливыми.

О наличии подлинно кумулятивного знания свидетельствует тот факт, что сегодня человеку с заурядными способностями по силам решение задач, к которым не могли подступиться великие умы про-

⁵⁵ Различие между обществом, культурой и цивилизациейи было подчеркнуто Альфредом Вебером в «Prinzipiellen zur Kultursoziologie: Gesellschaftsprozess, Zivilisationsprozess und Kulturbeweguag», Archivfur Sozizlwissenschaft und Sozialpolitik, 1920,47, 1—49. Похожий анализ см.: R.M. Masciver, Society: Its s Structure and Changes (New York: Long & Smith, 1931), 225—236, и более позднее обсуждение: Merton, «Civilization and Culture», Sociology and Social Research, нояб.-дек. 1936, 21, 103—113. Примеры тенденции к смешению истории и систематики теории см. краткие обзо­ры понятий «культуры» и «цивилизации», использованных Гердером, Гумбольдтом, Гизо, Э. Дюбуа-Реймоном, Вундтом, Фергюсоном, Морганом, Тайлором, Боклем, Гете, и т. д. в следующих работах: Paul Barth, Die Philosophic der Geschichte als Soziologie (Leipzig: Reisland, 1922), 597—613; Y.S. Stoltenberg, «Seele, Geist und Gruppe», Schmollers Jahrbuch, 1929. LV, 105ff.; R. Euken, «Geschichte und KritikderGrundbegrifie der Gegenwart» (Leipzig: 1878), 1871T. Сорокин дает критический обзор этой систе­мы анализа в своих Sociological Theories of Today, глава 10. — Примеч. автора.

50

1

шлого. Студент-математик умеет идентифицировать и решать зада­чи не поддавшиеся усилиям Лейбница, Ньютона или Коши⁵⁴.

Поскольку в более точных науках теория и данные довольно да­лекого прошлого в большой мере входят в состав современного куму­лятивного знания, то упоминание великих авторитетов прошлого главным образом приходится на историю дисциплины; а ученые на своих рабочих местах и в трудах в первую очередь пользуются недав­ними достижениями, развившими эти прежние открытия. В резуль­тате прежние и часто более весомые научные достижения часто пре­даются забвению (за редкими и иногда существенными исключения­ми), поскольку их поглощает более поздняя работа.

В гуманитарных областях все обстоит иначе: с каждой классичес­кой работой — каждым стихотворением, драмой, эссе или истори­ческим исследованием — последующие поколения гуманитариев зна­комятся непосредственно. По образному выражению Дерека Прай­са, «кумулятивная структура естественных наук имеет фактуру с пос­ледовательным соединением элементов, подобно вязанию, тогда как фактура гуманитарной области больше напоминает беспорядочное плетение, в котором любая точка с равной вероятностью может быть связана с любой другой»⁵⁵. Короче говоря, личное знакомство с про­изведениями классиков играет малую роль в физических и биологи­ческих науках и очень большую в работе гуманитариев.

Кесслер, другой специалист по информационным системам в на­уке, изложил эту мысль в намеренно провокационной, если не воз­мутительной манере:

В научной литературе даже шедевры со временем потеряют всю цен­ность, кроме исторической. В этом основная разница между научной и художественной литературой. Немыслимо, например, чтобы человек, серьезно изучающий английскую литературу, не читал Шекспира, Миль­тона или Скотта. А тот, кто всерьез занимается физикой, может спокой­но проигнорировать первоисточники Ньютона, Фарадея и Максвелла⁵⁶.

Стиль Кесслера на то и направлен, чтобы вызвать возмущение читателя. И действительно, с точки зрения гуманизма и истории на-

⁵⁴ Charles С. Gillespie, ^ The Edge of Objectivity: An Essay in the History of Scientific Ideas
(Princeton University Press, 1960), 8. «...каждый первокурсник колледжа знает физику
в большем объеме, чем Галилей, который в первую очередь заслужил честь считаться
основателем современной науки, и знает больше Ньютона, ум которого превосходил
все другие, обращавшиеся к природе». — ^ Примеч. автора.

⁵⁵ Derek J. De Solla Price, «The scientific foundations of science policy», Nature, ап­
рель 17, 1965, 206, № 4981, 233-238. - Примеч. автора.

⁵⁶ M.M. Kessler, «Technical information flow patterns», Proceedings, Western Joint
Computer Conference, May 9, 1961, 247—257. — ^ Примеч. автора.

51

i

уки, это утверждение кажется выражением современного невежества. Многим из нас трудно отделить свой преисполненный признатель­ности прошлому интерес к истории, к трудам основоположников от увлеченности работой, направленной на развитие современной на­уки и почти не требующей непосредственного знакомства с Principia Ньютона или Traite Лавуазье. Тем не менее такое же замечание, как у Кесслера, красноречиво высказал один из основателей современной социологии. Рассматривая основное предназначение науки — вклю­чение новых знаний и тем самым расширение ее сферы через призму личности ученого, Макс Вебер отмечает:

...каждый из нас знает, что сделанное им в области науки устареет через 10, 20, 30, 40 лет, такова судьба, более того, таков смысл научной работы, которому она подчинена и которому служит, и это как раз со­ставляет ее специфическое отличие от всех остальных элементов культу­ры, всякое совершенное исполнение замысла в науке означает новые «вопросы», оно по своему существу желает быть превзойденным. С этим должен смириться каждый, кто хочет служить науке. Научные работы могут, конечно, долго сохранять свое значение, доставляя «наслаждение» своими художественными качествами или оставаясь средством обучения научной работе. Но быть превзойденным в научном отношении —- не толь­ко наша общая судьба, но и наша общая цель. Мы не можем работать, не питая надежды на то, что другие пойдут дальше нас. В принципе этот про­цесс уходит в бесконечность⁵⁷.

Социологи, балансируя между представителями естественных и гуманитарных наук, испытывают давление в ориентации на класси­ческие достижения с обеих сторон и не торопятся брать на себя обя­зательства, описанные Вебером. Лишь некоторые из них уступают и полностью принимают либо естественнонаучную ориентацию, пред­ложенную Вебером, либо гуманитарную. Большинство, по всей ви­димости, колеблются, а некоторые пытаются их объединить. Эти по­пытки соединить естественнонаучную и гуманитарную ориентации обычно приводят к смешению систематики социологической теории с ее историей.

То, что в процессе кумуляции знаний социальные науки находят­ся между естественными и гуманитарными, убедительно подтверж­дается так называемым исследованием ссылок, где сравниваются рас­пределения дат публикаций, на которые ссылаются в нескольких оп­ределенных областях. Полученные данные исключительно закономер­ны. В естественных науках — представленных такими журналами, как

⁵⁷ М. Вебер. Наука как призвание и профессия. — В М. Вебер. Избранные произ­ведения. — М.: Прогресс, 1990, с. 712. — ^ Примеч. автора.