Министерство образования и науки Российской Федерации

Российский государственный торгово-экономический университет

Центр исследований православной культуры и традиции

БАЙКОВСКИЙ Константин Юрьевич

МОНОГРАФИЯ

РАЗВИТИЕ КОНЦЕПЦИЙ ЦАРСТВА, СВЯТОСТИ И ВОЙНЫ ЗА ВЕРУ В ТРУДАХ

МОСКОВСКИХ КНИЖНИКОВ XV ВЕКА

На основе кандидатской диссертации, защищенной в Московском государственном открытом педагогическом университете

имени М.А. Шолохова в 2003 г.

Научный руководитель – доктор исторический наук, профессор

Князький Игорь Олегович

Москва. 2010

Оглавление.

Введение __________________________________________________________3.

Глава 1. Становление концепции русского царя в XV веке.

Зарождение идеи русского царя ______________________________________22.

«Царские» полномочия Василия II и Ивана III и их обоснование в источниках __________________________________________________________________48.

Царский титул в официальных церемониях и дипломатических документах второй половины XV века ___________________________________________68.

^ Глава 2. Русская Фиваида и ее осмысление в XV веке.

2.1. Влияние иноческого возрождения на рост и типологию святости _______85.

2.2. Сакрализация монастырей Русской Фиваиды в агиографии __________107.

^ Глава 3. Война за веру в источниках XV века.

3.1. Преодоление «исторического пессимизма» в памятниках Куликовского цикла ___________________________________________________________129.

3.2. «Христолюбивое воинство» на страже Святой Руси _________________147.

Заключение ______________________________________________________165.

Список сокращений при ссылках на источники и литературу ____________170.

Список источников и литературы ____________________________________171. Приложение ______________________________________________________182.

Введение.

В период Московской Руси были сформированы политическая и экономическая системы, свой типический человек и менталитет, отличные от Киевского периода. Но как и почему эти изменения произошли? Почему в Киевской Руси правителей называли великими князьями, а в Московской царями – термином, которому в иностранных языках не подобрали аналога; почему «вдруг» сотни людей уходили в монахи, почему основывались десятки новых монастырей, почему многих русских подвижников начали почитать святыми – не понять, не вжившись в прошлое, не постигнув его идей. Какое место в данной эволюции занимает XV в.? Если мы рассмотрим положение Русского государства в конце XIV и в начале XVI вв., разница будет заметная.

Итак, к концу XIV в. восточные земли Древней Руси находились в зависимости от Орды, причем к тому времени они не были объединены: Тверское, Рязанское и Нижегородско-Суздальское княжества (последнее недолго) были независимы от княжества Владимирского, а Новгородская республика сохраняла фактическую самостоятельность. А к началу XVI в. Московская Русь – суверенное государство, занимающее более половины всей Киевской Руси, с активной внешней политикой, в состав которого уже начали входить земли Литвы и зависеть некоторые земли Орды.

К концу XIV в. правители названных русских княжеств носили титулы великих князей и по этикету были равны между собой. К началу XVI в. правитель Руси задолго до официального принятия титула называет себя царем. Его власть приобретает сакральный характер и частично распространяется на церковь.

В конце XIV в. существовало несколько православных государств, хотя их положение год от года ухудшалось под натиском турок. А к началу XVI в. Русь – единственное значительное независимое православное государство.

К концу XIV в. Русская митрополия входила в состав Константинопольского диоцеза, ее глава утверждался в Византии. К началу XVI в. наша митрополия более полувека самостоятельна, ее глава избирается на Руси.

К концу XIV в. Русская церковь чтила нескольких святых, число которых неуклонно возрастает. В 1547 и 1549 гг. на церковных соборах произойдет крупнейшая в средневековой Руси канонизация, оформившая уникальное явление, названное Г.П. Федотовым^¹ «золотым веком» русской святости.

Во второй половине XIV в. происходит, наконец, оживление культурной жизни Руси после упадка, вызванного Батыевым нашествием. К началу XVI в. мы можем сказать, что позади лучший период русской иконописи, который начался именем Андрея Рублева и завершился именем Дионисия. Резко увеличилось число литературных произведений, Москва стала столицей русского искусства.

В русской литературе после Батыева нашествия преобладала идея искупления грехов и воинского подвига. В первой четверти XVI в. в литературе не нова мысль о Богоизбранности Руси. Страна сравнивается с «Третьим Римом», Москва – с «Новым Константинополем», ее правитель – с наследником византийских василевсов. Переход от осознания греховности (ранее ведь и о гибели Русской земли говорилось) до Богоизбранности грандиозен. Он должен иметь серьезные основания, должен предваряться напряженной работой мысли.

Между всеми названными изменениями лежит XV в. В хронологические рамки диссертации не вошел период первой половины XVI в., в идеологии Московского царства весьма важный. Этот период уже вершина, уже грандиозный итог той работе, что ему предшествовала, и потому задача увидеть эту работу не должна подменяться рассмотрением сложившейся идеологии Московской Руси. Однако в каждой главе по-разному пришлось выйти за нижнюю или верхнюю границу XV в., ибо время историческое, конечно, не совсем то же, что астрономическое. Это связано с необходимостью рассмотреть последние годы этапного правления Ивана III, произведения Иосифа Волоцкого, созданные на рубеже XV-XVI вв., и начальный этап иноческого возрождения – период Сергия Радонежского и митрополита Алексия.

Актуальность исследования обусловлена рядом факторов. Сейчас наша страна находится перед выбором пути своего развития. Если с политикой и экономикой ясности больше, то в идеологии степень совместимости тех или иных идеологических моделей с нашим мировоззрением не всегда учитывается. Впрочем, тема возрождения государственности в Московской Руси за последние два века исследовалась постоянно с самых разных сторон. Но реконструкция мировоззрения этого периода далеко не закончена. В публицистике, некоторых учебниках, да и в сугубо научных работах подчас встречается негативное отношение к Московской Руси^². Однако отрицательная оценка любого исторического периода, эдакий «гордый взгляд иноплеменный», – антикультурный акт, вред которого далеко выходит за рамки «чистой» науки. Выделение положительного содержания в непонятном современному человеку мировоззрении прошлого – долг потомков перед предками. Добавляют актуальности и некоторые факты современной политики, что находят аналогии в XV в.: недавняя попытка создания католических епархий в России напоминает политику униатов после Флорентийской унии, раскол в Украинской православной церкви – разделение Русской митрополии в 1415 и 1458 гг.

Научная новизна и практическая значимость исследования определяется тем, что в монографии впервые рассматриваются истоки коренных положений идеологии Московской Руси за столетие, которые развивались и позже. Новизна также состоит в некоторых частных вопросах: впервые устанавливаются хронологические рамки возникновения идеи русского царя, по-новому рассматриваются титул русских государей (выделяются его варианты) и такой церковно-государственный институт как архиерейский собор с участием великого князя, предлагается авторская классификация монастырского возрождения, исследуется концепция войны за веру. Материалы диссертации могут быть использованы для преподавания истории в вузах (на исторических факультетах – в виде спецкурса) и школе.

Имеющаяся по теме монографии историография может быть разделена на три группы. Первая – это исследования, посвященные важной проблеме идеологии Московской Руси – зарождению концепции русского царства. Осмысление места русского царя в мире, его полномочий начались еще в средние века в трудах Иосифа Волоцкого и старца Филофея, в «Сказании о князьях Владимирских», в письмах Ивана Грозного и Андрея Курбского и других источниках. Глубокое изучение вопроса методами исторической науки характерно для XIX в., когда были опубликованы основные отечественные источники по теме: официальные документы церемониального характера, послания отдельных исторических деятелей (митрополитов, князей, преподобного Иосифа Волоцкого), посвященные осмыслению идеи царства, ряд важных в идеологическом плане развернутых повестей о важнейших событиях в истории Руси. Наиболее значительными исследованиями, основанными на упомянутых документах, представляются монографии М.А. Дьяконова и В.И. Саввы^³. Первый автор определил начальные этапы развития идеи (автокефалия Русской церкви и падение Константинополя), отметил роль Иосифа Волоцкого в создании первого законченного учения о русском царе, присоединил к прочим источникам по идее русского царя дипломатические. Второй же больше внимания уделил византийским истокам идеи русского царя, показав сакральный смысл царской идеи в Византии, воплощение его в церковных полномочиях василевсов, а также рассмотрел историю коронаций русских царей, начиная с первой – коронации внука Ивана III Дмитрия. Главные положения, высказанные в названных работах, за редким исключением, оспорены не были. Уточняются лишь частные вопросы в силу новейших источниковедческих изысканий. Отдельным проблемам византийского влияния посвящены важные исследования дореволюционных историков – Е.В. Барсова, К. Попова, А.В. Горского^⁴ и многих других. Примечательна и работа А. Лакиера об истории царского титула^⁵, по сей день являющаяся самой полной по данному вопросу. Новизна трудов исследователей середины и второй половины XX в. Г.В. Вернадского, И.П. Медведева, Г.А. Острогорского и кн. Д. Оболенского^⁶ состояла в привлечении новых византийских источников для воссоздания системы византийских представлений о царе. Источники эти включают как официальные церковные и юридические документы (Кормчая, «Епанагога»), так и описания фактических церемоний, теоретические работы византийских мыслителей. Изучение этих источников не закончено, византийская концепция царства предстает противоречивой, ряд проблем (например, статус василевсов в структуре церкви) решаются по-разному. Современные историки А.А. Горский, Я.Н. Щапов и В. Водов рассмотрели^⁷ все случаи употребления царского титула в источниках Киевской и Московской Руси. Выявленные статистические закономерности подчеркивают ценность новых обращений к казалось бы хорошо изученным источникам и могут существенно дополнить особенности и эволюцию русских представлений о царе. М. Чернявский, продолжая линию Н.М. Карамзина и «евразийцев» о влиянии ордынского ига на русскую историю, убедительно показал^⁸ на вполне наглядных примерах (иконография, ход коронаций, поминание на литургии) синтез в русском сознании образов хана и василевса – «царей» по тогдашней терминологии. Б.А. Успенский в ряде своих работ^⁹ исследовал идеологические основы царской власти на Руси на базе современного источниковедения, расширил круг вопросов по теме (литургический статус царя, история миропомазания на царство), привлек новый круг источников – западноевропейские дипломатические документы. Это позволило придти к ряду новых выводов по отдельным вопросам проблемы: о влиянии западноевропейского церемониала на православный, об отсутствии миропомазания в церемонии коронации Ивана Грозного, о некоторых особенностях титула русских государей. В целом, проблема истории идеологии русского царства принадлежит к числу широко исследованных. Применительно к событиям XV в. неразработанными вопросами можно назвать, например, точную датировку зарождения идеи русского царя, формирование официального титула, детальное выявление функций царя-василевса, унаследованных московскими государями, степень участия великих князей в архиерейских соборах.

Вторая группа исследований – труды по истории церкви, так или иначе затрагивающие историю иноческого возрождения в Московской Руси. Осмысление этого процесса, начавшегося во второй половине XIV в., было заложено уже в начале XV в. В некоторых источниках (Троицкой летописи и Рогожском летописце, «Житии Сергия Радонежского» Епифания Премудрого) были названы родоначальники движения – митрополит Алексий, Дионисий Суздальский, Сергий Радонежский, была сделана первая классификация иноческой школы преподобного Сергия, который был показан подлинно всенародным святым. В период создания миней митрополитом Макарием, Григорием Тулуповым, Иваном Милютиным и святителем Димитрием Ростовским происходила сверка редакций, создавались новые жития, которые, естественно, являются основными источниками по этой теме. Исследование ее в исторической науке проходило по нескольким направлениям, три из которых сложились в XIX в. Во-первых, иноческое возрождение исследовалось в связи с историей колонизации севера. Во-вторых, исследовались литературные особенности житий святых рассматриваемого периода. Третье направление состояло в попытках классифицировать иноческие школы, выявить статистические закономерности путем подсчета числа и видов (пустынных и городских, северных и в центральных районах страны) обителей, роста святости. Эти направления по-своему свидетельствовали о признании уникальности иноческого возрождения в истории Русской церкви. Всем трем направлениям уделил внимание В.О. Ключевский в ряде работ^¹⁰, особенно в краткой, но исключительно важной речи о Сергии Радонежском. Ему принадлежит приоритет в изучении агиографии как самостоятельного источника, он отметил духовное влияние Сергия Радонежского на поколение победителей Мамая, считая рост иночества свидетельством национального подъема, скрупулезно исследовал численный рост монастырей, соотношение городских и пустынных обителей, значение Троице-Сергиева монастыря в иноческом возрождении, реконструировал этапы колонизации северных земель, как уединенное поселение отходника перерастало в монастырь с приходами, наконец, выделил этапы формирования относительно нового для Древней Руси агиографического жанра в эпоху митрополитов Киприана и Фотия, Пахомия Серба. Работы исследователей конца XIX в. С.В. Ешевского, И.И. Яхонтова, И.С. Некрасова^¹¹ и многих других, кажется, нельзя представить в отрыве от работ В.О. Ключевского. Первый автор, уделив внимание монастырской колонизации Русского севера, высказал мысль о распространении северными монастырями «гражданственности». Второй, почувствовав, что северная часть иноческого возрождения наиболее яркая, более подробно описал ее путем пересказа и анализа житий, с учетом взаимного влияния источников и агиографических заимствований. Третий автор исследовал роль древней агиографии в формировании русского языка, систематизировал ранние редакции древнерусских житий, отметил фактическое почитание подвижников не только до канонизации, но и до написания жития. Существенную роль в исследовании статистических закономерностей «золотого века» русской святости играют труды исследователей канонизации святых^¹² и количественного роста монастырей^¹³. А.Н. Муравьев и М.В. Толстой^¹⁴ «нарисовали» своеобразное «генеалогическое древо» русской святости, выделили ветви и направления^¹⁵. «История Русской церкви» М.В. Толстого^¹⁶ – редкая для историографии XIX в. попытка рассмотреть историю церкви параллельно с историей святых, которой отводится основное место. То же касается названной работы А.Н. Муравьева, пытавшегося воссоздать духовную реальность жизни святых Русского севера^¹⁷. Заметим, что церковные историки в основном писали историю церкви «по митрополитам» и ограничивались изложением политических событий.

Новый этап в изучении «золотого века» русской святости связан с упомянутым трудом Г.П. Федотова «Святые Древней Руси». Это пока лучшая систематизация русских святых. Основываясь на всей полноте агиографического материала, что до него никто не делал, Г.П. Федотов рассмотрел эволюцию типов святости, выделил варианты иноческого делания, попытался описать характеры древнерусских святых, более зримо ввести в историю средневековой Руси личность или хотя бы тип древнерусского человека («иосифлянин», «нестяжатель»), как это пытался сделать А.Н. Муравьев. Тот же автор отметил^¹⁸ недостатки историографии XIX в., за исключением речи В.О. Ключевского, по вопросу изучения истории церкви: в ней нет святых, это история быта и учреждений, подобная хору без героев. Жития часто привлекались как источники политической, социально-экономической, языковедческой информации, но реже рассматривались как самоценные объекты исследования. Даже церковные авторы в научных исследованиях и в многочисленных пересказах житий пропускали целые фрагменты, недооценивая ценность источника, старались дать «рациональное» или политизированное объяснение явлениям духовной жизни.

Историки второй половины XX в. наиболее часто обращались к изучению связи иноческого возрождения на Руси с движением исихастов на Православном востоке.^¹⁹ Из современных исследователей надо выделить лучшего специалиста по данной проблеме И.Ф. Мейендорфа, а также Г.М. Прохорова и Б.М. Клосса^²⁰. Двое последних опубликовали много новых редакций житий, исследовали политическую сторону исихазма, старались найти материальные факты влияния Православного востока на монашеское возрождение на Руси путем изучения биографий подвижников. Г.М. Прохоров, учитывая поправки, стал говорить о «второй волне» колонизации Русского севера. Ему принадлежит первенство в детальном прояснении роли Дионисия Суздальского в возрождении монашества, а также в широком привлечении нового вида источников – трудов восточно-православных исихастов и других отцов церкви, которые активно переводились на Руси в XV в. Б.М. Клосс попытался сформировать свой перечень обителей Русской Фиваиды, убрав монастыри, даты основания которых не упомянуты в источниках. Все же степень разработки данной проблемы следует признать недостаточной. Даже по последнему направлению: активное привлечение переводных источников не всегда приводит к определенным выводам, тот же самый «исихазм» не предстает четко определимым понятием. Мистическая жизнь не постигается научным путем. Как справедливо отмечал В.В. Бычков^²¹, рассуждая об особенностях православной эстетики, подобные вещи не выводятся в сознание на уровень логики. Многие жития до сих пор не опубликованы. Крайне плохо исследованы чудеса святых, а применительно к XV в. мало изучен вопрос о восприятии древнерусскими людьми новых монастырей как центров святости.

В силу сказанного, в третью группу исследований включены основанные на всем комплексе источников важнейшие общие и специальные работы по истории XV в., к которым вынужден обращаться исследователь любого аспекта данного периода для получения представления о месте интересующей проблемы в общем русле истории, для уяснения всей полноты источников по теме. Современные авторы основываются на новейших достижениях источниковедения, кроме того, необходимо знать и взгляды предшественников. Потому выделим наиболее часто упоминаемые в диссертации исследования. Еще Н.М. Карамзин уделил внимание осмыслению^²² эволюции верховной власти московских государей и идеологической эволюции в ее восприятии, отметил и положительно оценил татарское влияние на русскую государственность. А.Е. Пресняков^²³ исследовал процесс собирания власти в руках московских государей, властных ресурсов которых не могут упускать исследователи царской идеологии. Недавно опубликованные работы Г.В. Вернадского^²⁴ по проблеме становления идеологии Московской Руси могут быть отрекомендованы как обобщающие для дореволюционной и русской зарубежной «евразийской» историографии. История внешней политики Руси XV в. наиболее подробно изложена у К.В. Базилевича и А.Л. Хорошкевич^²⁵. Работа А.Н. Насонова^²⁶ об истории татарской политики на Руси интересна заострением внимания на идеологической борьбе, на социальных последствиях Батыева нашествия, авторской оценкой даты окончания ига. Вопросы взаимоотношений с Ордой и освобождения от ее ига обобщили Ю.Г. Алексеев и совсем недавно А.А. Горский^²⁷, дав много новых интерпретаций казалось бы хорошо известных событий. История идеологической борьбы в зачастую предвзятых источниках подробно отражена в наиболее полной по данному периоду источниковедческой работе Я.С. Лурье^²⁸. Монографии Н.С. Борисова об Иване III и Р.Г. Скрынникова о церкви и государстве на Руси^²⁹ обобщают традиционные взгляды на данные проблемы советской историографии с ее строгой привязанностью к источникам. Крупнейшим для исторической науки и для источниковедения событием стал выход в свет монографии Н.В. Синицыной об идее «Третьего Рима»^³⁰, где был подведен итог исследованию данной концепции на основе современного источниковедения, выделены истоки (а они были в XV в.) идеи. Во многом идейным аспектам посвящены исследования в рамках семинара «От Рима к Третьему Риму»^³¹.

Подводя итоги, отметим, что представленный обзор историографии максимально краткий, по ряду конкретных вопросов он подробнее дан в главах. Степень изученности тем глав монографии разная, в целом по теме монографии исследований нет. Не все события XV в. достаточно изучены^³². Например, вопрос об идеологии повестей о военных событиях. Проблема, несмотря на множество исследований отдельных источников, применительно к XV в. мало разработана. Для редкого примера по данной теме можно назвать недавние работы. Эволюции древнерусского сознания от исторического пессимизма к оптимизму после победы над Мамаем посвящены ряд работ М.Н. Громова с соавторами^³³. Важные замечания о развитии религиозных культов ряда праздников и святых в связи с военными событиями в жизни страны содержатся в работе М.Б. Плюхановой^³⁴. И.О. Князький в своей работе «Русь и Степь» подошел^³⁵ к вопросу русско-татарских отношений с точки зрения менталитета русского человека прошлого: противостояние с татарами было продолжением противостояния со Степью, ранее представленной хазарами, печенегами и половцами, что и отразилось в произведениях о борьбе с Ордой. Все это подтверждает необходимость дальнейшего изучения идейных основ Московской Руси.

Источниковую базу монографии можно разбить на четыре группы: первые три – основные источники, четвертая – вспомогательные. Наибольшую по объему информацию содержит крупнейший комплекс письменных источников – летописи. В ходе работы над монографией рассматривались все летописи, созданные в течение XV в. и около него – немногим до и немногим после^³⁶. Для фактического использования наиболее ценны летописи московские и общерусские: Лаврентьевская и Троицкая летописи (в реконструкции М.Д. Приселкова), Рогожский летописец, Симеоновская, Софийская первая двух редакций (до 1418 и до 1508 гг.), Новгородская четвертая летописи, свод 1479 г., ставший основой поздних официальных летописей, а также Никаноровская, Вологодско-Пермская, Ермолинская, Типографская летописи^³⁷. В летописях для темы диссертации важны развернутые осмысления крупнейших событий, данные во включенных в летописи повестях, словах, посланиях различных исторических деятелей. Поскольку объектом исследования является идеология, интерес представляет не только выделение достоверной информации о событиях, но всей полноты мнений о событиях, включая жанровые каноны московских книжников. Летописи – основной источник для первой и третьей глав монографии, так как именно во включенных в летописи произведениях обосновываются претензии правителей Руси на статус царей, описываются военные события. Сюда относятся: основные памятники Куликовского цикла, произведения о Флорентийском соборе^³⁸, повести о борьбе с Ордой и покорении Новгорода, послания митрополитов и Вассиана Рыло, описания церемоний. Но и для второй главы монографии летописи важны – в них содержатся упоминания о крупнейших деятелях монастырского возрождения, основных обителях и, что еще важней, анализ деятельности некоторых из них.

Вторую группу источников составляют жития. Это, прежде всего, источники XV в.^³⁹, посвященные святым второй половины XIV-XV вв.: жития преподобных Сергия Радонежского (редакции Епифания Премудрого и Пахомия Серба), Кирилла Белозерского, Димитрия Прилуцкого, Никона Радонежского, Саввы Вишерского, Варлаама Важского, Дионисия Глушицкого, Григория Пельшемского, Зосимы и Савватия Соловецких (редакция Спиридона-Саввы), Ефросина Псковского, святителей митрополита Алексия (две редакции), Стефана Пермского, Евфимия и Ионы Новгородских, Арсения Тверского, Питирима Пермского, Исидора Юрьевского; а также «Сказание о Спасо-Каменном монастыре»^⁴⁰. В диссертации используются неопубликованные жития святых XV в., написанные в XVI в., и жития святых более раннего периода, созданные в XIV-XV вв., из которых выделим «Житие митрополита Петра» редакции митрополита Киприана^⁴¹. Агиография – основной источник по теме второй главы монографии. Охарактеризовать подход к ней в данной работе можно так же, как и к летописям – важен сам текст, включая заимствования из других житий, жанровые повторения, чудеса. Помимо фактической стороны иноческого возрождения, в житиях лучше всего удается выделить религиозное восприятие деятельности святых агиографами. Минимальная информация о духовном облике подвижников, их почитании учениками и паломниками, отсутствующая в других источниках, дает максимальную возможность реконструировать эти явления.

В качестве третьей группы важных источников могут быть названы договорные грамоты русских князей и Новгорода между собой^⁴² и с иностранными правительствами, а также инструкции послам, их отчеты^⁴³. Следует присоединить сюда послания русских митрополитов и великих князей и их духовные грамоты, грамоты архиерейских соборов русского духовенства и, наконец, послания отдельных лиц, игравших важную роль в истории того времени^⁴⁴. Эти источники, в основном, краткие и потому интересны четкими формулировками, отражающие эволюцию великокняжеского титула и посольского церемониала, внешнеполитические задачи Руси, увеличение числа святых. Послания митрополита Ионы посвящены обоснованию новых полномочий великого князя и, в контексте темы первой главы, могут быть названы первым камнем в фундаменте идеологии Русского царства, куда также относятся «Пасхалия митрополита Зосимы» и послания Иосифа Волоцкого^⁴⁵. Из небольшой группы записок паломников и путешественников^⁴⁶ в диссертации фактически использованы записки игумена Зосимы (1419-1420 гг.) и «Хожение за три моря» Афанасия Никитина (до 1475 г.), ярко характеризующие личности авторов – типических людей своей эпохи, а также воспоминания побывавших на Руси в XV в. венецианцев И. Барбаро и А. Контарини^⁴⁷, которые интересные некоторыми бесценными наблюдениями непредвзятых очевидцев за жизнью средневековой Руси.

Группу вспомогательных источников составляют акты социально-экономического характера^⁴⁸, а также данные искусствоведения, нумизматики и сфрагистики. В соответствии с темой монографии, в ней преобладают письменные источники отечественного происхождения.

На основе обзора имеющихся исследований и источников следует, что целью монографии является комплексный анализ развития в идеологии Московской Руси XV в. концепций царства, святости монастырей и иночества, войны за веру. Эта цель предполагает решение следующих задач:

1) Рассмотреть характер употребления слова «царь» по отношению к русским князьям XV в.

2) Выделить новые полномочия московских государей XV в. применительно к представлениям о полномочиях царя.

3) Раскрыть взаимосвязь новых монастырей Московской Руси с ростом святости и изменением ее типологии в XV в.

4) Показать сакрализацию образа родной земли в сознании людей, проявившуюся в отношении к монастырям, основанным святыми.

5) Выявить связь литературного канона войны за веру с изменившимися представлениями о родине и обязанностях ее защитников.

Объектом исследования является православная идеология Московской Руси XV в., формировавшаяся в среде московских книжников, куда традиционно включаются образованные слои того времени. Несомненно, что эта идеология позже разделялась всем народом. Предмет исследования – переосмысленные в названной среде представления о верховном правителе, иночестве и монастырях, о защите родной земли.

Методологической основой исследования является конкретно-исторический подход к освещению поставленных проблем, раскрытие их в свете документально-достоверных свидетельств прошлого и с позиций современности, с соблюдением принципов историзма, объективности, логики и здравого смысла. Исследуемые в диссертации проблемы^⁴⁹ изучаются на основе сопоставления и комплексного анализа разных видов источников. Проблемы рассматриваются с учетом их эволюции, статистических закономерностей, всех вариантов употребления важнейших терминов, редакций и списков, взглядов древнерусских авторов, с учетом некоторых стереотипов в историографии.

Структура работы состоит из данного введения, трех глав, заключения, списка источников и литературы, приложения. Последняя глава является завершающей, так как новые тенденции в военных повестях Московской Руси взаимосвязаны с сакрализацией образа верховного правителя и ростом святости, ибо статусы правителя и военачальника совпадали, возрастало число русских святых и, следовательно, заступников за Русскую землю.

Blog

Министерство образования и науки Российской Федерации

Содержание