К. С. Станиславский / Работа актера над собой, стр. 245
| Вид материала | Диссертация |
СодержаниеПсихические признаки действия. Внешняя сторона действия. |
- К. К. Станиславский Работа актера над ролью, 8199.71kb.
- К. К. Станиславский Работа актера над ролью, 15947.17kb.
- Н. В. Демидов творческое наследие Искусство актера Н. В. Демидов книга, 5224.17kb.
- Закон приморского края, 196.64kb.
- Агентский договор №343, 587.86kb.
- Расписание режиссёрских курсов «арткино», 74.17kb.
- План. Введение стр. Pынoк ценных бумаг стр. I. 1 Понятие фондового рынка стр, 709.93kb.
- К. С. Станиславский Письма 1886-1917 К. С. Станиславский. Собрание сочинений, 10580.19kb.
- К. С. Станиславский Письма 1886-1917 К. С. Станиславский. Собрание сочинений, 10580.72kb.
- План введение стр 3 глава теоретическая часть сертификация и стандартизация в системе, 917.4kb.
Указанные обстоятельства с разных сторон приводят к тому же заключению: как первоначальная данность, как материал, подлежащий художественной обработке – действие для теории театра важно не столько субъективной осознанностью его цели, сколько признаком его объективной целенаправленности, тем, что оно объективно, имеет цель, которая может в разных случаях, в разной степени быть субъективно осознана самим действующим. Цель действия имеет как бы двойное бытие: она есть факт внешнего мира и она есть отражение этого факта в сознании; она объективно присутствует в каждом конкретном действии и определяет его и она субъективно осознается с той или иной степенью точности и полноты. Осуществляется она тем, что направляет действие на предмет внешний по отношению к сознанию. Психологию интересует преимущественно одна сторона цели – субъективная, теорию театра – другая, объективная. Внутри общего, верного определения действия в целом, опирающегося на психологию, теория театра в своих интересах в праве подвергать его своей специфической классификации соответственно не осознанию цели субъектом, а характеру самой цели, как она объективно существует в каждом конкретном действии. Важно, что этот принцип классификации не расходится с данными науки и, наоборот, несущественно – если некоторые тонкости психологического анализа он опускает. Так, Рубинштейн различает «действие» от «операции» по признаку осознанности цели: «Достижение результата, составляющего цель определенного действия, может в силу своей сложности потребовать целого ряда актов, связанных друг с другом определенным образом. Эти акты или звенья, на которые распадается действие, являются частичными действиями, или операциями. Поскольку операции или, точнее, их результат осознаются лишь как средство, а не как цель, они не являются самостоятельными действиями, но, в отличие от движений, операции – не просто механизмы, посредством которых осуществляются действия, а составные части, из которых они состоят» /стр. 435/. Для нас это различие, пока мы заняты определением действия в целом, а не классификацией действий, не представляется существенным, так как, с одной стороны – операция, осознаваемая лишь как средство, объективно имеет цель, она целенаправленна и целесообразна и тем отличается от рефлекса, реакции; с другой – каждое действие, в том числе волевое, само есть в известном смысле операция, т.е. средство, так как «в сложной деятельности, состоящей из цепи действий, между целью и средством развертывается сложная диалектика – средство становится целью, а цель – средством» /стр. 461/.
Для нас важно то, что С.Л. Рубинштейн допускает понимание действия в более широком смысле, именуя действиями не только акты специфически человеческие, волевые. «Поведение, деятельность человека осуществляется посредством действия различных видов и уровней. Обычно различают: рефлекторные, инстинктивные, импульсивные и волевые действия. Рефлекторных действий вне инстинктивных не существует: собственно рефлекторны только движения, включающиеся в различные действия» /стр. 456/… «Все эти виды действий, которые с полным основанием выделяет научный анализ, связаны друг с другом множеством разнообразных взаимопереходов» /стр. 457/.
Поэтому мы можем считать общим признаком действия, вне зависимости от того, к какому виду или уровню оно относится, его объективную целенаправленность, т.е. ту целесообразность, которая может быть воспринята и определена наблюдателем, независимо от того, как, в какой степени и в какой форме она субъективно осознается самим действующим. Очевидно, только благодаря этому качеству, доступное объективному восприятию действие, и в частности его целенаправленность, могут быть выразительным средством.
^ Психические признаки действия.
Объективная целенаправленность – тот узел, в котором внешнее и внутреннее, физическое и психическое, не отождествляясь, переплетаются и взаимно проникают друг в друга. Поэтому объективная цель, внешне определимая и логически объяснимая, характеризует каждое действие в его целостности. Но для более полной и конкретной характеристики, описания и, следовательно, определения действия, оно нуждается в точном указании признаков, характеризующих каждую из сторон единого целого – его психической и его физической природы.
Психический компонент действия научный анализ разлагает на целый ряд психических процессов – эмоциональный, мыслительный, волевой и т.д. Но процессы эти, хотя и изучаются отдельно, по признакам, характеризующим каждый, практически неотделимы друг от друга и сами суть компоненты единого сознания. Все они в разной степени участвуют в каждом акте сознания, а само сознание, хотя бы в зародышевой степени, не может не присутствовать в любом действии – только потому С.Л. Рубинштейн и называет последнее «клеточкой», или «ячейкой», психологии. Это обстоятельство важно для нас в двух отношениях:
Во-первых, в общем определении действия нет надобности рассматривать строение психического комплекса самого по себе. Внутри этого комплекса возможны самые разнообразные соотношения психических процессов. Одни из них могут выступать на первом плане, другие – составлять как бы фон; те и другие взаимодействуют, поддерживают и обуславливают друг друга, но направляют действие все они в комплексе, в единстве. Поэтому действие в целом с его внутренней стороны характеризуется не каким-либо обособленным психическим процессом – волевым, эмоциональным или интеллектуальным – а присутствием в нем психического единства различных процессов. Все они в целом и каждый в отдельности связывают субъект с объектом и делают действие целенаправленным. Это общий признак действия, всякого действия, любого действия.
Во-вторых, если для общего определения действия несущественна роль в нем тех или иных психических процессов, а важны все они в целом, в их результате целенаправленности, то для характеристики каждого конкретного действия, для установления различий между действиями, для классификации действий – строение психического комплекса приобретает первостепенное значение. Психический комплекс в целом через целенаправленность делает механический, рефлекторный акт – действием; преобладание в этом комплексе определенного процесса обуславливает, в частности, и определенную целенаправленность. Благодаря особенностям каждого психического комплекса, включенного в действие, само это действие имеет свою специфическую избранную цель. Различая цели действий, мы можем тем самым отличать друг от друга и их психические основания и сами действия, т.е. классифицировать последние.
Таким образом, когда перед нами будет стоять задача анализа действий, классификация их, разделение на определенные группы и характеристика этих групп, нам придется вернуться к вопросу психического, включенного в действие. В этом психическом будет «основание для деления», говоря языком логики. Основание же для общего определения действия – признак всякого действия – его целенаправленность, т.е. итог психической обусловленности в целом.
Как сознание есть всегда сознание чего-то, так и всякий психический процесс есть или хотение чего-то, или воображение чего-то, или восприятие, представление, вспоминание, мышление, чувствование – чего-то, то есть отражение и конкретная обработка чего-то объективного и конкретного. Любая форма психического и все оно в целом есть связь субъекта с объектом, причем, поскольку эта связь активна, она приводит к образованию цели и формируется в ней. Цель человека на протяжении всей его жизни и в любом отрезке его деятельности сливает в себе, как в объективном факте, всю массу сложнейших процессов внутренней жизни, в их индивидуальных и типовых, биологических и общественных, устойчивых и временных связях. В целях человека – его общественная ценность, уровень его идейной направленности, его интеллекта и способностей, связь его с людьми и вещами, его социальные навыки и интересы, его индивидуальные привычки, его характер, его возраст, его воспитание, его болезнь и здоровье, его вкусы, его оригинальность и его типичность – в целях человека – весь человек. Можно различать цели деятельности по их общественной полезности – это вопрос этической оценки личности, выходящий за пределы не только теории театра, но и самой психологии. Но можно различать цели и, так сказать, «технически», т.е. по признаку масштаба тех отрезков деятельности, которые характеризуются этими целями. Так, любой «отрезок» входит в состав большего, но и сам делим на меньшие. В таком различении раскрывается сложная диалектическая связь переходов мотива в цель и цели в средство, как об этом пишет С.Л. Рубинштейн. Это вопрос субъективного осознания цели; т.е. вопрос связи элементов поведения и их подчинения осознанной цели, вопрос превращения объективной цели в субъективную. Границы этих переходов крайне текучи – под влиянием препятствий, требующих осознания, средство мгновенно может превратиться в цель, цель – в средство и мотив – в цель. Психические процессы в активной связи с объектом контролируются и стимулируются этим последним, т.е. объектом воздействия. Под его влиянием любой психический процесс то отступает на задний план, вытесняется другим, то приобретает главенствующее значение. В полном своем развитии эти процессы участвуют в целенаправленности сознательной и волевой, присущей только человеку. Но специфически человеческое тончайшими нитями и взаимопереходами связано с человеческо-биологическим и физиологическим; этим переходам и соответствует степень осознанности цели, т.е степень полноты, активности и яркости процессов сознания, включенных в действие. Инстинктивное действие самозащиты, например, всегда менее осознано, чем процесс решения сложной математической задачи, но поскольку то или иное проявление человека имеет объективную цель, - оно – действие и оно несет в себе психическую нагрузку. Чем сознательнее цель, тем больше эта нагрузка и, наоборот, чем менее она осознана, тем ближе цель к «раздражителю» и действие – к рефлексу, тем меньше, тем «эмбриональнее», если можно так сказать, вся психическая сторона действия. Но то, что в потенции, в эмбриональном состоянии, все психические процессы участвуют в любом человеческом действии, доказывается тем фактом, что при известных условиях и под влиянием их даже рефлекторное человеческое действие может превратиться в сознательное и волевое, и, наоборот, многие действия из числа сложных, специфически-человеческих поддаются автоматизации.
^ Внешняя сторона действия.
В целенаправленности действия – единство его внутренних и внешних компонентов; в ней же психический признак действия, когда мы берем саму целенаправленность с ее внутренней стороны. Беря ее с внешней стороны, мы получим и внешние признаки действия.
Как уже отмечалось, человеческое действие всегда предметно, оно изменяет внешней, по отношению к субъекту, мир. «Сознание человека не только отражает объективный мир, но и творит его»202. Объективный мир – это мир реальных и материальных предметов, обладающих соответствующими атрибутами – предметов, протяженных в пространство, существующих во времени, непроницаемых, весомых и т.п. Изменение мира этих вещей может быть, а в общественной жизни человека всегда бывает, опосредовано воздействием мысли одного или нескольких человек на сознание других, борьбой идей, духовным, культурным и умственным развитием, обучением, воспитанием, т.е. всей массой духовных, идейных, интеллектуальных и эмоциональных явлений жизни общественного человека. Но коль скоро все эти явления и процессы предметны, они имеют тенденцию изменить нечто в материально-вещественном мире, ибо им они обусловлены. Колю ли я дрова, перемещаю ли свое тело или один орган его в пространстве, убеждаю ли кого-то сделать нечто или чего-то не делать, объясняю ли что-либо ученику или, сам обучаясь, усваиваю чужую мысль – во всех случаях и все это в первом своем звене исходит из наличной данности материального вещественного мира и в последнем звене более или менее длинной цепи предполагает материальное изменение внешнего мира в его пространственных и временных качествах. Действие, которое ничего не изменяет во вне, не приводит к материальному изменению во внешнем мире – такое действие не достигает своей цели, оно равно бесплодной попытке, холостому выстрелу. Это, конечно, не значит, что каждое действие увенчивается успехом, достигает своей цели – результаты действия могут совершенно не совпадать с его целью, они могут не привести к тому изменению действительности, во имя которого само действие возникло, но какое-то изменение действительности всякое действие влечет за собой. Без всякого влияния на окружающую среду действие немыслимо. Но объективно-материальное можно и изменить только объективно-материальным же. Идея же сама по себе, вне материального существования бессильна внести какое бы то ни было изменение в материальный мир; как минимум, она должна существовать в словах, т.е. в звуках или графических знаках, чтобы быть хотя бы первым толчком, первым звеном цепи, приводящей в изменению материальных вещей. Поэтому целенаправленность действия возможна только в том случае, если оно, помимо психической, имеет также и материальную физическую сторону.
С.Л. Рубинштейн пишет: «В психологическом изучении поведения или деятельности основной «единицей» является действие. Действие, как и деятельность, в которую оно включается, выражает отношение действующей личности к окружающему. Действие в свою очередь включает в себя те или иные движения, так что в конечном счете получается ряд: движение – действие – деятельность; но различные члены этого ряда лежат в разных планах. Движение, как таковое – это психофизическая реакция организма, проявление его психомоторных функций… Действие осуществляется в той или иной мере посредством движений. Но оно не сводится к движению или совокупности движений. Непосредственным доказательством этому служит то, что одно и то же действие может быть осуществлено, и действительно, часто осуществляется посредством различных движений. Возможность включить для осуществления определенного действия в зависимости от изменяющихся условий различных движений свидетельствует в плане физиологическом о большой пластичности нервной системы. Эта пластичность, в свою очередь, свидетельствует о подчинении моторных функций более высоким актам.
Поскольку действия осуществляются движениями, хотя и не сводятся к ним, психологическое изучение действий предполагает психофизиологию движений» /стр. 451/. В главе о действии и движении читаем: «Служащие для воздействия на объективный предметный мир, для изменения его, движения человека сами изменяются в процессе этого воздействия. Изучение движений человека, выходящее за пределы чистой физиологии двигательного аппарата, должно быть поэтому в основном изучением двигательного, моторного аспекта действия и деятельности, как системы действий. По мере того, как деятельность усложняется, направляясь на все более отдаленные, опосредованные, идеальные цели, организация движений принимает более сложные формы. Непосредственная предметная организация движений переходит к организации опосредованной, которую можно было бы назвать семантической, поскольку она опосредована смысловым содержанием действия» /стр. 452/.
В приведенных цитатах нам важно, что современная психология связывает действие и движение, допускает «двигательный, моторный аспект действия» и указывает на «предметную организацию» движений, включенных в деятельность. «Форма организации движений» усложняется от непосредственной предметности к опосредованной по мере удаления, осложнения цели действия. Если С.Л. Рубинштейн считает возможным связывать таким образом движение с деятельностью, то есть с тем членом установленного им ряда, который лежит в самом высоком плане, то тем больше оснований связывать движение с действием – средним звеном, промежуточным между движением и деятельностью.
Но, как ясно из тех же положений, действие не тождественно ни движению, ни деятельности. Сравнительно с движением действие есть явление и понятие более сложное, сравнительно с деятельностью – менее сложное. При определении действия нам, естественно, важно установить прежде всего связь его с нижестоящим членом ряда – с движением, ибо в нем оно находит внешнюю форму существования. «От движения мы отличаем действие. Движение, как таковое вне действия – это лишь проявление моторных функций организма, действие – это акт поведения, направленный на предмет. Движение и действие не образуют, конечно, внешней антитезы. Реально в жизни каждое движение по большей части включено в действие; даже выразительное движение, возникающее как непроизвольная реакция сплошь и рядом является вместе с тем в какой-то мере актом воздействия на другого человека, и эти два аспекта в нем теснейшим образом сплетены» /стр. 454/. Если «реально в жизни каждое движение по большей части включено в действие», то каждое действие всегда включает в себя движение. Мы можем утверждать это, исходя из предметности действия. Правда, С.Л. Рубинштейн нигде прямо этого не говорит, но, видимо, именно это он подразумевает, говоря о видимости действий и объективном наблюдении через них психических фактов. «Сторонний наблюдатель вынужден прибегнуть к опосредованному познанию моей психики через изучение моей деятельности не потому только, что ему непосредственно не даны мое переживания, но и потому, что по существу нельзя объективно установить психологический факт или проверить объективность психологического познания, иначе, как через деятельность, через практику. Восприятие, воспроизведение, мышление и т.д. – это внутренние психические процессы, но каждый из них объективно определяется посредством тех условий, которым он должен удовлетворять, чтобы быть действительно восприятием, узнаванием, мышлением. Но удовлетворяет функция тем объективным условиям, которыми она определена, полностью выявляясь лишь в действии. Поэтому объективное наличие той или иной психической функции может быть и другим, и мной самим объективно установлено лишь посредством соответствующей деятельности. То же самое … применимо и к чувствам: и здесь действие является признаком, по которому можно судить о реальных помыслах и чувствах реальной личности. Сказать, что у человека какие-то чувства – это значит утверждать, что у него те переживания, которые отвечают какому-то отношению, такому-то способу действия по отношению к другому человеку. Деятельность является раскрытием во внешнем, материальном плане тех отношений, которыми объективно определяются психологические факты» /стр. 16-17/. Это «раскрытие во внешнем, материальном плане» невозможно вне изменения положения, того или иного материального, вещественного движения; иначе – почему оно – «раскрытие», почему – «во внешнем материальном плане»?
Таким образом, характеризуя действие, мы можем отметить его внешним механическим признаком то, что оно существует всегда в форме движения. Движение это есть физическое мышечное движение действующего и как частный, наиболее сложный случай – его речь, т.е. звук и движение органов речи, т.е. опять – физическое движение. Только благодаря тому, что человеческое действие неотделимо от движения, хотя и не сводится к нему, само действие может быть внешним, объективным показателем психики.
Внешняя физическая сторона действия делает возможным понимание его цели; только эта сторона раскрывает его психическое содержание окружающим и делает его – действие – средством активной связи человека с людьми и с миром вещей. Только эта сторона объединяет в нем, наконец, всю массу человеческих проявлений в единство, в котором весь сложнейший мир внутренней жизни человека объективируется, а объективная механика звуков речи и мышечных движений насыщается человеческим содержанием активной целенаправленности. Дидро сказал: «Заметьте, что в отношениях между людьми нет ничего, кроме звуков и движений»203. Но сами эти действия и интонации приобретают общественный человеческий смысл только через их психическое содержание. Благодаря ему, и только благодаря ему, действие и возможно, как материал искусств. Но само это действие – «всякое действие необходимо предполагает в себе движение» /В.Белинский/204.
Подводя итоги нашим извлечениям из «Основ общей психологии», предпринятым в поисках определения действия, мы можем констатировать следующие характеризующие его общие признаки, присущие