К. С. Станиславский / Работа актера над собой, стр. 245

  1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   23

усложнялось явление спектакля - усложнялись и процессы созидания его. Что же такое спектакль, как спектакли создавались, создаются и должны создаваться? В этих вопросах вся и все проблемы театра. Исчерпывающий ответ на них дал бы исчерпывающую теорию и историю театра. Но именно тут, с этого первого и бесспорного в постановке своей вопроса и начинаются все театральные распри. Бесконечно спорен вопрос полного и точного определения спектакля, не менее спорен вопрос качественной оценки его и путей создания хороших спектаклей. Спорен даже вопрос самой возможности определения объективной оценки и путей. Явление, именуемое спектаклем, слишком многообразно по форме и содержанию, слишком велики и противоречивы требования, предъявляемые к нему, чтобы можно было найти полный и удовлетворяющий всех ответ. В этом богатство и мощь театра, в этом же и его слабость. Пробиться через толщу многолетних предрассудков, через туман абстрактных построений и фанатических мечтаний, через паутину консервативных привычек и представлений и взглянуть на предмет непосредственно и без предубеждений - такова наша первая задача и исходная позиция.

Что общего во всех без исключения спектаклях? И что отличает любой спектакль от всех прочих явлений действительности? Какими, следовательно, качествами должен обладать спектакль, чтобы называться им? Б ответах на эти вопросы должен уже содержаться принцип решения следующего вопроса: как создается и как должен создаваться спектакль?

Всё это вопросы "большого масштаба», вопросы эстетико-философские, казалось бы далекие от реального конкретного спектакля и его подготовки. Но вне решения их, всякие рассуждения о театре - при всей их видимой конкретности и практичности - в действительности лишены реального основания. Ведь дело не в отвлеченности в абстрактности самих по себе - в них не только нет ничего порочного, они неизбежны - дело в том, чтобы обобщать действительно существующее, тогда самый факт обобщения может быть только плодотворным. Для совре­менного поколения театроведов характерны враждебная настороженность ко всякам обобщениям и недоверие к логике, которая выглядит у них как «логизирование»; как будто и то и другое порочны сами по себе, а не тогда только, когда в них пропущено необходимое звено или вкралась ошибка; как будто человеческая мысль не сильна именно тем, что способна к обобщениям и оперирует логикой. «Без абстракций никакое мышление невозможно». «От живого созерцания к абстрактному мышлению и от него к практике - таков диалектический путь дознания

истины, познания объективной реальности»¹.


Гл. 1 СОЗИДАНИЕ


«Все искусства начинаются с необходимого».

Гёте.²


^ Роль качеств.

Здравый смысл, логика и опыт с несомненностью показы­вают, что что бы, когда бы и кто бы ни создавал, этот соз­дающий всегда знает, чего он хочет от создаваемого. Созидаемое должно обладать известными и определенными качества­ми, нужными человеку, и только ради этих качеств созидаю­щий трудится. Качества созидаемого, как они формируются в сознании человека, побуждают его а действовать так или иначе, чтобы существующее в сознании стало объективной ре­альностью. Само слово, именующее понятие, выражает совокуп­ность определенных качеств; поэтому, называя словом свой замысел, задачу, намерение, мы тем самым предусматриваем качества. Все создающие что-либо подобны в этом смысле, и бесконечное различие среди них происходит от разнообразия того, что они создают. Ибо качества вещи обуславливают необходимый процесс ее создания. В этом отличие изделий человека от явлений природы, где процесс развития приводит к определенным ре­зультатам вне зависимости от чьей бы то ни было воли, если человек не вмешивается в этот процесс. Это элементарно, азбучно, просто, когда дело идет о простых вещах. Если же дело касается вещей сложных, то и созидание их оказывается до крайности усложненным. Но как бы ни был сложен труд ученого, художника, полководца или общественного деятеля,- и он диктуется, управляется и контролируется качествами того, что каждый из них создает. Тут уж нет прямой, непосредственной а очевидной связи между действиями и качествами результата, итога деятельности. Здесь связь эта иной раз растянута в длинную цепь посредствующих звеньев, непонятных непосвященным. Но чем длиннее эта цепь, тем прочнее необходимо должна быть связь между ее звеньями. Для того, чтобы понять и рационально построить процесс созидания, нужно, прежде всего, ясно и точно знать необходимые качества того, что созидается³.

Значит, учение о театре, его теория, методология и педа­гогика должны опираться на необходимые качества произведения театрального искусства - того, что именуется сценическим об­разом.

Едва-ли нужно доказывать, что элемент стихийности, бессознательности, иногда и в разной степени присутствующей в созидательной деятельности, не может играть в ней сколько-нибудь значительную роль, когда речь идет о человеческой деятельности. Тем более не может он преодолеть основную решающую зако­номерность - именно ту, что потребные человеку качества сози­даемого определяют и способ созидания, и развитие его, и выбор самих созидателей с определенными индивидуальными особенностями⁴. Следовательно, ключ к пониманию природы, истории и метода театра опять-таки лежит в необходимых качествах произведений театрального искусства.

Каковы же эти качества?

^ Первое препятствие.

Не первый взгляд вопрос представляется принципиально и совершенно неразрешимым. Попытка решить его сразу же встречает решительное сопротивление фактов.

Любое совершенное произведение любого искусства, прежде всего, поражает неисчислимым количеством неповторимых прекрасных качеств. Кто, кроме безумца, решится определить и перечислить их? /Только экскурсоводы и критики делают иногда бесплодные попытки.../. Как известно, произведение искусства не может быть полностью объяснено, ибо качества его не могут быть ни перечислены, ни даже определены понятиями, и именно в этом его право на существование, его сила; оно выражается не понятиями, а конкретными образами⁵. В переводе образа на язык понятий всегда ускользает нечто, и в этом нет ничего удивительного, потому что образ - это непосредственная чувственная конкретность, понятие же по самой природе своей есть обобщенность, отвлеченность от единичного⁶.

Но подлинное произведение искусства всегда в то же время и обобщает явления действительности, содержит в себе нечто типическое, общее, обобщенность же, очевидно, не находится в противоречии с понятием.

Если одним из отличительных признаков произведения искусства является его неповторимая чувственная конкретность, то это как раз тот признак, установление которого, как общего и необходимого, наименее практически плодотворно. Ибо какие можно сделать теоретические или практические выводы о созидании неповторимого? О природе неповторимого и необъяснимого? - И, наоборот, тот его признак, что оно всегда обобщает, может служить опорой в определении необходимых признаков художественности, необходимых качеств произведения искусства. Но среди этих признаков и качеств не должен быть забыт и признак неповторимой единичности, то есть то, что в художественность, как таковую, входит невыразимость ее в понятиях.

Неповторимая чувственная конкретность сближает произ­ведения искусства с явлениями природы, не случайно в созер­цании того или другого есть что-то общее.

Но как только человек вмешивается в природу, выращивал цветы, насаждая сады и парки, сама природа приобретает нечто новое, нечто от искусства и в то же время нечто повторяющееся. На всем, что создается человеком, лежит особая печать, особе качество человеческого произведения. Произведения искусства больше всех других творений человека приближаются к природе, но, прежде всего, они - творения человека в ряду других плодов его труда. Именно тут мы и находим точку опоры для преодоления первого препятствия неисчислимости и необъяснимости качеств каждого конкретного художественного произве­дения. Определение необходимых качеств произведения искус­ства может быть плодотворным только, если рассматривать его как результат деятельности человека. Люди создали и создают неисчислимые материальные и духовные ценности, в ряду их - искусство, и нет оснований отгораживать его непроницаемой стеной⁷. Напротив, для того, чтобы основательно выделить, нужно, прежде всего, найти общее, объединяющее, во всем бесконечно разнообразном мире человеческих творений. Это общее лежит в человеческом труде, в развитии уменья создавать в соответствии со своими потребностями.

^ Две группы качеств.

«Соединение совершенно разнородных качеств в одном предмете есть общий закон вещей»⁸.

Всякая вещь обладает качествами, общими с другими вещами, и качествами индивидуальными, ей одной присущими.

По свидетельству Форда, при предельной стандартизации и механизации производства автомобилей, его заводы все же не выпустили двух совершенно тождественных моторов. Каждая без исключения вещь обладает индивидуальными, ей одной присущими, следовательно неповторимыми качествами, но качества эти интересуют человека лишь постольку, поскольку они соприкаса­ется с назначением вещи. Они ни к чему на обязывают в производстве, в создании вещи, если они индифферентны к ее назначению. Ни в производстве, ни в потреблении они могут даже не заме­чаться.

Общие же качества, напротив, находятся в центре внимания, ибо именно они служат удовлетворению определенных по­требностей. Нельзя свое представить человека с абсолютно оригинальными, единственными в своем роде потребностями, по­этому, хотя потребности резных общественных слоев и в разное время и различны, все же в них всегда есть общность и имен­но этой общности в потребностях отвечают общие качества создаваемых человеком вещей. Ведь даже причуды, капризы и са­мые противоестественные «потребности» людей повторяются, и в соответствии им повторяются и качества вещей в определен­ном узком или широком кругу их. Чрезвычайно ярко это проявляется в модах. Потребности изменяются - изменяется содер­жание и количество и общих качеств. Так, оружие, одежда, экипажи в XVIII веке имели одни общие качества, в XIX веке уже другие и в XX веке - опять другие. Качества общие, для определенного круга вещей в одну эпоху, уже не удовлетворяют людей другой эпохи - вещь, как совокупность общих качеств, устаревает и ее назначение выполняет другая вещь, обладающая другими общими качествами. Общие качества изменяются, изменяются и частные, но и те и другие в каждой вещи всегда существуют.

Вопрос развития способа их созидания и их взаимноотносительная ценность в творениях человека - суть первые шаги к определению специфических качеств произведения искусства.

^ Производство качеств.

Когда мы описываем какой-либо предмет, в том числе из­делие человека, мы перечисляем качества этого предмете, на­чиная с самых общих и постепенно суживая круг общности до индивидуальных частных качеств - иначе описание никому не будет понятно. Но полное перечисление частных качеств вооб­ще невозможно, ибо олова, как уже упоминалось, выражают понятия, то есть известную общность. Поэтому невозможно до конца описать и произведение искусства. Эта «недостаточность» языка в других родах человеческой деятельности если и ощуща­ется, то в несоизмеримо меньшей степени, по той простой при­чине, что тут те качества, для которых нет понятия и слова, никого практически не интересуют. Если же они приобретают практический интерес, то немедленно находится для них слово – специальный термин⁹. Появление нового слова символизирует превращение частного качества в общее. Создавая вещь, человек исходит из общественной потребности в ней, то есть из предвидения ее общих качеств или тех, которые по его плану должны, имеют основание - стать общими.

Картина представляется, примерно, такой: первые изделия первобытного человека обладали минимальным количеством общих качеств. Топор – то, чем можно рубить; дом – место, закрытое от врагов и непогоды. Все прочие бесчисленные качества каждого топора и каждого дома были качествами частными и не утруждали первобытного сознания. Единственное общее качество топора отвечало его широкому назначению. Но в трудовом процессе пользования вещью выяснилось, что только определенные частные качества имеют практический положительный синод; тогда, второй раз делая топор, дом или одежду, человек уже предусматривал эти частные качества и создавал их. Тогда частное качество какого-то топора, дома, одежды превращалось в общее качество ряда топоров, домов и одежд. Но, естественно, частных качеств у каждого предмета от этого не становилось меньше и среди них были всегда такие, которые делали этот предмет в какой-то степени более или менее, чем другие, отвечающим человеческим потребностям.

Как ни груба и ни примитивна эта схема, нам сейчас важно не это,- важно, что развитие созидающей деятельности человека и совершенствование его изделий при всей их сложности идет именно этим путем. Путь этот - сознательное превращение человеком частных качеств вещи в общее качество вещей, соответственно своим безгранично растущим потребностям¹⁰.

За многие десятки столетий истории человеческой культуры этот сложнейший процесс, изображенный здесь в виде грубой схемы, привел к тому, что в жизненно важных отраслях человеческой деятельности теперь каждое создание человека содержит в себе грандиозное количество общих качеств. Непосвященный в данную отрасль и не подозревает ни их количества, ни содержания. Нужны многие годы и десятилетия для того только, чтобы знать, и притом в одной лишь отрасли, общие качества создаваемых нашими современниками вещей и соответственно те требования, которым эти вещи должны отвечать. Не потому ли и невозможны сейчас энциклопедисты типа Леонардо и Канта? Неизмеримо увеличился с тех пор объем знаний общих качеств вещей. Современный практический человек, занятый утилитарной, в широком смысле, деятельностью, заинтересован частным качеством предмета только тогда, когда видит целесообразность превращения его в общее качество. Но это доступно в каждой области только специалистам, ученым, изобретателям, совершенствующим вещи и процесс их производства; чтобы вводить в практику новые общие качества, нужно знать уже существующие. Во всех прочих слу­чаях частные качества, как таковые, с практически-утилитарной точки зрения никого и никак не интересуют. Каждый из нас пользуется мебелью, одеждой, пищей, ездит на метро, на поезде, летает на самолете,- в чем из всего этого нас интересует неповторимое, индивидуальное частное?

Если вы хотите окружить себя вещами действительно неповторимыми и при этом дорожите именно их частными, неопределимыми и невыразимыми на языке понятий качествами, то, в той мере, в какой это так, вы уже стоите не на утилитарно-практической точке зрения, а на точке зрения, близкой к эстетической, приближающей вас к искусству. В действительности так оно в большинстве случаев и бывает - нельзя непроходимой стеной разделать «утилитарную» точку зрения от «эстетической». Элементы искусства рассеяны во всем нас окружающем, каждый предмет нашего обхода содержит в себе, пусть ничтожную, но все же крупицу искусства и в разной степени мы все дорожим ими: на галстуке рисунок, на письменном приборе, на переплете книги, на обивке дивана в вагоне, на форме кондуктора, на сервировке стола - рисунок, узор, орнамент.

Пока в нашу задачу не входит отграничение произведения искусства от прочих созданий человека,- напротив, мы ищем то, что объединяет, что необходимо всем произведениям человека. Итак: 1) всякое создание человека содержит в себе общие качества и частные качества; 2) совершенствование в созиданиях идет путем превращения полезных человеку частных качеств в общие; 3) этим путем общие качества сознательно накопляются человеком в вещах; там самым усложняются а совершенствуются сами вещи и, каким образом, они удовлетворяют все большее и большее количество потребностей человека.


^ Гл. 2. ПРОИЗВЕДЕНИЕ ИСКУССТВА


«Всякое произведете искус­ства только потому художественно, что создано по закону необходимо­сти, что в нем нет ничего произвольного, в нем ни одно слово, ни один звук, ни одна черта не может замениться другим словом, другим звуком, другой чертой.

Да не подумают, что мы унич­тожаем этим свободу творчества, нет, этим-то именно и утверждаем ее, потому что свобода есть выс­шая необходимость; и где нет необходимости, там не свобода, а произвол, в котором нет ни разу­ма, ни смысла, ни жизни»¹¹.

/В.Белинский/.


^ О разграничении

Из тех трех заключений, к которым мы пришли, первое, бесспорно, охватывает произведения искусства, распространяясь, впрочем, и на явления природы. Второе и третье - уже вызывают сомнения в применимости их к искусству и его истории. Откуда эти сомнения? Основательны ли они?

Распространенный в свое время конструктивизм и механицизм, упрощающие понимание искусства, упускали из вида его специфику. Художник отождествлялся с конструктором и изобретателем, произведение искусства – с утилитарной конструкцией, творческий процесс - с голым производством, художественное воздействие - с потреблением. С этим вульгарным смешением понятий, с неправомочными обобщениями, современное искусствоведение покончило. Но как реакция, естественно, возникла некая робость в сообщениях вообще. Теперь мы больше ищем различий, чем сходств, подчас упуская из виду, что одно без другого одинаково бесплодно. Мы склонны, прежде всего, верить непосредственному ощущению, говорящему нам, что А не есть Б, и мы склонны упускать из вида черты, общие А и Б, черты, объединяющие их. Такая тенденция неизбежно приводит или к крайнему эмпиризму, или к безграничной спекуляции понятиями, уже утратившими свое конкретное содержание.

Понятие суживает свою общность, когда оно дополняется и сопоставляется с другим понятием; в установлении различий по этому пути можно итти бесконечно, нагромождая определения, характеристики и формулы одна на другую. Но сколько ни громозди их, какие ни придумывай термины - единичное, отличающее, неповторимость так и останутся не выражены, ибо понятие, что с ним ни делай - всегда остается понятием, то есть обобщением того или иного масштаба. Идя по этому пути, целесообразнее сразу же переходить к образу, то есть к искусству. В науке же разделение без обобщения так же, как и обобщение без разделения приводит к сходному результату - к жонглированию словами. В первом случае это туманные нагромождения слов, пытающиеся объяснить непонятное непонятным же; во втором – механистическое дедуцирование. И то и другое одинаково недалеко от средневековой схоластики.

Если вульгарные социологи, конструктивисты и механисты грубо и примитивно обобщали,- это на основание удовлетворяться первым непосредственным ощущением и углублять только различия, игнорируя сходство, когда оно скрыто глубже непосредственного ощущения.

Как бы ни велико было различие между врубелевской «сиренью» и штурмовиком Ильюшина, их неразрывно связывает то, что они - создание человеческого гения, плоды человеческого труда. И «сирень» и штурмовик с их общими и частными каче­ствами оказались возможными только в результате многих тысячелетий человеческого труда, накопившего знания, создавшего современную культуру и средства защищать ее. Общий признак «трудового происхождения» дает все основания ста­вить произведения искусства в единый ряд со всеми созданиями человека и распространять на искусство те общие положения, которые относятся к любой созидательной деятельности человека. Самые общие из этих положений те, что были отме­чены нами выше, то-естъ те, что диктуются логикой всякого сознательного созидания, а именно: совершенствование сози­дания в любой отрасли человеческой деятельности идет соот­ветственно потребностям человека, путем сознательного пре­вращения частных качеств созидаемой вещи в общие качества определенного круга вещей.

Это общее. Но тут же начинается и различие, резко вы­деляющее произведение искусстве из всего разнообразия чело­веческих творений. Различие это опять-таки коренится в са­мой вещи, то есть в ее соответствии своему назначению. В данном случае оно выражается в различии относительных ценностей общих и частных качеств, в том, какую роль играют те и другие в художественном произведении, с одной стороны, и во всех прочих вещах - с другой.

Капля чернил на пере, которым я пишу, имеет частные качества, которые отличают ее от всех капель чернил на всех перьях мира. Что это за качества? Мне это абсолютно безразлично, потому что эта капля не вызывает во мне ни восхищения, ни протеста. В утилитарном, точнее - во внехудожественном создании человека, ценность общих качеств всег­да и неизмеримо выше ценности частных качеств, причем в последнем случае даже само слово ценность звучит натяжкой – эти качества попросту безразличны. Поэтому производство утилита­рных вещей всегда тяготеет к стандартизации, поэтому в этом производство возможно и рационально четкое разделение труда. В тончайшей специализации, в разнообразных видах и формах стандартизации выражается громадное количество накопившихся общих качеств, потребных от утилитарной вещи. Чем больше этих качеств, тем насущнее необходимость делить их созидание между многими людьми. Чем шире это деление, тем строже требование общности каждого определенного качества, ибо универсальность его дает возможность связывать общие качества в новые сочетания, бесконечно разнообразя стандарты. Все это относится утилитарным, внехудожественным вещам, как таким, то есть точнее - к утилитарности, к внехудожественной полезности вещей.

Специализация и стандартизация, вызванные к жизни целесообразностью производства, содействуют его прогрессивному развитию. - Примененные к искусству, они убивают самую душу его.

Абсолютно и категорически несовместимая с искусством стандартизация, очевидно, противоречит тому его назначению, из которого оно возникло и которое его повседневно питает. Но так как нельзя представить себе, чтобы произведение искусства обладало какими-то иными качествами, кроме общих и частных, то остается предположить, что те и другие находятся в нем в ином соотношении ценностей. Относительная ценность этих качеств в произведении искусства диаметрально противоположна той, которую мы наблюдали в утилитарных вещах, опять-таки постольку, поскольку произведение искусства является таковым.

Но если множество внехудожественных вещей содержит в себе крупицу искусства, как уже упоминалось, то и произведения искусства всегда несут в себе элементы внехудожественной целесообразности. Тут, повторяем, нет непроходимой границы. Но в интересах анализа, то есть в данном случае, первого, самого общего различения, мы разграничиваем «утилитарность», то есть внехудожественную полезность или целесообразность, от «художественности», которая также есть полезность и целесообразность, но отвечающая иным человеческим потребностям¹². Поэтому разность этих потребностей обуславливает и различие в соотношении ценностей общих и частных качеств, то есть играет решающую роль в интересующем нас разграничении.


Художественность

Застывшая, точно повторяющаяся форма, шаблон, повторение и даже подражание - как бы ни был прекрасен оригинал или пер­воисточник – всегда сопутствуют снижению художественности. Среди качеств произведения искусства выше всего ценятся качества индивидуальные, частные, единственные в своем роде¹³. Наоборот, общие качества, необходимо присутствующие в любом художественном произведении, всегда ценятся ниже частных. В самых гениальных творениях искусства неповторимая индивидуальность каждого так поражает, захватывает зрителя или слушателя, что общие качества шедевра так же не замечаются в нем, как во внехудожественных вещах остаются незамеченными частные качества.

Это связано с тем, что произведение искусства, если оно совершенно, всегда поражает высочайшей гармоничностью, целе­сообразностью своего строения, стройностью, организованностью, согласованностью частей. Именно тончайшая детализация, многоплановость и делают невозможным полный анализ художественного произведения, о чем мы уже упоминали. В результате любого анализа всегда остается «нечто», не поддающееся расшифровке. Это «нечто» есть частные качества, но они воспринимаются так же, как и целое, то есть как гармоничное, целесообразное, организованное. Остаток этот побуждает вновь и вновь разгадывать себя - и это